Бакаев А.А. Историография российского революционного терроризма конца XIX

Подождите немного. Документ загружается.

был действительно наследником террористической патологии»^^°. Стали-

низм, в ее интерпретации, преломлялся через личность «бывшего кавказ-

ского бандита»^^\ Основой для такого рода выводов служило смешение ав-

тором природы политического терроризма и государственного террора.

В содержательном отношении А. Гейфман сосредоточилась на рас-

крытии феномена «изнанки» или «накипи» революции. Ею была представ-

лена яркая картина повсеместной ротации в террористические организации

уголовников и психически неуравновешенных лиц. Именно они составили

костяк революционных сил. Так называемое новое поколение русских экс-

тремистов, пришедших на смену народовольческой генерации, характери-

зовалось ею необычайно низким идейным уровнем и почти полным отсут-

ствием политического сознания. «Изнанка революции», в интерпретации

А. Гейфман, оказывалась ее лицевой стороной .

«Многие акты экспроприации, - констатировала А.Гейфман, - были

далеко не бескровными, поскольку в провинции немногие эсеры действи-

тельно пытались сохранить жизни случайных свидетелей. Особой же опас-

ности подвергались лица, которых эсеры считали эксплуататорами. В эту

категорию экстремисты заносили не только землевладельцев, владельцев

магазинов и других собственников, но и тех, кто, не будз^и сам зажиточ-

ным, оказывался препятствием на пути революционеров по долгу службы

у богатых лиц и в полиции. Некоторые эсеры не п];адили и бедняков, иногда

даже грабя и убивая крестьян. Более того, сбывались наихудшие опасения

некоторых лидеров ПСР: многие эсеровские боевики, развращенные час-

тым применением насилия и легкой наживой, и думать забыли о каких-

либо идеалах и целях партии и просто вели распутный образ жизни на

деньги, конфискованные якобы для дела революции»^^^.

^^°См.:Тамже. С. 351-352.

^^^

Там же. С. 354.

^^^

См.: Там

же.

С. 216-249.

123

Цит. по: Гейфман А. Революционный террор в России, 1894-1917.

228

Среди спектра российских оппозиционных партий, утверждала аме-

риканская исследовательница, не нашлось ни одной антитеррористической.

Социал-демократы, как большевистского, так и меньшевистского направ-

ления, осуждая терроризм в теории, активно применяли террористическую

тактику на практике. Теракты в исполнении эсдеков имели в большей сте-

пени прагматическую направленность решения неотложных задач текуще-

го момента, нежели окутанные ореолом романтизма действия эсеровских

боевиков. Даже кадеты, несмотря на все давление со стороны правительст-

венных кругов, категорически отказывались осудить революционный тер-

роризм, тайно сочувствуя боевикам^^"^.

Ярким представителем психологического направления в интерпрета-

ции природы терроризма является А. Гейфман. Террорист в этом понима-

нии есть не носитель какой-то социальной идеи, а персонаж, сублимирую-

щий через теракты собственные психологические комплексы. Внутренняя

мотивация «идейного» террориста репродуцируется А. Гейфман следую-

щим образом: «Люди, обуреваемые жаждой разрушительной обществен-

ной деятельности, зачастую достаточно тонкокожи и уязвимы, чтобы ощу-

щать грубость, грязь, пошлость, уродство и прочие несовершенства окру-

жающего их мира. Даже неисправимым оптимистам, не склонным к ме-

ланхолии и унынию, но обладающим чувствительностью, свойственно ви-

деть и ужасаться порочности и глубоким нравственным (и эстетическим)

изъянам во всем, что их окружает. И, пожалуй, особенно травмирует их то,

что,

вопреки даже самому сильному желанию человека не соприкасаться с

этими отвратительными сторонами жизни, самое существование его в мире

не только постоянно сталкивает его с пороком, но как бы пропитывает им

человека, не умеющего противостоять давлению извне. И вот такой чело-

век, не злодей и не проходимец вовсе, а наоборот, личность с уязвленной

душой, чутко реагирующей на соприкосновение с любым видом уродства,

С. 111-112.

229

приходит к отчаянной мысли о возможности искоренить мировое зло за

счет изменения внешних обстоятельств. В разные эпохи такие рассуждения

поддерживались различными философскими идеями, как бы оформлявши-

ми мировоззрение человека, уже одержимого жаждой обп];ественной дея-

тельности. И, вооружившись схемами, описываюш,ими несовершенство

миропорядка, равно как и пути к его исправлению, такой человек начинает

бороться с социально-политическими, экономическими, религиозными и

прочими устоями, ломая их, чтобы изменить мир по своему вкусу (самому

благородному, естественно) и - для себя. Вместо того чтобы призвать на

помощь мудрость и, быть может, грустную иронию, дабы не заблуждаться

(и не обольщаться) по поводу глубины и уникальности собственных стра-

даний (и... достоинств), вместо того чтобы - как следствие развития само-

оценки и самоиронии - увидеть, наконец, рядом с собой ближнего, заме-

тить с удивлением, что ему (этому отдельному, живому, дышащему челове-

ку, а не абстрактной народной массе) тоже больно и страшно, вместо того

чтобы затем, не унижая его снисходительной жалостью и не самоутвер-

ждаясь за счет его страданий, просто понять, почувствовать его боль, как

если бы она была своя, и, понимая даже, что, может быть, выхода-то и нет

и быть не может, разделить его тоску, - вместо всего этого революционер,

обремененный жаждой спасти мир, забывает и себя, и своего ближнего ра-

ди уже неотделимой от него идеи»^^^.

Советская историография много внимания уделяла борьбе большеви-

ков по разоблачению псевдореволюционной сущности других оппозицион-

ных партий. Западные исследователи, по-видимому, под влиянием анти-

большевистских выступлений представителей левого спектра российской

эмиграции долго полагали, что революционеры ненавидели друг друга так

же,

как ненавидели самодержавие^^^. Со временем тезис об абсолютном

124

Там же. С. 121-174, 285-308.

126

^^^

Там же. С. 7-8.

См.:

Алданов М.А. Азеф. Париж, 1924.

230

внутреннем расколе революционных сил стал пересматриваться. Появи-

лись многочисленные сведения о совместных террористических операци-

ях, организованных боевыми группами различных социалистических пар-

тий. Большой интерес для понимания природы терроризма представляют

межпартийные террористические объединения. В то время когда партий-

ные идеологи обличали друг друга, боевики объединялись. Следовательно,

терроризм имел собственную идеологию и программу, отличную от пар-

тийного канона. Не случайно организатор большевистских боевых групп

Л.Б.

Красин резко критиковал антиэсеровскую кампанию в «Искре», пола-

гая,

что она приносит значительный вред на местах, где террористическая

тт

деятельность ведется совместными усилиями эсдеков и эсеров . Н. Нэй-

марк, вопреки сложившемуся стереотипу, утверждал, что взаимоотноше-

ния между радикалами отличались идеологической гибкостью, терпимо-

стью и взаимопомошью. В тактике объединения усилий на террористиче-

ском поприще он видел идущее от народников «наследие революционного

движения»^"^. М. Мелансон полагал, что когда дело доходило до реши-

тельных действий, к каковым, прежде всего, и относился терроризм, пред-

ставители левых партий забывали о былых разногласиях. Социалисты раз-

личных партий и фракций, писал он, «неформально согласовывали свои

действия и в критические моменты заключали официальные межпартий-

ные соглашения» . Вероятно, в такого рода объединениях не последнюю

роль играли этические мотивы. Участие в терактах предполагало угрозу

смерти для боевиков, а потому отказ от объединенной террористической

операции мог быть воспринят как проявление трусости.

^^^ См.: Леонид Борисович Красин («Никитич»). Годы подполья. М.;

Д., 1928. С. 159.

^^'^

Naimark N.M. Terrorists and Social Democrats. The Russian Revolu-

tionary Movement ender Alexander

III.

Cambridge,

1983.

R 244.

^^^

Melancon

Marching Together!: Left Block Activities in the Russian

Revolutionary. Movement, 1900 to February 1917 // Slavic Review. 1990. № 49

(2).

R 239.

231

при табуизации в СССР темы участия большевиков в организации

террористических актов особое значение приобретают разработки пробле-

мы отношения социал-демократии к терроризму в западной историогра-

фии. Впрочем, и среди западных историков сообщение об организованных

социал-демократами террористических актах были не столь уж часты. Так,

Р.

Вильяме, хотя и уделяет внимание большевистской практике экспро-

приации, обходит молчанием участие большевиков в политических убий-

ствах^^°.

Дж. Л.Х. Кип лишь упоминает о феномене большевистского тер-

роризма, не раскрывая его содержания . Г. Дж. Тобиас рассматривает

официальную позицию Бунда по отношению к терроризму в период,

предшествующий первой русской революции. Правда, практическое уча-

стие бундовцев в террористической деятельности осталось за рамками его

исследования. Бундовский терроризм до настоящего времени остается бе-

лым пятном в историографии революционного терроризма.

Непосредственно теме эсдековского терроризма была посвящена

докторская диссертация Дэвида Алена Ньюэлл а, защищенная в 1981 г. в

Стэнфорде. Однако в ней автор главным образом исследовал терроризм че-

рез призму социал-демократической идеологии, а не практическую дея-

тельность эсдековских боевых организаций . Среди прочих доводов, ис-

пользуемых в пользу терроризма, Д.А. Ньюэлл указывал на рассмотрение

социал-демократами терактов как средства самозащиты от полицейского

произвола, без которых абсолютно ничем не сдерживаемое насилие со сто-

133

роны самодержавного режима переидет все границы .

^^° См.: Williams R.C. The Other Bolsheviks: Lenin and His Critics.

Bloomington, 1986.

'•^' См.: Keep J.L.H. The Rise of Social Democracy in Russia. Oxford,

1963.

См.:

Newell D.A. The Russian Marxist Response To Terrorism: 1878-

1917.

Stanford, 1981.

^^^

См.: Newell D.A. The Russian Marxist Response To Terrorism: 1878-

1917.

Stanford,

1981,

С 308.

232

Террористическая практика как больпгевиков, так и меньшевиков бы-

ла представлена в наиболее развернутом виде А. Гейфман. В отличие от

Д.А. Ньюэлла, она доказывала фактическое расхождение террористической

134

деятельности эсдеков с антитеррористическими идейными установками .

Западная историография была свободна от традиционного для совет-

ской исторической науки лениноцентризма. Согласно Р. Вильямсу, «не Ле-

нин, а Л.Б. Красин начал разрабатывать большевистские планы создания

вооруженных отрядов, способных наносить удары по российскому прави-

тельству в 1905»^^^ Именно усилиями Леонида Борисовича Красина, в ян-

варе 1905 г. при Центральном Комитете была организована «Военно-

техническая группа», функция которой заключалась в координации неле-

гальных действий партии, в том числе по покупке и изготовлению взрыв-

ных устройств. Он сам, утверждал Р. Вильяме, участвовал в проектирова-

нии бомбы.

Согласно гипотезе Р. Пайпса, первоначально Владимир Ульянов со-

стоял в народовольческих кружках и с пиететом относился к революцион-

ной террористической практике. Утверждение М.И. Ульяновой о критике

будущим вождем большевиков тактики, которую пытался реализовать

старший брат народоволец (слова о «другом пути»), американский иссле-

дователь считает недостоверным. Со временем интеллектуальная эволюция

привела В.И. Ульянова к социал-демократам, но определенные симпатии к

народовольческому терроризму, полагает Р. Пайпс, у него сохранились.

Большевики же, отвергая официально террористическую тактику, довольно

часто к ней прибегали^^^.

^^'^ См.: Гейфман А. Революционный террор в России, 1894-1917. С.

121-1174.

^^^

Williams R.C. The Other Bolsheviks: Lenin and His Critics. Blooming-

ton, 1986. R 62.

См.:

Pipes R. The Origins of Bolshevism: The Intellectual Evolution of

Young Lenin // Pipes R. Russia Observed: Collected Essays on Russian and So-

viet History. Boulder- San Francisco - London, 1989. P. 123-149.

233

На исследовании анархистского направления в русском терроризме

специализировался П. Аврич. Особенно широкое распространение, по

оценке исследователя, он получил в западных областях России (главным

образом в Риге, Вильно, Варшаве). Анархистских боевиков, согласно ин-

терпретации П. Аврича, отличала безмотивность при осуществлении те-

рактов. По теории безмотивного терроризма, политическое убийство не

требовало какого бы то ни было обоснования. Принципы безмотивников

предоставляли широкое поле деятельности для экстремистов всех мастей.

Именно ввиду специфической идеологи, писал П. Аврич, анархисты при-

зывали своих адептов бросать бомбы в театры и рестораны, поскольку та-

кие места были созданы специально для увеселения буржуазии, и предста-

137

вители пролетариата их не посещали .

На изучение проблем истории террористических организаций оказа-

ло влияние развитие тендерной историографии. Одним из наиболее излюб-

ленных сюжетов у западных авторов в тематике российского революцион-

ного экстремизма стало участие в террористической деятельности предста-

вительниц слабого пола. Согласно статистике Н. Нэймарка, женщины со-

ставляли почти треть в Боевой организаций эсеров и четверть по россий-

ским террористическим организациями в целом .

Феномен женского терроризма в России в контексте процесса эман-

сипации женщин рассматривала Э. Найт. При существовании многочис-

ленных препон для образовательной, профессиональной и политической

самореализации женщин терроризм как раз являлся той нишей, в которой

они ощущали свой равноправный статус. Дамоклов меч смерти уравнивал

террористов-мужчин и террористок-женщин^^^.

^^^

См.: Avrich

Р.

The Russian

Anarchists.

Princeton, 1967. P. 43, 44, 48.

^^^ См.: Naimark M. Terrorism and the Fall of Imperial Russian. Boston,

1986.

R 5.

См.:

Kjiight A. Female Terrorists in the Russian Socialist Revolution-

ary Party // The Russian Review. 1979. № 38 (2). R 144-145.

234

Особенно, отмечает Э.Найт, политический терроризм привлекал ев-

рейских женщин. По ее подсчетам, они составляли 30% от женской части

партии социалистов-революционеров. Еврейка находилась в гораздо боль-

шем семейном закрепощении, чем русская женщина. Поэтому, полагала Э.

Найт, уход еврейской девушки в террор являлся актом личного освобожде-

ния. Отвергалась одна из фундаментальных основ еврейской тендерной

системы, предписывающей женщине роль матери семейства^"^".

Современный контекст актуализации образа шахидки-смертницы за-

ставляет скорректировать некоторые концептуальные положения, выдвину-

тые Э. Найт. Представительницы исламских террористических организа-

ций менее всего ратуют за социальную эмансипацию женщин. Однако пси-

хологический мотив их самоутверждения посредством участия в терактах в

патриархальной по своему характеру субкультуре представляется очевид-

ным.

Примерно 22% всех террористов-эсеров было в возрасте от 15 до 19

лет, а 45% - от 20 до 24 лет. Возникали террористические организации

школьников. Известны случаи, когда ученики школ и гимназий убивали ре-

акционных учителей, взрывали портреты Николая II, совершали покуше-

ния на полицейских. Но власти не смогли посмотреть на проблему через

призму подростковой психологии, а потому вместо социализации учащих-

ся,

происходила их маргинализация^'^\

Студенческая молодежь выступала в качестве авангардной силы и в

других революциях. Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно обра-

тить внимание на средний возраст руководящего революционного звена.

А.С.

Изгоев ссылался в этом отношении на опыт революции младотурок. В

современном мире находящееся на слз^у исламское движение «Талибан»

даже этимологически восходит к наименованию студентов (талибы - уча-

^^°

См.: Ор. cit. Р. 145-146.

^'^^ См.: Гейфман А. Революционный террор в России, 1894-1917. С.

235

щиеся медресе). Поэтому сам феномен революции должен быть исследо-

ван через призму молодежной девиантологии.

Для советской историографии терроризм как одно из проявлений

классовой борьбы имел социальную природу. Национальный фактор в ге-

незисе террористических организаций нивелировался. Напротив, в запад-

ной историографии национальным мотивам революционного терроризма в

России уделялось весьма пристальное внимание. Э. Найт, Н. Нэймарк, Л.

Шапиро и др. подчеркивали непропорционально большое представитель-

ство в российских террористических организациях выходцев из еврейской

среды. Указывалось, что побудительным мотивом вступления евреев на ни-

ву террористической деятельности являлись не только притеснения со сто-

роны властей, но и авторитарно-нормативный характер бытия замкнутых

иудейских общин^"*^. По еврейским отпрыскам, примкнувшим к революци-

онному движению, правоверные родители-иудеи подчас соблюдали не-

дельный траур - шиву, как по умершим.

Повышенное внимание в западной историографии традиционно уде-

лялось мотиву цареубийства в революционном терроризме. По мнению

Дж.Ф.

Макдэниэла, убийство монарха рассматривалась террористами не

только в политическом, но и в этническом аспекте^"^^. Кровь царя оправды-

вала, по их представлениям, все совершенные на революционной ниве пре-

ступления. Христианское учение об искуплении кровью Христа людской

греховности странным образом преломлялось в идее искупления посредст-

вом убийства помазанника Божьего. А. Гейфман даже утверждала, что ца-

реубийство неизменно являлось центральным пунктом планов всех левых

240-249.

^'^^

См.: Knight А. Female Terrorists in the Russian Socialist Revolution-

ary Party // Russian Review. 1979. April. № 38 (2). P. 146; Naimark N. Terror-

ism and the Fall of Imperial Russia // Terrorism and Political Violence. 1990.

Summer. Vol. N° 2. ?. 4-5, 16; Schapiro L. Russian Studies. New-York, 1988. С

273-285.

^"^^

См.: Mc. Daniel J.F. Political Assasination and Mass Execution: Ter-

236

радикальных организаций. Оно продолжало представлять актуальность на

всем протяжении царствования Николая

П^"^"^.

Определенная лепта была внесена западными историками в историо-

графию киевского теракта 1 сентября 1911 г. Р. Пайпс считал версию о

причастности охранки к убийству П.А. Столыпина несостоятельной. Пре-

мьер-министра и так ожидала скорая отставка, а потому его врагам не было

нужды прибегать к насилию. К тому же Д.Г. Богров мог бы выдать на до-

просе своих сообгцников. Однако сам факт распространения слухов о заго-

воре охранки свидетельствовал, по оценке Р. Пайпса, о «ядоточивой семи-

осфере, царившей в Российской империи перед самой ее кончиной»^'*^.

Долгие годы пугалом западного общества на уровне массового вос-

приятия являлся Комитет государственной безопасности СССР. Поэтому

особой популярностью среди западных историков, специализирующихся

на изз^ении досоветского периода российского прошлого, пользовалась

разработка темы об исторических предшественниках КГБ в императорской

России. Борьба охранных структур с террористическими организациями

служила узловым сюжетом исследовательской работы в данном направле-

нии'^^

Провокаторство среди эсеровских террористов стало предметом изу-

чения израильской исследовательницы Н. Шлейфман. Ею детальнейшим

rorism in Revolutionary Russia, 1878-1938. Michigan U., 1976. P. 89.

^^^

Гейфман A. Революционный террор в России, 1894-1917. С. 26.

^^^

Пайпс Р Русская революция. М., 1994. Ч. 1. С. 214.

^•^^ См.: Daly W. Jonathan. Autocracy under Siege. Security Police and

Opposition in Russia. 1866-1905. Northern Illinois University Press, 1998;

Hingley R. The Russian Secret Policy: Muscovite, Imperial Russian and Soviet

Political Security Operations: 1565-1970. L., 1970; Schneiderman I. Sergej

Zubatov and Revolutionary Marxism. The Struggle for the Working Class in

Tsarist Russia. N.Y., 1976; Schleifman N. Undercover Agents in the Russian

Revolutionary Movment. The SR Party. 1902-1914, London, 1988; Squire PS.

The Department: The Establishment and Practice of the Political Police in the

Russia of Nicholas I.E., 1968; Zukerman F. The Tsarist Secret Police in Russian

Society. 1880-1917. New-York, 1996.

237

Бакаев А.А. Историография российского революционного терроризма конца XIX - начала XX века

Подождите немного. Документ загружается.