ного произведения за пределами его единства” (Леви-Строс К, Структура и форма //
Зарубежные исследования по семиотике фольклора. С. 24). Эти взгляды Веселовского
находят поддержку в новейших исследованиях (см.: Гринцер П.А. Основные категории
классической индийской поэтики. М., 1987. С. 45 и след.). М.Л. Гаспаров, цитируя данное
суждение А.Н. Веселовского, указывает, что обычно оно отводится под тем предлогом, что в
нем не учитывается специфика индивидуального творческого процесса; “тем самым мировая
поэзия оказывается словно расколота на две части, из которых к одной, старинной,
программа исследования исторической поэтики применима, а к другой, новой и новейшей,
вроде бы и неприменима. Соглашаться с таким положением не хочется”. Историческая
поэтика, по мнению М.Л. Гаспарова, требует от исследователя как умения войти в
поэтические системы других культур и взглянуть на них изнутри, так и умения подойти
извне к поэтической системе собственной культуры: “Это едва ли не труднее, так как учит
отказу от того духовного эгоцентризма, которому подвержена каждая эпоха и культура.
Чтобы поэтика была исторической, нужно и на собственное время смотреть с историческим
беспристрастием; Веселовский это умел” (Гаспаров М.Л. Историческая поэтика и
сравнительное стиховедение // Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. С. 192,
195). — Ср. также: Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.
5
Ср. систематические классификации сказок: Aarne A. Verzeichnis der Märchentypen.
Helsinki, 1910; Андреев Н.П. Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне. Л., 1929; The
types of the folktale. A classification and bibliography: A. Aarne's Verzeichnis der Märchentypen
translated and enlarged by S. Thompson. 2-rev. Helsinki, 1964.
6
Отталкиваясь от этой трактовки А.Н. Веселовским мотива как ответа на вопросы,
которые природа предлагала человеку, или как закрепления впечатлений действительности,
О.М. Фрейденберг (“Поэтика сюжета и жанра”) идет дальше, углубляясь в сторону
порождающего мотивы сознания. Исследовательница усматривает в сюжете систему
мировоззрения, в жанровых и сюжетных схемах — старый мировоззренческий материал.
“Если у Веселовского мотивы и сюжеты — плоды поэтического любопытства древнего
народа, сознательно сочинявшего образную этиологию, то у Фрейденберг сюжеты получают
характер непроизвольный, непосредственно выражающий в своей структуре первобытные
образные (мифические) представления”. — Брагинская Н.В. Анализ литературного мотива у
О.М. Фрейденберг // Ученые записки / ТГУ. № 746. Семиотика. XX. Труды по знаковым
системам. Тарту, 1987. С. 118.
7
Здесь важно учесть замечание Б. Томашевского по поводу “неразлагаемых”
тематических частей произведения — мотивов: в исторической поэтике, в сравнительном
изучении “странствующих” сюжетов (например, в изучении сказок) термин “мотив”
существенно отличается от применяемого в теоретической поэтике. В сравнительном
изучении мотивом называют тематическое единство, встречающееся в различных
произведениях (например, “увоз невесты”) и целиком переходящее из одного сюжетного
построения в другое. “В сравнительной поэтике неважно — можно ли их разлагать на более
мелкие мотивы. Важно лишь то, что в пределах данного изучаемого жанра эти “мотивы”
всегда встречаются в целостном виде. Следовательно, вместо слова “разложимый” в
сравнительном изучении можно говорить об исторически неразлагающемся, о сохраняющем
свое единство в блужданиях из произведения в произведение. Впрочем, многие мотивы
сравнительной поэтики сохраняют свое значение именно как мотивы и в поэтике
теоретической” (Томашевский Б. Теория лите-
- 400 -