328
долгий двадцатый век
нием контроля, которым обладало британское государство над процес-
сом формирования мирового рынка. Технологическая рациональность
немецких деловых кругов, напротив, отражала прежде всего серьез-
ные вызовы, брошенные этим процессом недавно созданному немец-
кому государству.
Точнее, эти две рациональности были двумя сторонами «борьбы двух
тенденций» к росту и одновременному ограничению «саморегулирую-
щихся» рыночных механизмов, которую Карл Поланьи назвал «лейтмо-
тивом» в истории конца
XIX
—
начала
XX
веков. Как и Веблен, Поланьи
подчеркивает риски, связанные с производством в системе сложных,
специализированных и дорогостоящих средств промышленного про-
изводства. «Промышленное производство уже не являлось, как прежде,
придатком торговли, организуемым купцом на принципах купли-про-
дажи, теперь оно требовало долгосрочных капиталовложений и было
связано с соответствующими рисками. И если непрерывность произ-
водства нельзя было надежно обеспечить, подобный риск становился
неоправданным» (Поланьи 2002: 89).
Такой риск можно было терпеть только в том случае, если все сырье,
в котором нуждалась промышленность, всегда было доступно в необхо-
димых количествах. В коммерческом обществе это означало, что все эле-
менты промышленности должны были быть доступными для покупки.
Из этих элементов три были особенно важными: труд, земля и деньги.
Но ни один из них не мог быть превращен в товар, поскольку они не про-
изводились для продажи на рынке. «Труд» означал человеческую дея-
тельность
—
сущность, неотделимую от самой жизни, которая, в свою
очередь, создавалась вовсе не для продажи на рынке; «земля» означала
естественную среду человеческой жизни и деятельности, дар географии
и истории, а также нечто, что нынешние поколения наследуют, а не про-
изводят; «деньги» служили символами покупательной способности (пла-
тежные средства), которые, как правило, возникали благодаря механиз-
мам банковского дела и государственных финансов и как таковые «про-
изводились» только метафорически. Короче говоря, товарный характер
земли, труда и денег совершенно фиктивен. Подчинение судьбы этих
фиктивных товаров
—
то есть людей, их природной окружающей среды
и платежных средств
—
капризам саморегулирующегося рынка означало
неизбежное наступление социальной катастрофы.
Ибо мнимый товар под названием «рабочая сила» невозможно передвигать
с места на место, использовать как кому заблагорассудится или даже про-
сто оставить без употребления, не затронув тем самым конкретную челове-
ческую личность, которая является носителем этого весьма своеобразного