Васильев Л.С. Древний Китай. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

ются настаивать специалисты в Китае, да и не только одни они,

процесс его становления явно не сводился. Некая и, возможно,

весьма существенная, а в цивилизационном отношении наиболее

развитая его часть имела, видимо, внешние по отношению к

Китаю источники.

В первую очередь это касается запряженных лошадьми бое-

вых колесниц, бронзового оружия, выделанного с украшениями

в «зверином стиле». Не вполне ясен также генезис шанской

иероглифической письменности, календаря и высокохудожест-

венного искусства, представленного в форме поделок из камня,

дерева, кости, а также изделий из бронзы. Словом, в проблеме

генезиса развитого бронзового века и урбанистической цивили-

зации в Китае стоит разобраться основательней. Она принад-

лежит к числу ключевых в ранней истории Китая — как то

было и применительно к земледельческому неолиту в поздней

его предыстории.

Чем общий облик аньянского очага развитой цивилизации

отличен от раннего бронзового века Китая, не говоря уже о не-

олитических культурах хэнаньского и шаньдунскош Луншаня, к

которым он генетически в немалой мере восходит? Давая ему

характеристику, Чжан Гуан-чжи в свое время выделил не-

сколько основных параметров — развитый урбанизм, дворцовое

строительство, человеческие жертвоприношения, заметная соци-

альная дифференциация (классы), развитый комплекс аристо-

кратического потребления (роскошные гробницы, каменная

скульптура, изделия из нефрита и т.п.), бронзовая металлургия,

новые элементы военного дела (колесницы), развитая система

письма (см. [176, с. 273—274]). Я бы прибавил к этому перечню

еще и оружие из бронзы, «звериный стиль» как специфическую

евразийскую форму изображений, развитый евразийского типа

календарь.

Часть этих нововведений может быть отнесена, как то спра-

ведливо считает Чжан Гуан-чжи, за счет постепенной эволюции

китайского неолита, другая фиксируется на стадии раннебронзо-

вого века. То, чем аньянский комплекс резко отличен и от ки-

тайского неолита, и от ранней бронзы Эрлитоу и Эрлигана, —

уже упоминавшиеся письменность, «звериный стиль», боевые

колесницы с одомашненными лошадьми, бронзовое оружие

втульчато-полостного типа, гробницы с человеческими жертво-

приношениями, календарь. Это минимальный перечень, к кото-

рому можно еще кое-что при желании добавить. Как и откуда

столь важные элементы развитого урбанизма появились в

Аньяне в XIII в. до н.э.?

Чжан Гуан-чжи полагает, что практика сооружения гробниц

могла быть заимствована с юго-востока, ще еще насельники не-

олитической культуры Хуатин были знакомы с использованием

деревянной обшивки для гробов и погребальных камер, в кото-

.148

рых на специальных платформах второго уровня — как то было

и в шанских погребениях — располагались сопогребенные с по-

койником изделия [176, с. 280]. Что касается бронзы, то она бо-

гато — хотя и не в таком ассортименте, как в Аньяне, — была

представлена среди находок Эрлитоу и Эрлигана. Иными сло-

вами, бронза и гробницы как бы выходят за рамки принципи-

альных нововведений аньянского этапа.

Стоит, однако, отметить, что вопрос о бронзе не сводится

только к тем моментам, которые сближают аньянский очаг раз-

витой бронзы с предшествовавшими ему бронзовыми изделиями

Эрлитоу и Эрлигана. Во-первых, важно напомнить, что и вопрос

о генезисе эрлитоу-эрлигзнской бронзы остается неясным — при

всех принципиальных отличиях в технике литья китайских

бронзовых сосудов от иных евразийских образцов. Во-вторых,

существенно иметь в виду, что очень характерные для аньян-

ского бронзового оружия втульчато-полостные типы топоров-

кельтов, наконечников копий и т.п. имеют, как то было дока-

зано специальными исследованиями [262], некитайское проис-

хождение.

Кроме того, по меньшей мере часть мотивов украшений на

аньянских изделиях из бронзы, равно как и на многих иных из-

делиях из камня, кости и дерева, — особенно те, что выполнены

в «зверином стиле», — тоже не может быть сочтена результатом

спонтанного развития, хотя на том настаивал в свое время Чжэн

Дэ-кунь [181]. Ведь «звериный стиль» — не просто изображения

животных, хорошо известные еще в палеолите, но определенный

и четко фиксированный стиль изображений (динамически на-

пряженные тела мчащихся либо готовых к прыжку зверей с ха-

рактерными для их изображений стилевыми особенностями —

играющие мускулы и т.п.), истоки которого восходят к ирано-

месопотамскому региону. Позже изделия в этом стиле рас-

пространились по всей евразийской степи, включая Орд ос,

откуда они, скорей всего, проникли и в северный Китай (см.

[17, с. 265—295]).

Но если по меньшей мере часть аньянской бронзы, особенно

втульчато-полостные типы оружия и художественные украше-

ния в «зверином стиле», генетически не восходит к протокитай-

ской основе, даже к раннему бронзовому веку эрлиганской

фазы, в этом смысле много более скудному, то это значит, что

на аньянском этапе к ранней шанской (протошанской?) бронзе

было добавлено нечто существенно новое. Оно пришло в Аньян

после эрлиганской фазы и, скорей всего, вместе с таким воин-

ским снаряжением, как запряженные лошадьми боевые колес-

ницы, ближневосточные корни которых (это касается и лошади,

которая была одомашнена именно и только на Ближнем Во-

стоке) вынужден признать, хотя и как бы сквозь зубы, Чжан

Гуан-чжи [176, с. 279]. На мой взгляд, такого рода вынужден-

10-2 226

149

ное признание красноречивей многих его аргументов в пользу

автохтонности аньянской цивилизации. Ведь если нечто очень и

очень весомое (а как раз так следует относиться к месту запря-

женной лошадьми боевой колесницы со всей сбруей, деталями

повозки и даже оружием колесничих, включая в первую очередь

втульчато-полостные боевые топоры и наконечники копий) в

цивилизации Шан пришло в Аньян извне, издалека, минуя

предшествующие этапы автохтонного развития собственно ки-

тайского раннебронзового века, то это значит, что о полной ав-

тохтонности аньянского очага цивилизации говорить нельзя.

Но если стерильной автохтонности не было, то многое сле-

дует (во всяком случае, допустимо) рассматривать с позиций

воздействия хорошо знакомой по более ранним этапам китай-

ской истории (точнее, предыстории) культурной диффузии. На-

пример, можно согласиться с тем, что пышные царские гроб-

ницы шанских ванов в чем-то напоминают погребения культуры

Хуатин. Но можно вспомнить и о том, что, когда эти гробницы

были обнаружены археологами, их сравнивали с месопотам-

скими царскими гробницами из Ура (см. [25, с. 102]). И не

столько потому, что еще не были известны хуатинские погребе-

ния, сколько вследствие бросавшегося в глаза сущностного, ду-

ховно-идеологического сходства захоронений владык с массо-

выми сопогребениями рядом с ними — помимо богатой утвари,

колесниц и прочих роскошных изделий — различных людей,

включая приближенных, жен и наложниц, слуг, рабов, телохра-

нителей и т.п. А коль скоро наличие в Аньяне боевых колесниц

с втульчатым оружием и одомашненными лошадьми (пусть не-

известно как появившимися — не обнаружено пока близких

промежуточных местонахождений

) — неоспоримый факт, то

почему бы не предположить, что вместе со всем этим протошан-

цы принесли в бассейн Хуанхэ и представление о необходи-

мости сооружения для своих обожествлявшихся ими правителей

пышных гробниц с помещением туда сотен сопогребенных

людей?

Итак, массовые сопогребения в пышных гробницах, боевые

колесницы с одомашненными лошадьми, втульчато-полостное

оружие с хорошо известными в ближневосточном регионе моти-

вами «звериного стиля» — все это могло быть единым комплек-

сом. К нему можно отнести также шанский календарь, который

в принципе мало чем отличался — если отличался вообще — от

В результате раскопок последних десятилетий в районе Урало-Казахстан-

ских степей (Синташта, бассейн р. Тобол) обнаружены следы протоиндоиран-

ской по типу, как считают археологи, развитой культуры бронзы (XVII—XVI вв.

до н.э.) знакомой с колесницами (см. [21а, с. 135, 166—168, 183—184, 215,

380]). Последние более примитивны, нежели аньянские. Возможно, Синташ-

та — звено той цепи, которая связывает аньянские колесницы с ближне-

восточными.

.150

древневавилонского. В связи со всем этим можно поставить и

вопрос о происхождении иероглифической письменности.

Проблема письменности весьма сложна и неясна. С одной

стороны, аргументы в пользу ближневосточного происхождения

китайской иероглифики, высказывавшиеся специалистами еще

век-два назад, были сочтены неубедительными уже достаточно

давно, причем маститыми синологами. С другой — за последние

годы не было обнаружено ничего, что могло бы дать серьезное

основание для тезиса о местном происхождении аньянской

иероглифики. Аргументы, сводящиеся к тому, что знаки на ке-

рамике из Баньпо (V тысячелетие до н.э.) или почти такие же

по уровню сложности знаки на эрлиганской керамике (середина

II тысячелетия до н.э. — речь не идет о тех немногих шанских

костях с надписями, которые были обнаружены в Эрлигане в

неидентифицируемом слое и потому остаются для науки загад-

кой) представляют собой предтечу аньянской иероглифики, не-

убедительны. Если за три тысячелетия не было сдвига — то

откуда взяться ему сразу за два-три века, отделявшие Эрлиган

от Аньяна? А если принять во внимание, что весь аньянский

комплекс развитого очага цивилизации по меньшей мере ча-

стично был обязан своим уровнем внешнему воздействию, то

сомнения по поводу целиком местного, автохтонного происхож-

дения иероглифики не могут не возникнуть. Они и возникают у

разных специалистов (подробнее см. [17, с. 297—303]).

По-видимому, впредь до новых археологических открытий,

которые смогут дать материал, существенно проясняющий ситу-

ацию, наиболее предпочтительным и потому приемлемым объ-

яснением загадок аньянского очага урбанистической цивилиза-

ции остается уже сформулированное выше предположение: ань-

янский комплекс по происхождению гетерогенен, причем едва

ли не наиболее существенная в цивилизационном плане его

часть имеет внешнее по отношению к Китаю происхождение,

хотя и остается неясным, как именно элементы ближневос-

точной цивилизации оказались в центральной части бассейна

Хуанхэ.

Не менее существенна и еще одна неясная проблема: ще

именно и коща произошел синтез гетерогенных элементов ком-

плекса. Все то, что известно об аньянском очаге урбанистичес-

кой цивилизации Шан, свидетельствует о цельности, гомогенно-

сти цивилизационного очага. Элементы его для их анализа при-

ходится вычленять искусственно. В реальности же все они гар-

монично сочетались: иероглифические знаки писались на гада-

тельных костях, известных в Китае по меньшей мере с лун-

шаньского неолита. «Звериный стиль» переплетался с другими

стилевыми особенностями шанской художественной практики,

совершенно очевидно восходящими к эрлитоу-эрлиганской фазе,

а может быть, и к более раннему времени. Даже пышные гроб-

10-2 226

151

ницы с массовыми сопогребениями, а также боевые колесницы и

лошади представляются гармонично вписывающимися в общий

стиль существования позднешанской этнополитической общно-

сти. Стало быть, то, что было внешним по отношению к неоли-

тическому и раннебронзовому периоду развития китайской пре-

дыстории, успело до аньянской фазы вступить с местными эле-

ментами культуры в некий плодотворный синтез. И это было,

скорей всего, где-то вне Аньяна и до него.

Как бы то ни было, однако, но все то, что пока известно о

генезисе урбанистической цивилизации в Китае и об общем

облике аньянского ее очага, вынуждает говорить о гетерогенном

его происхождении и принимать во внимание факт внешнего

фактора. Это не исключает того, что аньянский очаг цивилиза-

ции был первичным в обширной трансгималайской зоне Азиат-

ского материка. Однако первичность такого рода отнюдь не рав-

нозначна стерильной автохтонности. Речь идет об ином: за пре-

делами Гималаев и Урала другого очага урбанистической циви-

лизации той эпохи пока не обнаружено — только здесь, в Ань-

яне, в бассейне Хуанхэ.

Если теперь обратиться к комплексной характеристике мате-

риальной культуры шанской цивилизации, то при всем блеске

дворцов, гробниц, колесниц, бронзового оружия и изделий ху-

дожественного ремесла весьма существенным все-таки окажется

другое. Дело в том, что аньянский очаг урбанизма сложился на

хорошо удобренной почве, которая создавалась веками, причем

прежде всего в бассейнах великих китайских рек. Не умаляя

роли Янцзы и тяготевшей к ней реки Хуай и даже напоминая

лишний раз о том, что именно там, на юге, были освоены бога-

тейшие рисовые поля и, возможно, положено начало уникаль-

ной практике шелководства, стоит все же подчеркнуть, что оча-

гом цивилизации в Китае стал бассейн Хуанхэ. И хотя здесь

вполне могла сыграть свою роль случайность (речь о внешнем

по отношению к Китаю культурном компоненте, который мог и

должен был сыграть роль катализатора в ускорении процесса

сложения урбанистического очага развитой цивилизации), в ней

была и немалая доля закономерности. Бассейн Желтой реки во

многих отношениях был уникальным местом, наиболее подхо-

дящим для того, чтобы стать базой для возникновения такого

очага.

Спорадические разливы реки поставляли — пусть нерегу-

лярно — илистые удобрения, без которых поля не были бы

столь плодородными. Регулярные дожди вкупе с речными разли-

вами гарантировали устойчивое богарное земледелие (ирригаци-

онные сооружения в Китае появились значительно позже шан-

ского времени), а удобренная илом лессовая почва давала не-

плохой урожай. Среди земледельческих культур преобладали

различные сорта проса, но в Шан, насколько можно судить по

.152

надписям на костях, успешно выращивались также и пшеница,

ячмень, бобы, горох, фасоль, конопля, не говоря уже о различ-

ных овощах и фруктах. Похоже на то, что климат в бассейне

Хуанхэ в те далекие времена был более мягким, чем нынче. Не-

которые надписи на костях позволили специалистам предполо-

жить, что урожай собирался — во всяком случае, кое-ще —

дважды в год, сначала просо, потом пшеница. Среди домашних

животных преобладали свинья и собака, но активно использова-

лись также овца и коза, были известны корова и лошадь,

домашняя птица — куры, утки, гуси. Из надписей явствует, что

знали шанцы и слонов — скорей всего, прирученных, привезен-

ных с юга. Для нужд шелководства выращивался тутовник.

Много упоминаний о ловле рыбы.

Большое место в жизни шанцев занимала охота — и как

развлечение, и как тренировка воина, и как средство пополне-

ния запасов пищи. Среди объектов охоты — кабаны, олени,

даже тигры. Немало было и мелкой дичи — зайцы, лисы, бар-

суки, водоплавающая птица. Видимо, собирались грибы, ягоды,

коренья, травы — стоит напомнить, что в шаманской и особенно

лечебной практике, с которой общество Шан было хорошо зна-

комо, все эти продукты играли существенную роль.

Для собирательства и охоты, включая рыболовство, больших

технических и технологических новаций не требовалось — они

были известны людям с незапамятных времен. Что касается ско-

товодства, то особенно ценились лошади. Не вполне ясно, ще

производился выпас коров, овец, коз, лошадей, ибо в бассейне

Хуанхэ, тем более в районе Аньяна, условия для этого были не

слишком подходящими. Не исключено — и кое-что из матери-

алов надписей говорит в пользу такого рода предположения, —

что уход за стадами возлагался на бывших в контакте с шанца-

ми соседей-иноплеменников более северных районов.

Агротехника, связанная с возделыванием полей и выращива-

нием зерна, овощей и иных сельскохозяйственных культур, ба-

зировалась в основном на традициях неолита. Господствовал

ручной труд с использованием орудий из камня и дерева

(деревянные сохи типа лэй, каменные мотыги и серпы). Ни ме-

талл, ни тягловый скот в земледелии не применялись. Противо-

положные утверждения слабо аргументированы, как и предпо-

ложения о применении органических удобрений (навоз, фека-

лии) для повышения урожайности полей.

Ремесло шанцев достаточно четко подразделялось на две

сферы — обычное домашнее, необходимое для жизнедеятельно-

сти крестьян и тех, кого они кормили, и престижное, связанное

с созданием того, что, собственно, и именуется урбанистическим

очагом, т.е. развитой цивилизацией. Первая сфера — добываю-

щие и технические промыслы, обработка продуктов (от выделки

шкур, прядения fa ткачества, выкармливания шелковичных чер-

.153

вей, выделывания керамических изделий до сооружения жилищ,

разнообразных плотницких и столярных работ, изготовления по-

делок из камня, кости, дерева, раковин и т.д. и т.п.). Отличие

изделий этой сферы ремесла — повседневная и массовая потреб-

ность в них. Нехитрые по замыслу и порой весьма примитивные

и грубоватые по исполнению, продукты такого рода были жиз-

ненно необходимы всем.

Иное дело — ремесленные изделия второй сферы, которые

были предназначены для ограниченного круга людей, для пре-

стижного потребления социальных верхов, прежде всего родовой

аристократии. Именно эта сфера демонстрирует блеск аньянско-

го очага, именно ее высокий уровень создает общий облик урба-

нистической шанской цивилизации. Чем же в этом плане могли

гордиться квалифицированные мастера-ремесленники? Достаточ-

но многим.

Прежде всего — дворцовое строительство, создание больших

многокомнатных домов-дворцов на специально сооружавшихся

для этого и использовавшихся в качестве фундамента постамен-

тах, земляных, утрамбованных слой за слоем (метод хая-ту)

платформах-стилобатах. Уже в поселениях эрлитоу-эрлиганской

фазы обнаружено немало построек такого типа, требовавших

для своего сооружения длительного труда сотен людей. Это же

касается и сооружения многометровых городских стен, также со-

здававшихся методом послойной трамбовки хан-ту, и огромных

царских гробниц, где главной задачей было обустройство под-

земных помещений.

Во всех таких случаях требовался не только огромный объем

работ с использованием неквалифицированного труда. Нужны

были и определенные навыки архитектурного мастерства, т.е.

строители-специалисты разных профилей и высокой квалифика-

ции, способные создать крепкие и стройные деревянные кон-

струкции под навесными крышами для домов-дворцов и надеж-

ные подземные деревянные каркасы и покрытия для подземных

гробниц. Разумеется, квалифицированные мастера-строители

были выходцами из тех же работников, что веками строили де-

ревенские хижины. Однако требования времени и связанного с

ним увеличивавшегося в масштабах престижного строительства

вызвали к жизни обособление мастеров высшей квалификации,

активно использовавшихся только и именно для возведения пре-

стижных сооружений.

Это же относится к мастерам многих других специально-

стей — оружейникам, ювелирам, колесникам и т.п. Особо сле-

дует сказать о кузнецах-металлургах. Производство изделий из

бронзы, будь то сосуды или оружие, утварь или украшения, в

основном, если не исключительно было ориентировано на по-

требление высших слоев. Соответственно совершенствовалось

качество изделий, достигало уровня высокого искусства индиви-

.154

дуальное мастерство умельцев. Его наглядно демонстрируют ве-

ликолепные боевые колесницы, бронзовые ритуальные сосуды,

богато разукрашенные и искусно выделанные украшения, сим-

волы власти.

Конечно, мастера работали с помощью немалого числа по-

мощников и обслуживавшего их нужды низкоквалифицирован-

ного и неквалифицированного персонала, выполнявшего черно-

вую работу. Но сам факт вычленения небольшого отряда специ-

алистов высокого класса как раз и следует считать показателем

процесса возникновения очага урбанистической цивилизации.

Для верного понимания этого процесса необходимы некоторые

пояснения.

Дело в том, что на протяжении долгих десятилетий вульгар-

ные истматовские концепции искажали исторический процесс.

Конечно, для того, чтобы возник очаг урбанистической цивили-

зации, необходим был определенный уровень общественного

производства — именно тот, который был создан неолитической

революцией. Но земледелие, скотоводство, оседлый образ жизни

и появление принципиально новых условий существования че-

ловека, занятого производящим хозяйством (в отличие от гос-

подствовавшего до того хозяйства потребляющего), создали

лишь необходимый фундамент. Без него никакой цивилизации

возникнуть не могло.

Однако коль скоро такой фундамент уже был, от каких фак-

торов зависело возникновение надобщинных политических

структур, урбанистической цивилизации и государства? Марк-

сизм утверждал, что от разделения общества на классы, причем

именно на рабов и рабовладельцев. Между тем все обстояло со-

вершенно иначе. Современной наукой уже достаточно хорошо и

полно разработана схема генерального процесса формирования

надобщинных политических структур.

Современная наука о проблемах генезиса

надобщинных политических структур

Так как же все было на самом деле? Почему и как в прими-

тивных эгалитарны

структурах первобытности после и в ре-

зультате неолитической революции мог начаться процесс соци-

ального расслоения, который со временем привел кое-ще —

далеко не везде и тем более не всюду самостоятельно, на основе

некоего обязательного процесса автоэволюции, — к возникнове-

нию первичного очага урбанистической цивилизации и соответ-

ственно к появлению протогосударства раннего типа? Какие

факторы содействовали тому, чтобы начавшийся процесс соци-

ального расслоения и политической эволюции не заглох в заро-

дыше — что случалось сплошь и рядом, — но привел к осязае-

мым в интересующем нас плане результатам?

.155

Многочисленные современные специалисты в области эконо-

мической, политической, социальной и культурной антрополо-

гии за последние десятилетия изучили эту сложную проблему

тщательно и досконально. Благодаря их исследованиям процесс

генезиса политических структур, протогосударства и государства

вырисовывается вполне отчетливо, будучи подвергнут при этом

контрольной проверке на многих десятках конкретных истори-

ческих примеров. В самом общем виде он сводится примерно к

следующему.

Человеческое общество — плоть от плоти живой природы,

генетически родственно стаду животных, особенно высокоорга-

низованных. Оно отлично от стада, однако, тем, что — как фе-

номен — базируется на системе не этологических норм, опреде-

ляющих поведение стада, а норм культуры. И чем дальше, тем

в большей степени культура, соседствуя с пережиточными

принципами этологии, выходит на передний план, оттесняя жи-

вотное, биологическое начало в человеке (хотя и никогда не вы-

тесняя его полностью).

Первоосновой социокультурного начала в человеке извест-

ный французский антрополог КЛеви-Стросс [258] считал за-

прет инцеста и переход во взаимоотношениях между группами

зарождавшихся людей к обмену женщинами и соответственно к

установлению первичных реципрокных связей по генеральному

принципу «ты — мне, я — тебе». Обмен женщинами и вообще

генеральный принцип обязательного дарообмена, обстоятельно

исследованный другим известным французским антрополо-

гом — М.Моссом [267], со временем превратился в основу ко-

дифицированного норматива поведения, на базе которого сло-

жилась сложная система экспектаций с повседневной регулиров-

кой социального поведения индивида, включая запреты-табу и

строгие санкции за их нарушение.

Первооснова этой системы, принцип инцест-табу, опреде-

ляла характер сексуально-семейных связей между индивидами и

структуру небольших автономных локальных групп, из которых

и Состояли этнические общности первых людей. Эти локальные

группы не были стабильными, как сравнительно легко распада-

лись и брачные пары, но то и другое было единственной нормой

социального существования взрослых людей в те далекие вре-

мена (дети считались принадлежащими матери и воспитывались

группой, в которую она входила вместе с ними).

Фундаментальная основа такой группы — эгалитарность с

учетом ролевых функций ее членов: все равны и равноправны,

но взрослый мужчина социально и реально имеет в группе

больший вес и получает большую долю добычи и вообще пищи,

чем женщина, ребенок или старик. Эгалитарность означала рав-

ноправие между равными (скажем, мужчинами-охотниками), но

на практике она была лишь генеральной нормой, исходным на-

.156

чалом, а не абсолютным императивом. Обладавшие наиболь-

шими потенциями и приносившие в группу больше, чем другие,

соответственно (здесь вступал в силу великий принцип рецип-

рокности) имели право на большую долю если не пищи, то вос-

принимавшегося в качестве ее эквивалента престижа, уважения

со стороны группы в целом.

На этом этапе развития еще много от этологии (сильный са-

мец в стае тоже приносит больше пищи, чем другие, и за то

становится вожаком, обладающим престижем). Но индивидуаль-

ный акт добычи пищи и эгалитарные нормы ее распределения в

группе, без чего она не смогла бы выжить, под давлением соци-

окультурных начал со временем все более ощутимо обретали

характер дарообмена. И чем больше в группу приносилось, чем

чаще возникал некий избыток пищи в ней, тем отчетливей и

закономерней престиж удачливых и сильных вел к появлению у

них привилегий. С появлением в эгалитарной группе четко вы-

раженных привилегий приходит конец эгалитаризму.

На смену ему, по словам антрополога М.Фрида [211а,

с. 109—184] , идет общество ранговое, а реципрокность как пер-

вый генеральный принцип примитивной экономики уступает

место ее второму великому принципу — редистрибуции, т.е.

централизованному в рамках коллектива перераспределению

излишков (коща они бывают; но иноща и не только их, а про-

дукта вообще). По формулировке К.Поланьи, введшего соответ-

ствующие понятия и термины в науку, система редистрибуции

возникает и существует параллельно с реципрокностью с того

момента, коща средства группы начинают скапливаться в одном

месте, в одних руках и коща в результате появляется практи-

ка регулярного перераспределения продукта (см. [280; 280а,

с. 253]).

Как правило, переход к ранговому обществу и системе реди-

стрибуции совпадал с переходом людей от присваивающей эко-

номики к производящей, т.е. с неолитической революцией.

Именно в обществе ранних земледельцев и скотоводов при пере-

ходе к оседлости на смену локальной группе как социальной

ячейке пришли семейно-клановые микроструктуры, т.е. группы

близких родственников, потомков одной семейной пары, обычно

по строго определенной линии, чаще всего мужской, изредка

женской, с их брачными партнерами из другой семьи и всеми их

детьми.

Внутренние связи в семейно-клановых группах были неиз-

меримо крепче тех, что существовали в локальных группах

охотников и собирателей. Неизмеримо более сильной и устойчи-

вой, стабильной была и позиция главы семейной группы, ее

отца-патриарха. Неравенство в группе закамуфлировано (все —

семья), но вполне очевидно. Ранг-статус главы наивысший, со-

ответственны функции и привилегии. Различались ранги взрос-

.157