Васильев B.B., Кротов A.A. История философии
Подождите немного. Документ загружается.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
451
научных идей, которая может быть рационально реконструирована на основе анализа
самих идей. Внешняя история включает в себя «посторонние» с точки зрения логики
идей факторы — во-первых, случайности, которых много в любой истории, в том числе в
истории науки, во-вторых, внешние влияния на науку, например, со стороны культуры,
политики и так далее.
Лакатос рассматривает четыре типа философских платформ, на основании которых
можно строить и философию науки, и ее историю. При этом он указывает, что только та
платформа хороша для построения философии науки, которая эффективна для
реконструкции ее реальной истории. Эти типы:
1. Индуктивизм (иногда в сходном значении он употребляет термин
«джастификационизм»);
2. Конвенционализм (из подходящих теорий выбирается более простая);
3. Фальсификационизм (в наивном виде);
4. Его собственная методология исследовательских программ.
Легко показать, пишет Лакатос, что первые три платформы не пригодны для
реконструкции реальной истории науки, так как наука никогда не развивалась ни по
законам индуктивизма, ни по законам конвенционализма, ни согласно предписаниям
попперовского фальсификационизма. На основе же методологии исследовательских
программ, считает Лакатос, историю науки
596
реконструировать можно. Эта методология сложнее и потому более гибкая, она
допускает многочисленные отклонения от того пути, который ретроспективно кажется
оптимальным, но при этом не объявляет неоптимальное движение нерациональным.
Особенно гибким исторический метод Лакатосу позволило сделать его различение
внутренней и внешней истории науки; хотя уже само понятие исследовательской
программы столь реалистичное и гибкое, что позволяет включить во внутреннюю
историю то, что при более жестких методологиях (особенно индуктивистской) неизбежно
пришлось бы отнести к внешней истории. Например, так обстоит дело с противоречием
между тем, что предсказывает теория, и тем, что реально наблюдается. С точки зрения
остальных трех методологий развитие ученым теории, которая допускает подобные
противоречия, нужно объявить иррациональным. Но поскольку методология
исследовательских программ выделяет в теории жесткое ядро и защитный пояс, она
может отнести противоречие в область защитного пояса и совершенно справедливо
показать, что зачастую противоречие с фактами стимулирует развитие теории,
способствует «позитивному сдвигу» программы. Лакатос идет настолько далеко, что
пишет: «Любая теория рождается в океане противоречий», — и не находит это
положение противоречащим рациональности.
Лакатос хотел создать такую теорию науки, которая, с одной стороны,
соответствовала бы канонам рациональности в широком смысле слова, т. е. позволяла
рассматривать науку как инструмент познания, приближения к истине. В этом он следует
Попперу. С другой стороны, он стремился к тому, чтобы его теория науки, будучи
применена к реконструкции истории науки, не шла вразрез с реальностью. Реальность же
науки непроста. Решение, которое предложил Лакатос, — рассматривать не научные
теории, а исследовательские программы — сложно, во всяком случае сложнее, чем
упрощенные модели многих других философов науки. Но, по-видимому, среди всех
рациональных учений о существе науки его можно считать оптимальным.
Хотя Пауль (Пол) Фейерабенд (1924—1994) — современник и ровесник и
Лакатоса, и Куна, его взгляды на теорию науки намного ближе к идеологии
постмодерна
Хотя Пауль (Пол) Фейерабенд (1924—1994) — современник и ровесник и Лакатоса,
и Куна, его взгляды на теорию науки намного ближе к идеологии постмодерна, с
характерным для нее скепсисом в отношении познания истины. Они представляют собой
попытку доведения до логического конца тех путей мысли, которые были намечены до
него. В отличие от рассмотренных ранее мыслителей Фейерабенд — антисциентист. Он
не видит блага в научно-техническом прогрессе и склонен подчеркивать зло, которое
может нести с собой наука и ее применение, — от загрязнения окружающей среды до
изгнания «донаучных» типов знания и утраты тех ценных идей, которые, возможно, в них
содержались. Он — типичный представитель шестидесятников, исполненных бунтарских
настроений в отношении всего, что только допускает бунтарское умонастроение. Такая
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
452
позиция в отношении ценности науки дает ему возможность критиковать ее слабость в
деле познания истины более свободно и беспощадно, чем это удавалось его
предшественникам.
Если Лакатос продолжал линию Поппера, то Фейерабенд продолжает линию Куна, Он
берет у него понятие парадигмы — не уставая при этом это понятие критиковать, но
отбрасывает всякую мысль о возможности познавательного прогресса. Он развивает
идею о принципиальной несоизмеримости и несопоставимости парадигм. Фейерабенд
приводит много аргументов в пользу такой несопоставимости. Например, указывает он,
теории всегда оказывают обратное влияние на наблюдаемые факты (эта мысль была
597
и у Поппера); в разных теориях даже одни и те же на вид термины получают разное
определение; у двух теорий нет общей, так сказать, «субстанции», где они могли бы
встретиться для сравнения. Они могут бороться друг с другом не с помощью аргументов,
поскольку принципиально не способны понять аргументы друг друга. Поле борьбы у них
— вненаучное и внерациональное (например, мода). Фейерабенд проницательно пишет о
невозможности создать единый и ясный язык для науки, к чему стремились логические
позитивисты. Возможно даже, замечает он, что явное определение изменяет смысл
определяемого слова. Тем более разными становятся значения слов и предложений — в
т.ч. предложений наблюдения — в зависимости от разных контекстов, от теоретической
нагруженности и т. д. (эта мысль появлялась уже у Поппера).
В качестве двух принципов, с помощью которых можно описать развитие науки,
Фейерабенд предлагает принцип пролиферации (размножения) гипотез и принцип
упорства теории. Он соглашается с Куном в том, что существуют периоды нормального
развития науки и периоды революций. Упорство теории характерно для первых
периодов, пролиферация гипотез — для вторых. Упорство, с одной стороны, и
пролиферация — с другой — в целом составляют своеобразную диалектику. Однако
Фейерабенд не ставит эту диалектику в зависимость от согласия теории с фактами. Он не
пишет, например, что пролиферация гипотез начинается вследствие кризиса теории,
вследствие того, что теория перестает объяснять новые наблюдения и т. п. Борьба
упорства с пролиферациями составляет внутреннее существо науки. Это, так сказать,
игра научных страстей, не имеющая отношения к предмету познания. Естественным в
этой связи выглядит обращение Фейерабенда к социальной реализации науки, к ее
организации с точки зрения распределения власти, идеологических влияний и так далее.
Фейерабенд впервые ставит вопрос: что есть наука как культурное, социальное и
политическое явление. Сам он дает типично антисциентистские ответы, например, он
пишет: «Освободим общество от власти науки, как наши предки освободили нас от
власти Единственной Истинной Религии».
Большое направление эмпирической социологии — социология науки —
естественным образом включается в эту же линию, мыслящую науку как социальное
явление, а не как орган постижения истины, чьи характеристики следует выводить из его
предмета. Линия Кун — Фейерабенд — социология науки выводит характеристики науки
из характеристик не предмета науки, а тех, кто в ней работает, и их сообществ.
Выше были кратко рассмотрены теории Поппера, Лакатоса, Куна и Фейерабенда. Ими,
разумеется, не ограничивается список мыслителей, которые в середине и в начале второй
половины ХХ в. подвергли переосмыслению классическую философию науки.
Майкл Полани (1981 — 1976) ввел понятие «скрытого знания» (tacit
knowledge)
Майкл Полани (1981 — 1976) ввел понятие «скрытого знания» (tacit knowledge),
которое всегда присутствует в работе ученого и может значительным, но неявным ему
самому образом направлять его мысль.
Курт Хюбнер (род. 1921) заострил вопрос о близости научного мышления к
мифологическому и обусловленности науки каждой эпохи ее культурными
особенностями
Курт Хюбнер (род. 1921) заострил вопрос о близости научного мышления к
мифологическому и обусловленности науки каждой эпохи ее культурными
особенностями.
М. Фуко, принадлежащий, правда, другой традиции и не пользовавшийся понятиями
постпозитивизма, но идейно близкий к нему — указывал на тесную связь знания с
властью, на зависимость науки от ее социальной органи-
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
453
598
зации и т. п. Фуко показывал это на примере психиатрии (что, несомненно,
выигрышнее, чем физика).
В восьмидесятые годы критический накал в отношении науки уменьшился,
постпозитивизм как цельное течение сошел на нет.
Мы видели, что в постпозитивизме можно выделить две линии, одна из которых
возводится к Попперу, другая — к Куну. Для линии Поппера характерно внимание к
эпистемологическим вопросам, отсутствие крайнего скепсиса, в целом позитивное
отношение к такому предприятию человеческого разума, как научное знание; анализ
разных типов рациональности именно как рациональности. Поэтому всю линию в целом
можно условно назвать рационалистической. Та линия, которую начал Кун, в конце
концов пришла к полному скепсису в отношении научного знания. Она занимается
изучением науки как социального или политического предприятия, оставляя почти без
внимания рационально реконструируемое познавательное движение. Из нее вышла
современная социология науки. Для некоторых ее представителей характерен
антисциентизм. Очень грубо ее можно назвать иррационалистической, хотя нужно при
этом иметь в виду, что по своим методам эта философия сама никоим образом
иррационалистической не является, это слово означает здесь только то, что она занимает
более или менее скептическую позицию в отношении научной рациональности.
Литература
1. Поппер К. Р. Логика и рост научного знания. М., 1983.
2. Поппер К. Р. Открытое общество и его враги. Т. 1 — 2. М., 1992.
3. Popper К. R., Eccles J. С. The Self and its Brain. An Argument for Interactionism. B.
N.Y. L., 1977.
4. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ //
Т. Кун. Структура научных революций. М., 2001.
5. Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Т. Кун. Структура
научных революций. М., 2001.
6. Кун Т. Структура научных революций. М., 2001.
7. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.
8. Полани. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985.
9. Никифоров А. Л. От формальной логики к истории науки. Критический анализ
буржуазной методологии науки. М., 1983.
10. Современная философия науки: знание, рациональность ценности в трудах
мыслителей Запада. Хрестоматия / Под. ред. А. А. Печенкина. Вступительная статья и
комментарии А. А. Печенкин. М. 1996.
11. Структура и развитие науки. М., 1978.
Глава 21. СТРУКТУРАЛИЗМ
Направление в гуманитарных науках, получившее в более поздней классификации
обозначение структурализма, появилось в начале ХХ в. и было связано прежде всего с
концепцией структурной лингвистики швейцарского лингвиста и философа Фердинанда
де Соссюра (1857 — 1913). Эта концепция существенно повлияла на антропологические
исследования Клода Леви-Строса ( 1908 — ), единственного, кто сам называл себя
структуралистом, психоаналитическую теорию Ж. Лакана (см. главу «Психоанализ»),
эпистемологическую концепцию знания Мишеля Фуко (1926 — 1984), литературную
критику Ролана Барта (1915— 1980) и многих других.
Проблема структуры.
Проблема структуры. Основанием отнесения к структурализму стало внимание к
понятию «структура» и проблеме, с которой было связано определение «структуры».
Впервые термин зафиксирован как философский в работе Лаланда «Философский
словарь технических и критических терминов» (1926, переизд. 1986, 2004): структура —
то целое, что состоит в связи между отдельными ее частями и из отношений между ними.
Оно является своеобразным итогом определений, существовавших в архитектуре, где
структура рассматривалась как взаимосвязь частей и целого, и в биологии, где она
определялась как органическое единство между частями. Верное по сути, т. е.
приложимое к любому типу организации, это определение не фиксировало различия
исследовательского — методологического — порядка: что в исследовании организации
дается на эмпирическом уровне, а что вводится в ходе теоретической реконструкции.
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
454
Дискуссия развернулась во второй половине ХХ в. и в рамках определения структуры в
антропологии: Альфред Рэдклифф-Браун в своей статье «О социальной структуре» (1940)
сделал вывод о том, что социальная структура — это совокупность социальных
отношений, организованных как система, а значит, что ее можно обнаружить в
результате эмпирических исследований так называемой социальной организации. Клод
Леви-Строс, опираясь на определения, которые были даны структурной лингвистикой,
сформулировал свою, противоположную позицию: социальная структура — модель,
которая строится на основании исследования эмпирической реальности, представленной
совокупностью социальных отношений. Леви-Строс опирался на один из аспектов
определений, введенных в научный оборот 1928 г. Р. Якобсоном совместно с Н.
Трубецким и С. Каржевским на основе идеи системности де Соссюра: асинхроническая
целостность с инвариантными соотношениями элементов. Это перекликалось с понятием
структуры, которое разрабатывалось математиками кружка Бурбаки: структура — это
форма константных соотношений терминов в аксиоматически определенном множестве.
Леви-Строс подчеркивал, что цель
600
социально-структурных исследований состоит в том, чтобы понять социальные
отношения с помощью моделей.
Однако понимание структуры как модели теоретического конструирования привело к
дальнейшим дискуссиям — уже 70-х гг. Основной вопрос этих дискуссий сводился к
тому, можно ли понимать структуру как форму и делать соответствующие выводы о ее
соотношении с содержанием. Леви-Строс считал, что форма сама определяется
своеобразной противоположностью материалу, а у структуры нет иного содержания, чем
логическая организация реального. На этом основании он критиковал В. Проппа за
формализм. Пропп, предлагая концепцию своей «Морфологии волшебной сказки», и А.-
Ж. Греймас, излагая концепцию семиотического поля, исходили из того, что структура —
это некая универсальная форма, которая может быть приложена к любому содержанию.
Другие исследователи, например Мишель Серр, считая, что любое содержание культуры
может быть исследовано только как структура, соглашались с Леви-Строссом, что
математический индифферентизм неприменим к социальному содержанию.
Структурная лингвистика Ф. де Соссюра.
Структурная лингвистика Ф. де Соссюра. Философское значение концепции языка
Ф. де Соссюра состоит в том, что именно в лингвистике и применительно к языку были
сформулированы основные идеи противопоставления эмпирического анализа единичного
как части системы и структурного анализа системы как целостности и ее внутренней
самообусловленности. Именно Соссюр ввел определение языка как системы знаков.
Значение отдельных знаков определяется их положением в системе. Под языковым
знаком понимается физический объект, представляющий единство означаемого (того, к
чему отсылает знак, предмет мысли) и означающего (обозначение предмета мысли), как
объяснял Соссюр — как две стороны одного бумажного листа. Значение слова (знака),
таким образом, определяется не предметом, к которому это слово отсылает, и не
индивидом, который это слово употребляет, а тем смыслом, который является
результатом взаимодействия слов в языке, т. е. от структуры языка. Показательно, что
Соссюр различал индивидуальное говорение — речь — от языка как целостной системы,
которая существует независимо от индивидуальных актов высказывания. Без языка не
может быть речи. Получалось, что язык говорит посредством индивидуального
говорения, но индивид бессознательно использует внеличностную структуру языка. Эта
идея, контекстуально содержавшаяся в концепции Соссюра, позже была развита в так
называемых постструктуралистских концепциях, где воле отдельного индивида
противостоит безличная власть языка.
Для последователей Соссюра это означало, что лингвистика должна изучать не
отдельные знаки, а их соотношение в системе. В качестве иллюстрации Соссюр приводит
пример ценности шахматной фигуры в ходе шахматной игры: она определяется ее
положением по отношению к другим фигурам на поле и их совместным
взаимоперемещением. Но тогда следует различать различные подходы к исследованию
языка. Соссюр вводит понятия диахронии и синхронии применительно к языку.
Синхроническая лингвистика изучает сосуществование явлений в рамках одной системы
вне временных изменений как единое целое. Диахрония представляет явления как
последовательную цепь изменений, предметом интереса становится связь отдельных
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
455
элементов, следующих друг за другом во времени. Эти идеи были изложены в главном
труде Соссюра «Курс общей лингвистики» (1916), который был подготовлен его
учениками по материалам его лекций 1908 года. Таким обра-
601
зом, с точки зрения Соссюра, исследование образования значения должно
рассматриваться не исторически, а функционально — с точки зрения отношений в
системе, в том числе и негативного соотношения с другими элементами системы
(хрестоматийным примером, содержащим и новую проблему, связанную со
структурными определениями значений, считается значение слова «мальчик», которое
имеет смысл только по отношению к тем словам, которые обозначают объекты, которые
мальчиками не являются). Эту работу развернули члены Пражского лингвистического
кружка (1929—1939) — Н. Трубецкой, Р. Якобсон, В. Матезиус. Из их концепций
вырастает направление так называемой функциональной лингвистики, которая все
больше противопоставляет планы содержания и выражения и исследует то, как
существует язык в его литературном выражении, как социально-историческое единство.
Под влиянием в том числе этих идей появляется так называемая гипотеза
лингвистической относительности Сепира — Уорфа, согласно которой определяющим
для типа языка является тип общественной организации, тип коллективного поведения,
обусловливающий тип мышления. Развитие современной лингвистики как семиологии,
отталкивающейся от принципа синхронического исследования объективно
существующего языка как системы знаков, предполагало движение от описания языка к
теоретическим моделям языка, в которых описывались бы общие свойства языка:
дескриптивная лингвистика включает в себя как теорию уровней языка (Блумфильд,
Хоккет), так и исследование нелингвистических факторов (Энн-Арборская группа),
опирающееся в том числе и на концепцию Сепира, вплоть до исключения фактора
значения из лингвистического исследования (Йельская школа). На первый план выходит
проблема разведения в лингвистическом исследовании «субстанции» и формы — здесь
функциональная лингвистика тесно смыкается с различными вариантами того, что
получило условное обозначение глоссемантики (к этому направлению относят
Копенгагенскую школу лингвистики и прежде всего Л. Ельмслева (1899 — 1965),
продолжавшего исследования в области языка науки Б. Рассела, А. Уайтхеда, Р.
Карнапа).
Но наиболее очевидно для гуманитарного знания в целом стало влияние идей
структурной лингвистики Соссюра в сфере антропологии.
Структурная антропология К. Леви-Строса.
Структурная антропология К. Леви-Строса. Леви-Строс совершил настоящий
переворот в исследовании культуры первобытных народов, которая до него определялась
в основном по ее негативным признакам — бесписьменная, неиндустриальная,
нецивилизованная и т. п. Например, с точки зрения Л. Леви-Брюля, автора книги
«Первобытное мышление» (1910), между нашей культурой и культурой архаической
лежит пропасть разных ментальностей — логической и дологической. Структурный
подход позволил рассмотреть культуру как единую систему смыслов. В знаменитых
книгах «Печальные тропики» (1955) и «Структурная антропология» (1957), а позже в
своей работе «Первобытное мышление» (1962) Леви-Строс предложил объективные
методы исследования, взяв за основу семиотические методы — язык рассматривался как
система бессознательно функционирующих означающих культуры. В мифах, ритуалах,
правилах брака, терминах родства — везде мы можем вычленить бинарные оппозиции,
на которых выстраиваются «пучки дифференцированных признаков». Леви-Строс
сосредоточился на конкретном материале, который доказывал связь языка с социальными
обычаями племен — он обнаружил, что система родства организована так же, как
система фонем. То есть то, как понимаются фонемы — гистемы, — соответствует
системе фонем. Так, в «Ми-
602
фологиках» (1964, 1966, 1968, 1971) поэтапно рассматривается дихотомия сырое —
приготовленное, закрепленная в языках и, соответственно, ритуалах и первичных мифах
южноамериканских племен, которая на практике выстраивает цепь означающих,
наделяющую различную деятельность более глубоким ритуальным смыслом:
несъедобное — съедобное, недоступное — доступное для совокупления, животное —
растительное, природное — культурное, утраченное — приобретенное и т. д. Исходное
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
456
противопоставление «обрастает» новыми смыслами — приготовленное наполовину,
пережженное, свежее, сгнившее. Соединение гистем определяет еще более подвижные
смыслы — мифемы, смысл которых есть соотношение значений, которые использованы в
них. Значение, таким образом, оказывается частью системы, которую следует понимать
целостно, из отношений внутри системы.
Это позволяет говорить об антропологии, которая основывается на полевых
этнографических исследованиях. Синтез соматических характеристик этнологии
приводит к целостной культурной и социальной антропологии. Социальная антропология
с помощью социологии и психологии рассматривает предметы материальной культуры
как специфичные социальные явления, как об этом писал Э. Дюркгейм, т. е. с точки
зрения выполняемой общественной функции, как социальный фактор. Личностное, таким
образом, понимается как обобщенное и опосредованное вещами, как означающее,
которое должно быть изучено самостоятельно. Культурная антропология, привлекая
данные археологии и лингвистические концепции, представляет систему отношений,
связывающую между собой все аспекты социальной жизни, — эта система, с точки
зрения Леви-Строса, играет более важную роль в передаче культуры, чем каждый из ее
отдельных аспектов.
Идея целостности этой системы во многом, как об этом писал позже М. Мерло-Понти,
была инспирирована идеями Марселя Мосса (1872— 1950). Другим предшественником
структурной антропологии сам К. Леви-Строс считал Ж. Дюмезиля, автора целого ряда
работ по сравнительной мифологии (например, «Индоевропейское наследство Рима»
(1949)). Мосс, чье влияние распространяется и на постструктуралистские идеи, в своих
работах «Опыт о природе и функции жертвоприношения» (1899), «О некоторых
примитивных формах классификации» (в соавторстве с Э. Дюркгеймом — 1901 — 1902),
«Опыт о даре» (1825) подчеркивает культурную обусловленность естественных функций
и привычек человека, символический характер практик обмена, прежде всего практики
дарения. Мосс обнаружил, что в племени тана не было определенных значений для
обмена дарами — каждый раз дар определялся участвующими сторонами, конкретной
ситуацией общения, произнесенными речами, демонстрацией отношения к другой
стороне и т. д. Мистическая сущность дара, жертвоприношения показывает, что суть
человеческих отношений — обозначение поля возможных смыслов, то, что будет позже
обозначено Ж. Батаем как трансгрессивность — возможность преодолевать
фиксированные значения. У Р. Жерара в «Фундаментальной антропологии» эта идея
развивается до детализированной теории социализации как двойного замещения
вездесущего насилия, своеобразного мимезиса репрезентации желания.
Структурализм в литературоведении и постструктурализм.
Структурализм в литературоведении и постструктурализм. Показательно влияние
идей структурализма в литературоведении и философии литературы, которая все больше
смыкается с психоанализом и собственно философской проблематикой.
Ролан Барт (1915— 1980)
Ролан Барт (1915— 1980), один из основателей Цен-
603
тра по изучению массовых коммуникаций (1960) и руководитель кафедры
литературной семиологии, в первой же философской работе «Исходный / Нулевой /
уровень письма» (1953) заявил основную тему этой философии: «трудность литературы
заключается в том, что она вынуждена самовыражаться посредством несвободного
письма». Показательна литературоведческая деятельность целого ряда философов,
связанных с идеями структурализма — это история журнала «Тель-Кель», издававшегося
с 1960 по 1983 г., объединившего в числе своих сотрудников Р. Барта, Ф. Соллерса, Ю.
Кристеву и др. и, по сути дела, сформировавшего умонастроение французской
интеллигенции как структуралистское. С 1963 г. вокруг нового редактора Ф. Соллерса
объединяются такие писатели, как Ж. Рикарду, Ж. Тибо, Ж.-П. Фай, поэты Д. Рош, М.
Плене, а также философы Р. Барт, Ж. Деррида, П. Булез, Ю. Кристева (с 1970 г. — член
редколлегии). Задача, декларированная в 1964 г., связана с попыткой представить
систему символических образов современной литературы. Сотрудники журнала
опираются на идеи структурализма и психоанализа. Работа критика оказывается
тождественна работе писателя — оба созидают смыслы. Журнал открывает
теоретическую полемику по таким темам, как новый роман, сюрреализм, марксизм.
Выходит несколько страноведческих выпусков — о Китае, Алжире и др. Следующие
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
457
работы Р. Барта, посвященные Мишле (1954), Расину (1963), иллюстрируют метод так
называемой «новой критики», активно использующей психоаналитическую теорию и
основывающейся на понимании символической природы произведения. «Новая критика»
поставила задачу рассмотрения целостности литературного произведения, и поэтому
центральной становится проблема специфики объекта литературной критики — средства
выражения, язык, т. е. то, чем пользуется сама критика. В этом смысле новый критик
оказывается писателем. С точки зрения Барта, это закономерный процесс «консолидации
внутри двойственной — поэтической и критической — функции письма», но это
одновременно и революция в культуре — смещение самого принципа «иерархической
организации ...типов письма». Источником «объективности» новой науки о литературе
должна стать «интеллигибельность», заключенная в объективности символов —
«лингвистика дискурса» должна будет соответствовать вербальной природе литературы.
Это означает, что такая наука будет «описывать логику порождения любых смыслов
таким способом, который приемлем для символической логики человека». В связи с этим
Барт разрабатывает новаторскую концепцию информативного изображения, в которой
проводит анализ различных типов сообщений и делает вывод об особой роли
символического сообщения, анализом которого призвана заняться риторика образа, тесно
связанная с идеологией. Целый ряд статей Барта стали «программными»: «Воображение
знака» (1962), «Структурализм как деятельность» (1963), «Основы семиологии» (1965).
Язык рассматривается как инструмент конституирования культурных значений и в этом
смысле никогда не может быть рассмотрен как деполитизированный, свободный.
Материалы становятся более политизированными, для журнала второй половины 60-х гг.
характерно сочувствие коммунистическому движению, после разрыва отношений с
французской компартией в 1971 г. — сближение с маоизмом (представители журнала
были даже приглашены в Китай в 1974 г.). Растет популярность журнала среди
студентов, а с ней и тираж (огромный для подобного рода изданий — 4 тысячи
экземпляров, отдельные номера, например, посвященные Барту, и страноведческий
номер о Китае — 10 тысяч).
604
Барт рассматривает функционирование различных мифов в обществе, систему
значений, навязываемых в различных формах человеческой жизнедеятельности:
«Мифологии» (1957), «Элементы семиологии» (1964), «Система моды» (1967). Большой
вклад внес Барт в так называемую метариторику как принципиальной постановкой
проблемы места риторики в семиотическом проекте, так и конкретными исследованиями
риторических вторичных кодов.
Исследователи считают период с 1967 г. постструктуралистским, связывая это с
изменением философской позиции Р. Барта, с активными выступлениями Ж. Деррида.
Однако еще в 1968 г. выходит собрание эссе, ставшее своеобразным политическим
манифестом — его название — «Теория единства», а после майских событий редакцией
журнала организуется теоретический семинар. Последние номера «Тель-Кель»,
посвященные Джойсу и страноведческий — США, вышли в 1982 г.
Новый этап в философии Барта знаменует собой работа «С\3» (1970) — исследование
текста Бальзака приводит Барта к рассмотрению проблемы сексуальности и кастрации и
выводу о множественности возможных кодов, содержащихся в тексте. Эссе,
посвященные де Саду, Фурье, Лойоле ставят Барта над новой критикой: он приходит к
выводу о конце исторического мифа об авторе и произведении, а также о произведении и
критике. Задачей семиологии становится снятие закрепленной иерархии жанров и
лежащего в их основе нарратива — метатекста, предписывающего построение текстов. В
работах «Удовольствие от текста» (1973) и «Ролан Барт о самом себе» (1975) Барт
приходит к идее сосуществования, взаимопроникновения читателя и текста, которое дает
намного больше, чем простое знание, — дух человечества.
Литература
1. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. М., 1999.
2. Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987.
3. Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 2001.
4. Леви-Строс К. Мифологики: В 4 т. Том 1. Сырое и приготовленное. М.; СПб., 1999.
5. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995.
6. Барт Р. Избранные работы: Семиотика, Поэтика. М., 1989; 2-е изд. 1994
7. Структурализм: «за» и «против». М., 1975.
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
458
8. Автономова Н. С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных
науках. М., 1977.
Глава 22. ПОСТМОДЕРНИЗМ
В последнее время для обозначения специфики мировоззренческих установок
новейшей, «постсовременной» культуры в целом, связанной прежде всего с
поливариантным восприятием мира, а также с акцентированной проблемой
самоидентификации культуры, используют термин «постмодернизм». Широко
используемый как интердисциплинарный, он до сих пор не имеет однозначного
определения, и функционирует одновременно как внешнее исследовательское
определение и как внутренний конституирующий принцип, реализующий себя в
различных сферах человеческой деятельности — искусстве, политике, экономике,
философии, литературе, психологии, науке и так далее. Более широко, словами У. Эко,
культура постмодерна предлагает особый язык, способный описать ее собственные
достижения.
В связи с реализацией этой задачи теоретиками философского постмодернизма
считают философов-нео- (или пост-) структуралистов: М. Фуко (позднего периода), Ж.
Деррида, Р. Барта (позднего периода), Ж. Лакана (позднего периода), Ф. Гваттари, Ж.
Делёза и др. — тех, кто предложил новую, в отличие от структурализма небинарную
стратегию исследования текста. Часто под постмодернизмом понимают движение
деконструктивизма, в узком смысле этого термина — практику анализа
постмодернистских художественных текстов (развитую прежде всего в США Йельской
школой), более широко — практику анализа любых явлений как текстов, пользуясь
методикой, в основе которой лежит метод деконструкции, предложенный Деррида, как
метод восстановления смысла текста путем обнаружения связанных с ним других
смыслов, других текстов. С точки зрения постмодернизма лишь такой подход
демонстрирует наглядно — в деконструктивистской практике — бесконечную природу
мышления, его процессуальный, динамический характер: философия находит адекватный
инструмент для исследования самого философского мышления.
«Постмодернизм» этимологически закрепляет не только постериорное отношение
новейшей культуры и философии к культуре и философии модерна, но и рефлексию, по
большей части критическую, по отношению к предшествующему способу существования
в культуре и философии. Постмодернизм предполагает принципиально новый, не
приемлющий статики и однозначных определений взгляд на мир. В общефилософскую
позицию эта идея превращается на основе теории новейшего, прежде всего
неоавангардистского искусства и культуры. Считается, что первым термин
«постмодернизм» употребил — как уничижительную характеристику человека декаданса
— Р. Панвиц в работе «Кризис европейской культуры» (1917). В современном значении
— как обозначение специфики культуры периода после Второй мировой вой-
606
ны — он появляется в работе Ч. Дженкса «Язык архитектуры постмодернизма» (1975)
для определения всеядности архитектурного стиля, появившегося в конце 60-х — начале
70-х гг. Затем термин распространяется на изобразительное искусство как легитимация
эксперимента с цветом, формой и даже жанром, на литературу как констатация
появления «нового романа» и его влияния на стилистику художественного текста. Но
главным оказывается принципиально новый подход к субъекту культуры — нет
предданного, «готового» зрителя или читателя, как нет и неизменного, «культового»
автора. Основные категории теории культуры размываются, само понятие культуры
оказывается предельно общим, не считая нужным выделять ни концептуальное, ни
ценностное ядро. Общество, культура, словами Ж. Деррида, «децентрируются». То, что
было в центре искусства модерна — субъективное, — тоже понимается как изменчивое и
относительное. Субъект «наименовывает» себя в процессе общения, восприятия и
экспрессии. Самоидентификация субъекта — то, что для традиционных концепций было
условием существования и понимания культуры, — в постмодернистской перспективе
оказывается исходным мотивом. И как со времен Вавилона нет единого языка (один из
любимых образов философа постмодерна Ж. Деррида), так нет единого способа
самовыражения: как писал Р. Барт, «число языков равно числу желаний». Поэтому нет и
не должно быть одного метода, стиля.
Как не может быть единственно верного варианта интерпретации, так и не должно
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
459
быть единого метода этой интерпретации, на котором строились бы единообразные, а
значит, иерархические социальные отношения. Постмодернизм пытается избежать
главной опасности тоталитарного мышления — политического тоталитаризма. Не
случайно распространение термина «постмодернизм» на философию связано с
появлением работы Ж. Ф. Лиотара «Ситуация постмодерна» (1979) и его определением
основной проблемы современной философии как проблемы «философствования после
Освенцима». Лиотар полемизирует с Ю. Хабермасом, считавшим преступления ХХ в.
века следствием неправильной реализации просветительского проекта построения
единого мира и видевшим задачу культуры в восстановлении ценностей модернизма. В
интерпретации Ж. Ф. Лиотара, Освенцим — результат реализации проекта модерна, и
выходом является кардинальное изменение восприятия мира: переход от иерархии,
устанавливаемой метадискурсом «больших нарраций» (здесь используется
литературоведческий термин, обозначающий повествовательный уровень, т. е.
определенную — в данном случае иерархическую — организацию текста и закрепленную
в нем речевую деятельность), к принятию множественности самостоятельных и
равноправных элементов, существующих в виде полиморфных и диверсивных языковых
игр.
Меняется и статус философии: постмодернистская «парадигма» философии
парадоксально оказывается началом разрушения парадигмального способа мышления.
Центральной проблемой становится проблема осмысления текста. Постмодернизм
исследует текст, как это уже принято в философии ХХ в., но не в том альтернативном
аспекте противопоставления объективного — субъективному, замысла созидающего
текст — позиции воспринимающего, а с точки зрения естественного единства того и
другого.
Идеи философии постмодерна появляются на основе ауторефлексии структурализма и
феноменологии: центральным становится вопрос о многозначности тех определений,
которые появляются в конституированном со-
607
знании. Одним из тех, кто наиболее точно в этом смысле подвел итог философских
поисков первой половины ХХ в. был французский феноменолог-экзистенциалист
Морис Мерло-Понти (1908—1961)
Морис Мерло-Понти (1908—1961). В своих основных работах — «Структура
поведения»(1942), «Феноменология восприятия» (1945), «Смысл и Бессмыслица» (1948),
«Приключения диалектики» (1955), «Знаки» (1960), «Видимое и Невидимое»(1961) и др.,
основываясь на феноменологической методологии, подвергая при этом критике
определение чистого сознания, симпатизируя марксистскому анализу исторической
реальности, не принимая при этом экономического объяснения истории, М. Мерло-Понти
создал свою версию «философии экзистенции», в 50-е гг. противопоставив ее
экзистенциализму, сохранявшему, по мнению Мерло-Понти, метафизический, т. е.
антитетический способ постановки философских вопросов: либо в «идеалистической»
традиции, рассматривающей любой объект как объект сознания; либо в
«реалистической», понимающей сознание как продукт реальности. Мерло-Понти
пытается преодолеть противопоставление свободы и необходимости, объективного и
субъективного. Не случайно Мерло-Понти апеллирует к работам М. Мосса и других
этнографов, обнаруживших относительность тех понятий и ценностей культуры, которые
мы традиционно считаем универсальными и абсолютными. Центральной проблемой
становится восприятие и описание пережитого опыта: философия Мерло-Понти
эволюционирует от анализа восприятия к анализу видения и идее «плоти», снимающей
противоречие между субъектом и объектом, и восстанавливающей, по мысли Мерло-
Понти, онтологический статус воспринимаемого мира. Интенциональный мир
представляется как уже дорефлексивно наличествующий, а не конституирующийся в
процессе рефлексии. Субъект, определяемый как «трансценденция к миру», вписан в
конкретный исторический, культурный, наконец, биологический контекст, смысл
которого он может осознать даже для самого себя только через столкновение своего
опыта с опытом других. Мир понимается как «символ» взаимопроникновения,
«междумир», связывающий Я и других людей, человеческое сознание и природу.
Социальная философия Мерло-Понти оказывается прежде всего философией
интерсубъективного опыта человека.
Особое значение придается «живому языку, существующему в языковом сообществе».
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
460
Подобно телу, он соединяет в себе объективное и субъективное, будучи не только
закрепленной системой форм выражения, но и «актом означения», который Мерло-Понти
связывает с живым творческим речевым актом — «плавающее означающее»,
обнаруженное в первобытных культурах М. Моссом. Исследование лингвистических
связей между людьми должно прояснить, по мысли Мерло-Понти, общий закон
символических отношений в рамках единой истории. Мерло-Понти предлагает новое
настроение: «понимания без принятия, свободы совести без шельмования» в политике и
«множественности перспектив» в философии, — получившее у исследователей
определение «философии двусмысленности», или «философии обращаемости понятий».
Своеобразной яркой реализацией этого завета стала творческая деятельность Жоржа
Батая (1897 — 1962), который в своих художественных произведениях (под
псевдонимами выходит целый ряд работ достаточно смелого содержания, например
«Синь небес», «История глаза» и др.), в литературной критике (знаменитая «Литература и
Зло» выходит в 1957 г.), в социально-политических исследованиях (например
«Психологическая структура фашизма», 1933), в выступлениях о современном
сюрреалистическом искусстве (Батай —
608
один из авторов «Второго манифеста сюрреализма») и философских работах (прежде
всего «Внутренний опыт», 1940) обратился к проблеме границ допустимого и перехода,
выхода за эти границы. Вокруг произведений Батая каждый раз разворачивалась острая
дискуссия, где М. Бланшо, М. Лейрис, а однажды и М. Хайдеггер были на его стороне, а
Ж.-П. Сартр — на противной. Вызов, порыв — в противовес регулярности и
определенности, — это традиционно рассматривалось как зло, однако, с точки зрения Ж.
Батая, именно пределы и оказываются не определены жестко ни человеческой культурой,
ни человеческой психологией. Отталкиваясь от идей Бергсона, Ж. Батай сформулировал
вывод о том, что проблема трансгрессии (термин заимствован у Гегеля — Батай был
одним из слушателей интерпретации «Феноменологии духа» А. Кожевом) связана с
внутренней неопределенностью, двусмысленностью и противоречивостью границ.
Культура определяет границы, включая в это определение саму возможность нарушения
этих границ.
Мишель Фуко
Одним из первых французских философов, проделавших путь от структурализма к
постструктурализму и, по сути, распространившим новое умонастроение за пределы
Франции, был Мишель Фуко. Его жизнь стала примером перехода всех границ,
характеризующих слишком стремительное освобождение от запретов, — он умер от
СПИДа, которым он заразился в садомазохистских экспериментах в Сан-Франциско
(США). С первых же работ 50-х гг. М. Фуко исследует различные способы
психологического самовыражения человека — прежде всего воображаемое, сновидения и
т. д. — как формы опыта, всегда связанные с «проговариванием» и «обозначением».
Однако первой зрелой работой сам Фуко считал «Историю безумия в Новое время»
(1961), в которой он выделяет специфическую область интересов, характерную
практически для всех его исследований — историю «мутации» идей. Смысл каждой идеи,
существующей в культуре определенного исторического периода, оказывается
необходимо обусловлен всем контекстом функционирующих в данный момент смыслов,
и его определенность формируется в виде значимой для этого культурного периода
оппозиции: с точки зрения Фуко, для Нового времени характерна сформировавшаяся к
XVII в. оппозиция «безумие — рациональность».
Следующая работа «Появление клиники, археология медицинского взгляда» (1963)
формулирует ключевое понятие первого этапа философской эволюции Фуко —
«археология», предполагающее исследование предмета с точки зрения его языкового
подтверждения, его высказанности, — как уже существующего и функционирующего
явления культуры. Свой метод Фуко назвал «критической историей», поскольку в центре
внимания оказываются исторические — мыслительные и культурные — предпосылки,
условия появления той или иной идеи. Фуко использует слово «дискурс» (дословно —
рассуждение) для обозначения соединения этих различных представлений в новом
смысловом значении, закрепленном в языке. Сначала этим термином Фуко описывает
характерный для классической философии способ последовательного изложения хода
мысли. Позже «дискурс» охватит по существу все варианты языковой практики, все виды
человеческой деятельности, так или иначе выраженные в языке. В получившей
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.