Авдеенко Е.Г. Карл Йозеф Вирт: партийно-государственная деятельность (1918 - 1933 гг.)
Подождите немного. Документ загружается.
161
доказывает, что до тex пор, пока Германия и Россия относятся друг к другу
дружественно, их нормальное развитие обеспечено” (233) В беседе с послом
Берлина в Москве А. Брокдорф-Ранцау, Й. Вирт заявил: “Я пытаюсь работать
с русским народом, и буду работать с ним, даже если к власти в Москве
придет другое правительство” (234).
При оценке Рапалльской политики одним из сложнейших
вопросов является отношение Й. Вирта к Польше. Оно было
противоречивым, эмоционально окрашенным, и в значительной степени
определялось негативным для рейха разрешением верхнесилезского
вопроса. Как и для широких кругов населения Германии, это
несправедливое решение стало травмой для Й. Вирта (235). Хотя
Рапалльский договор
не содержал статей, направленных против Польши,
казалось, уже сам факт немецко-русского сотрудничества имел
антипольскую направленность. Договор был своего рода косвенной защитой
против новых польских вторжений. В одной из заметок Й. Вирт
подтверждал, что договор “оказал давление на Польшу и способствовал
предотвращению новых вторжений польской стороны, подобных
выступлению В. Корфанти
в мае 1921 г.” “Польша долгое время полагала,
что сможет присвоить и Восточную Пруссию, она стремилась к границам
Одера”, – писал Й. Вирт в эмиграции. Союзом с Москвой канцлер хотел на
долгое время внушить Польше известный страх и, таким образом,
обеспечить необходимую безопасность своему Отечеству (236).
Согласно данным свидетельствам Рапалльский договор в отношении
Польши
носил определенно оборонительный характер. И все же другие
высказывания Й. Вирта доказывают, что раздел Польши с целью
возвращения утраченных областей, в том числе и силовыми методами, имел
место в его планах. Летом 1922 г. в беседе с будущим послом Германии в
РСФСР Брокдорф-Ранцау Й. Вирт открыл истинные цели своей восточной
политики: “Я не скрываю от Вас, что Рапалльский договор натолкнулся в
162
Германии на острейшее сопротивление господина рейхспрезидента и
социалистических партий. Но разве Вы хотите принадлежать к партиям, чей
избирательный лозунг гласит “Нет – новой войне?” Я не разделяю
подобных установок и заявляю откровенно: Польша должна быть
уничтожена. Этой цели подчинена моя политика” (237). В заметках периода
эмиграции Й. Вирт проводил прямую связующую линию между
Рапалльским
договором и. решением о Верхней Силезии. “Рапалльский договор был
ответом на разделение Верхней Силезии”, – писал он в 1942 г., – Его острие
было направлено против Польши. ...Можно сказать, что Рапалло подготавливало
четвертый раздел Польши”. В 1922 г. Й. Вирт открыто заявлял Г. В.
Чичерину, что Германия стремится к восстановлению границ 1914 г. и
пользовался в этом вопросе его полной поддержкой (238).
И все же, представляется, что раздел Польши не был главной целью
договора в Рапалло, поскольку агрессивные высказывания Й. Вирта в адрес
Польши резко контрастировали с его мирными намерениями в отношении
Советского Союза. Й. Вирт никогда не думал о завоевании нового жизненного
пространства на Востоке и подчинении завоеванных областей, хотя всегда
воспринимал себя “национальным политиком” и делал все возможное для
обеспечения национальных интересов Германии. То, что грань между
национальной и националистической политикой была очень тонкой, Й. Вирт,
возможно, не осознавал. Его недостаточная чувствительность в этом вопросе на
сегодняшний день большинством исследователей не оправдывается и не
скрывается.
163
§3 Й. ВИРТ И ПРОБЛЕМЫ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ
ВЕЙМАРСКОЙ РЕСПУБЛИКИ (1923 – 1931 гг.)
13 января 1923 г. правительство В. Куно, в ноябре 1922 г. пришедшее на
смену кабинету Й. Вирта приостановило репарационные выплаты Германии
во Францию. В ответ французские и бельгийские отряды оккупировали
Рурскую область. Немецкое правительство объявило о начале “пассивного
сопротивления”.
Официальное отношение Й. Вирта к мероприятиям правительства В.
Куно было сдержанным, и все же за внешней лояльностью скрывалось
глубокое недовольство политикой нового кабинета. Бывшего рейхсканцлера
беспокоило то, что правительство блокировало любые переговорные
предложения. “Длительное сопротивление и отказ от обсуждения
репарационной проблемы приведут к новому ультиматуму”, – писал Й. Вирт
главному редактору “Фоссише цайтунг” Г. Бернхардту (239). В апреле 1923 г.
в письме к А. фон Мальцану, И. Вирт выражал надежду, что “серьезные
продуманные предложения немецкой стороны, возможно, приведут к
отступлению французов из области Рура” (240). Свое мнение относительно
политики “пассивного сопротивления” Й. Вирт излагал и в письме к Й.
Шоферу. Он сожалел, что правительство В. Куно не выносит собственных
предложений на обсуждение международной общественности, и критиковал
политику фракции Центра, не развивавшей инициатив по урегулированию
репарационной проблемы (241). На заседании правления фракции Й. Вирт
говорил о пассивном повелении членов фракции, поставивших политику рейха
в полную зависимость от правительства В. Куно, и требовал усилить
контроль парламента за действиями кабинета (242). В марте 1923 г. по
инициативе парламентской группы, возглавляемой депутатом от СДПГ Р.
Гильфердингом, при активном участии Й. Вирта была предпринята попытка
создания нового репарационного плана, предусматривавшего необходимые
гарантии безопасности для правого берега Рейна. Однако, эта
164
многообещающая, по мнению Й. Вирта, инициатива (243) вскоре
натолкнулась на острое сопротивление Франции и не получив ни малейшей
поддержки со стороны имперского правительства, провалилась.
Как вскоре выяснилось, попытка отказа от выплаты репараций оказалась
глубоко ошибочной. “Пассивное сопротивление” привело к катастрофическим
последствиям. В ходе развития острейшего международного конфликта
Германия и страны-победительницы стали склоняться
к поиску
компромиссов. Именно этот путь выбрало, пришедшее на смену кабинету В.
Куно, правительство Г. Штреземана.
Когда 13 августа 1923 г. Г. Штреземан был назначен рейхсканцлером. Й.
Вирт уже долгое время пребывал за границей. В июне и июле 1923 г. он
находился в Швеции, после чего перебрался в РИМ (244), где обсуждал с
представителями Ватикана проблемы международного положения Германии, в
том числе и дальнейшее развитие репарационного вопроса. Внешнеполитическая
активность Й. Вирта была связана с доверием к нему А. фон Мальцана,
поручавшего бывшему рейхсканцлеру важнейшие миссии и Голландии,
Италии и СССР (245). В 1923 г. И. Вирт неоднократно бывал в Австрии. Целью
политических переговоров с бундесканцлером И. Сайпелем и его преемником Э.
Дольфусом было согласование австрийской германской и итальянской
политики (246). Во время пребывания в Италии Й. Вирт встречался с послами
Германии и Ватикане и Риме, с государственным секретарем кардинала
Гаспарри и помощником государственного секретаря Д. Пиккардо и был
удостоен аудиенции папы Пиуса XI (247). Помимо репарационной
проблематики предположительно предметом обсуждения была и “ватиканская
миссия” в России (248).
14 января 1924 г. в Лондоне начал свою деятельность международный
комитет экспертов. 9 апреля его председатель предоставил проект нового
репарационного плана, вошедший в историю под названием “плана Дауэса”,
предусматривавшего обеспечение уплаты Германией репараций путем ее
165
хозяйственного восстановления, для чего предполагалось оказать рейху
кредитную помощь. В залог имперское правительство обязывалось передать
под контроль “комиссару по налогам” наиболее доходные статьи
государственного бюджета. Уступкой части государственного суверенитета Г.
Штреземан пытался воспользоваться для решения проблемы оккупированных
областей. 9 февраля 1925 г. он направил премьер-министрам Франции и
Великобритании секретный меморандум, в котором предложил странам,
заинтересованным в решении проблем Рейнской зоны, провести мирные
переговоры. 5 октября 1925 г. в Локарно были подписаны Рейнский пакт о
гарантии западных границ Германии и особые арбитражные договоры между
Германией, Францией, Бельгией, Польшей и Чехословакией.
Вступление в действие “плана Дауэса”, дебаты вокруг Рейнского
гарантийного пакта и подготовка Германии к вступлению в Лигу наций в
значительной мере затрагивали проблему будущего германо-советского
сотрудничества. Антисоветская позиция Лиги наций и 16-я статья ее устава о
коллективных санкциях угрожали вовлечением Германии в антисоветские
акции. Поэтому ослабление конфронтации между Веймарской республикой и
Западом вызывало серьезное беспокойство в Москве.
Й. Вирт приветствовал стремление нового правительства перевести
репарационную проблему в экономическую область (249), однако опасался, что
внешнеполитический курс рейха примет одностороннюю прозападную
ориентацию и был обеспокоен возможным осложнением отношений с
Россией. “Мне ясно, что Локарно Может привести к изменению политики,
начатой в Генуе”, – заявлял он (250). Кроме того, он полагал что жертвы,
которые понесла Германия с заключением Локарнских соглашений, слишком
велики: “С договором в Локарно Германия внесла неоценимый вклад в дело
освобождения Европы, который, к сожалению, не сумела должным образом
использовать. ... Мы ожидали ответных мер – освобождения Рейнской
области. Франция использовала естественное стремление немецкого народа к
166
освобождению как средство для установления французской гегемонии в
Европе и стабилизации созданного Версальским договором европейского
порядка, несмотря на конфликтный потенциал, который он в себе содержит”
(251). Выступая перед комиссией рейнской организации партии Центра в
сентябре 1925 г., Й. Вирт подверг резкой критике урегулирование вопроса о
западных границах. Одновременно он затронул и вопрос вступления Германии
в Лигу наций. Й. Вирт полагал, что Германия должна вступить в эту
организацию только одновременно с Советским Союзом (252).
Й. Вирт неоднократно критиковал руководство Центра за пассивность и
уступку решения всех внешнеполитических вопросов либералам. Однако
понимания своей позиции в партии он не находил. В письме к своему другу Й.
Йоосу Й. Вирт говорил о судьбе одиночки в партии: “Чем более я вникаю в
ход европейских дел, тем более отдаляюсь от фракции Центра в рейхстаге,
где я воспринимаюсь не просто как чужой, а как противник” (253).
В начале октября 1925 г. в составе немецкой делегации из 14 человек,
включавшей депутатов рейхстага и высших государственных служащих, Й.
Вирт посетил США. В официальных выступлениях он оценивал Локарно, как
важнейший пакт безопасности, способствовавший преодолению атмосферы
гнева и ожесточения послевоенных лет, и выразил надежду на скорейшее
освобождение Рейнской области (254). Подчеркивая значение плана Дауэса для
реконструкции Европы, он поблагодарил Америку за помощь (255). По-
видимому, высказывания И. Вирта объяснялись стремлением убедить
международную общественность в политической стабилизации Германии, и
заинтересовать иностранных кредиторов в инвестициях. От опасений перед
односторонним использованием Локарнских соглашений в ущерб отношениям
с Востоком Й. Вирт так не избавился. В дальнейшем он прилагал значительные
усилия для налаживания связей с Москвой.
Й. Вирт приветствовал подписание в 1926 г. Берлинского договора, в
котором Германия и СССР закрепили обязательство взаимного нейтралитета:
167
“В случае если одна из договаривающихся сторон, несмотря на миролюбивый
образ действий, подвергнется нападению третьей державы, другая
договаривающаяся сторона будет соблюдать нейтралитет на протяжении всего
конфликта” (256). “Насколько целесообразна была нейтральная позиция
Германии, – подчеркивал Й. Вирт, подтвердили последующие события,
особенно в 1927 г” (257) Он имел в виду разрыв отношений с СССР
английскими консерваторами. На заседании комитета рейхстaгa по
иностранным делам 23 февраля 1927 г. Й. Вирт предостерегал имперское
правительство от подобного шага и говорил о жизненной необходимости для
Германии вести политику, дружественную по отношению к СССР (258).
Й. Вирт впервые посетил Советский Союз еще в 1923 г. Тогдашняя
поездка была связана с подготовкой к основанию германо-советского
деревообрабатывающего предприятия “Молога”, которое вскоре стало
крупнейшей немецкой и второй по величине иностранной концессией в СССР
(259). Участие Германии в разработке огромных лесных массивов России
имело большое значение не в последнюю очередь по репарационно-
политическим мотивам, т.к. рейх был вынужден осуществлять обширные
товарные поставки союзникам, в том числе поставки телеграфных столбов
(260). Немецкая индустрия проявила большой интерес к предприятию. В мае
1923 г. был заключен предварительный договор между советским
правительством и “обществом для налаживания экономических отношений с
Востоком”, председателем которого был близкий друг Й. Вирта депутат
рейхстага от НДП – Л. Хаас (261). Й. Вирт склонил к участию в концессии
известных фрайбургских предпринимателей, владельцев крупного
деревообрабатывающего предприятия братьев Химмельсбахов, а также
руководителя Центрального подразделения Союза германской
деревообрабатывающей промышленности Ф. Бемба (262).
В августе 1923 г. Й. Вирт и Л. Хаас в сопровождении ведущих
специалистов в области лесного хозяйства, финансистов и транспортников
168
посетили лесные районы восточнее линии Москва – Ленинград в области
притока Волги – реки Молога, давшей название предприятию (263).
Переговоры Й. Вирта и Л. Хааса с министром иностранных дел РСФСР Г. В.
Чичериным и министром внешней торговли Л Б. Красиным (264) привели к
заключению договора об основании лесопромышленной концессии для
разработки лесных массивов общей площадью в 1 млн. гектаров сроком на 25
лет (265). 5 октября 1923 г. был основан концерн “Молога-Хольциндустри АГ”
в Берлине (266).
На заседании специальной комиссии МИД Й. Вирт говорил, что
“Молога” в значительной мере была основана по политическим мотивам,
чтобы придать Рапалльскому договору “практическое оформление” (267).
Предприятие должно было быть важнейшим звеном экономической политики
Германии в Советской России и своего рода демонстрационным объектом
широты и интенсивности немецко-советских отношений. Поэтому
неудивительно, что два политика такого высокого ранга, как Й. Вирт и Л. Хаас
выполняли функции руководства предприятия.
Начало деятельности германо-советского предприятия было
многообещающим. “Молога” задействовала почти 19 тыс. российских рабочих.
И все же по причине неразвитой инфраструктуры значительная часть лесных
массивов осталась неразработанной. Недостаток капитала и высокие цензы уже
в 1923 – 1924 гг. привели предприятие к первому финансовому кризису. В 1924
и 1926 гг. Й. Вирт повторно посетил Москву и Ленинград (268). Ему удалось
заинтересовать в сотрудничестве с “Мологой” лондонское торговое
предприятие, однако ввиду огромных финансовых и транспортных проблем
сотрудничество вскоре разрушилось (269).
Летом 1927 г. начался общий упадок немецко-русских концессий.
Причины тупикового развития этого сектора экономики, успешно начавшего
развиваться после заключения Рапалльского договора, были разнообразны.
Они заключались В недостатке капитала, как у германской, так и у
169
российской стороны, бюрократических препонах, технической отсталости
российских предприятий, безудержной инфляции в Германии, уничтожившей
значительную часть первоначального капитала (270),
Еще в 1926 г. руководство “Мологи” обращалось в министерство
экономики с просьбой о поддержке (271). 16 июня 1926 г. кабинет министров
заслушал сообщение Й. Вирта об экономическом положении предприятия и
рассмотрел возможность осуществления его финансового оздоровления (272).
Осенью 1926 г. имперским правительством была организована контрольная
комиссия имперского кредитного общества, которая должна была
проанализировать возможность экономическою санирования “Мологи”. В
представленном 19 февраля 1927 г. отчете комиссия отклонила финансовое
оздоровление предприятия, как экономически нецелесообразное, однако по
политическим соображениям считала возможным предоставление кредита
(273). На основе этого заключения министерство иностранных дел Германии
разработало детальное письмо, в котором обосновывало необходимость
предоставления кредита стремлением обеспечить поддержку немецким
предпринимателям в борьбе против иностранных конкурентов за овладение
русским рынком и поддержать в лице “Мологи” один из немногих
существующих в форме концессий “наблюдательных форпостов Германии в
России” (274). Третий аргумент – тайное военное сотрудничество между
рейхсвером и Красной Армией не был назван, но наверняка играл не последнюю
роль при ходатайстве о предоставлении кредита.
Знание этих обстоятельств необходимо, для того чтобы понять
качество обвинений, предъявленных Й. Вирту в связи с его участием в
переговорах о кредитной поддержке “Мологи”. 25 тысяч марок,
которые Й. Вирт, как акционер, ежегодно получал из кассы
предприятия, стали поводом для обрушившихся в его адрес упреков в
своекорыстии, В заседании рейхстага 7 апреля 1927 г. депутат от
170
НННП, позднее министр внутренних дел Тюрингии В. Фрик открыто
обвинил Й. Вирта в коррупции (275). Праворадикальная пресса начала
против него кампанию травли (276).
В 1927 г. X. Келер, выдвинутый Центром на должность министра
финансов, отказал “Мологе” в предоставлении кредита, невзирая на исходящие
из долгосрочных экономических и политических расчетов аргументы МИД.
Осенью 1927 г. Й. Вирт сложил с себя полномочия председателя
наблюдательного совета акционерного общества, после чего концессия была
распущена и перешла в собственность советского правительства (277).
В 1928 г. Й. Вирт, хотя и не занимал министерской должности, был
заметной фигурой на дипломатической сцене. Он трижды побывал за
границей, причем был принят на самом высшем уровне: в Италии – Б.
Муссолини, в Австрии – Й. Сайпелем, во Франции – Р. Пуанкаре Во время
визита в Париж в январе 1928 г. Й. Вирт обсуждал с премьер-министром
Франции возможность предварительного освобождения Рейнской области.
Высказываниям Й. Вирта, как бывшего рейхсканцлера, придавалось большое
значение. Его визит подробно освещался прессой. Й. Вирту удалось добиться от
французского премьера согласия па переговоры (278). Без лишних иллюзий, но с
вполне обоснованными надеждами, что взаимопонимание между Германией
и Францией возможно, Й. Вирт возвратился в Берлин. Он проинформировал
министра иностранных дел Г. Штреземана о своем визите и рекомендовал в
ближайшее время воздержаться от любой полемики с Францией (279).
В конце 1920-х годов Й. Вирту удалось получить в партии статус своего
рода эксперта по иностранным вопросам. Это было одной из причин того, что
вскоре он вновь номинировался на министерский пост. Должность министра
оккупированных областей, которую Й. Вирт занял в начале 1929 г., требовала
решения важнейших внешнеполитических задач. На него были возложены
трудоемкие обязанности, связанные с пересмотром системы репарационных