Альтюссер Л. За Маркса

Подождите немного. Документ загружается.

ПРОТИВОРЕЧИЕ И СВЕРХДЕТЕРМИНАЦИЯ

мый результат, в результате чего мы наряду

другими ми-

кроскопическими определениями вновь находим то, что мы

с самого начала ввели в игру макроскопических определе-

ний индивидуальной воли, т. е. экономику. Я вынужден по-

вторить то, что я только что сказал в связи с уровнем объяс-

нения, располагающимся по эту

сторону

от непосредствен-

ного уровня: мы или сохраняем проблему, которую Энгельс

ставит в связи со своим объектом (множество индивидуаль-

ных воль), тем самым падая в эпистемологическую пусто-

ту бесконечности параллелограммов и их результатов. Или

же мы просто даем марксистское решение, которое, однако,

оказывается необоснованным и не стоящим усилий, затра-

ченных на его поиски.

Таким образом, проблема, встающая перед нами, может

быть сформулирована следующим образом: почему все яв-

ляется столь ясным и столь согласованным на уровне инди-

видуальных воль и почему все становится или пустым, или

тавтологичным по ту и по эту

стороны

от

этого

уровня!

Чем объясняется

то,

что эта проблема,

столь удачно

постав-

ленная и столь точно соответствующая

объекту,

относитель-

но которого она поставлена, становится неразрешимой, как

только мы удаляемся от ее первоначального объекта? Этот

вопрос остается величайшей загадкой, пока остается неза-

меченным тот факт, что именно ее

первоначальный объект

ответственен и за

очевидность

проблемы, и за

невозмож-

ность

ее разрешения.

В самом деле, все доказательство Энгельса зависит от это-

го чрезвычайно специфического объекта, индивидуальных

воль,

связанных друг с другом в рамках физической моде-

ли параллелограмма

сил.

Здесь заключается

его

подлинная

методологическая и теоретическая предпосылка. Здесь

модель действительно имеет смысл: мы можем дать ей

опре-

деленное

содержание

и работать с ней. Она «описывает»

двусторонние и на первый взгляд элементарные человече-

ские отношения соперничества, борьбы и сотрудничества.

180

ПРОТИВОРЕЧИЕ И СВЕРХДЕТЕРМИНАЦИЯ

На этом уровне нам может казаться, что с помощью реаль-

ных, дискретных и видимых единств мы схватили бесконеч-

ное многообразие микроскопических причин. На этом уров-

не случайность становится человеком, предшествующее

движение становится сознательной волей. Именно здесь все

и начинается, здесь можно начинать дедукцию. К несчас-

тью,

это столь прочное основание ничего не обосновывает,

этот столь ясный принцип открывает путь только в темно-

ту ночи — по крайней мере тогда, когда он остается в себе

самом и лишь повторяет, как неподвижное доказательство

всего того, чего от него ожидают, свою собственную очевид-

ность.

Но в чем же заключается эта очевидность? Следу-

ет признать, что эта очевидность — не что иное, как оче-

видность предпосылок классической буржуазной идеоло-

гии и буржуазной политической экономии. В самом деле,

разве не исходят все представители этой классической иде-

ологии — Гоббс, когда он говорит о композиции конатуса;

Локк и Руссо, когда они описывают порождение общей во-

ли;

Гельвеций и Гольбах, когда они рассуждают о производ-

стве общего интереса; Смит и Рикардо (их тексты перекли-

каются друг с другом), когда речь идет о поведении атомизи-

рованных индивидов, — разве не исходят все они из модели

столкновения этих знаменитых индивидуальных воль, ко-

торые являются исходным пунктом отнюдь не для реально-

сти,

но для некоего представления о реальности, для ми-

фа,

призванного навечно обосновать путем ссылки на при-

роду вещей (т. е. на некий вечный фактор) цели буржуазии?

И если Маркс распознал в этой эксплицитной предпосылке

и подверг столь убедительной критике миф homo oeconom-

icus, то почему же Энгельс с такой наивностью использует

его в своих рассуждениях? Если он не разделяет оптимисти-

ческие фикции буржуазной экономии, более близкие идеям

Локка и Руссо, чем мыслям Маркса, то как он может гово-

рить, что результат индивидуальных воль, как и результат

этих результатов, действительно имеют общее содержание,

181

ПРОТИВОРЕЧИЕ И СВЕРХДЕТЕРМИНАЦИЯ

действительно воплощают в себе экономическую детерми-

нацию, детерминацию в конечном счете (мне приходит

на ум Руссо, которому так хотелось верить, что благодаря

удачно проведенным выборам из частных воль, ограничи-

вающих друг друга и объединяющихся друг с другом, воз-

никает эта чудесная Минерва: общая воля!). Идеологи XVIII

века (за исключением Руссо) требовали от своей предпосыл-

ки только одного: она должна была произвести себя саму.

Они просто требовали, чтобы она обосновала те ценности,

которые эта предпосылка уже в себе воплощала, и поэтому

для них тавтология имела смысл, в котором, несомненно,

отказано Энгельсу, стремящемуся обнаружить здесь нечто

противоположное самой предпосылке.

Именно поэтому в своем тексте Энгельс в конце концов

сводит свои претензии до минимума. Что остается от этой

схемы и от этого «доказательства»? Всего лишь одна фра-

за:

если дана вся система результатов, конечный результат

действительно содержит в себе нечто связанное с первона-

чальными индивидуальными волями: «каждая из них вно-

сит свой вклад в результат и поэтому включена в него».

Это мысль, которая в совершенно ином контексте способна

вселить уверенность в умы, сомневающиеся в том, что они

играют определенную роль в Истории, и после смерти Бо-

га потерявшие абсолютную уверенность в том, что их исто-

рическая личность будет признана. Я бы даже сказал, что

это довольно безнадежная мысль, мысль, которая может по-

рождать чувство безнадежности, т. е. питать собой надеж-

ды.

(Совсем не случайно,

что

Сартр, исходя из этого «вопро-

са» Энгельса об «основании» и генезисе исторической необ-

ходимости, «лишенной автора», исследует тот же самый

объект и пользуется при этом столь же философскими аргу-

ментами, имеющими, однако, совершенно иные истоки).

Остается рассмотреть еще одну фразу — фразу, в которой

результат описан уже не как долговременная экономиче-

182

ПРОТИВОРЕЧИЕ И СВЕРХДЕТЕРМИНАЦИЯ

екая детерминация, но как... «историческое событие». Итак,

множество индивидуальных воль производит исторические

события! Но, рассмотрев эту схему более пристально, мы

убеждаемся в том, что она дает нам только возможность со-

бытия как такового (люди сталкиваются и взаимодейству-

ют друг с другом: всегда что-то происходит, и даже когда не

происходит ничего, и мы пребываем в ожидании Годо, то

это тоже событие), но отнюдь не возможность историче-

ского события; она совсем не указывает на основание, вы-

деляющее историческое событие как таковое в бесконечно-

сти тех единичных и потому анонимных происшествий, ко-

торые случаются с людьми в течение их жизни. И потому

следует (наконец-то!) изменить порядок постановки про-

блемы, следует поставить эту проблему по-иному. В самом

деле, мы никогда не сможем объяснить историческое собы-

тие — даже используя магическую силу известного зако-

на, заставляющего количество переходить в качество, — ес-

ли будем стремиться породить (неопределенную) возмож-

ность неисторического события. То, что делает то или

иное событие историческим, — это отнюдь не тот факт, что

оно является событием, но то, что оно встроено в формы, са-

ми являющиеся историческими, в формы исторического как

такового (формы базиса и надстройки), в формы, которые

не имеют ничего общего с той дурной бесконечностью, во

власти которой оказывается Энгельс, когда он удаляется от

своей изначальной модели, в формы, которые вполне опре-

делимы и познаваемы (для эмпирических, т. е. нефилософ-

ских научных дисциплин). Событие, которое определяется

этими формами, которое способно быть определенным ими,

которое является для этих форм возможным содержани-

ем,

которое на них воздействует, их затрагивает, укрепляет

их или производит в них переворот, которое их провоциру-

ет или которое провоцируют, отмечают или даже избирают

они сами, — таково историческое событие. Таким образом,

именно формы имеют решающее значение, именно они хра-

183

ПРОТИВОРЕЧИЕ И СВЕРХДЕТЕРМИНАЦИЯ

нят в себе решение той ложной проблемы, которую ставит

перед собой Энгельс, точнее говоря, не хранят в себе даже

этого решения, поскольку единственной проблемой была

та,

которую Энгельс поставил перед собой, исходя из чисто

идеологических предпосылок — поскольку никакой пробле-

мы просто не было!

Разумеется, для буржуазной идеологии сохранялась види-

мость проблемы: как вновь обрести мир истории, исходя из

принципов (homo oeconomicus и его политических и эконо-

мических аватаров), которые были отнюдь не принципами

научного объяснения, но простыми проекциями ее собствен-

ного образа мира, ее собственных устремлений и ее идеаль-

ной программы (мир, который можно было бы свести к его

сущности: сознательной воле индивидов, их действиям и их

частным начинаниям...). Но разве после того, как эта идео-

логия, без которой эта проблема никогда бы не встала, была

изгнана Марксом, не должна исчезнуть и та проблема, кото-

рую она перед собой ставила, т. е. не должна ли исчезнуть

сама проблема как таковая?

Чтобы завершить этот затянувшийся комментарий, по-

зволю себе сделать еще два замечания: эпистемологическое

и историческое.

Имея в виду модель Энгельса, отмечу, что всякая научная

дисциплина всегда утверждается на определенном уровне, а

именно на том уровне, где ее понятия могут получить не-

кое содержание (без которого они были бы бессодержатель-

ными, т. е. не были бы понятиями). Таков уровень истори-

ческой теории Маркса: уровень понятий базиса (структуры),

надстройки (сверхструктуры) и всех их специфических опре-

делений. Но когда эта научная дисциплина пытается, исхо-

дя из иного, чем ее собственный, уровня, исходя из уровня,

не представляющего собой объекта какого-либо научного

знания (в нашем случае это уровень генезиса индивидуаль-

ных воль из бесконечного множества обстоятельств, а также

генезиса конечного результата из бесконечного множества

184

ПРОТИВОРЕЧИЕ И СВЕРХДЕТЕРМИНАЦИЯ

параллелограммов), показать (produire) возможность сво-

его собственного объекта и понятий, которые ему соот-

ветствуют, тогда она оказывается в эпистемологической

пустоте или (как раз это тождество и вызывает головокру-

жение) в философской полноте. Такова судьба попытки

обоснования, которую предпринимает Энгельс в своем пись-

ме к Блоху; и совершенно очевидно, что здесь эпистемоло-

гическую пустоту совершенно невозможно отделить от фи-

лософского головокружения, поскольку это одно и то же. В

этом отрывке, оперируя аргументами, заимствованными (и

это их единственный залог, носящий чисто моральный ха-

рактер) из естественнонаучных моделей и во всем им подоб-

ными, Энгельс все же — всего лишь философ. Философским

является использование его исходной «модели». Но фило-

софским является и его проект обоснования. Я намеренно

останавливаюсь на этом, покольку не так давно мы столкну-

лись с еще одним примером такого проекта, примером Сар-

тра, который тоже предпринял попытку дать философское

обоснование (и здесь он в сравнении с Энгельсом обладает

несомненным преимуществом, поскольку он знает это и от-

крыто об этом говорит) эпистемологических понятий исто-

рического материализма. И достаточно обратить внимание

на некоторые страницы «Критики диалектического разума»

(например, с. 68—69), чтобы убедиться в том, что даже если

Сартр отвергает решение и аргументы Энгельса, то он все

же в принципе принимает сам проект. Между ними разго-

рается спор о средствах, но объединяет их одна и та же фи-

лософская задача. Закрыть тот путь, по которому движется

Сартр, можно лишь поставив преграду на пути, который от-

крыл Энгельс.

Следует, однако, поставить и вопрос о самом философ-

ском искушении, заметном в некоторых текстах Энгельса.

Почему рядом с гениальными теоретическими интуиция-

ми мы находим у Энгельса примеры этого движения вспять,

сводящего на нет марксистскую критику всякой «филосо-

185

ПРОТИВОРЕЧИЕ И СВЕРХДЕТЕРМИНАЦИЯ

фии»? Ответ на этот вопрос может быть получен только из

истории отношений между марксистской мыслью и «фило-

софией», а также из новой философской (неидеологической)

теории, которая содержит в себе открытие Маркса. Здесь я,

разумеется, не смогу рассмотреть этот вопрос более подроб-

но.

Но прежде всего следует убедиться в самом

существова-

нии этой проблемы, чтобы затем у нас появились как сред-

ства, так и желание правильно поставить и решить ее.

«ПИККОЛО», БЕРТОЛАЦЦИ И БРЕХТ

(Заметки

материалистическом театре)

Этот текст — попытка воздать должное незаурядному спек-

таклю, который был сыгран труппой миланского Piccolo Te-

atro в июле 1962 г. в Théâtre des Nations. Почти все париж-

ские критики подвергли пьесу Бертолацци El Nost Milan

осуждению и сделали предметом насмешек

, тем самым ли-

шив заслуженного внимания публики. Именно поэтому мы

должны воздать ей должное: как выбор, сделанный Стре-

лером, так и его постановка отнюдь не привели к появле-

нию зрелища замшелой древности; они подводят нас к са-

мой сердцевине проблем современной драматургии.

Чтобы облегчить понимание следующих страниц, позволю

себе кратко «пересказать» пьесу Бертолацци

Она состоит из трех действий. Первое разворачивается

в Тиволи Милана 1890-х гг.: осенний вечер, бедный луна-

парк для народа, утопающий в густом тумане. Уже этот ту-

ман выводит на сцену некую другую Италию, непохожую на

Италию наших мифов. Столь же непохожи на народ наших

мифов и все те люди, которые в конце дня прогуливаются

«Эпическая мелодрама»... «дурной народный театр»... «мизераби-

лизм,

словно зараза распространяющийся из Центральной Европы»...

«слезливая мелодрама»... «сентиментальничанье самого отвратительно-

го толка»... «изношенный старый башмак»... «мелодраматический мизе-

рабилизм, реализм в квадрате» (формулировки Parisien-libéré, Combat, Fi-

garo,

Liberation, Paris-Presse, Le Monde).

Миланский драматург конца прошлого столетия, на долю которого вы-

пала весьма посредственная карьера — без сомнения потому, что он упор-

но следовал принципам «веризма», и что стиль его пьес был достаточно

необычен для того, чтобы вызвать неудовольствие той публики, которая

определяла в то время «театральный вкус»: публики буржуазной.

189