Вильковский М.Б. Социология архитектуры

Подождите немного. Документ загружается.

205

те, через которое выходит дым очага, или внутренний

дворик [37. – С. 122]. Автор, ссылаясь на Зигфрида Ги-

диона, отмечает, что по мере исторического развития

архетипически можно выделить три концепции архи-

тектурного пространства. Первая с древних времен

до Античной Греции – архитектура как объем. Вторая,

начиная с Античного Рима – архитектура интерьерного

пространства внутри организованных масс. Третья – реа-

лизованная на рубеже ХIX–XX веков – взаимодействие

объема и интерьерного пространства [37. – С. 123].

Автор иллюстрирует эти положения примером пи-

рамид Древнего Египта, называя их «овеществленными

посланиями архетипической значимости», соединивши-

ми в себе мегалиты с вневременными математическими

абстракциями, впервые материализованными. В мифо-

логическом плане пирамиды соединяли понятия Миро-

вой горы и Солнца. Масса пирамиды, в человеческом

восприятии, господствуя над окружающим ландшаф-

том, захватывает пространство вокруг полем сил, акку-

мулируя энергию, затраченную на возведение монолита

[37. – С. 127]. Центр Мира во многих культурах связан

с символическим образом «Мирового дерева». В образе

Вселенной средневекового христианства центр на кар-

те мира – это Иерусалим, а центр города – это собор, ко-

торый рассматривался как модель космоса. Важное зна-

чение в средневековье придавалось символизму чисел.

«Числа 3 (число Святой Троицы, символ духовного) и 4

(символ великих пророков, евангелистов, как и числа

мировых элементов и времен года, т.е. материального

мира), р

авно как их сумма – 7 и произведение – 12, игра-

ли большую роль в конкретизации идеального архетипа

города. Выстраивались сложные семиричные и двенад-

цатиричные системы, связывавшие как число выделен-

ных элементов, так и числовое выражение и соотноше-

ние величин» [37. – С. 188].

ИСТОРИКО-ГЕНЕТИЧЕСКИЙ

МЕТОД А.В. ИКОННИКОВА.

ИСТОРИЯ АРХИТЕКТУРНЫХ УТОПИЙ

206

Организация пространства

в русском градостроительстве

Автор отмечает, что кроме архетипов на архи-

тектуру в историческом масштабе оказывают влияние

внутренние закономерности ее развития. Здесь автор,

соглашаясь с Ю. Лотманом, относит к таким закономер-

ностям неравномерность процессов развития культуры,

когда моменты предсказуемой постепенности сменяют-

ся «взрывом» [40. – C. 17]. Важной закономерностью

является особенность территориальной истории разви-

тия архитектуры различных мест и стран. К взрывным

перио дам развития российской архитектуры А.В. Икон-

ников относит период создания Санкт-Петербурга

и начало ХХ века с расцветом авангарда. В моменты

«взрыва» архитектура открыта внешним влияниям. Ана-

лизируя процесс развития российской архитектуры,

автор, ссыла ясь на исследования П.Н. Милюкова [235]

и Д.С. Лихачева [236], отмечает асимметричность век-

торов влияния на российскую культуру и архитектуру,

в частности, наименьшее влияние на нее на протяжении

всей истории восточного направления. На начальном

этапе развития архитектуры России значительное влия-

ние заметно со стороны Византии, особенно в станов-

лении форм городской жизни и городского поведения.

Дальнейшие рассуждения автора основаны на иссле-

дованиях Л.Н. Гумилева [237] и различиях социальной

и экономической активности Европы и России в зависи-

мости от расположения линии положительной изотер-

мы января. В странах Европы социальное и культурное

развитие опиралось на наследие античности и инфра-

структуру Римской империи, обеспечившую концен-

трацию населения в городах – что, по мнению автора,

было важнейшим фактором ускорения культурных про-

цессов. На территории, населенной славянами, культур-

ное развитие протекало медленнее, что определялось

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ АРХИТЕКТУРА

И СОЦИОЛОГИЯ

207

отсутствием наследия древних культур и низкой плот-

ностью населения. Еще более медленно шло культурное

развитие в полосе степей и пустынь, где господствова-

ли кочевые племена. Таким образом Россия долгое вре-

мя не перенимала опыт опережающей ее в развитии

Европы (хотя западное влияние все же происходило),

особенно нечего было взять и у отстающих в развитии

степняков, слишком обширный ареал обитания кото-

рых отделил Русь от высоких культур азиатских суперэт-

носов. Все это приводило к самобытности развития рус-

ской архитектуры и градостроительства. Кроме базовых

архетипов круговой планировки, наличия ядра и цен-

тра, на развитие русских поселений и городов влияло

и их расположение на обширных территориях. По наб-

людениям А.В. Иконникова, для городов Руси была ха-

рактерна открытость системы в отличие от западных

городов – замкнутых, целостных, конечных закрытых

систем. На Руси не было необходимости в уплотнении,

поселения развивались вширь. Кроме того, так как стро-

ительным материалом было дерево, опасность пожаров

заставляла разряжать постройки. Да и русский мента-

литет заставлял горожанина чувствовать себя не толь-

ко частью общины, но и частью природного бытия.

Во многих культурах, в том числе в западноевропейских

городах, пространственная организация начинается

с крестообразного пересечения главных дорог по сто-

ронам света. Города на Руси не приняли не только этот

крест, но и ортогональную геометрическую точность

деления улиц и кварталов. С некоторым допущением

можно сказать, что в русских городах, в отличие от го-

родов западных, эмоциональное начало доминировало

над рациональным. Наиболее распространенная систе-

ма прокладки улиц – это прокладка лучевых направле-

ний от центра кремля-детинца. Неортогональность

архитектуры средневекового русского города проявля-

ИСТОРИКО-ГЕНЕТИЧЕСКИЙ

МЕТОД А.В. ИКОННИКОВА.

ИСТОРИЯ АРХИТЕКТУРНЫХ УТОПИЙ

208

лась также в том, что город развивался не по геометри-

ческому генеральному плану, а как бы «выращивался»

как дерево, исходя из потребностей и особенностей

ландшафта. Идеальная структура, к которой должно

было приводить развитие средневекового русского го-

рода – радиально-кольцевая. Полного развития эта мо-

дель достигла в Москве. Символически объединял систе-

му образ «небесного града Иеру салима», а появившаяся

в XVI веке идея «Москва – третий Рим» олицетворяла

амбиции на преемственность от Византии в качестве

центра православного мира [37. – С. 220]. В XVII веке

в России произошли изменения, которые привели

к рождению нового типа сознания, когда из безликой

толпы стали выделяться личности. Становление лич-

ностного самосознания сделало Русь восприимчивой

к западноевропейской культуре, традиционно ориенти-

рованной на личность. К концу XVII века постепенность

перемен перешла к культурному взрыву при создании

Санкт-Петербурга. Автор считает, что в дальнейшем

естественная органичность формирования среды была

заменена театральностью, что привело к отчуждению

создаваемой человеком среды от него и его внутрен-

ней жизни. После нового культурного взрыва в ХХ веке

и после его угасания к концу последней четверти века

окончательно разрушилась связь между внутренним

миром человека и формами его среды. Поэтому автор

считает необходимым для культурного возрождения

обратиться к национальным градостроительным тра-

дициям [37. – С. 226]. В качестве удачного примера раз-

вития Москвы А.В. Иконников отмечает строительство

высотных зданий в узловых точках плана по внешней

стороне центрального ядра Москвы, решение о возведе-

нии которых было принято в 1947 году. Введение высот-

ных вертикалей возродило традиционную силуэтность

старой Москвы, в которой множество храмов и колоко-

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ АРХИТЕКТУРА

И СОЦИОЛОГИЯ

209

лен образовывали систему ориентиров. Автор отмечает

в связи с этим, что «возможно, следовало бы вернуться

к тому, что делалось в конце 1940-х годов, и рассмотреть

варианты расширения связной системы высотных ори-

ентиров, выявления ими всей трассы Садового коль-

ца и структурирования периферийных зон. Принцип

растущего дерева, сохраняющего индивидуальность

на каждом этапе роста, безусловно, плодотворен и уни-

версален. Он помог решению проблем Москвы в 1940-е

годы. Трансформированный в соответствии с изменив-

шейся ситуацией, он может быть плодотворен и в даль-

нейшем» [37. – С. 292].

Утопическое мышление

и архитектура

Наиболее сильное влияние на развитие архитекту-

ры на всем протяжении истории, по мнению Иконни-

кова, оказывают утопии. «Любая архитектурная задача

исходит от некой идеальной модели жизнеустройства

и имеет в ней свое оправдание» [39. – С. 3]. Утопии как

идеальные модели будущего, по мнению автора, явля-

ются неотъемлемой частью общественного мышления,

мысленно (идеально) компенсируя неопределенность

ситуации, что особенно характерно в периоды кризи-

сов, революций, бурного развития [39. – С. 4]. Особен-

но характерны утопиями и утопическим мышлением,

по мнению автора, ХIХ и ХХ века с их ускоряющимися

темпами развития. Фактически А.В. Иконников считает

историю современной архитектуры историей утопий

[39. – С. 5]. В своих исследованиях А.В. Иконников под-

робно проанализировал историю развития архитектуры

через развитие социальных утопий и их ответвлений –

архитектурных утопий. Само слово «утопия» произошло

от названия книги лорда-канцлера короля Генриха VIII

Томаса Мора и буквально означало «блаженная страна

ИСТОРИКО-ГЕНЕТИЧЕСКИЙ

МЕТОД А.В. ИКОННИКОВА.

ИСТОРИЯ АРХИТЕКТУРНЫХ УТОПИЙ

210

нигде» [39. – С. 8]. Автор более подробно рассматри-

вает утопии последних двух веков, но уделяет внима-

ние и развитию утопий от древних времен до Маркса.

Древнейшая утопия – античный миф о «Золотом веке»

как альтернативе реальному бытию, воспетом еще Ге-

сиодом и Овидием. Автор считает архетипом утопии,

«прото утопией», «Государство» Платона, в котором

идеальное государство есть отражение и продолжение

идеального космоса [39. – C.17]. Иконников отмечает

четыре свойства, присущие всем утопиям: уравнитель-

ство и коллективные ценности, упрощение, радикализм,

вневременность. К источникам утопизма в архитектуре

автор относит многие философские труды, рожденные

человеческой мыслью на протяжение веков, в том чис-

ле немецкий перевод Нового завета Мартина Лютера,

утопию Томаса Мора, «Трактат об архитектуре» Фила-

рете, «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы, «Новую

Атлантиду» Фрэнсиса Бэкона, «Историю севарамбов»

Дени Вераса д'Алле, «Завещание» Жана Мелье, тру-

ды Ж.Ж. Руссо, архитектурные утопии Клода Никола

Леду, архитектурные фантазии Этьена Луи Булле, тру-

ды социалистов-утопистов Клода Анри де Рувруа Сен-

Симона, «Путешествие в Икарию» Этьена Кабе, труды

Франсуа-Мари-Шарля Фурье, Роберта Оуэна, анархиче-

ские утопии Михаила Александровича Бакунина и Пет ра

Алексеевича Кропоткина, «Города-сады будущего» Эби-

низера Говарда, «Русскую идею» В.С. Соловьева и «Супра-

морализм, или Всеобщий синтез» Н.Ф. Федорова, кото-

рый главной идеей прогресса считал исполнение долга

перед всеми поколениями предков – возрождение всех

когда-либо живших. Но одной из главных утопий стали

труды К. Маркса и Ф. Энгельса. И хотя они уже в «Мани-

фесте коммунистической партии» отмежевались от уто-

пизма, в дальнейшем внутри самой марксистской теории

стали возникать утопии и главная из них – построение

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ АРХИТЕКТУРА

И СОЦИОЛОГИЯ

211

СССР. Анализируя эстетические утопии ХIX – начала

ХХ века, А.В. Иконников отмечает важность идей, из-

ложенных Рихардом Вагнером в трактате «Художествен-

ное произведение будущего», одной из центральных

идей которого была необходимость объединения всех

видов искусств для синтезирования совокупного произ-

ведения искусства – Gesamtkunstwerk [39. – С. 102]. Более

практичными оказались эстетические утопии Джона

Рескина, которые пытался перенести в жизнь Уильям

Моррис. Попытки воплощения утопии в архитектуре

предпринимались во все времена сущест вования утопий.

Так, например, подобными попытками автор считает

реконструкцию Рима в XVI веке в интересах контрре-

формации и неосуществленный проект перестройки

Московского Кремля В. Баженовым по заказу Екатерины

II. А вагнеровскую сценографию в архитектуру пытался

перенести баварский король Людвиг II в горном замке

Нойшванштейн. В России, в силу замкнутости ее раз-

вития, эстетические утопии создавались под знаком по-

исков национальной самоидентификации, что привело

к появлению «псевдорусского» стиля, в котором создава-

лись, например, произведения А.В. Щусева и В.А. Пок-

ровского. С развитием техники, отмечает А.В. Икон-

ников, архитектуру стали сопровождать «машинные»

утопии, которые привели в созданию модернизма в ар-

хитектуре с его формулой, впервые введенной главой

«Чикагской школы» архитектуры Салливеном: «Форма

следует за функцией. Таков закон» [39. – С. 195]. Самым

целеустремленным и продуктивным среди авторов архи-

тектурных утопий «машинного века» Иконников счита-

ет Ле Корбюзье. Суть его утопии заключалась в том, что

архитектура может влиять на общественные отношения

и формировать их. А его отношение к архитектурным

сооружениям выражалось формулой: «Дом – машина

для жилья» [39. – С. 227]. Свой идеальный «современ-

ИСТОРИКО-ГЕНЕТИЧЕСКИЙ

МЕТОД А.В. ИКОННИКОВА.

ИСТОРИЯ АРХИТЕКТУРНЫХ УТОПИЙ

212

ный город» Ле Корбюзье впервые представил в книге

«Урбанизм» («Планировка города»). «План Вуазен», по-

казанный на Международной выставке декоративного

искусства 1925 года в Париже, уже был планом преобра-

зования Парижа, а «Лучезарный город» в 1935 году со-

держал эскизы перепланировки Москвы. Ле Корбюзье,

по выражению А.В. Иконникова, создал архетип архи-

тектурных утопий «машинного века» [39. – С. 251]. Боль-

шое значение автор придавал и утопическим проектам

в Германии – Баухаузу во главе с Гропиусом.

Архитектурные утопии

в России

Анализируя архитектурные утопии в России,

А.В. Иконников выделяет три утопии. Первая утопия

(1917–1931) была близка германскому Баухаузу и дру-

гим утопиям «машинного века» – это утопия, созданная

архитектурным авангардом (архитектура будущего, но-

вого государства). Вторая утопия (1931–1954) – утопия

сталинского тоталитаризма с ориентацией на неоклас-

сику и национальные традиции. Послевоенный пери-

од отмечен квазиутопией с ориентацией на Победу.

Если до войны был выдвинут лозунг «Мы рождены,

чтоб сказку сделать былью», то после войны архитек-

тура воплощала «Сказку, сделанную былью» через па-

радные театральные фасады, создавая промежуточное

звено между утопией и реальностью. Третья утопия

(1954–1965) – ориентация на хрущевскую уравнитель-

ную социальную политику, технологический утилита-

ризм и лозунг: «Коммунизм к 1980 году». Третья утопия

была последней в России. Далее было вялое воплоще-

ние в строительстве концепций «развитого социализ-

ма» и «социализма с человеческим лицом», распад уто-

пических концепций и нарастание антиутопических

тенденций [39. – C. 287].

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ АРХИТЕКТУРА

И СОЦИОЛОГИЯ

213

Архитектура будущего

В остальном мире научно-технический прогресс

привел к смене индустриального общества постин-

дустриальным, а архитектуру модернизма – архитек-

турой постмодерна со своими утопиями. Однако,

по утверждению А.В. Иконникова, эра постмодерна

в архитектуре закончилась в конце 1980-х. «Постмо-

дернизм в архитектуре исчерпал свои возможности,

а его останки были растащены прагматичными соз-

дателями коммерческой квазиархитектуры» [38. –

С. 646]. Автор считал, что современной архитектуре

пока не достает объединяющей концепции, способной

уравновесить природное и искусственное в окружаю-

щей человека среде. Будущее архитектуры А. Иконни-

ков видел в развитии архитектуры с использованием

высоких компьютерных технологий, поз воляющих

осуществлять разработку сложнейших простран-

ственных форм, «недоступных простому воображе-

нию, а также «некомпьютерных» средств перено-

са их с листов чертежей в реальную конструкцию»

[38. – С. 647]. В целом А.В. Иконников отмечал, что

«архитекторы ХХ века расстались с утопическими пре-

тензиями на роль пророков-жизнеустроителей. Ушли

в прошлое завышенные представления об активном

влиянии архитектуры на общество и исторический

процесс. Но и реальная роль ее, если не в жизнестрое-

нии, то в пространственном устроении жизни, весь-

ма значительна» [39. – С. 11]. Однако автор считал,

что роль архитектуры как средства коммуникации

в ХХ веке сильно сократилась, а современная архи-

тектура не смогла выработать систематизированные

устойчивые коды. «Единственным строго кодифици-

рованным и признанным за пределами профессии

языком архитектуры по-прежнему остается классиче-

ский ордер» [39. – С. 12].

ИСТОРИКО-ГЕНЕТИЧЕСКИЙ

МЕТОД А.В. ИКОННИКОВА.

ИСТОРИЯ АРХИТЕКТУРНЫХ УТОПИЙ

214

АРХИТЕКТУРА

КАК «ТЕКСТ В КОНТЕКСТЕ» –

Ю. ЛОТМАН

Некоторые важные выводы исследований

А.В. Икон никова совпадают или созвучны с рассужде-

ниями другого видного ученого – Ю.М. Лотмана. Он,

например, отмечал, что «архитектура по своей приро-

де связана и с утопией, и с историей. Эти две образую-

щие человеческой культуры и составляют ее контекст,

взятый в наиболее общем виде. В определенном смысле

элемент утопии всегда присущ архитектуре, поскольку

созданный руками человека мир всегда моделирует его

предстваление об идеальном универсуме. Город, как це-

лостный культурный организм, имеет свое лицо. На про-

тяжении веков здания неизбежно сменяют друг друга.

Сохраняется выраженный в архитектуре «дух», т.е. си-

стема архитектурного символизма. Определить приро-

ду этой исторической семиотики труднее, чем стили-

зовать архаические детали» [40. – С. 680]. Ю. Лотман

считал, что архитектурное пространство живет двой-

ной семиотической жизнью. «С одной стороны, оно

моделирует универсум: структура мира построенного

и обжитого переносится на весь мир в целом. С другой,

оно моделируется универсумом: мир, создаваемый чело-

веком, воспроизводит его представление о глобальной

структуре мира». То есть архитектура, по Ю. Лотману,

это текст в контексте. «Текст в контексте – работающий

механизм, постоянно воссоздающий себя в меняющем-

ся облике и генерирующий новую информацию» [40. –

С. 676]. Ю. Лотман в своих исследованиях использует

понятие «вектор пространственной ориентации» горо-

да – точка зрения на архитектуру. Так, для Петербурга –

это взгляд марширующего по середине улицы солдата,

а для Москвы – взгляд пешехода, идущего по изгибам

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ АРХИТЕКТУРА

И СОЦИОЛОГИЯ