Васильев Л.С. Древний Китай. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

дворцовый комплекс Паньлунчэн (пров. Хубэй, к северу от Ян-

цзы) с аналогичной хорошо утрамбованной и чуть приподнятой

над поверхностью земли платформой-фундаментом (стилоба-

том), изделиями из бронзы и нефрита, орнаментальными пояса-

ми с применением маски тао-те и иными культурными призна-

ками аналогичного характера. Стоянка Паньлунчэн принадле-

жит ко все той же культуре ранней бронзы, хотя и точная дати-

ровка комплекса пока не определена.

Существенно заметить в этой связи, что нередко стоянки

эрлитоу-эрлиганской культуры — особенно вдалеке от Хэна-

ни — датируются более поздним временем, т.е. могут считаться

синхронными с аньянским протогосударством Шан. К числу их

относится, в частности, Учэн (пров. Цзянси, район Янцзы), ще

наряду с платформой-фундаментом, бронзой и иными предмета-

ми было обнаружено несколько керамических сосудов с наца-

рапанными на них иероглифами аньянского типа (свыше

60 знаков).

Что же представляла собой социокультурная общность про-

токитайцев, обитавших в поселках и городках эрлитоу-эрлиган-

ского комплекса? Если опираться только на данные археологии,

есть основания для вывода о существовании стратифицированно-

го общества, уже знакомого с надобщинными политическими

структурами и даже с ранними формами протогосударства. Явно

прослеживается существование мелких и даже довольно круп-

ных (типа Эрлигана) городских политических центров с тяготев-

шей к ним периферией. Существенна разница в социальном ста-

тусе захороненных, что опять-таки свидетельствует о стратифи-

кации социума. Справедливости ради необходимо заметить, что

неравенство в захоронениях существовало и в эпоху неолита. Но

теперь оно заметнее. И все же это был лишь самый начальный

этап процесса политического структурирования, что характерно

для стадии ранних простых пред- и протогосударств. В чем это

проявлялось?

Эрлитоу-эрлиганский комплекс (вся «фаза Эрлиган») отли-

чался от пришедшего ему на смену аньянского прежде всего

тем, что неравенство еще не слишком заметно: вождь общности

был скорей старейшиной разросшегося надобщинного коллекти-

ва, нежели всевластным правителем своих подданных. Не обна-

ружено ни регалий власти, ни аксессуаров высокой должности,

ни захоронений типа гробниц с массовыми сопогребениями лю-

дей и огромным количеством вещей. Нет следов сколько-нибудь

развитых ритуала и культа, призванных обслуживать социаль-

ные верхи и символизировать их мощь и величие, — здесь снова

стоит сделать акцент на отсутствие письменности и на сохране-

ние той же практики гаданий, что была характерна и для

луншаньцев. Нет еще изысканного искусства и бросающейся в

глаза роскоши, возникающих для удовлетворения нужд ото-

.138

рвавшегося от рядовой массы производителей высшего слоя

управителей.

Подытоживая сказанное, можно уверенно говорить о серьез-

ном процессе социально-политической трансформации по пути

от первобытной общины земледельцев неолита к ранним над-

общинным политическим структурам бронзового века. Этот про-

цесс, совершавшийся не без воздействия извне (вспомним о но-

вовведениях скотоводческого комплекса луншаноидного горизон-

та, о новых злаках и породах одомашненного вне Китая рогато-

го скота, об изделиях из металла и т.п.), но все же в основном

на местной неолитической яншао-луншаньской основе, логиче-

ски вел к переходу на новую стадию развития — как в сфере

материального производства (век бронзы, совершенствование хо-

зяйственных навыков в сфере земледелия, скотоводства, ре-

месла), так и в сфере социально-политической (возникновение

надобщинных политических структур, предгосударственных об-

разований, рост социального неравенства и появление зачатков

централизованной администрации). Тем самым в Китае — и

прежде всего в бассейне Хуанхэ, в пров. Хэнань, — закладыва-

лись основы для появления развитого очага первичной урба-

нистической цивилизации. Такой очаг вскоре и появился — в

виде аньянской цивилизации, протогосударства Шан. Но прежде

чем перейти к изложению связанных с этим событий, необходи-

мо остановиться на представлениях о дошанском этапе истории

Китая, зафиксированных в традиционной китайской историо-

графии.

Эти представления, в обилии встречающиеся в источниках,

начиная с «Шуцзина», опираются на древнюю мифопоэтическую

традицию. Однако сама она в Китае необычна и заметно отли-

чается от красочной мифологии древних греков или поэтическо-

го эпоса индийцев своей сухостью и прозаической прагматич-

ностью. Здесь сыграла определенную роль рационалистическая

этика конфуцианства, представители которого редактировали

древние предания. Впрочем, справедливости ради необходимо

заметить, что задолго до Конфуция в силу ряда причин (подроб-

нее см. [21, с. 17—49]) начался специфический процесс деми-

фологизации китайской мысли, итогом которого было очищение

мифических преданий от поэтического вымысла и превращение

героических сказаний в некую линейную историзованную схему.

Внутренним смыслом было выдвижение на передний план нази-

дательной дидактики, которая со времен Конфуция обрела мощ-

ный социально-этический фон. Вот почему в историографиче-

ской традиции на передний план вышли полулегендарные пове-

ствования о великих и мудрых мужах прошлого, чьи деяния,

очищенные от преувеличений и явного вымысла, стали счи-

таться на долгие века эталоном политической дальновидности,

высшей нравственности, социальной мудрости.

.139

Традиция начинает отсчет с упоминавшегося уже Хуанди,

легендарного первопредка китайцев, жившего в районе гор

Куэньлунь. В нелегком противоборстве со своими соперниками

Яньди и Чи-ю Хуанди сумел подчинить себе, как повествует о

том Сыма Цянь, владетельных вождей (чжухоу) и стать импера-

тором. Установив мир, он принес жертвы богам, назначил чи-

новников-управителей, заботился о разумном использовании

природных ресурсов, включая земледелие, внимал результатам

гаданий и т.п. У него было 25 сыновей, 14 из которых — подоб-

но сыновьям библейского Иакова — стали родоначальниками

кланов (см. [86, т. 1, с. 133—135]). Есть немалый соблазн сопо-

ставить борьбу Хуанди и Яньди с процессами, связанными с ос-

воением неолитическими земледельцами северного Китая бас-

сейна Хуанхэ (пришельцы сражаются с аборигенами). Но леген-

дарный материал слишком лапидарен

, чтобы всерьез на него

опираться, — можно лишь иметь его в виду.

Преемником Хуанди легендарная традиция считает Чжуань-

сюя, затем — Ку. После Ку пришла очередь знаменитого Яо.

Яо в истории Китая — едва ли не наивысшее воплощение

добродетели и мудрости правителя. Уже из описаний «Шуцзи-

на» явствует, что его достоинства и заслуги поистине неисчисли-

мы. Он объединил и привел в состояние гармонии страну, уста-

новил согласие между людьми (байсин — «сто кланов»), назна-

чал умелых помощников следить за порядком, заботился о пра-

вильном летосчислении, соблюдении календарных сроков при

выполнении соответствующих работ и т.п. Преемником своим

Яо избрал добродетельного Шуня, зарекомендовавшего себя по-

чтительностью к родителям, умеренностью в образе жизни и

мудростью в администрации.

Управляя Поднебесной, Шунь заботился об урегулировании

семейных норм и взаимоотношений между людьми, определил

сферы действий каждого из своих многочисленных помощников,

унифицировал регламент, знаки власти, ритуалы. Он сам объ-

езжал владения и требовал от вождей-чжухоу регулярно нано-

сить визиты в центр. Вся страна при нем была поделена на

двенадцать регионов, повсюду были введены установленные им

законы.

Как и Яо, Шунь в конце жизни своим преемником назначил

одного из своих помощников, добродетельного Юя, прославив-

шегося своими подвигами по усмирению разбушевавшейся вод-

Я сознательно оставляю в стороне те мифы, которые были собраны в по-

слеханьское время и содержат немало сказочных повествований о Хуанди. Не-

безынтересные сами по себе (см., в частности, [99, с. iOO—146]), богатые кра-

сочными деталями и описаниями героических подвигов, эти мифы не только

явно вторичны в том смысле, что были расцвечены в более поздние времена, но

и малосодержательны с точки зрения интересующих нас проблем. Каких-либо

новых материалов к изложенному Сыма Цянем они в этом смысле не добавляют.

.140

ной стихии и отличавшегося личной скромностью, заботой о лю-

дях и т.п. (подробней см. [86, т. 1, с. 136—163]).

Период правления Яо, Шуня и Юя — как, впрочем, и их

предшественников, начиная с Хуанди, — воспринимается в ис-

ториографической традиции Китая как золотой век прошлого

(ди-дао). Идиллия здесь смешана с дидактикой, но сущностная

информация тем не менее заслуживает внимания и в общем

вполне сочетается со всем тем, что нам нынче известно по дан-

ным археологии: конфликты между аборигенами и пришельцами

с победой последних; расселение за счет сегментирования кла-

нов первоначальной этнокультурной общности; выделение при-

знанных политических лидеров и борьба между ними за власть;

тесная связь политических лидеров с народом; забота наиболее

преуспевших из них о гармонизации социума; все возрастающий

сакрализованный авторитет правителей; господство принципа

меритократии при выдвижении их преемников. Любой из антро-

пологов, хорошо знакомый с нормами ранних стратифицирован-

ных обществ, увидит в этой схеме вполне знакомые ему и зако-

номерные явления и признаки, сопутствующие процессу генези-

са надобщинных политических структур. Но вернемся к леген-

дарной традиции.

Согласно ее данным, Юй считается родоначальником первой

в Китае легитимной династии Ся. Правители-вон ы трех дина-

стий (Ся, Шан и Чжоу) воспринимаются как представители сво-

его рода серебряного века прошлого, ван-дао. На смену ему в

период Чуньцю пришел век ба-дао, период господства нелеги-

тимных правителей. Шан и Чжоу, включая Чуньцю, — периоды

древнекитайской истории, и о них будет идти речь ниже. Совсем

иное дело — Ся. Данных об этом периоде и об этой династии в

древнекитайских источниках немного.

Историческая концепция «Шуцзина» исходит из того, что

династия и государство Ся предшествовали эпохе Шан и что они

рухнули потому, что потомки Юя деградировали, растеряли

благодать-добродетель дэ своего великого предка, начали притес-

нять народ и вследствие этого были уничтожены шанским Чэн

Таном. Больше в «Шуцзине» о Ся ничего не говорится. Более

того, трудно уйти от впечатления, что для его составителей Ся

было чем-то вроде назидательной искусственной конструкции,

призванной обелить и легитимизировать победивших шанцев,

чтобы использовать аналогичную ситуацию (потеря дэ послед-

ним шанским правителем и уничтожение Шан чжоусцами) для

представления власти Чжоу легитимной в глазах шанцев и иных

племен бассейна Хуанхэ. Несколько больше сведений о Ся дает

Сыма Цянь, приводящий имена правителей (см. [86, т. 1,

с. 162—164]), и хроника «Чжушу цзинянь», в ортодоксальной

версии которой можно встретить упоминания о контактах шан-

ских правителей с правителями Ся.

.141

Проблема Ся долгое время не была в центре внимания спе-

циалистов по древней истории Китая. Легендарные предания

оставались преданиями, вновь открытые письменные памятники

(гадательные кости) сообщали только о шанцах, даже не ис-

пользуя при этом знак Ся, а археология без письменных свиде-

тельств остается как бы немой. Но после открытий в Хэнани по-

селений культуры ранней бронзы (эрлиганская фаза), весьма от-

личной от развитой бронзы аньянского типа, ситуация измени-

лась. Эрлитоу-эрлиганскую культуру ранней бронзы археологи

стали воспринимать как раннешанскую, тогда как в качестве

позднешанской теперь начала считаться развитая цивилизация

Аньяна (шанские гадательные надписи, обнаруженные в Аньяне,

позволили датировать аньянский период XIII—XI вв. до н.э.).

Однако в последнее время многие специалисты как в Китае,

так и вне его доаньянскую раннюю бронзу стали интерпретиро-

вать иначе. По меньшей мере часть культур переходного от

Луншаня к Аньяну периода (а это пять-семь столетий) они

предпочли рассматривать как свидетельство реального существо-

вания государства Ся. Так в современной синологии вновь

обрела свое место проблема Ся.

Логически подкрепляя новый взгляд на Ся ссылкой на Сыма

Цяня и всю китайскую историографическую традицию (коль

скоро эти сведения частично подтвердились после нахождения в

Аньяне шанских гадательных костей, в надписях на которых

встретились все имена шанских правителей, перечисленных в

свое время Сыма Цянем, то почему бы не предположить, что

рано или поздно то же самое произойдет и с более древней ди-

настией Ся?), археологи стали разрабатывать соответствующие

версии. Одни в существенной разнице между двумя нижними и

двумя верхними слоями Эрлитоу увидели подтверждение после-

довательного существования сначала Ся, а затем — Шан. По

мнению других, в первую очередь американского специалиста

Чжан Гуан-чжи (см. [177, с. 335—355]), все четыре слоя Эрли-

тоу представляют эпоху Ся в ее динамике, тогда как истоки

Шан следует видеть в позднелуншаньском этапе Давэнькоу в

Шаньдуне, откуда шанцы затем мигрировали в Хэнань (из-

вестно, что они, по Сыма Цяню, часто меняли свое местона-

хождение).

Согласно концепции Чжан Гуан-чжи, шедший в бассейне

Хуанхэ в первой половине II тысячелетия до н.э. процесс сло-

жения и созревания развитой культуры бронзы и урбанистиче-

ской цивилизации протекал параллельно по меньшей мере в

двух регионах, причем в ходе взаимодействия восточного (шань-

дунского) и центрального (хэнаньского) сложилась в конечном

счете цивилизация Шан. Следует сразу же сказать, что при

всей кажущейся резонности такого построения оно недостаточно

и неубедительно просто потому, что игнорирует третий компо-

.142

нент — сильное западное влияние в процессе генезиса цивили-

зации Шан. Имеются в виду, в частности, запряженные лошадь-

ми боевые шанские колесницы, о чем подробней будет идти речь

в следующей главе. Впрочем, даже если принять основные пози-

ции Чжан Гуан-чжи, проблема Ся никак не проясняется.

Во-первых, гипотетическое - если даже не мифическое - Ся

по-прежнему остается чем-то вроде миража просто потому, что

до тех пор, пока не будет обнаружено письменных документов,

которые с достоверностью позволили бы идентифицировать лю-

бую дошанскую культуру или местонахождение ранней бронзы

именно с Ся, любая такая попытка будет оставаться лишь недо-

стоверным предположением, не более того.

Во-вторых, даже если принять условно гипотезу, что до ре-

ально обнаруженной археологами и детально исследованной спе-

циалистами эпохи Шан, представленной аньянскими находками,

включая надписи, действительно существовало какое-то полити-

ческое образование, именовавшееся, как на том настаивает

историографическая традиция, Ся, то встает законный вопрос,

почему среди сотен тысяч шанских надписей нет о нем никакого

упоминания? Ведь не могли же шанцы, пусть даже не слишком

заботившиеся о сохранении памяти о прошлом, но все же при-

носившие жертвы своим умершим предкам, просто ничего не

знать о том, что один из их предков, Чэн Тан, некоща одолел

могущественное Ся, будто бы владевшее всей Поднебесной

(а именно это утверждает традиция)? Одно из двух: либо ничего

похожего вовсе не было, как не было и мифического Ся, либо

реально было лишь незначительное столкновение в постоянной

борьбе одних мелких этнополитических образований с другими.

Оба варианта возможны.

Но главное все-таки не в этом. Самое важное в том, что ни-

какого более раннего государства и соответственно никакой ди-

настии в дошанское время в Китае, судя по изученному в доста-

точной уже мере археологами уровню развития древнекитай-

ского общества, в то время не было и просто не могло быть. Ре-

ально существовали лишь мелкие этнополитические общности,

ранние надобщинные политические структуры со скорей всего

еще основанным на принципе меритократии выбором вождей, в

лучшем случае с практикой постепенного перехода от выборно-

сти их к наследованию должности в пределах правящего клана,

как то было, в частности, и в обществе Шан.

Было ли одним из таких протогосударств Ся? Если оно и су-

ществовало, то было незначительным и, даже будучи действи-

тельно когда-либо уничтоженным, едва ли могло оставить о себе

память в веках. Неудивительно, что в надписях шанцев ничего

подобного не запечатлелось. Но ведь позже, в раннечжоуских

текстах, откуда-то Ся взялось. И не просто взялось, но стало в

центре сверхважной концепции небесного мандата, обосновав-

.143

шей право чжоусцев на власть в Поднебесной. У меня нет со-

мнений в том, что Ся сконструировали сами чжоусцы, и я уже

приводил свои версии и аргументы на этот счет (см. [20, с. 64—

86; 21, с. 41—49]). Вкратце суть дела сводится к следующему.

История с Ся — типичная для чжоуской предконфуцианской

историографии легенда, построенная на основе переинтерпрети-

рованной традиции. Согласно Сыма Цяню, после победы над

Шан чжоуский У-ван наделил уделами своих соратников, среди

которых будто бы были и потомки легендарного Юя (см. [86,

т. 1, с. 188], т.е. те самые правители, которые в чжоуской кон-

струкции о Ся стали правителями государства и династии, вла-

девшей Поднебесной. Переинтерпретированные предания, хра-

нившиеся, как это представляется вполне очевидным, в доме по-

томков некоего Юя, получивших в государстве Чжоу удел, были

обработаны чжоускими историографами в духе концепции о

мандате Неба и задним числом включены в созданную ими же

линейно-циклическую историческую схему, ведшую от Хуанди

через Яо, Шуня и Юя, а затем через весь цикл Ся (от правед-

ника Юя к развратному недобродетельному Цзе) и аналогичный

цикл Шан (от мудрого и добродетельного победившего Ся и по-

лучившего небесный мандат на управление Поднебесной шан-

ского Чэн Тана к последнему развратному и утратившему дэ

шанскому правителю Чжоу Синю) к закономерно унаследовав-

шим великий небесный мандат ванам.

Но почему первые государство и династия названы тради-

цией именно Ся? Дело в том, что этот термин в раннечжоуское

время использовался для обозначения всего протокитайского эт-

нокультурного субстрата (хуа-ся> чжу-ся). Очень логичным и

по-своему весьма разумным, понятным для всех было использо-

вание именно его. Коль скоро все китайцы — ся, то самым

удачным было в заново создававшейся конструкции первую ди-

настию, первое будто бы охватывавшее всю Поднебесную госу-

дарство назвать Ся, что ассоциировалось бы со всеми китайцами

времен Чжоу и воспринималось бы современниками с макси-

мальным доверием, которое было весьма необходимо формиро-

вавшим традицию раннечжоуским историографам.

ГЛАВА 4

ШАНСКИЙ КИТАЙ

Более или менее достоверная история любого из народов,

переступивших через черту первобытности, обычно начинается с

того момента, коща ее изучение может опираться на бесспорные

документы, т.е. письменные источники. Для Китая этот момент

начался с аньянской фазы, или, иными словами, с Шан. Шан

как понятие имеет немалую емкость. Это и государство (точ-

нее — протогосударство), и правившая шанцами династия с

родовым именем Цзы, откуда неизменно выходили наследники

умершего правителя, и определенный исторический период, в

историографической традиции привычно воспринимавшийся как

часть формулы «.сань-дай» («три эпохи», т.е. Ся, Шан и Чжоу).

Все стороны единого понятия близки друг другу и в общем не-

разрывны, обозначая некое сводное явление, — при всем том,

что каждая из них самостоятельна.

Что касается периода, то традиционно на долю Шан отво-

дится шесть-семь веков, с XVIII по XII или с XVI по XI вв. до

н.э. (в рамках разных систем хронологии). До того было время

Ся, после — время Чжоу. Однако если говорить о письменной

истории, то она пока что начинается лишь с того времени, кото-

рым датируется шанское городище в районе Аньяна, ще еще в

конце 20-х годов XX в. был обнаружен древнейший в Китае

очаг урбанистической цивилизации со следами дворцовых по-

мещений и ремесленных мастерских, с богатейшим архивом га-

дательных костей с надписями, с огромными гробницами прави-

телей-ванов, великолепными изделиями и утварью из камня,

бронзы, дерева и иных материалов, включая высококачествен-

ные бронзовые сосуды, красивые боевые колесницы, украшения,

ритуальные изделия и т.п.

Наивысшая ценность среди этих находок — архив надписей,

благодаря свыше чем полувековой работе над которыми ныне

бесспорно установлено, что аньянское местонахождение имено-

валось «большой город Шан», тоща как термин «Янь» — так же

как и «Ся» — в надписях не встречался. Возникла даже

идея — ее активно разрабатывал в свое время Го Мо-жо, — что

«иньцы» было пренебрежительным названием, которое победив-

шие чжоусцы* дали народу Шан [25, с. 23]. Известно, впрочем,

10-2

226

145

что историографическая традиция исходит из иного объяснения:

Шан — наименование удела, который был дан родоначальнику

шанцев Се самим великим Юем вместе с родовым именем Цзы,

тогда как словом Инь именовалась одна из столиц шанцев, рас-

полагавшаяся к северу от Хуанхэ при Пань Гэне (см. [86, т. 1,

с. 166 и 172]). Впрочем, по данным Сыма Цяня, шанцы за вре-

мя своего существования меняли местонахождение («столицу»)

8 раз до Чэн Тана и еще несколько раз после него. Последним в

ряду этих перемещений считается переселение их через Хуанхэ

при Пань Гэне (во втором слое «Шуцзина» этому эпизоду по-

священа глава «Пань Гэн»).

Но как раз в этом пункте традиционная версия коренным

образом расходится с реальными фактами истории, представ-

ленными археологией. У Сыма Цяня говорится, что при Пань

Гэне шанцы перенесли столицу на юг от Хуанхэ, разместив ее в

районе Бо, где некогда была столица Чэн Тана. Основываясь на

этом указании классика китайской истории, многие археологи

склонны идентифицировать с Бо, скажем, эрлиганское местона-

хождение ранней бронзы, расположенное к югу от Хуанхэ. И

хотя другие специалисты оспаривают эту идентификацию, пред-

лагая иную (Эрлиган — древняя столица иньцев Ао), все это

никак не объясняет, почему традиция молчит о последнем пере-

мещении шанцев к северу от Хуанхэ, где и расположен ныне

район Аньяна. И вообще, следует ли считать аньянский очаг ци-

вилизации столицей Шан? Короче, что же такое в свете исто-

риографической традиции аньянский очаг цивилизации?

Видимо, мы все же должны исходить из того, что аньянское

местонахождение не имеет отношения к переселению шанцев

при Пань Гэне. Возможно, как то предполагает Чэнь Мэн-цзя

[151, с. 252], после Пань Гэна, вероятнее всего при У Дине,

шанцы совершили еще одно великое перемещение через Хуанхэ

в обратную сторону, на север, о чем ни один из письменных

источников почему-то не упомянул. Единственное, что вне со-

мнений, так это то, что в районе Аньяна в конце исторического

периода Шан был сакральный центр с архивом ритуальных над-

писей, в которых, между прочим, упомянуты практически все

имена прежних шанских правителей, названные Сыма Цянем.

Это значит, что, хотя не всему собранному Сыма Цянем можно

доверять — как в случае с переселениями и наименованиями

этноса и его столиц, — немало из его сообщений истинны, т.е.

доказываются несомненными аутентичными источниками, преж-

де всего шанскими надписями.

Надписи свидетельствуют также, что в районе Аньяна

шанцы жили начиная лишь с годов правления вана У Дина,

одного из наиболее заметных в династии и процарствовавшего

свыше полувека. В архиве аньянских надписей те, что датиру-

ются временем У Дина, составляют львиную долю. От У Дина и

.146

до последнего вана Чжоу Синя на протяжении шести поколений

управляло шанцами еще 9—10 правителей, на долю которых

приходится, по примерным подсчетам, около полутора веков

(см. [245, с. XIII]). Именно эти годы, ориентировочно уклады-

вающиеся в XIII—XI (если даже не в XII—XI) вв. до н.э., и

следует отождествлять с периодом существования развитого про-

тогосударства Шан, представленным аньянским очагом цивили-

зации с его архивом надписей.

Развитое протогосударство Шан, если опираться на данные

аутентичных письменных памятников, т.е. гадательных надпи-

сей, просуществовало, таким образом, недолго. Косвенно это

подтверждается и числом обнаруженных ванских гробниц — их

вначале было найдено 11, а сравнительно недавно — еще одна,

едва ли не наиболее известная, в которой была погребена жена

У Дина — Фу Хао. Все гробницы укладываются во временные

рамки между рубежом XIII—XII вв. до н.э. и 1050 или 1027 г.

до н.э. Последняя из дат, к которой ныне склоняется немалое

число исследователей, представляется предпочтительней (об ар-

гументах в ее пользу см. [14, с. 221—230]). Впрочем, подобные

даты в любом случае условны, а разница между 1050 и 1027 гг.

столь незначительна, что на более точное обоснование хроноло-

гических рамок аньянского периода не стоит тратить усилий.

Что же представляли собой протогосударство и правившая

им династия Шан в то время, о котором идет речь (XIII—XI вв.

до н.э.), согласно данным археологии и архива надписей? Или,

иными словами, как выглядел первый в Китае очаг урбанисти-

ческой цивилизации, что известно о шанцах, их образе и уровне

жизни, их культуре и производстве? Как управлялись они и как

была организована система администрации, какая территория

находилась под властью аньянского правителя и как складыва-

лись его взаимоотношения с приближенными, подчиненными и

соседями? Во что люди верили и на что обращали наибольшее

внимание? Ответ на все эти вопросы существует, ибо, в отличие

от предыстории, исторический период с его письменными па-

мятниками раскрывается перед исследователем достаточно

полно.

Общий облик и основные характеристики

позднешанской (аньянской) цивилизации

Аньянский очаг культуры развитой бронзы и урбанистичес-

кой цивилизации являет собой, безусловно, сложный гетероген-

ный комплекс. Он сложился на местной китайской поздненеоли-

тической основе, вобрал в себя многое из представленных ме-

стонахождениями в Эрлитоу и Эрлигане культур раннего брон-

зового века. Но только к этому его истоки, как на том ни пыта-

10-2 226

147