Азадовский М.К. История русской фольклористики

Подождите немного. Документ загружается.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Фольклористика XVIII века.

и т. п. Несмотря на несамостоятельный в основном характер работы, она

является первым опытом свода известных материалов о народных песнях и

обрядах, и в этом ее бесспорный интерес и значение; вместе с тем это было

первое подробное и полное известие о русском фольклоре, появившееся на

одном из западноевропейских языков и ставшее, таким образом, надолго

основным источником для знакомства западноевропейских ученых и

читателей с русской народной словесностью

Но книга Гитри имела еще и другой, более общий смысл —

политический. Она имела задачей рассеять предубеждения, имевшиеся в

Европе, против России и русского народа и показать его кровное родство с

народами европейскими, что и было подчеркнуто почти всеми

рецензентами книги. Автор статьи в «Женевском журнале» писал о ней:

«Это сочинение может рассеять предрассудки, распространяемые

ветреными наблюдателями насчет русского народа, и самым существом

дела поправить наши понятия, составленные по общему поверхностному

знанию вещей... Доселе нас уверяли, что народ, живущий в жестоком

климате и подверженный рабству, где крестьянин, к земле привязанный,

ничего будто бы собственного не имеет, ничего будто бы не может

представив оку философа, кроме уныния, невежества и нищеты и т. д. ...но

наблюдения представляют нам все дело совсем наоборот... Под пасмурным

небом, в климате мерзлом народ одарен чувствительностью: он весел,

проворен, родился музыкантом, страстен к пляске, любит поэзию, игры,

театральные представления точно так же, как и жители мест наиболее

ущедренных дарами природы...» (Цитата приведена в предисловии

переводчика, см. журн. «Маяк», 1844, т. 13, ч. III, стр. 62.) Эта сторона

«Разысканий» Гитри привлекла особое внимание Екатерины; возможно,

что и вся книга в целом была ею инспирирована и Гитри был использован в

тех же целях, какие она преследовала, привлекая Дидро или Гримма; может

быть, не без воздействия со стороны русского посольства, была и

упомянутая рецен-

110

зия в швейцарском издании, недаром там упоминается о «мнимом рабстве

русского народа»; но общее научное значение труда Гитри и его

пропагандистская (по отношению к фольклору) роль в Европе от этого не

меняется.

Сам Гитри на первый план выдвигал общетеоретические интересы,

которые побудили его взяться за предпринятый им труд. Незадолго перед

Якоб фон Штелин, Известия о музыке в России, пер. с немецкого Штерн, под ред., с

предисловием и примечаниями Т. Ливановой («Музыкальное наследство», вып. I, M., 1935,

стр. 94 — 198) и отдельным изданием: Якоб Штелин, Музыка и балет в России XVIII века,

пер. с немецкого и вступительная статья Б. И. Загурского, под ред. и с предисловием Б.

В. Асафьева, изд. «Тритон», Л, 1935. См. также: P. Berkov, Der Academiker Jakob Stählin und

seine Materialen zur Geschichte der russischen Literatur (Germanoslavica, 1934). Статья Штелина

интересна и как одно из ранних упоминаний о составе русской народной поэзии и о

характере народной мелодии (см. «Музыкальное наследство», стр. 111 — 113); особенно

любопытно упоминание в статье Штелина «Легенды о исполине Илье Муравиче» (Riesen

Ilia Murawicz). Штерн переводит: «о великане», что явно неточно; Б. Загурский передает

это место слишком модернизированно: «о богатыре Илье Муровиче». Это упоминание

чрезвычайно важно для истории имени Ильи Муромца, являясь самым ранним

свидетельством его первоначального варианта (Мурович, а не Муромец; см. названный

выше очерк П. Беркова).

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Фольклористика XVIII века.

тем появились знаменитые труды Вильяма Джонса, устанавливающие связи

индийской и европейской мифологии («Asiatic researches», 1784), на

основании которых он устанавливал древнейшие этнические связи этих

народов. Гитри продолжает его наблюдения

и включает в установленный

им ряд сходных явлений и русские материалы. Русские писатели XVIII века

любили говорить о сходстве русских народных песен и мифологических

представлений с греческими, например М. Попов, Н. Львов и др. Гитри

принимает их замечания и дополняет собственными наблюдениями

. Но

вместе с тем он вносит поправку в утверждения русских писателей и

говорит уже не о заимствовании, а в духе Джонса об общности

происхождения, восходящего к временам санскрита. «Если предположить,

что русские, как и прочие европейские народы, произошли с Востока, то

ясно, что и «баснословие» свое они принесли с собой, и это более вероятно,

чем предположение, что все это было заимствовано позже от выходцев из

Греции». Во вставке, сделанной Гитри для несостоявшегося русского

издания, он подкрепляет свои суждения мнением Шлецера,

устанавливавшего единство происхождения из одного источника

греческого, латинского, немецкого и славянского языков.

Таким образом, «Разыскания» Гитри впервые вводили материалы

русского фольклора в круг научных проблем, разрабатываемых

западноевропейской наукой

. Наличие в книге теоретических проблем

придавало еще больший вес и значение политическим задачам, стоявшим

перед автором.

111

В главе, посвященной купальным праздникам, Гитри определенно заявляет о

собственных наблюдениях.

В дополнение к мнению Львова Гитри приводит слова итальянского композитора

Паизиелло, жизшего в 1770 — 1784 гг. в Петербурге. Паизиелло говорил: «В песнях

русских мужиков видно великое искусство и правильность нельзя считать за произведение

случая или невежества»; и, по его мнению, «они заняты у какого-либо древнего народа, в

котором были весьма искусные слагатели» («Маяк», т. 13, стр. 99). Эта цитата

заимствована Гитри из предисловия Львова к первому изданию сборника Прача, но

приведена в измененном виде. В передаче Львова Паизиелло ничего не говорил о

заимствовании, но лишь о том, что такие произведения не могут случайным творением

простых людей», и «полагал оные произведением искусных музыкальных сочинителей». О

подражании же и заимствовании говорил уже сам Львов, и Гитри в своей передаче

объединил высказывания Паизиелло и сделанный из них Львовым вывод.

Книга Гитри послужила источником для многих сочинений о России и ее народной

поэзии; так, например, в 1809 г. вышло любопытное двухтомное описание путешествия по

России итальянца Доминичи. Русский перевод вышел в 1824 — 1825 гг.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

ГЛАВА II.

ПРОБЛЕМА ФОЛЬКЛОРА В ЛИТЕРАТУРНО-ОБЩЕСТВЕННОЙ

БОРЬБЕ ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX ВЕКА

§ 1. XVIII век еще не создал науки о фольклоре, но уже вплотную

подошел к этой задаче и создал необходимые предпосылки для ее

разрешения. В XVIII веке был накоплен уже значительный фактический

материал и выдвинуты основные проблемы, ставшие надолго в центре

дальнейших фольклористических изучений и исследований. Эти основные

проблемы можно свести к следующим: вопрос о необходимости

интенсивного собирания разнообразных памятников народного творчества;

место и роль фольклора в создании национальной литературы и значение

его в построении национальной истории и познании национального

характера. Наконец, фольклористика XVIII века уже поставила вопрос о

месте русской народной поэзии среди других памятников мирового

творчества и об органических связях между ними. В связи с проблемой

исторического значения фольклорных памятников был с достаточной

остротой поставлен вопрос и о методе их собирания и публикации.

Для предыдущей эпохи и начала XVIII века характерен стихийный

интерес к фольклору, о чем свидетельствуют многочисленные рукописные

песенники, записи былин, сборники пословиц и т. п. В конце века уже

намечается стремление овладеть этой стихией, разобраться в потоке

рукописной литературы и установить критерии отбора и оценки. Первым

этапом этого процесса является выход фольклора из социальных низов и

ввод его в «большую литературу».

Вторым шагом — сознательное собирательство. Чулков, отчасти Попов

и Трутовский идут еще по следам рукописных песенников; Прач — Львов

выступают уже как собиратели в узком смысле этого слова, и рядом с ними

появляются первые исследователи, требующие внесения научных методов в

дело собирания

112

и издания памятников фольклора. Первым выдвигает такие требования

Татищев; за ним следуют Миллер, Новиков. Меняется и самое отношение к

народной поэзии. Просветильское отношение к фольклору как к остаткам

невежественной старины или как к проявлению народного бескультурья

уступает место признанию его эстетического и этического значения и

совершенства. Народные певцы в изображении Болтина представлялись

темными и невежественными бродягами, увеселителями черни на ярмарках

и базарах; трогательный и величавый образ народного певца,

зарисованный одновременно Радищевым, знаменовал уже новое понимание

народной поэзии, ее характера и смысла, ее литературного и общественного

значения. Труд Болтина, в котором находятся строки о народных певцах,

вышел почти одновременно с «Путешествием» Радищева, но Болтин

относится еще к той полосе просветительской мысли, которая уже

преодолевалась и в России и в Западной Европе. В конце XVIII века уже

повсеместно вырабатывалось новое отношение к народным массам и новое

понимание их роли в истории. С этим связано и повышение внимания к

народной поэзии, которая во вторую половину века становится в центре

литературных и научных интересов. В странах Западной Европы этот

процесс нашел наиболее яркое выражение в английской литературе, что в

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

первую очередь объясняется условиями исторического развития Англии. В

середине XVIII века в ряде стран Европы уже обозначались противоречия

буржуазного общества.

В каждой стране этот процесс протекал по-своему: в Англии он

проявился и раньше и острее, что было результатом промышленной

революции XVIII века, «обострившей эти противоречия до крайней

степени»

. Революция 1789 г., вызвавшая к жизни новые общественные

формы, еще более усилила и обострила эти противоречия.

Просветительский оптимизм разума, пишет В. М. Жирмунский, уже

поколеблен, идеи буржуазного прогресса вызывают недоверие широких

демократических масс, которым этот процесс угрожает лишь новыми, более

тяжелыми формами эксплуатации.

Все это обусловило перелом в мировоззрении общества и вызвало

появление и новых литературных форм, и новой эстетики. Так возникло

западноевропейское преромантическое движение, во главе которого шли

английские писатели и ученые.

В центре этого нового литературного движения — протест против

эстетики классицизма и против рационалистических тенденций века.

Авторитет классицизма падает: место античной мифологии занимает

мифология северных племен, рядом с Гомером появляются образы древних

северных скальдов и шотландских бардов, а вместе с тем появляется

интерес и к разнообразным формам народной поэзии. На смену литературе

классицизма

113

приходят чувствительные романы Ричардсона; интерес к родной старине

проявляется не только в литературе, но и в науке, где одновременно

усиливается интерес к мировому народному творчеству и его значению в

жизни народов. Филолог Томас Вартон (Th. Warton) ставит вопрос о

народных корнях старинной английской поэзии, подготовляя тем самым

почву для дальнейшего изучения народной поэзии и народной культуры;

еще далее идут в этом направлении Роберт Лоут (R. Lowth) и Роберт Вуд

(R. Wood), которые совершенно по-новому подходят к поэмам Гомера и к

поэзии Библии

В диссертации Лоута (1753) о священной поэзии евреев («De sacra poesi

Hebraeorum Praelectiones...») Ветхий завет сравнивается с гомеровским

эпосом; а в 1769 г. выходит замечательное рассуждение Вуда о гомеровской

поэзии — «Опыт об оригинальном гении и творениях Гомера» («Essay on

the original genius and Writings of Homer»), в котором автор утверждает

примитивно-народный характер поэзии Гомера и сопоставляет последнего

с народными певцами типа средневековых менестрелей, которые как раз в

эти годы стояли в центре литературных интересов (Макферсон, Перси; к

ним можно еще присоединить Эванса, выпустившего в 1764 г. книгу о

валлийских бардах, и т. д.).

В 1763 г. появился трактат Джона Броуна (D. Brown) о поэзии и музыке

(«Dissertation on the rise, union and power, the progressians, separations and

«История английской литературы», изд. Академии наук, т. 1, вып. 2, стр. 564.

См. P. Van Tieghem, Le prйromantisme, P., 1924; pp. 34 — 42; также В. Жирмунский,

цит. сочинение, стр. 572 — 574.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

corruptions of Poetry and Music») , в котором была впервые намечена

гипотеза о первобытном синкретизме искусства

В этом потоке филологической и исторической литературы особенно

важно значение книги Вуда, наиболее четко устанавливавшего понимание

гомеровского эпоса как народного творчества.

В это время появляются и многочисленные сборники народных преданий

и баллад, начало которым положил еще в первые годы века

«родоначальник простонародного течения» в шотландской литературе

Аллан Рамзэй («Scotts Songs» — «Шотландские песни», 1719), и возникает

ставшая всемирно знаменитой подделка Макферсона.

Большая часть этих сборников, также как и у нас, была вызвана к жизни

не столько подлинным интересом к народной поэзии, сколько спросом на

песню. Это были своего рода песенники, — что позволяет проводить

аналогию между ними и нашими рукописными и печатными песенниками

XVIII века. Не случайно некоторые сборники являются анонимными.

Точно так же, как и у нас, в этих сборниках перемешаны произведения

фольклора с литературными текстами; точно так же и составители считали

114

возможным и необходимым различные стилистические изменения и

исправления, литературную обработку и т. д. Наибольшую среди них

известность и популярность — не только в Англии, но всех странах

Европы, в том числе и в России — получил вышедший в 1765 г. сборник

Томаса Перси «Памятники старинной английской поэзии...» («Reliques of

ancient english poetry.»

). В основе этого издания лежит найденный Перси

рукописный сборник песен и баллад, составленный в середине XVII века, к

которому он присоединил различные тексты из других сборников и

несколько современных стихотворений. Издание было сопровождено тремя

статьями, являющимися учеными разысканиями по различным вопросам

старинной английской литературы, — из них особенно была важна по

сыгранной ею роли в истории европейской фольклористики статья о

старинных певцах-поэтах («Опыт о древних английских менестрелях»), в

которых он видел прямых и подлинных наследников древних певцов,

народных бардов.

Однако, несмотря на эти прибавления, сборник Перси ни в коем случае

не являлся ученым изданием: Перси подверг свои источники очень сильной

литературной обработке, стремясь как можно более приблизить суровое и

простое творчество старой баллады к современному ему стилю. Он

упрощал запутанные сюжеты, вносил ясность там, где сюжет представлялся

неясным, рационализировал сказочные моменты и т. п. Под его пером

старинные баллады совершенно утратили свои суровые очертания и

получили не свойственные им черты галантности и сентиментальности;

наконец, во многих случаях он внес различные морализующие сентенции,

которых не было в подлиннике.

См. М. П. Алексеев, Английский трактат XVIII века о поэзии и музыке, «Ученые записки

ЛГУ», № 46. Серия филологических наук, № 3. Л.. 1939. № 3, Л., 1939.

Точное заглавие: «Reliques of ancient english Poetry: consisting of old heroic ballads, songs and

other pieces of our earlier poets (chiefly of the lyric kind) together with some few of later dates».

(«Памятники старинной некой поэзии, состоящие из старых героических баллад, песен и

других произведений наших ранних поэтов (главным образом лирических) вместе с

немногими более позднего времени».)

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

Рядом со сборником Перси, значительно превосходя его по влиянию,

стоят сборники шотландских песнопений Джемса Макферсона (1736 —

1796), литературная деятельность которого явилась кульминационным

пунктом в истории английского преромантизма и составила эпоху в

истории мировой литературы, создав в ней определенное течение, известное

под именем оссианизма. «Оссианизм» сыграл и большую роль в истории

изучения народной поэзии.

Джемс Макферсон, поэт и литератор, был скромным любителем

народной поэзии и собирателем старинных рукописей; особенно

интересовался он старинными балладами; на основе собранных им

материалов он уже в 1760 г. опубликовал сборник семи текстов — перевод

старинных песен, которые, по его утверждению, он слышал и записал в

горной Шотландии. Сбор-

115

ник носил заглавие: «Отрывки старинных поэм, собранных в горных

местностях Шотландии и переведенных с гаэльского языка» («Fragments of

ancient Poetry, collected in the Highlands of Scotland, and translated from the

galic or Erse language»).

Вслед за этим сборником, сразу же обратившим на себя всеобщее

внимание, последовал ряд новых: в 1761 г. появился «Фингал» — древняя

эпическая поэма в шести книгах с приложением нескольких других поэм,

сложенных Оссианом, сыном Фингала, и переведенных с гаэльского языка

Джемсом Макферсоном; в 1763 г. — «Темора» — древняя поэма в восьми

книгах, и, наконец, в 1765 г. одновременно со сборником Перси, появился

полный корпус этих поэм, объединенных в одно целое под заглавием:

«Сочинения Оссиана, сына Фингала» («The works of Ossian, the Son of

Fingal»).

Публикации предшествовало два «рассуждения»: одно, написанное

самим Макферсоном, а другое — ученым-историком Блером, в которых

освещалось литературное и историческое значение приведенных в сборнике

поэм.

Успех оссиановских поэм был совершенно исключительным: не было

страны и не было литературы, которая не испытала бы на себе обаяния

оссиановских образов: в числе крупнейших мировых писателей,

переживших в той или иной мере культ Оссиана, можно назвать Пушкина,

Байрона, Гете; в числе страстных поклонников Оссиана был в молодости и

Суворов.

Очень рано начались у нас и переводы оссиановских поэм, хотя большей

частью они делались не с подлинника, а с французского; с французского

языка сделан и знаменитый перевод Е. Кострова (1792); одним из первых

переводчиков и популяризаторов Оссиана был Карамзин, которому

принадлежит и первый очерк характеристики поэм и их происхождения

(«Московский журнал», 1791, ч. II, кн. 2); из карамзинского круга вышел и

первый цельный перевод оссиановских песен («Поэмы древних бардов»,

перевод А. Д., СПБ, 1788

До 1788 г. существовали только переводы отдельных песен; данный перевод выполнен с

французского издания («Choix de contes et de poйsies erses», Amsterdam, 1772) и принадлежит,

как это установил В. И. Маслов («Оссиан в России», Л., 1928), А. И. Дмитриеву, брату

поэта-баснописца И. И. Дмитриева. Полный перечень русских переводов Оссиана см. в

названной выше брошюре В. И. Маслова.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

Вместе с Оссианом в русскую литературу проник и интерес к северной

мифологии, ставшей рядом или сменившей мифологию античную. Ряд

статей о литературе и мифологии северных народов Европы появился в

различных периодических изданиях, появились также переводы английских

баллад. Намек на это увлечение сохранился в известных строках Пушкина о

Ленском, читавшем Онегину «отрывки северных поэм»

116

Нет надобности останавливаться на общеизвестном вопросе

подлинности макферсоновских публикаций. В настоящее время он может

считаться уже вполне выясненным. Макферсон ни в коей мере не был

ученым собирателем или публикатором; в своих сборниках он является

поэтом, создававшим свои произведения на основе известных ему

фольклорных образцов, с которыми он обращался, однако, совершенно

свободно. В основе его поэм лежат мотивы и образы кельтского эпоса,

сохранившиеся в народных шотландских и ирландских преданиях. Он

использовал собственные имена народных баллад, использовал некоторые

сюжеты, заимствовал некоторые образы, но в целом обработка,

романтические пейзажи, поэтические олицетворения стихий,

сентиментальные образы и особенно величавые фигуры бардов, — все это

создано самим Макферсоном. В качестве источников он использовал также

некоторые элементы Библии и поэм Гомера. Выяснилось это окончательно

только к середине XIX века; в конце XVIII и начале XIX века народное

происхождение «Оссиана» было общим местом и литературной критики и

науки; голоса же отдельных скептиков совершенно терялись в море

всеобщего энтузиазма. Так, например, безусловно верил в подлинность

Оссиана Гоголь, что отразилось и на его суждениях о народной поэзии.

Особенно же ощутимо было воздействие «Оссиановых поэм» в области

изучения народной поэзии; здесь они произвели целый переворот и

значительно содействовали дальнейшему развитию теоретической мысли в

этой сфере. Оссиан сразу же встал в один ряд с Гомером и даже более

того — вытеснил его. Образ кельтского барда — величавая фигура слепца,

руководимого молодой женщиной, седые волосы которого беспорядочно

развеваются ветром и который на мшистом камне, под тенью могучего дуба

воспевает деяния великих предков под аккомпанемент арфы в руках его

спутницы, — стал символом народных певцов и в поэзии и в науке. В

оссиановском одеянии стали изображаться и все национальные певцы; так,

в оссиановских тонах обрисован образ певца, поющего духовный стих об

Алексее — человеке божием у Радищева; в оссиановских очертаниях

воспринимался к образ Баяна в «Слове о полку Игореве», как, впрочем,

воспринималось и все «Слово...» в целом. Первый высказал мысль о связи

«Слова...» с оссиановской поэзией Державин (в «Рассуждении о лирической

поэзии»); Е. Болховитинов сближал с Оссианом и тексты из сборника

Кирши Данилова.

Ю. Н. Тынянов считал, что под «северными поэмами, которых не понимал Онегин,

нужно разуметь «поэмы, в которых воспеваются северные герои», т. е. поэмы Шаплена,

Шихматова, а затем поэмы северных поэтов, Мильтона и Клопштока (Ю. Тынянов,

Пушкин и Кюхельбекер, «Литературное наследство», № 16 — 18, М., 1934, стр. 366). Это

объяснение предается нам слишком натянутым; термин «северные поэмы» в первой

половине века имел совершенно определенный смысл и применялся к песням Оссиана и к

мифологическим скандинавским сказаниям.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

К постановке вопросов о народной культуре и в частности о народной

поэзии постепенно подходила и просветительская

117

философия, выдвинувшая в лице французских философов XVIII века

кардинальные проблемы социального характера. Исследование вопросов

исторического становления общества, выяснение смысла и значения

различных социальных институтов заставляло поставить вопросы о роли

традиций в истории общества, о роли народных обычаев в жизни народа,

об основных элементах народного характера. В развитии европейских

этнографических изучений важными факторами явились учение Монтескье

о роли климата в образовании национального характера, учение Вольтера

«о духе и нравах народов», теория Кондорсэ о различных типах

национальных культур и особенно воззрения Руссо на народную жизнь и

народную поэзию

Руссоизм был одним из самых могучих течений в европейской

литературе во вторую половину XVIII века, но его влияние шло разными

путями, и европейский руссоизм предстает в различных очертаниях и в

разной интерпретации. По большей части идеи Руссо воспринимались

чисто формально в их только внешней оболочке. Ретроспективная утопия

Руссо была острым орудием социальной критики, направленной против

современной цивилизации классового общества, основанного на частной

собственности. Однако политическая сторона этой революционной

критики не всегда находила достаточный отклик, а часто сознательно

затушевывалась или игнорировалась. Не всегда получали должное развитие

и идеи Руссо о народе и сущности народной жизни. Руссо выступает как

провозвестник народных добродетелей и народной нравственности: в

народе заложены идеи социальной справедливости, и в нем скрыта

сущность национальной жизни. «Деревня представляет собою страну, а ее

население составляет нацию». Отсюда у Руссо протест против городской

культуры, против цивилизации как формы порабощения; близки были к

нему «штюрмеры», но их «бунтарство» носило индивидуалистический

характер, было оторвано от широких народных масс, и потому они не

смогли подняться до подлинно революционной сущности учения Руссо.

Принципиальную сторону идей Руссо сумел оценить и развить далее

Гердер (1744 — 1803), сочетая их с тенденциями, шедшими из английской

преромантической литературы и идеями Вико, книга которого

принадлежала, как вскрыли новейшие исследователи, к числу важнейших и

основных источников его концепции. Как формулирует В. М. Жирмунский,

Гердер интерпретирует

118

Вопрос о значении энциклопедистов в развитии мировой этнографии и фольклористики

очень слабо освещен как в русской, так и в западноевропейской науке. Здесь можно

указать лишь богатые материалом, но чисто описательного характера очерки G. Hervй о

Монтескье («Revue de L’йcole d’Antropologie», 1907), о Вольтере (ibid., P., 1908) и крайне

поверхностные очерки A. Van-Gennep «La mйthode ethnographique en France an XVIII siиcle»

(A. Van-Gennep Religion, moeurs et legendes. Essais d’éthnographie et de linguistique. Serie V, p. I,

1914).

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

идеи Руссо с демократических позиций: «Как руссоист, Гердер выступает

одновременно и с критикой современной рассудочной цивилизации

классового общества и искусства господствующих классов и его сословной

ограниченности. Отрицая буржуазный прогресс, он вместе с Руссо ищет

непосредственного выражения «природы» и подлинного «чувства» в

остатках первобытной культуры и в творчестве патриархальных масс, не

затронутых разлагающим влиянием современной цивилизации». Эти

позиции обусловили интерес Гердера к вопросам народной поэзии.

Впервые о народной поэзии Гердер говорит в своих «фрагментах»

(«Фрагменты о новой немецкой литературе»

), а также в статьях о

происхождении языка

. Он призывает здесь к широкому собиранию и

изучению народно-поэтических памятников, которые рассматривает как

памятник древней и истинно народной поэзии.

Перси еще не понимал сущности народной поэзии и в старых балладах

видел лишь образцы произведений древних авторов (подобно тому как

первые издатели сборника Кирши Данилова видели в нем только «древние

стихотворения»). На свой сборник Перси смотрел не как на собрание,

народных песен, но как на «антологию английской поэзии от самых

древних времен». Подлинное значение сборника Перси раскрыл только

Гердер; он истолковал старые английские баллады и оссиановские песни

как памятники народной поэзии. Оссиан и Гомер для него в равной степени

народные поэты

Гердер формулирует основные этапы в истории развития человеческой

речи и, предвосхищая выводы позднейших ученых, сближает историю

языка и историю поэзии. Он различает язык культурных народов и «язык

народов первобытных»; в последнем — в его образности, эмоциональности,

силе — он видит язык истинной поэзии. Песни Гомера и Оссиана,

европейские народные песни он сопоставляет с песнями американских

дикарей, усматривая в них ту же естественность, непосредственность и

необычайную энергию. Все эти мысли и сопоставления были необычайно

новы и оригинальны. Несмотря на то что отдельные замечания и

наблюдения в этой области высказывались и до Гердера, никто, кроме него,

так широко еще не ставил вопрос о народной поэзии. Гердер сумел

включить ее в историческую

119

перспективу и с этой точки зрения осветить ее литературное, историческое,

нравственное значение и особенно ее значение для национальной

литературы. Так, например, низкий уровень современной ему немецкой

поэзии он объяснял исключительной отдаленностью и отчужденностью от

народных истоков.

«Fragmente zur Deutschen Literatur», 1766 — 1768.

«Uber den Ursprung der Sprache» (1772).

Главнейшие статьи Гердера, в которых он говорит о народной поэзии, помимо

названных выше «фрагментов»: «Извлечение из переписки об Оссиане и о песнях древних

народов («Auszug aus einem Briefwechsel über Ossian und die Lieder alter Völker», 1773); («Von

Deutscher Art und Kunst», Hamburg,1773) «О немецкой жизни и искусстве». О Шекспире

(Schakespeare, 1773), особенно статья «О сходстве между средневековой поэзией,

английской и немецкой, и о выводах, к которым приводит это сходство» («Von Ähnlichkeit

der mittlern englischen und deutschen Dichtkunst, nebst Verschiedenem, das daraus folget» (1777} и

предисловие «Vorrede zu den Volksliedern» (1778).

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

В отличие от позднейших немецких деятелей в области фольклора

Гердеру был чужд шовинистический национализм; он был ярый враг

пруссачества, а его интерес к фольклору носит интернациональный

характер. Он одинаково ценит все народное творчество, в целом:

привлекает песни всех народов, в том числе и так называемых «диких».

Родившись в Восточной Пруссии, Гердер, однако, почти всю жизнь (с

1764 г.) провел в Лифляндии, находясь в теснейшем общении с русской

культурой, что сказалось и в его оценках России, к которой он относился

восторженно. Он противопоставлял Россию состарившейся Европе, она

одна среди европейских стран казалась ему юношески здоровой; он видел и

предчувствовал в ней дух новой культуры, который должен возникнуть на

востоке, а оттуда перейти в Европу, погруженную в усыпление, и подчинить

ее своему господству (Р. Гайм, Гердер. Его жизнь и сочинения, т. I,

стр. 365 — 386).

Одним из любимых героев Гердера был Петр Великий, и он даже

предполагал создать в честь его хвалебную песню. Он очень добивался

русских песен для своего сборника; ему не удалось получить их, но зато он

ознакомился с украинскими думами, и они привели его в восторг.

«Украина, — предсказывал он, — сделается новой Грецией: прекрасное

небо, под которым живет тамошний народ, веселый нрав этого народа, его

природные музыкальные способности, его плодоносная почва разом

окажут свое благодетельное влияние». Огромный интерес проявлял Гердер

к славянским песням и преданиям, подчеркивая неоднократно значение

славянских стран и их культуры в историческом прогрессе и предсказывая

им блестящую будущность

Под влиянием сборника Перси Гердер задумывает издать аналогичный

сборник на материале немецкого фольклора. Но в процессе работы он

отходит от своего первоначального замысла и включает в сборник наряду с

немецкими песнями песни шотландцев, испанцев, итальянцев, французов,

литовцев, сербов, эстов, лопарей, татар, вендов и других народов. Этот

сборник под названием «Народные песни» («Volkslieder») выходит в 1778 г.

В науке он более известен под заглавием «Голоса народов» («Stimmen der

Volker in Liedern»), которое ему дал редактор посмертного издания,

опираясь на указания самого Гер-

120

дера. Интернационалистским подходом к фольклору Гердер намного

опережает свою эпоху и своих непосредственных последователей —

романтиков, которые в деле изучения фольклора видели только узко

национальную проблему

К фольклору малокультурных народностей Гердер относился не как к

этнографическому документу или к экзотическому памятнику, но ставил

Характеристике славян посвящена IV глава его труда «Ideen zur Philosophic der

Geschichte der Menschheit», 1791 («Идеи к философии истории человечества», 1791); на

русском языке целиком переведены в книге И. М. Собестианского «Учения о

национальных особенностях характера и юридического быта древних славян», Харьков,

1892, стр. 10 — 13.

В статье, помешенной в журнале «Deutsches Museum» (1777, ноябрь) писал о

необходимости для русских собирать свои песни; он не знал, что русская литература уже

обладала сборником Чулкова.