Бачинин В.А. Философия права и преступления

Подождите немного. Документ загружается.

альному окружению. Самореализация при этом неотъемлема от умения избегать конфликтов, от

готовности идти навстречу ожиданиям социальной среды, от способности соответствовать требуемым

социальным ролям. Адаптивное поведение носит, как правило, сугубо нормативный характер и не

выходит за пределы господствующих внутри общности поведенческих стереотипов.

Социальное реагирование по адаптивному типу предполагает, что индивид стремится уберечь себя от

каких бы то ни было столкновений с соционормативнои реальностью и потому прилагает активные

усилия к тому, чтобы свести к минимуму возможность возникновения противоречий между собой и

ею. Он видит свою задачу в том, чтобы наладить нейтрально-дружественные отношения с окружением,

превратиться в его составную часть, обеспечив себе тем самым покровительство и защиту с его

стороны. При этом, если окружение живет по законам, далеким от норм нравственности, то адаптивная

позиция человека способна оборачиваться его деградацией как личности. Двусмысленный характер

этой позиции точно подметил К. Юнг, подчеркнувший свойство ее субъекта возвышаться и падать

вместе с той социальной системой, к которой он принадлежит. «Объективные условия, — писал К.

Юнг, — могут быть исторически и пространственно ненормальными... Единичный человек может,

конечно, при этом процветать, но только до тех пор, пока он, со всем его окружением, не погибнет за

прегрешения против общих законов жизни. В этой гибели он должен принять участие с такой же

верностью, с какой прежде он применялся к объективным данным» '.

ДЕЗАДАПТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ

Второй тип социального реагирования — дезадаптив-н ый. Здесь личность отказывается от

приспособительного поведения, от безоговорочного подчинения власти внешних принудительных

обстоятельств. Но отвергнув этот путь, человек еще не совершает окончательного выбора в пользу

позиции нравственной автономии. Он переживает внутренне конфликтное состояние сомнений,

колебаний, раздвоенности, борьбы мотивов. Процесс принятия решения затормаживается, тягостная

пауза длится неопределенное время. Личность как бы застревает перед почти гамлетовской

альтернативой: либо смирение и покорность, либо опасный конфликт, чреватый непредсказуемыми

последствиями.

Острота ситуации заставляет личность включить защитные психологические механизмы, позволяющие

ей пребывать в состоянии, когда окончательный выбор становится до поры до време-

Ют К. Психологические типы. М., 1924, с. 15.

ни как бы не обязателен. Но при этом мало кому удается нейтрализовать тот деструктивный потенциал,

что накапливается в искусственно «замороженном» противоречии и начинает оказывать

неблагоприятное воздействие на личность дезадаптанта.

Социальные психологи считают, что для личности основным признаком дезатаптированности является

«переживание ею длительных внутренних и внешних конфликтов без нахождения психических

механизмов и форм поведения, необходимых для их разрешения» '. А. А. Налчаджян, по мнению

которого, дезадаптивное поведение ведет не к разрешению проблемно-конфликтных ситуаций, а к их

усугублению, выделяет три типа дезадаптивности — устойчивую ситуативную, временную и общую

устойчивую. Они различаются между собой характером протекания и продолжительностью

КОНТРАДАПТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ

Дезадаптивное состояние, когда у личности существенно затрудняется способность к принципиально

важным избирательным предпочтениям, выступает как переходное на пути к третьему типу

социального поведения — контрадаптивному, субъективным основанием которого становится активно

включающийся в деятельность механизм воли.

Контрадаптивное поведение, предполагающее активный бросок личности в самое средоточие

конфликтных отношений, может осуществляться в направлениях всех трех этически возможных

ориентиров — имморального, морального и нравственного.

Имморально-контрадаптивное поведение в конфликте предполагает нарушения не только моральных,

но зачастую и правовых норм. Его субъекты способны для достижения своих целей действовать по

принципу «вседозволенности» и применять любые средства, включая ложь, насилие и т. п. Вот

основные признаки данного типа социального поведения:

- субъекты конфликта действуют как враги, стремящиеся нанести друг другу максимальный урон;

— обе стороны постоянно демонстрируют взаимную агрессивность, воинственность, ригидность;

— негативное отношение к возможностям заключения мирных соглашений и компромиссов;

— тотальное неприятие всего, что исходит от противоположной стороны, нежелание прислушиваться к

рациональным доводам и предложениям противника, если таковые возникают;

Налчаджян А А. Социально-психическая адаптация личности. Ереван, 1988, с. 21.

Там же, с. 22—23.

— стремление победить во что бы то ни стало, достичь господствующего положения и полностью

подчинить своей воле и власти противоположную сторону;

— уверенность каждой стороны в собственной правоте и непогрешимости;

- радикализм в принятии и осуществлении решений, отсутствие чувства меры, готовность начинать

сразу же с самых крайних и решительных мер;

— готовность вести «игру без правил», не соотнося свои действия ни с какими нравственными и

правовыми ограничениями;

— деятельность сторон конфликта носит исключительно деструктивный характер, разрушая

сопредельную социокультурную среду.

Морально-контрадаптивное поведение в конфликте предполагает готовность личности при любых,

даже самых неблагоприятных для нее обстоятельствах, защищать ценности и традиции, отстаивать

интересы своей социальной системы, общности, организации, группы. Человека, стоящего на этих

позициях, отличает решительное нежелание поступаться своими корпоративными пристрастиями,

стремление вести бескомпромиссную борьбу за них, применяя в ней те средства, что вписываются в

нормативный кодекс его общности.

В тех случаях, когда участники конфликта не могут прямо заявлять о своих истинных интересах, они

стремятся найти такие формы борьбы за них, где бы истинные мотивы были декорированы мотивами

подставными. Нередко эту «декоративную» функцию выполняют идеологические мотивы, очень

удобные и даже как бы специально созданные для таких подмен.

Вот характерные черты конфликта, развернувшегося в ценностном регистре морально-

контрадаптивного типа:

— субъекты действуют не как враги, но как соперники, у каждого из которых есть свои частные цели,

преследовать которые они намерены без применения аморальных и противоправных средств;

— ни одна из сторон не стремится к господству над другой, не требует от нее подчинения, а желает

только избежать посягательств на свои интересы;

- в действиях сторон могут доминировать мотивы пользы-выгоды (политической, экономической,

корпоративной, личной и т. п.), руководствуясь которыми, они готовы пойти навстречу

урегулированию конфликтных отношений; при этом компромиссы трактуются как «тактические

уловки», «диалектические хитрости»,

«политические маневры», позволяющие в конечном счете успешнее достичь главных целей;

- конфликт такого рода не разрушает общность, к которой принадлежат обе стороны, а напротив,

служит поддержанию репродуктивного равновесия внутри нее, позволяя ей успешно

самовоспроизводиться.

Нравственно-контрадаптивное поведение в конфликте отличается ориентированностью на высшие

нравственные ценности, стремлением использовать для достижения поставленных целей только те

средства, которые отвечают общечеловеческим, этическим и естественно-правовым критериям'.

Приведем следующие характерные особенности нравственно-контрадаптивного поведения:

— субъект ведет себя как духовно суверенная личность, не подчиняющаяся диктату корпоративных

требований и прислушивающаяся в первую очередь к внутреннему голосу собственной совести;

- субъект совершенно исключает возможность применения им аморальных и противоправных средств,

его действия не выходят за рамки гуманистических норм культуры;

— при любых обстоятельствах он способен относиться к личности противника с должным уважением,

видя в нем равного себе носителя всеобщих, родовых начал;

— это наиболее продуктивная форма конфликтного поведения; ни при каких условиях она не

превращается в источник разрушения ценностей жизни и культуры.

Поскольку в человеке одновременно сосуществуют противоположные стремления — брать и отдавать,

жить для себя и для других, обособиться в автономную единицу и раствориться в «соборности»

социального целого, очевидна неизбежность множества этических затруднений на его жизненном пути.

КОНФЛИКТОЛОГИЯ В. ЛЕФЕВРА

О том, насколько сложны эти затруднения в условиях конфликтных ситуаций, свидетельствуют

исследования В. Лефевра. В книге «Конфликтующие структуры» (1973), посвященной

преимущественно когнитивным вопросам, но вместе с тем представ-

А. А. Богданов писал, что из слияния «человека борьбы» и «человека гармонии» возникает борец за гармонию. «Это тоже

«эстет» по своему идеалу, но не пассивный, а активный, не наслаждающийся готовой гармонией, а усилием осуществляющий

ее в жизни, не тот, который сокрушается, зачем именно ему «суждено восстановить разрушенную связь времен», а тот, который

твердым шагом идет к разрешению этой задачи». (Богданов А. А. Тектология Всеобщая организационная наука. Ч. 2. М., 1989,

с. 65.)

ляющей интерес и для теории морально-правовых конфликтов, В. Лефевр проанализировал ряд

ситуаций, в которых субъект познавательной активности имеет дело с объектом, не уступающим ему в

сложности и к тому же стремящимся уклониться от направленных на него гностических интенций,

намеренно пытающимся ввести контрагента в заблуждение.

Возникает конфликтно-игровое противоборство, где одна сторона наступает, а другая сопротивляется.

Между ними образуется сложнейшая система рефлексивных связей и взаимодействий, многократно и

разнообразно отображенная в сознаниях субъектов.

Конфликтный характер отношений предполагает, что для каждого участника успех зависит от того,

насколько адекватно он способен в мысленных имитациях воссоздавать внутренний мир и логику

рассуждений другой стороны.

Примечательно, что аргументация В. Лефевра строится на исходной уверенности, будто субъектам

конфликта сподручнее взаимодействовать ни на каких иных основаниях, кроме тех, что носят

имморально-антагонистический, неправовой характер.

Итак, задача каждого участника конфликта состоит в том, чтобы предугадать логику поведения

контрагента и успеть нанести ему удар раньше, чем это сделает он. Оба противника руководствуются

прагматическим «принципом максимина», который предполагает умение каждый раз принимать такое

решение, чтобы противник, даже догадавшись о нем и приняв, в свою очередь, лучшее решение, смог

бы нанести все же минимальный урон. При этом основная сложность состоит в том, что противники

чаще всего не обладают абсолютной уверенностью в наилучшем характере принимаемых ими решений

и потому при выборе из нескольких сходных возможных вариантов вынуждены часто подчиняться

воле жребия.

Вот одна из характерных конфликтных ситуаций. Необходимо вообразить двух противников — Икса и

Игрека, вооруженных пистолетами. Тот из них, кто успевает застрелить своего противника, получает

выигрыш, символически обозначенный как «рубль». Победителю при этом не грозит ни моральная, ни

юридическая ответственность. Противники не связаны между собой и принимают решения независимо

друг от друга. Перед каждым встает задача: решить, как ему действовать. Икс рассуждает следующим

образом: «Предположим, я выстрелю; тогда я либо выиграю рубль, либо погибну. Если я не выстрелю,

я наверняка не выиграю рубль, но вероятность моей гибели не станет от этого меньше. Ведь мой

противник принимает решение совершенно независимо... Но противник поведет точно такое же

рассуждение и

тоже нажмет на спусковой крючок. Может быть, если я не нажму на крючок, то и он не нажмет на

крючок... Нет, не проходит, ведь наши решения не связаны. Конечно, нам обоим выгодно не нажимать

на спуск. Это он выведет. Он так и поступит! Ага, я выстрелю и тогда выиграю рубль. Но к такому же

решению придет и он...»' .

Зеркально-синхронно имитируя логику рассуждений противников, строя ее рефлексивно-

симметричным образом, В. Лефевр заводит Икса и Игрека в этически тупиковую ситуацию. Находясь в

плену надежд и страхов, они руководствуются лишь двумя мотивами: первый подчинен инстинкту

самосохранения и нацелен на то, чтобы сберечь собственную жизнь, а второй носит прагматически-

меркантильный характер и ориентирован на денежный выигрыш любой ценой. Оба мотива

имморальны, а сами Икс и Игрек выступают как гетерономные индивиды, которым совершенно

недоступен тот уровень духовности в принятии жизненно важных решений, где начинаются истинная

суверенность духа и нравственная автономия.

Имморальный характер поведения Икса и Игрека подтверждается и тем обстоятельством, что за ними

обоими признается право на любые «обманные движения», интриги, провокации, ложь и т. п., цель

которых — ввести противника в заблуждение и тем самым обеспечить себе выигрыш.

Описанная В. Лефевром ситуация коммуникативно-мотиваци-онного конфликта давно уже привлекала

внимание западных исследователей, специалистов по теории игр, среди которых получила название

«дилеммы узника». Имея свою специфику, она означает затруднительную ситуацию выбора между

двумя в равной степени неприятными возможностями. «Суть любой игры со смешанными мотивами,

— пишет В. А. Соснин в статье «Дилемма узника», — состоит в том, что каждый из игроков стремится

сделать наиболее выгодный для себя выбор, исходя из матрицы возможных выигрышей (суммарный

исход обоих участников отличен от нуля). При этом условно различают два вида контроля, которыми

могут обладать участники игры, — безусловный и поведенческий. Считается, что игрок А обладает

безусловным контролем над игроком В, если любой выбор А влияет на исход игры для игрока В,

независимо от его собственного выбора. Соответственно игрок А обладает поведенческим контролем

над игроком В, если, меняя свое поведение (выбор), А ставит В в такое положение, что последнему

также выгодно изменить свое поведение (выбор). Такое разграничение условно в том смысле, что

игроки могут обладать взаимным безусловным контролем. В этом слу-

Лефевр В А. Конфликтующие структуры. М., 1973, с. 29.

чае посредством безусловного контроля осуществляется (инициируется) и поведенческий

контроль. А. Теккер, теоретик математической теории игр, первый предложил матрицу и объяснил

ее на примере двух заключенных: заключенные помещаются прокурором в отдельные камеры, и

каждому предлагается сделать выбор — признать вину либо отвергнуть ее. Одновременно

прокурор сообщает условия и последствия выборов для каждого из заключенных: 1) если оба не

признают себя виновными, их обоих отпускают; 2) если оба признают себя виновными, оба

получают легкое наказание; 3) если один признает себя виновным, а другой нет, то признавший

вину будет отпущен и награжден, тогда как непризнавший будет сурово осужден.

Представление социального взаимодействия в виде матрицы возможных исходов в модели игр с

ненулевой суммой, особенно модели «дилеммы узника», оказалось весьма удобным инструментом

для описания в абстрактной форме различных типов социальной взаимозависимости'.

Симптоматично, что участники подобных конфликтов находятся во власти логики удвоения,

воспроизводящей в своем сознании собственных «двойников» (Ухтомский А. А.) Результатом

«двоящегося» восприятия становится перенос собственных имморальных ориентации на личность

противника. Индивид не видит перед собой иных возможностей, кроме той, чтобы действовать в

пределах «презумпции имморальности», то есть неверия в нравственность, порядочность,

благородство других индивидов. Сам руководствуясь имморальными соображениями, он убежден

в имморальности других и потому не склонен доверять им. В итоге он видит перед собой только

один выход — приложить все усилия, использовать все возможные, в том числе имморальные,

средства, чтобы победить противника.

Эта ситуационная модель бесперспективна в этическом отношении из-за того, что целиком

строится в рамках антагонистической парадигмы. Но стоит лишь предположить, что ее

участникам доступен выход за ее пределы, в сферу атонально-нравственных, естественно-

правовых отношений, где наивысшие ценности — человеческая жизнь и личность, как прежние

условия конфликтного взаимодействия представились бы абсурдными, а сам поединок

невозможным. И даже если бы контрагенты попытались перевести свои действия (при

недоступности для них высшего, нравственного уровня) в регистр антагональных, то есть вполне

цивилизо-

Соснин В. А. Дилемма узника. — Энциклопедический социологический словарь. М., 1995, с. 178—179.

ванных, конвенциально-компромиссных отношений, конфликт незамедлительно утратил бы значительную

долю своего деструктивного потенциала.

Характерно, что в своих последующих работах В. Лефевр пришел к признанию важности навыков

конвенциально-компромисс-ного поведения в межсубъектных конфликтах. Он формулирует концепцию

двух типов этических систем. В основании каждой находится своя доминирующая форма социального

поведения — конфронтационная или компромиссная. Системы различаются между собой в зависимости от

того, как субъекты относятся к самой возможности компромиссных разрешений конфликтов. В ценностном

контексте первой системы самооценки субъектов возрастают, если они идут на компромиссы. В другой же

системе компромиссы чреваты для индивидов снижением самооценок, а образцовым считается

исключительно бескомпромиссное поведение.

В книге «Фундаментальные структуры человеческой рефлексии» (1990) В. Лефевр рассказывает о том, как

он предложил анкеты двум группам респондентов — американцам и недавним эмигрантам из тогдашнего

СССР. Целью анкетирования было выяснение отношений тех и других к компромиссному и

конфронтационно-му поведению. Среди предложенных вопросов были следующие: «Должен ли достойный

человек в ситуации конфликта с наглецом стремиться к компромиссу?» А также: «Группа террористов

захватила небольшой самолет. Есть возможность их уничтожить, не нанеся ущерба никому из пассажиров.

Другая возможность состоит в том, чтобы сначала предложить террористам сдаться. Руководитель группы

освобождения принял решение не вступать ни в какие переговоры с преступниками. Правильно ли он

поступил?»

Подводя итоги анкетирования, В. Лефевр обнаружил, что большинство американцев одобрили поведение

тех, кто шел на компромисс, а большая часть выходцев из СССР, напротив, хвалила бескомпромиссное

поведение. Полученные данные подтвердили предварительную гипотезу, согласно которой в

цивилизованных сообществах компромиссы одобряются, а в недостаточно цивилизованных предпочитаются

модели бескомпромиссного поведения.

СТРУКТУРА МОРАЛЬНО-ПРАВОВОГО КОНФЛИКТА Чтобы выяснить в морально-правовом конфликте

соотношение имморальных, позитивно-моральных и естественно-нравственных компонентов, необходимо

учитывать сложность его структуры и неоднозначность содержания. Для этого следует выявить следующие

его компоненты:

1) предмет конфликта;

2) непосредственная причина конфликта;

3) субъекты (непосредственные участники) столкновения;

4) внешние социальные детерминанты, воздействующие на субъектов конфликта из сфер макросреды

и непосредственного окружения;

5) мотивы конфликта (истинные, подставные, сублимированные и т. д.);

6) цели субъектов конфликта (ближайшие, отдаленные, конечные);

7) возможные альтернативы поведения каждого из участников конфликта (учитываемые ими и не

учитываемые);

8) конкретные поведенческие акции сторон;

9) средства, применяемые сторонами (имморальные, позитивно-моральные, естественно-

нравственные);

10) конфликтная ситуация в целом как система отношений между субъектами, а также между

предметом конфликта и каждым из субъектов;

11) социальные нормы, регулирующие отношения участников конфликта общественные средства

контроля за развитием конфликтной ситуации;

12) существующие возможности, средства и способы разрешения конфликта;

13) возможные, прогнозируемые последствия конфликта;

14) действительные последствия конфликта. Теоретическая мысль, анализирующая конкретные формы

конфликтов, должна учитывать многообразие их связей с социокультурным контекстом, духовной

атмосферой, ментально-мировоззренческими свойствами участников и их окружения и в соответствии

с ними формировать практические рекомендации.

Отечественный социальный опыт свидетельствует, что в большинстве межсубъектных конфликтов

наиболее распространенной является конфронтационно-антагонизированная модель взаимодействия.

Характерно, что даже исследователи, формулирующие рекомендации участникам конфликтов,

зачастую склонны ориентировать их в первую очередь именно на эту модель взаимодействия,

игнорируя другие. Так, например, в книге Н. В. Крогиуса «Личность в конфликте» предлагались такие

советы: выжидать, демонстрировать ложные цели, концентрировать силы, наносить удары в наиболее

уязвимые места и т. п. '.

Крогиус Н. В. Личность в конфликте. Саратов, 1976, с. 126—140.

Рекомендации такого рода не учитывают, что возможна и другая логика взаимодействия,

апеллирующая к антагональной парадигме и стоящим за ней позитивно-моральным факторам.

Антаго-нальное поведение, в отличие от антагонистического, предполагает способность умело

огибать в коммуникативном потоке опасные рифы чьей-то враждебности и агрессивности. Она

позволяет личности без ущерба для самоуважения и чувства собственного достоинства уходить от

контактов, чреватых деструктивными последствиями.

Общение не может обходиться без противоречий, но без конфликтов конфронтационного типа оно

вполне способно существовать. Для этого от субъектов требуется соответствующий уровень

цивилизованности, умение облекать свои интересы в цивилизованные формы, готовность

соблюдать определенную этическую дистанцию в тоне и стиле общения, использовать

соответствующие психологические, этические и правовые знания.

Одним из характерных воплощений антагональной парадигмы являются социальные нормы

поведенческого этикета. Нормативная природа этикета такова, что он, с одной стороны, не

допускает развития отношений по имморально-антагонистическому варианту, а с другой — не

требует от сторон взаимной любви. Он несет в себе достаточную меру сочетания гибкой

цивилизованной куртуазности с расчетливой коммуникативной прагматикой.

Этикетные нормативы, традиционные поведенческие формулы позволяют сглаживать,

нивелировать остроту возможных противоречий. Являясь превентивным антиконфликтным

средством, они вводят взаимные контакты в конвенциальное русло многочисленных условностей,

предоставляя субъектам возможность продемонстрировать, что они признают нормы данной

социокультурной системы и готовы действовать в соответствии с ее предписаниями и

стандартами, выработанными прежними поколениями и отшлифованными в процессе длительного

употребления. Их использование вносит определенную комфортность в общение и позволяет

субъектам сберегать массу жизненной энергии для продуктивной социальной деятельности.

К сожалению, социальная практика часто не желает считаться ни с какими благими пожеланиями

и жизнь, изобилующая разнообразными конфликтами, начинает напоминать перенасыщенный,

невыносимо горький соляной раствор. Что в таком случае делать теоретикам и практикам?

Очевидно, одним из главных направлений научно-практической деятельности должен стать

вероятностный анализ развития типовых конфликтов во временной перспективе. Изучение

содержания, структуры, динамики разви-