Журавский А., Костюк К. (ред.) Глобализация и столкновение идентичностей

Подождите немного. Документ загружается.

предельно общими понятиями, но и еще в большей мере тем, что подобным образом трактуемая

идея резонирует с восприятием глобальных феноменов мировым общественным сознанием. В

этом зеркале глобализация видится как нечто громадное, внешнее, подавляющее все (У .Бек), а ее

восприятие в современном российском сознании подобно традиционному «Чудище обло,

озорно...?, усиленному «демонизацией капитализма, столь присущей советскому сознанию. В

итоге ЗМГФ, и в частности научный дискурс о глобализации, и общественное сознание работают в

одном режиме, стимулируя отечественный антиглобалистский стереотип и деформируя...

собственно научную мысль.

Тем не менее в ходе эволюции ЗМГФ и особенно его научной компоненты выработаны

определенные предпосылки и основания, дальнейшие разработки которых позволят развести

научный дискурс и антиглобалистский стереотип, перестроив этот дискурс та-ки&1 образом,

чтобы его воздействие не стимулировало, но, по меньшей мере, подрывало данный стереотип, и

особенно его общественно-научную легитимацию. Такие предпосылки видятся в стремлении

отделить представление о глобализации как объективно неизбежном процессе от его

идеологических и стратегических версий, отделение, которое в последнее время заметно даже в

официальном российском сознании. Конечно, признание «необходимости» глобализации есть

лишь условие научного познания этого феномена, условие, которое может быть легко обесценено

ссылками на то, что глобализация несет в себе лишь возможности неких качественных изменений

(по аналогии с ортодоксальным марксистским анализом производительных сил при капитализме).

Другая предпосылка прослеживается в тенденции к деконтекстуали-зации идеи глобализации (в

плане онтологическом) и к детотали-зации (в познавательном), например, когда глобализация

определяется лишь как одна из радикальных трансформаций современности (О.Доброчеев) или

как составная триединой — наряду с гуманитаризацией и этикой — реальности (А.Зотов). В том

же направлении работает и тенденция к более детальному уяснению последствий глобализации:

если для одних (У.Бек) просто невозможно вычленить эти проблемы из общих и различных

противоречий, то для других (П.Бэрош) надо задуматься о том, каков «вклад» глобализации в

глубокие проблемы современного мира; третьи указывают и на позитивные стороны и

последствия глобализации (Г.Дилигенский). Решающим моментом такой лерестрой-

190

ки ЗМГФ предстает стремление увидеть и понять собственную логику и динамику глобализации,

понять глобализацию как таковую, определить ее сущность и раскрыть искомую сущность сред-

ствами категориального знания. Сущность глобализации видится в потребности человека в

общении (Г.Шахназаров), что дает основания видеть в глобализации имманентную сторону бытия,

сознания и деятельности человека и, тем самым, утверждать, что глобализация была всегда

постольку, поскольку существовало человечество (В.Толстых). Это представление выражает, так

сказать, абсолютное бытие глобализации, без чего немыслимо представить и исторические рамки

этого феномена, которые, далеко раздвигают время его существования (Г.Померанц, Б.Ерасов и

др.).

Другое основание перестройки научного глобалистского дискурса может базироваться на

растущей полноте этого вида научного знания, охватывающего полярные качества и

разнонаправленные вектора глобализации. Однако «полнота* сама по себе не достаточна и

подлежит осмысливанию не столько через эклектическое соединение, скажем, сходств и различий

(по Р.Робертсону), но через понимание этой идеи как органического двуединства (В.Кушлин). Эти

сдвиги в плане содержательном ныне все чаще переводятся на язык категорий, призванных

характеризовать не только собственно идеологический дискурс, но и такие параметры

глобализации, как процесс, структуру, субъектов, а также пространственные конфигурации и

наметить систему категорий, раскрывающих природу глобализации и ее отдельные стороны

(У.Бек). В том же ряду лежит идея разных логик, которые направляют этот процесс, и идея

принципиальной, сущностной множественности глобализаи ии (Г.Тхорнборн).

В целом научный дискурс оказывается ныне в ситуации бифуркации: он или вновь возвращается в

«массу» ЗМГФ, или может выделиться из этой массы, но при одном условии — добившись

самоопределения, как в своих внутренних параметрах, так и в отношениях со смежными

дисциплинами. Иными словами, этот дискурс должен обрести статус определенного направления

или области научного знания — глобалистики. Создается замкнутый круг: чтобы стать

глобалистикой, надо вырваться из совокупного знания, детотализироваться, де-

контекстуализироваться, а для этого необходимо стать... глобалистикой; и, наоборот, лишь

глобалистика может вычлениться из совокупного ЗМГФ. Мы специально останавливаемся на этой

ситуации, ибо только становление глобалистики может существенно подорвать ан-

тиглобалистский стереотип общественного сознания. Ниже мы излагаем вкратце проект такого

самоопределения глобалистики.

191

II. Понятие «глобальность»: антропоисторическая версия

Чтобы сформулировать заново базовое понятие «глобальность », необходимы три

предварительных условия — определить метод, рамочную концепцию и объект познания. Мы

опираемся на т.н. интегральный метод, постулирующий видение объекта во всех его ипостасях

(материальных, духовных и пр.), следуя традиции П.Сорокина (см. работы Ю.Яковца). Далее:

необходима рамочная концепция, то есть концепция, рефлектирующая человечество как целое. В

последнее время в отечественной литературе выдвинуто немало конструкций подобного рода, но

их разбор требует специального внимания, и поэтому мы здесь ограничимся собственной

концепцией, описывающей человечество как глобальную общность, ядро которой

конституировано взаимодействием трех начал (социального, природного и субъектно-

деятельностного). Таково теоретическое описание человечества как целого (объекта), а понятие

глобальность адресуется не данному объекту, но лишь его определенному параметру —

взаимосвязям частей этого целого или когерентности данного целого. Говоря коротко, референтом

понятия глобальность выступает не человечество-целое, но только целостность человечества.

Такое — узкое — определение референта позволяет избежать онтологизации данного понятия и

вычленить его референта из контекста.

Эти три операции — формулировка метода, рамочной теории и определение референта —

составляют предпосылки и основание базового понятия глобальность. Это понятие не может быть

определено в какой-то одной сфере знания и на каком-то одном уровне абстракции: чтобы

раскрыть его содержание, необходимо сочетание знаний нескольких «сфер» и соподчинение идей,

принципов и категорий, характеризующих ту или иную сторону базового понятия глобальность

(globality; globalitft); ?оподчинение, иерархически организованное по уровням абстракции и

предметам и построенное по принципу возрастающей конкретности.

Выстроенное таким образом теоретическое знание может стать основанием и для формулировки

предмета, этого важнейшего (хотя и не единственного) параметра дисциплинарного статуса

глобалистики; категориальное же мышление предстает как основной способ самоопределения

этой единицы научного знания.

Основные положения предлагаемой версии таковы: 1. Базовое понятие глобальность формируется в

трех сферах знания — философского, общенаучного (роль методологического регулятора) и

частнонаучного (собственно глобалистика); 192

2. В сфере знания философского глобальность выражается через ка-

тегорию общения, одну из витальных потребностей человека (В. Гинзбург), выражающей

коммуникативную природу человека;

3. В сфере общенаучного знания глобальность определяется как - совокупность двух принципов

взаимодействия начал ядра глобальной общности (см. рамочная концепция) — их нераздельности

и неслиянности;

4. В сфере частнонаучного знания («глобалистика») глобальность предстает как категория

архетип гобальности, выражающая всеобщую связь неоднородностей, конкретизируя тем самым

принципы общения, нераздельности и неслиянности предшествующих уровням частнонаучного

знания — с другой;

5. Категория архетипа раскрывается в ряде специальных катего-

рий, призванных характеризовать основные параметры глобальности (структура, процесс,

субъект), а именно — в категориях инвариантности, необратимости и вариабельности, через

которые рассматриваются основные признаки архетипичности (всеобщность; связи;

неоднородности).

6. Становление архитипических качеств формирует генотип гло-

бальности, который складывается в XVI-XVIII вв., закрепляется на рубеже XIX-XX вв., становясь

нормой организации глобальности в индустриально-модернистскую эпоху (XIX-XX вв.) и

подвергаясь ломке к концу XX века.

7. На уровне, максимально приближенном к реальности, глобаль-

ность (архетип-генотип) раскрывается в категориях, характеризующих исторические типы, эпохи,

пространственно-временные конфигурации и формы, балансы соединительных и разделительных

тенденций в их функциональной и компен-саторской связи, различные по отдельным эпохам

(соединение — функция разъединения; разъединение — функция соединения); все категории

этого уровня имеют характер эмпирических генерализаций.

8. Эту версию глобальности можно назвать антропо-исторической,

ибо в ней глобальность выглядит и имманентным и трансцендентным качеством человека и

человечества.

9. В понятии «глобальность» сохраняется сквозная ось, идущая от идеи общения и принципов

неделимости/неслиянности — к архетипу, фундаментальным параметрам его генотипа и выходящая к

историческим сочетаниям со- и раз- делительных процессов, структур и субъектов. Тем самым

достигается единство содержания понятия на разных уровнях его конкретизации.

193

Эта схема представляет базовое понятие глобальность как иерархию идей (философское знание),

принципов (знание методологическое) и категорий, среди которых исходной выступает категория

архетип глобальности. Через эту конструкцию понятие глобальность в своем конечном или

резюмирующем виде выступает как характеристика феноменов двух порядков — процессов

соединяющих и разъединяющих, унифицирующих и различающих, конвергирующих и

дивергирующих с «их» процессами, структурами и субъектами. Говоря коротко, понятие

глобальность описывает работу механизмов, воспроизводящих не человечество как целое, но лишь

целостность самого человечества. Решающая в этой схеме категория архетип позволяет считать,

что данное понятие и единично (см. всеобщность связей), и множественно (см. связь

неоднородностей), а значит, позволяет не сводить идею множественности глобализации лишь к

проявлениям ее сущности, но видеть ее сущностную множественность.

На базе такой трактовки понятия глобальность можно определить и предмет научного знания или

предмет глобалистики. Таковая нацелена на исследование двух механизмов эволюции челове-

чества и его истории, механизмов, которые воспроизводят в динамике целостность человечества в

ее связанности и разделейности, общности и различиях. Роль первичного идеального объекта

познания (А.И.Липкин) выполняет здесь категория архегип, выражающая органическое единство

всеобщности и неоднородности (ср. категория товар как единство меновой и потребительной

стоимости в отличие от парного диодического понятия «элита — массы»). При таком определении

предмета глобалистика имеет и свою предельную проблему, которая заключается в изучении

исторических форм баланса соединительных и разъединительных процессов (соединительно-

разделительные отношения по Д .Риндосу), и поиску баланса, оптимального с точки зрения

воспроизводства человечества как целого. Говоря совсем коротко: глобалистика есть наука о

соединительно-разъединительных отношениях в ходе эволюции человечества (условно — уже в

духе адмирала Шишкова — соразделисти-ка). Такое понимание предельной проблемы

актуализирует глобалистику как проблемную область знания наддисциплинарного порядка со

своим предметом и со своим первичным идеальным объектом. Хотя этих признаков недостаточно,

чтобы считать глобалистику особой дисциплиной, но их наличие есть симптом формирования

глобалистики в структуре научного знания как социально-гуманитарного, так и естественного

(учитывая, что ее предмет необходимо включает связи человечества с природой, биосферой и

194

даже Вселенной). Можно говорить и о становлении корпуса общей теории глобальности

(основные закономерности; исторические формы; воздействие на «контекст»). Определяется четко

и сфера компетенции глобалистики: она отвечает на вопрос: «Как воспроизводится человечество в

совокупности его различий?», но не отвечает (!) на вопрос о причинах этих различий и их

соединения.

Предложенная версия понятия «глобальность» далека от завершенности: здесь остаются

открытыми фундаментальные вопросы — природы глобальных отношений в их отличии от

отношений «контекста» ; роль и характер субъекта глобальности в его отличие от мировых «сил»

и акторов; далеко не учтен и опыт современой культурологии в понимании баланса субъект-

структура (инверсии и пр.) — см. И.Ионов, И.Следзевский). Мы не говорим уже о том, насколько

адекватно категориальное сознание/мышление стилю современного научного познания. И все же

полезность данной версии понятия глобальность очевидна: во-первых, мы получаем возможность

выделить феномены глобальности в контекстах различных обществ и цивилизаций; во-вторых,

показать, что данное понятие не тождественно другим предельно общим понятиям —

человечество, цивилизация, история, развитие, ибо, имея свой предмет, оно лишь пересекается с

другими понятиями данного порядка. Эта демаркация основывается на признании того, что

глобальность выполняет функции воспроизводства и регуляции в эволюции человечества, но не

генерирования; хотя может действовать и как «фактор» трансформации. Наконец, наша версия

позволяет не сводить понятие глобальность к показателям масштаба и значимости явлений,

лишить его тривиальности, не дать превратиться в простой термин и придать ему четкую смысло-

вую нагрузку в выражениях типа глобальная эпоха, глобальная цивилизация, где глобальность

есть лишь один из параметров этих феноменов, не тождественный ни эпохе, ни цивилизации.

III. Возможные изменения стереотипа

Предложенная версия понятия глобальность и ее научного статуса, хотя и необходимы (на наш

взгляд), но далеко не достаточны сами по себе для того, чтобы разрушить антиглобалистский сте-

реотип (далее сокращенно — АГС). Эта недостаточность особенно заметна в слабой

обоснованности вариабельного характера глобальности, что в свою очередь есть следствие

невыявленности природы собственно глобальных отношений в их отличии от всей совокупности

мироотношений (ахиллесова пята глобалистики, в том числе и нашей версии).

195

И даже при этих пробелах данная версия глобальности может воздействовать, так сказать,

разъедающе на АГС и в первую очередь через научный сектор отечественного сознания.

Разработка антропоисторического видения глобальности подрывает такие важные стороны

научного дискурса, как склонность к одностороннему видению предмета, жестким бинарным

оппозициям, склонность к онтологизации научного знания в ущерб его гносеологическим и

эпистемологическим сторонам; тенденцию к максимальному обобщению, застарелый

социоцентризм и т.д. Поскольку понятие глобальность в нашей версии не только сужено, но и

сфокусировано, обретя вид целостной отдельной категории (архетип), то тем самым

отечественный дискурс по проблемам глобализации получает в какой-то мере средство

детотализации этого понятия как в плане онтологическом, так и познавательном, что ослабляет

иллюзии Единой науки (см., например, у Э.Кочетова).

В сфере отечественного научного сознания наша версия сталкивается с рядом помех, или, точнее,

с рядом укоренившихся воззрений, которые образуют если не основание, то как бы защитный вал

вокруг АГС. Одной из таких составляющих данного «вала» выступает отождествление Культуры с

Различиями и противопоставление тем самым Культуры Универсализму и Плюрализму, а, значит,

и Глобальности, поскольку таковая мыслится как воплощение Уни^ версализма. Короче —

образуется следующий ряд тождеств; Культура есть Различие; Универсализм есть Антитеза

Культуре; Глобализация есть Универсализм и Антитеза Культуре. Эти постулаты широко

распространены в отечественных цивилизационных исследованиях, этой научной крепости АГС.

Однако и в этой области есть немало версий глобализации, которые близки нашей концепции,

например, понимание глобализации как концерта культур (Г.Померанц), взаимосвязей,

построенных на т.н. философии соседств (А.Рубцов) врожденного свойства человечества

(В.Толстых, М.Степанянц). Однако в целом в этой области научного знания глобализация

мыслится как антикультура, что стимулирует «наш» стереотип, хотя, заметим в скобках, он

базируется на другом — уже научном стереотипе — отождествлении Культуры с Различиями.

Другая помеха нашей версии заметна в политологии или, точнее, теории международных

отношений, где АГС обретает силы в представлении о глобализации как отрицании национальной

государственности. Действительно, этот тезис присущ неолиберальной идеологии глобализации и

рассматривается многими отечественными авторами как обязательный атрибут глобальности.

Лишь некоторые

196

исследователи предпочитают говорить не об исчезновении государства, а об изменении его

функций в ходе глобализации (Н.Косола-пов). Оценки такого рода в этой области отечественного

научного знания скорее маргинальны и в целом политология и теория международных отношений

«работают» на АГС. Признаем также, чтовнашей версии эта проблема не разработана и тем самым

предлагаемая концепция малодейственна в плане АГС. Данный стереотип черпает силу и в

области социально-экономических исследований, где, как правило, акцентируются негативные

последствия глобализации, хотя и здесь делаются попытки указать на позитивные стороны

(работы Ю.Шишкова) и отделить то, что несет собственно глобализация в отличие от того, что

определяется более общими закономерностями (скажем, мирового рынка или движения капитала).

Как видим, АГС достаточно прочно, к сожалению, защищен отечественной наукой, что и придает

самому стереотипу научную фундированность. Поэтому данный стереотип может быть подорван

скорее в своем самом общем контексте. Речь идет об отечественном мировидении или, шире, о

том, как выглядит человечество в современном российском общественном сознании. Именно здесь

воздействие нашей версии на АГС, пусть и воздействие косвенное, можно проследить достаточно

точно.

1. В нашей версии глобальность есть качество абсолютное, имманентное человеку и человечеству,

качество, заданное определенной витальной потребностью. Уже это одно стимулирует гуманис-

тическую традицию российского сознания — от Ф.Достоевского и В.С.Соловьева до русских

космистов и позволяет говорить о «российском человечестве» так же, как и о иных человечествах

— латиноамериканском, арабо-мусульманском (в терминологии В.Цымбурского, но в ином

смысле). Такой взгляд заставляет отказаться от позиции тех теоретиков цивилизации

(О.Шпенглер, Н.Данилевский), для которых человечество есть или зоологическое понятие, или

пустое слово, или объект, не доступный рефлексии (Ф.Гиренок). Как видим, мировосприятие,

основанное на нашем понимании глобальности, подрывает некоторые позиции в сфере

цивилизационных исследований, этом переднем крае АГС.

С другой стороны, наша версия, отрицая социоцентрическое научное знание, тем самым

подрывает демонизацию капитализма, этого эмоционального восприятия идеи вечности и

неизменности капитализма. Без подобной демонизации АГС лишается своего важного источника и

второй по значимости после идеи отождествления культуры и различия — компоненты.

Подчеркнем, что изучение форм

197

социальной организации человечества (капитализм, социализм и пр.) не входит в сферу компетенции

нашей версии глобалистики.

Основной результат воздействия этой версии на отечественное мировосприятие заключается не в

подрыве основных ценностей пот-советского сознания, но в изменении их иерархии. Отсюда — изме-

нения иерархии идентичностей, что уже прямо воздействует на АГС. Соответственно предлагаемой

версии, высшую ступень в системе ценностей занимает принадлежность к человечеству или осознание

Россией своей общечеловеческой идентичности; далее следуют иные идентификации — религиозная,

национальная, государственная. Соотношение последних идентичностей варьируется, но приоритет об-

щечеловеческой идентичности — безусловный постулат принятой версии глобальности. Таковая тем

самым в корне подрывает АГС как и стоящие за ним силы с их различными иными иерархиями ценнос-

тей и предпочтений. Среди прямых антагонистов и оппонентов гуманистической версии глобальности

оказываются и евразийцы с предпочтением то ли религии (А.Дугин), то ли цивилизации (А.Панарин); в

оппозиции нашему предпочтению выступают идеи отвержения экуменического диалога (РПЦ) и

позиции, соединяющие державность, социальную справедливость и религиозность (КПРФ).

2. Современное российское мировидение ориентируется — при новом прочтении глобализации — на

мир как расчлененное дифференцированное многообразное и в то же время взаимосоотнесенное целое,

где каждая часть внутренне противоречива и несамодостаточна. Такое представление о мире и

человечестве противоположно его же пониманию как неразделенного целого, сплошной массы, не

поддающейся рациональному освоению, а поэтому и «внешней» и враждебной стране и индивиду. Это

мировосприятие есть необходимая составная или даже основание АГС, тесно связанного с высокой

эмоциональной напряженностью субъекта, снижающей его когнитивную способность, с его

примитивным и упрощающим мышлением (А.Назаретян). Напротив, необходимая степень (мера) точ-

ности подрывает такое видение. Стремясь к определенности (далеко не всегда губительной — как это

нередко считается для научного знания), глобалистика не просто стремится «подковать блоху*, но

работает по принципу М.Жванецкого — «Тщательней, товарищи!» (шутка). В этом смысле она может

найти аналоги своих понятий и в точных науках (физика, взаимодействия частиц), и в биологии (идея

коэволюции), и в экономнауках (понятие «регулирования»).

3. Существенно может измениться и российское историческое самосознание, основанное на идеях

самобытности и противопоставления 198

внешнему миру. Эти основания приходят в противоречие с пониманием глобальности как

органического единства процессов, соединяющих и разделяющих человечество, пониманием, не

совместимым с АГС. Поскольку концепция глобальности включает не только архетип, но и

изменяющиеся исторические формы, то нынешнее российское сознание и историческая наука

получают возможность пересмотреть прежнюю парадигму включенности России в мировую историю и

увидеть исторические формы глобализации даже вопреки госцентристскому подходу, присущему

российской исторической науке. Таковая может освоить новую парадигму исторического знания —

Глобальную, где акцент делается на связях как внутри общества, так и общества с природой, а идя

далее — и парадигму Универсальной истории, включающей «российское человечество» в

закономерности Вселенной (по Э.Ян-чу и А.Назаретяну). Это новое историческое знание, столь

необходимое для обновления исторического самосознания России, обретает через нашу версию

глобальности соответствующий методологический подход, коль скоро единицами истории выступают

не столько отдельные субстратно различные образования (государства, классы, нации), но связи,

обмены и отношения между ними.

4. Изменение российского миросознания обретает практическую направленность через стратегию,

основанную на данной версии глобальности. Сверхзадача такой стратегии не определяется тезисом «

глобальность для России» в противопоставлении «глобальности для человечества». Эта ложная

дилемма снимается, поскольку подлинная глобальная стратегия отношений России с миром-

человечеством заключается в поиске баланса соединяющих и разъединяющих механизмах

человечество, в определении «согласованного оптимума» в плане соотношения человечества как

целого и как целостности, целого и его частей, в томчисле российской части. Такая стратегия поиска

баланса подразумевает и выработку системы управления (или направления) данных процессов, что под

силу лишь мировым институтам при активном участии в них России. Это участие требует

существенных усилий российского самосознания, которое должно признать свою — российскую —

несамодостаточность, как и, понятно, несамодостаточность любой другой компоненты человечества.

Отсюда — необходимость глубокого самокритического взгляда российского общества...

В конечном счете антропоисторическая версия глобальности и глобалистики как особой единицы

научного знания нацелены на то, чтобы — говоря нашим привычным языком — если не

реабилитировать глобализацию, то «снять с нее необоснованные обвинения». Тем самым создается

возможность блокировать угрозу рождения нового,

199

второго издания тоталитарного сознания, частью которого и является АГС. Если подобная

блокировка возможна в области научного сознания, то понятно, что она куда более проблематична

в сфере общественного сознания, его не- и вне- научных секторах. И, тем не менее, и в этом случае

возрождение тоталитарного сознания не безусловно. Поскольку современная наука реализует себя

лишь через постоянный диалог с различными иными формами и способами познания — фило-

софским, теологическим, образным, обыденным, то оно выступает не в роли эталона и идеала

общественного сознания, но лишь как важный партнер всех других форм познания. Такие

партнерские отношения исключают претензии на гегемонию как науки, так и культуры (на чем

настаивает И.Ионов) в совокупном общечеловеческом знании (термин Э.Азроянца). Отношения

же глобалистики с образным знанием скорее есть проблема видов науки или класса науки — т.н.

часов или облаков (по Г.Гачеву); представив глобальность не только как логическое понятие, но

как мысле-образ (В.Порус), можно, видимо, избежать противопоставлении в определении

«классовой» (каламбур!) принадлежности глобалистики. Такую партнерскую роль наша — ги-

потетическая — глобалистика может выполнить лишь при двух условиях; во-первых, ей предстоит

освоить нормы Новой науки с ее пост-неклассической философией и, во-вторых, на этой основе

сформировать широкий не конгломерат, но комплекс частнонаучных дисциплин, по отношению к

которым наша глобалистика будет выступать как наддисциплинарная область преимущественно с

методологическими и интегрирующими функциями; в-третьих, добиться, чтобы соседние,

наиболее близкие к глобалистике дисциплины интерио-ризировали ее нормы и правила, не теряя

при этом своих прежних привычных предметов. Если эти условия будут выполнены, воздействие

глобалистики на АГС будут тем более продуктивнее, что глобалистика сможет эффективнее

отражать антисцийнтистские настроения и квазинаучные представления, которые вырабатывает и

которыми питается сам АТС. Подобные же идеи получают основания...в самой науке, когда

ставится вопрос о «конце науки», становящейся или чисто прикладной, или аналогом чистого

искусства (т.н. ироническая наука Дж.Хоргана). Пример и опыт глобалистики свидетельствует

скорее, на наш взгляд, о том, что рост науки как особой формы знания/ сознания продолжается и

интересен как раз тем, что глобалистика демонстрирует одновременно и дифференциацию

(разъединение), и интеграцию (соединение) научного знания, выступая как частный случай наук о

процессах взаимодействия (в самом широком смысле), в ситуации предвещаемого конца науки.

200

Ноде Ж.-И.

(Франция)

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЭТИКА ОБМЕНА

Критическое отношение к процессу глобализации зачастую имеет этическую подоплеку.

Глобализация, с подобной точки зрения, увеличивает неравенство, истощает природные ресурсы в

ущерб будущим поколениям, удерживает страны третьего мира в нищете, разрушает окружающую

среду, усугубляет социальные проблемы. Все эти замечания относятся в значительной степени к

сфере морали и часто приводят к неприятию самой глобализации или, по крайней мере, тех форм,

в которых она сегодня реализуется.

В связи с чем, и при более уравновешенном взгляде на глобализацию, мы не должны терять из

виду этические соображения. Однако экономист может вынести суждение по этому вопросу, лишь

обратившись к тому, что является основой явления глобализации: глобальное расширение

обменного процесса, феномена, который, сам по себе, является закономерным. Здесь необходимо

вернуться к истокам: если обмен, который глобализация лишь сделала всеобщим, этичен в своей

основе, то и глобализацию нужно признать таковой. Это никак не снимает многих сложностей,

которыми может сопровождаться глобализация, но не дает возможности осуждать сам принцип

глобализаци и изначально признавать ее аморальной.

Сразу же заметим, что в антиглобалистской критике есть некая двусмысленность, поскольку она

включает два диаметрально противоположных течения. Первое полагает, что глобализация губи-

тельна для стран третьего мира, что она мешает их развитию, усугубляет неравенства и, таким

образом, она осуществляется в ущерб странам третьего мира; другое течение напротив считает,

что глобализация вредит богатым странам, она подвергает предприятия опасной конкуренции с

дешевой рабочей силой и низким уровнем оплаты труда, она разоряет многие предприятия

развитых стран, а наплыв дешевых продуктов создает угрозу их сельскому хозяйству, сокращается

число рабочих мест. Эти две точки зрения противоречат друг другу, таким образом, в

антиглобалистских течениях существует, по крайней мере, два типа аргументации.

Обмен — игра с позитивным итогом

В обоих случаях, точкой отсчета является образ игры с « нулевым » итогом, в которой есть

победитель (бедная или богатая страна, в соот-

201

ветствии с вышеизложенным) и проигравший. Вот что действительно могло бы сделать

глобализацию аморальной, поскольку в этом случае сам обмен являлся бы таковым. Дело в том,

что в такой позиции есть непонимание того, что есть обмен. Если обмен является свободным и

добровольным, то во всех случаях речь идет об игре с «позитивным» итогом, как источнике

созидания благосостояния. В обмене два победителя (обе стороны), что и дает ему этическое

превосходство. Обмен происходит из субъективного представления о ценности обмениваемых

благ: эта ценность измеряется каждым из участников по-разному. Для того, кто продает, большую

ценность имеет то, что он покупает, чем то, от чего он отказывается (в противном случае он бы не

участвовал в обмене), а для того, кто покупает, большую ценность имеет то, что он покупает, чем

то, что он продает (иначе он бы тоже этого не делал). Мотивация свободного обмена состоит в

том, что каждый имеет в нем свою выгоду. Таким образом, получается чистая прибыль для обеих

сторон, и обмен не может быть неравным, если каждому он приносит субъективное

удовлетворение, для которого не существует объективного мерила: все будет зависеть от того, как

используется приобретенное благо.

Говоря более академично, обмен базируется на фундаментальном этическом принципе —

принципе двух свободных волеизъявлений, заключающих между собой контракт, условия

которого устанавливаются свободно, и обменивающиеся своей законной собственностью, которая

была получена путем созидательного труда или другого обмена. Таким образом, в основе обмена

лежит моральный принцип, принцип свободы соглашений, и никто не обязан соглашаться на

обмен, по крайней мере, в контексте всеобщей конкуренции, который сейчас является актуальным

на мировом уровне. Лишь при монополизме обмен может быть вынужденным.

Обмен и рост знаний

Чтобы понять этический характер обмена, необходимо обратиться к его источнику — бурному

росту знаний и информации. Никто из нас, ни одно предприятие, ни одна страна, ни один человек

не может знать всего, и именно поэтому мы прибегаем к разделению труда, специализации,

которая позволяет использовать умения и знания других и давать другим пользоваться нашими

знаниями и умениями. Рынок, в основе которого лежит обмен, есть не что иное, как большая

система обработки информации, и известно, что все попытки централизованной обработки

информации, через обязательное планирование, потерпели крах. Такие авторы, 202

как, например, Хайек, подчеркивали значение информации в экономической жизни. В

противоположность идеям неоклассической экономической науки, мы не владеем полной

информацией, а лишь частичной. Цены являются отображением результатов обработки потоков

информации. Говоря обобщенно, разделение труда и обмен, который из него проистекает, это

лишь способ получить, в виде конечных продуктов, знания, умения, качества и информацию,

которыми владеют другие. Обмен влечет за собой прогресс для всех (что вновь указывает на его

этическую составляющую), потому что он позволяет увеличить общее «хранилище» знаний, из

которого каждый может извлечь выгоду. Очевидно, что, расширяя обмен до мирового уровня, мы

увеличиваем всеобщее пространство знаний, которым каждый может воспользоваться.

К этим базовым и достаточно общим аргументам в пользу обмена можно добавить, что

глобализация процессов обмена имеет и другие этические последствия, более тесно связанные с

практической жизнью.

Во-первых, очевидно, что если обмен приносит выгоду обеим сторонам, он будет благоприятен,

когда происходит между предприятиями стран с различным уровнем развития, т.е. выгоден как

для бедных, так и для богатых стран.

Бедным странам обмен позволит получить блага необходимые для развития, которые они сами не

производят (например, оборудование), и найти выходы на рынок для того, что производится (экс-

портные продукты). Таким образом, глобализация здесь является фактором развития, а, как

известно, коммерческая деятельность есть лучшая форма содействия развитию, и более

эффективная, чем общественная помощь, которая часто растрачивается впустую. История

показывает, что «закрытые» страны пришли к еще большей нищете, в то время как страны

открытые миру (от Северо-западной Азии до о-ва Маврикий) пользуются всеми преимуществами

развития. Все страны, даже самые бедные, имеют свои козыри, хотя бы в виде «человеческого

капитала », и низкая цена рабочей силы может дать им преимущество, компенсирующее меньшую

продуктивность: постепенно экономическое развитие позволит увеличить заработную плату и

улучшить социальную защиту.

Что касается богатых стран, известно, что торговля всегда служила опорой экономической

деятельности и что она является фактором стабилизации экономической ситуации. И если взять

обратный пример, то хорошо видно, как в 1929 г. закрытость экономики только усугубила

ситуацию. Кроме того, нужно принимать во внимание не только выгоду производителя (благодаря

экспорту), но и выгоду по-

203

требителя (благодаря импорту), который может получить более дешевые товары. Таким образом,

то, что часто объявляется опасностью, напротив, является приобретением для общества

потребления: мы можем использовать сравнительные преимущества других, их усилия, в

результате чего выигрываем в продуктивности.

Свободный обмен и политическая либерализация

Справедливо замечено, что экономическая открытость не всегда сопровождается политической

открытостью, и именно это снижает преимущества обмена: страны, которые отказываются от

признания фундаментальных свобод, извлекают из обмена меньшую выгоду, чем страны,

признающие демократию и права человека. Но очевидно — и это хорошо видно на примере

Восточной Европы, или на более близком примере Португалии, Испании и Греции — что обмен

товарами невозможен без обмена идеями, людьми, информацией и ценностями. В этом смысле,

свободный обмен может быть одним из факторов политической либерализации, что, в очередной

раз, показывает ее этическое превосходство. Обмен есть неотъемлемое свойство открытых

обществ. Универсализация обмена свидетельствует о движении — подчеркнутом падением

Берлинской стены — в пользу обществ, обладающих свободами, в числе которых экономические

свободы. Нельзя не признать, что соблюдение фундаментальных прав подразумевает некую этику,

и благодаря обмену, оно может распространиться за рамки экономической сферы, в сферу

политическую: это то, чего можно со временем ожидать от участия в обмене такой страны, как

Китай.

Конечно, противников глобализации беспокоят моральные, этические риски, возникающие от

доминирования одной страны (в данном случае США) или группы стран над другими .-

Справедливо утверждение, что гегемония лишена этики, но предыдущее рассуждение основано на

некотором недопонимании: мы рассуждаем так, как если бы обмен осуществлялся между

государствами, между правительствами, между странами, т.е. на государственном уровне. Однако

обмен, в противоположность избитому выражению, не является международным; он производится

между предприятиями — или даже между отдельными людьми посредством наших повседневных

покупок — и нет принципиальной разницы между обменом, в котором участвуют два предприятия

одной страны, и обменом между двумя предприятиями из разных стран. Везде действует один и

тот же принцип, и это тем более верно, что сегодня больше ни один товар не может

рассматриваться, как произведенный на 100% в 204

какой-либо одной стране. Самый элементарный промышленный товар предполагает наличие

составных частей, сырья, подрядчиков и различных служб из очень многих стран. И путь каждой

из частей чрезвычайно сложно проследить, настолько реально стало взаимное проникновение

экономик различных стран.

Глобализация — это свершившийся факт

Глобализация — это свершившийся факт, это реальность. Как все, что имеет отношение к

человеческой деятельности, она имеет недостатки, риски, ограничения. Но сам принцип

глобализации не может быть оспорен, во всяком случае, в этическом плане. Если обратиться к

практическому аспекту, то даже самые рьяные противники глобализации используют все ее

инструменты, средства: они общаются по интернету, пользуются мобильным телефоном, летают

на самолетах, отправляют факсы, то есть пользуются всеми технологиями, которые позволяют

преодолеть границы между людьми. В этом смысле, каждый, даже противники глобализации,

признает ее как свершившийся факт.

Конечно, глобализация вызывает опасения, потому что, как и любая человеческая деятельность,

она сочетает в себе добро и зло, силу и слабость людей и потому что она помещает нас в реальный

мир, мир, где люди несовершенны, а не в идеальный мир, где живут идеальные люди. Среди этих

опасений одно заслуживает большего внимания — это страх культурного однообразия, которое

принесет с собой глобализация. А проблема сохранения национальных и местных культур,

безусловно, имеет этическую подоплеку. На самом деле, глобализация в этом случае действует как

любой экономический феномен: есть и разрушение, и созидание (как в «созидательном разру-

шении»). И если какие-то различия исчезают, появляются другие.

Но это как раз и напоминает нам о том, что чем шире наше экономическое видение, а теперь оно

планетарного масштаба, тем важнее становится для каждого укорениться в почве местных связей с

традициями, локальным сообществом, гражданским обществом. Разворачивание глобализации

будет тем более «гуманистичным», чем глубже мы усвоим, что человек не ограничивается

экономикой, что у него есть культурная и эмоциональная стороны, которые должны, в свою

очередь, развиваться, укореняться и служить противовесом экономической глобализации. Если

глобализация — это многообразие обменов и разнообразие товаров, она должна также

сопровождаться большим культурным разнообразием, благодаря сильному и динамичному

гражданскому обществу.

205

Вебер А.Б. (Россия, Москва)

ВЗГЛЯД НА ПОЛИТИКУ НЕОЛИБЕРАЛЬНОЙ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

В формулировке темы конференции сделан акцент на психологической интерпретации вызовов

глобализации. Мы будем исходить из того, что « столкновение идентичностей » обусловлено стол-

кновением интересов и ценностей, которые связывают самоидентификацию и представления о

своей группе с поведением (решениями, политикой) других больших или малых групп и пред-

ставляющих их институтов.

Понятие «глобализация» возникло и получило распространение как отражение новой реальности

— планетарных пространственных масштабов информационной революции, телекоммуникаций,

рыночных отношений, финансовых трансакций, сетевых общественных связей.

Речь идет о процессах, обусловленных логикой объективного развития, — научно-техническом

прогрессе, экономической интеграции, интенсификации межкультурных контактов. Это дало

повод трактовать глобализацию как результат действия слепых, анонимных рыночных сил, как

сугубо спонтанный, самопроизвольный, неконтролируемый процесс — непредвидимый, неотвра-

тимый и безальтернативный.

Будучи скорее описательным, нежели аналитическим, термин «глобализация» — в такой

интерпретации — оказ'ался весьма удобным с точки зрения доктрины неолиберализма, поскольку

он вуалирует социально-экономическую сущность описываемого им процесса — направляемую

новыми центрами влияния и власти экспансию глобального финансового капитала.

Это обстоятельство не ускользнуло от внимания критиков, с точки зрения которых глобализация

есть « политический проект» (Дж. Грэй), результат «сознательного политического выбора»

(У.Пфафф), следствие политики правительств стран «семерки» и контролируемых ими

международных финансовых институтов (М.Кастельс).

Сводить глобализацию только к политике было бы преувеличением и упрощением. Вместе с тем,

политическая составляющая

206

является, несомненно, одним из существенных компонентов процесса глобализации. Как и

доктрина экономического либерализма (неолиберализма), лишенного ценностных аспектов

классической либеральной философии.

Неолиберальный глобализм получил концентрированное выражение в т.н. Вашингтонском

консенсусе — скоординированной линии действий Министерства финансов США,

Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка (ВБ), направленной на подчинение

национальных экономик развивающихся стран одинаковым правилам, требованиям

дерегулирования, либерализации и приватизации, создания условий для свободного движения

капиталов, товаров и услуг по всему миру.

Эти правила и требования, основанные на упрощенных моделях равновесного рынка и рыночного

общества, навязывались странам с развивающейся или переходной экономикой, невзирая на

различия в их положении, наделенности естественными и приобретенными факторами

производства, культурными традициями и пр. Как убедительно показал бывший вице-президент

Всемирного банка, лауреат Нобелевской премии по экономике Дж.Стиг-лиц, решения руководства

МВФ и в значительной мере — ВБ об условиях предоставления займов и кредитов диктовались

прежде всего идеологией рыночного фундаментализма, особыми интересами Уолл-стрита и

политическими расчетами, вразрез с первоначальным мандатом этих организаций (см. J.Stiglitz.

Globalization and Its Discontents. N.Y. — London: Norton, 2002).

В 1990-х гг. США и МВФ усилили давление на развивающиеся страны , вынуждая их соглашаться

на жесткие условия «структурной адаптации», которые сплошь и рядом оказывались

конгрпродуктивными в долгосрочном плане; их жертвой становились системы образования,

здравоохранения, социального обеспечения, защиты мелкого и среднего бизнеса, окружающей

среды; они провоцировали кризисы, драматические социальные и политические конфликты.

Наряду с правительствами США, других стран «семерки» и контролируемыми ими

международными координирующими организациями субъектами глобализации выступают

транснациональные корпорации. Расширение масштабов деятельности ТНК в условиях

обостряющейся конкуренции требует снижения и устранения межгосударственных торгово-

экономических барьеров, максимальной свободы рыночных и финансовых трансакций. ТНК дей-

ствуют как своего рода «таран», прокладывающий путь свободной торговле повсюду в мире.

207

Эти новые центры влияния и силы образуют вершину иерархической структуры современной

глобальной полиархии. Рыночные институты — это и экономическая власть, глобальная и

экстерриториальная. Результаты глобализации определяются тем, кто и как ее направляет.

Неолиберальная глобализация асимметрична, ее выгоды и издержки распределяются крайне

неравномерно, что усугубляет неравное положение участников глобальных рынков.

Хотя за последнюю четверть века в т.н. развивающемся мире по ряду направлений достигнут

определенный дрогресс (повышение среднедушевых доходов, уровня грамотности взрослого

населения, снижение детской смертности), — за средними цифрами скрывается крайне

противоречивая картина. Одни страны (включая Китай, Индию) в той или иной мере

продвигаются к решению стоящих перед ними задач, демонстрируя принципиальную

возможность извлечения выгод от приобщения к глобализационным процессам при проведении

более самостоятельной политики; другие — и их большинство — все более отстают или топчутся

на месте.

Неоднозначны последствия глобализации и для самого Запада. Выгодам, которые он извлекает из

своего экономического, технологического и политического превосходства, сопутствуют и нега-

тивные побочные эффекты: иммиграционное половодье (на неблагоприятном для западных стран

демографическом фоне), новые очаги этнокультурных и социальных антагонизмов, активизация

ультраправых на расовой и националистической почве, подпитываемые извне теневая экономика и

организованная преступность, ослабление социальной целостности обществ, угрозы терроризма и

вытекающая отсюда опасность ограничения или утраты гражданских свобод.

Углубляются различия в положении людей, втянутых в «постиндустриальную» трансформацию, и

отчуждаемых от нее. Обостряются проблемы национальной, групповой и личностной иден-

тичности. Подтачивается национально-государственная идентификация, ослабляются связи людей

с традиционными социальными институтами. Отмечаемый исследователями феномен

индивидуализации оборачивается возрастающей неопределенностью, амбивалентностью

социального положения индивидов, дефицитом реальной свободы. Глобализация ощущается

многими, особенно в странах третьего мира, как угроза национально-культурной идентичности,

что вызывает в качестве ответной реакции обостренное восприятие этнонациональной

принадлежности и агрессивный национализм.