Уак А. Материалы геноцида, организованного Н.А.Назарбаевым против казахского народа в 1986 году
Подождите немного. Документ загружается.
Иванников и другие показали, что по ул. Сатпаева, далеко от площади, курсанты и солдаты жестоко
избивали демонстрантов дубинками и саперными лопатками. Свидетель Идрисов, убегавший в толпе
вместе со Спатаевым, пояснил, что их догнали и избивали дубинками военнослужащие и курсанты. Акт
экспертизы не исключает нанесение травмы Спатаеву дубинкой (размозжение вещества головного
мозга). На одежде Спатаева обнаружены волокна ткани образца шинели военнослужащего.
Подобравшие Спатаева работники скорой помощи Зинченко и Кристальников сообщили, что Спатаев
находился в тяжелом состоянии и возмущался, что "справедливости у нас нет".
Прокуратура была обязана возбудить уголовное дело по факту смерти и установить виновных. Вместо
этого уголовное дело было возбуждено, уже посмертно, против самого Е.Спатаева. Следователь Гейн В.
А обвинил его в участии в массовых беспорядках, по ст.65 УК КазССР, хотя в материалах дела нет
никаких данных за это, а затем прекратил дело за смертью обвиняемого. Спатаева похоронили тайно,
доставив тело домой под охраной сотрудников МВД и КГБ. Через 3,5 года после смерти Спатаева
прокурор КазССР Елемисов дал в средствах массовой информации такую версию: "Спатаев дерзко вел
себя на площади в течение двух дней, был организатором противозаконных акций, нападал с палкой на
милиционеров и солдат. Он скончался в больнице 23 декабря от тяжелых телесных повреждений,
полученных во время сопротивления работникам правоохраны, которые пытались предотвратить его
преступные действия, винить стражей порядка в случившемся нет оснований".
Комиссия считает необходимым вернуться к этому делу и установить виновных в гибели Е.М.Спатаева.
Трагична судьба К.Н.Рыскулбекова. Обвиненный в убийстве дружинника Савицкого, он был осужден
Верховным Судом КазССР (председательствующий Е.Л.Грабарник) к высшей мере наказания, которая
впоследствии была заменена на 20 лет лишения свободы. Эксперты Комиссии, изучив дело, пришли к
выводу, что осуждение было необоснованным.
По пути следования к месту отбытия наказания, К.Н.Рыскулбеков был обнаружен мертвым в камере №
21 учреждения СЕ-165/1 УВД Семипалатинского облисполкома.
Прокурор Семипалатинской области Г.Г.Ильяшенко в постановлении о возбуждении уголовного дела по
факту смерти предопределил исход расследования, записав: "Рыскулбеков покончил жизнь
самоубийством". Следователь С.К.Сакежанов выполнил эту установку прокурора и прекратил дело, не
проведя необходимых следственных действий.
Эксперты, изучившие дело, полагают, что к смерти Рыскулбекова причастен его сокамерник,
рецидивист Власенко Л.К., посаженный в ту же камеру за день до прибытия Рыскулбекова. В пользу
такого вывода говорят многие обстоятельства: К.Рыскулбеков обнаружен повешенным на майке
Власенко, связанной веревкой из его вещмешка; в момент обнаружения Власенко держал за ноги
висящего в петле Рыскулбекова; в качестве понятых были привлечены заключенные; протокол осмотра
места происшествия составлялся без участия следователя; под протоколом отсутствует подпись
судмедэксперта Б.Шалаганова и т. д. Все говорит о том, что должностные лица, проводившие следствие,
были заинтересованы не в установлении причины смерти, а в ее сокрытии. Напрашивается вывод, что
помилование Рыскулбекова очень не устраивало кого-то, кто не рассчитывал, что он останется жив.
Комиссия считает необходимым вернуться к обоим делам К.Рыскулбекова - и по факту смерти, и по
факту убийства Савицкого. Справедливость требует установить виновных в смерти того и другого.
К делу К.Рыскулбеков примыкают еще два уголовных дела, в которых позиция прокуратуры кажется, по
меньшей мере, странной.
Одно из них - в отношении группы студентов Алма-Атинского энергетического техникума Маямерова Е.
Н., Дуйсенбекова Н.Т., Нургалиева С.А., Тайсаринова С.М., Бердина И. и Исаева С.Т. По делу установлено,
что они были активными участниками групповых действий, нарушающих общественный порядок. В
частности, Исаев С.Т., вооружившись ракетницей, произвел выстрел по зданию ЦК, в результате чего в
одном из кабинетов возникло возгорание. Хотя вина всех этих лиц бесспорно доказана, уголовное дело
в отношении их было прекращено следователем Толмачевым и заместителем прокурора КазССР
Мызниковым, с передачей на рассмотрение товарищеского суда. Столь либеральное отношение к
людям, совершившим преступления, предусмотренные ст.65 УК КазССР и ст. 202, ч.1 (незаконное
хранение, использование боеприпасов и огнестрельного оружия) становится понятным, если учесть,
что они проходили свидетелями по делу об убийстве Савицкого и дали следствию нужные показания
против Рыскулбекова.
Этот же прием просматривается еще в одном деле, К.Рыскулбеков дал показание, что его уговорили
пойти на площадь два студента Архтехтурно-строительного института - Ф.Абуов и И.Оспанов. На Абуова
и Оспанова, как на активных оганизаторов, указали еще не менее десяти студентов ААСИ. Но Абуов и
Оспанов не были привлечены к ответственности, а сами превратились в свидетелей, после того как
через месяц после событий "явились с повинной" в КГБ и оговорили другого человека (Увакова), за что и
получили "отпущение грехов".
Грубым нарушением закона является нарушение депутатской неприкосновенности в отношении
депутата Верховного Совета Казахской ССР А.Мамбетова. На этот факт не обратили внимания ни
следователь прокуратуры Чурилин, ни осуществляющий прокурорский надзор Мызников. Не была
назначена даже судебно-медицинская экспертиза для определения степени тяжести нанесенного ему
телесного повреждения. Уголовное преследование в отношении Мамбетова продолжалось до марта
1987 года, без соответствующей санкции Верховного Совета КазССР. Постановление о прекращении
дела, в нарушение ст. 180, 181 УПК КазССР, Мамбетову на руки не выдано.
Не обеспечила прокуратура должного надзора за соблюдением законности и в ходе следственного и
судебного разбирательства. Да этого нельзя было сделать, так как уже при возбуждении уголовного
дела №31022 по факту массовых беспорядков сама правовая квалификация действий демонстрантов по
ст.ст. 60 и 65 УК КазССР предопределила и задала обвинительный уклон следствию и судам. О каком
надзоре может идти речь, если заместитель Прокурора КазССР Мызников, возглавлявший вместе с
Волтуновым специальную следственную группу, направляя ее деятельность, сами выносили
постановления о выделении в отдельное производство конкретных дел. Мызников же давал санкции на
арест большинства подозреваемых, он же утверждал обвинительные заключения уже в качестве
прокурора. Квалифицированный и опытный работник он не мог не видеть "ляпсусов" следствия -
несоответствия меры пресечения тяжести содеянного, отсутствия состава преступления,
недоказанности вины и т.д. Ссылки на отсутствие следственно-судебной практики по делам такого рода
- не выдерживают критики.
Списки прокуроров, поддерживающих государственное обвинение в судах по делам о декабрьских
событиях, составлялись и утверждались в Прокуратуре республики. При этом позиция
государственного обвинителя направлялась только на вынесение обвинительного приговора, заранее
определялась и мера наказания.
Так, член коллегии Прокуратуры КазССР Е.Баймухамбетов, который поддерживал обвинение в суде по
делу К.Рыскулбекова, пояснил Комиссии, что он ежедневно докладывал о ходе судебного заседания
заместителю прокурора КазССР А.Н.Ефимову. От Ефимова же он получил установку о применении к
Рыскулбекову высшей меры наказания.
Бывший начальник отдела Прокуратуры республики А.Альдекеев сообщил Комиссии, что получил от
Ефимова письменные указания по вопросам доказанности вины, квалификации действий и мере
наказания по делу Ермекова. Подобные указания были даны всем прокурорам, поддерживающим
обвинение в судах, что подтверждается материалами надзорных производств и самим Ефимовым.
Возвращение дел на доследование не допускалось.
Прокуратура КазССР, испытывая сильнейшее давление со стороны представителей Прокуратуры СССР
(Сорока, Стрельников и начальник отдела по надзору за действиями КГБ А.И.Андреев), а также со
стороны отдела адморганов ЦК Компартии Казахстана (В.Н.Ефимов), добивалась всеми средствами
обвинительных приговоров, выполняла прямые указания Прокуратуры СССР и политические установки
партийных руководителей. При этом соображения законности ничего не значили перед страхом
потерять партийный билет и руководящую должность.
Работал не Закон, а спектакль, срежиссированный в партийном кабинете и разыгранный прокуратурой.
Срабатывала на полную мощность запущенная политиками репрессивная машина и никто не
рассчитывал, что всего через три года она рассыплется с таким треском.
46 отмененных судебных приговоров по реабилитирующим основаниям - это не отдельные "ошибки" -
это свидетельство масштабного преступления - массового сознательного осуждения заведомо
невиновных людей.
На этом фоне становится понятным, почему в течение трех лет прокуратура республики и СССР
блокировали все усилия адвокатов, осужденных, родственников и общественности по пересмотру
судебных приговоров. Все жалобы, направляемые в Прокуратуру СССР, неизменно "отфутболивались" в
прокуратуру КазССР, откуда заявителям шли неизменные стандартные ответы: "Ваша жалоба не
обоснована, оснований для пересмотра дела нет".
В 1987-1989 годах Прокуратурой КазССР, в порядке надзора внесено 9 протестов на предмет снижения
меры наказания осужденным, в 1989 году - 24 протеста. Начиная со второй половины 1989 года
уголовные дела пересматриваются до полной реабилитации.
Прокуратура г. Алма-Аты (Азаров, Щуткин), отдел судебного надзора Прокуратуры КазССР (А.
Баймухаметов) и прокуратуры Калининского и Фрунзенского районов (И.Киринкин, М.Мухамеджанов)
не обеспечили прокурорский надзор за обоснованностью административных наказаний. В течение трех
лет по этим делам было внесено всего 3 протеста. Лишь в марте 1990 года эта работа началась по
представлению бригады Прокуратуры СССР.
Вплоть до 1990 года Прокуратура КазССР оставалась на позициях официальных оценок декабрьских
событий. В публичных выступлениях, интервью прессе и в официальных справках прокурор республики
Г.Елемисов по-прежнему называет молодежь, вышедшую на демонстрацию, экстремистами и
националистически настроенными элементами, отрицает установленные документами факты
применения при разгоне саперных лопаток и служебных собак. На беседе в Комиссии он утверждал,
что, находясь на площади, не видел никаких правонарушений со стороны правоохранительных
органов, он не знал о массовом вывозе за город задержанных, о помещении их в СИЗО, ИВС и СИ, об
избиениях женщин и несовершеннолетних, что он не имел возможности вмешиваться в действия
политического руководства и военных. Он ссылается на то, что фактически был отстранен от
руководства, что все решали представители из центра и его заместители и подчиненные.
Комиссия считает, что такая сегодняшняя позиция Г.Елемисова говорит о том, что он либо не понимает
целей и задач прокуратуры республики, не понимает, к каким тяжелым последствиям для народа
Казахстана привела преступная бездеятельность возглавляемого им органа, либо считает, что действует
и действовал правильно. В обоих случаях ясно, что такой человек не может олицетворять собой Закон,
он должен быть отстранен с этого поста.
5.5. Нарушение национального равноправия
Расценив декабрьские события как националистическое выступление, Система породила призрак
"казахского национализма" и сама же усердно принялась за его искоренение
Считалось, что национальный вопрос в стране решен окончательно и бесповоротно. Казахстан
выступал перед всей страной в качестве лаборатории дружбы народов. И вдруг национальный вопрос
встал на повестку дня во весь рост.
Уже в конце декабря 1986 года в одной из своих передовиц "Правда" начала газетную кампанию по
"совершенствованию национальных отношений", особую роль отводя в них кадровой политике.
"Осуществляя подбор и оценку кадров, их расстановку, перемещение, воспитание и обучение, партия
исходит из высших интересов общесоюзного государства" - писала "Правда".
"Высшие интересы государства" виделись кое-кому в механической перетасовке по национальному
признаку. Больные и труднорешаемые вопросы экономики, социальной справедливости отступили на
задний план перед "остро злободневными" проблемами национальной уравниловки. В республике
началась настоящая вакханалия национальной процентомании. Процентный психоз охватил буквально
все сферы общественной жизни - партийные, советские, хозяйственные, профсоюзные, комсомольские
органы. Секторы кадров ужесточали спрос по процентным соотношениям при сдаче годовых отчетов.
Поскольку считалось, что застрельщиком декабрьских событий было студенчество, процентомания
начала свое победное шествие с высших учебных заведений.
"Крестным отцом" процентомании был З.Камалиденов, который еще на XVI съезде Компартии
Казахстана, первым начал подсчет процентов молодежи разных национальностей в ВУЗах и техникумах,
тем самым начав отсчет взаимным обидам и недоверию.
Печать взахлеб пересчитывала процентное соотношение представителей разных национальностей в
ВУЗах, скрупулезно подсчитывая количество выходцев из разных областей республики. Уже с сентября
1987 года был ограничен прием в институты абитуриентов коренной национальности, особенно на
юридические специальности.
Вот пример того, как осуществлялась на местах политика "процентомании". Секретарь парткома
Карагандинского университета Антипов Ю., на партийном собрании от 7 января 1987 года, скрупулезно
подсчитав число казахов и русских среди студентов и преподавателей, заключил: "Как свидетельствует
эта далеко не радужная статистика, нам есть над чем работать и кафедрам, и факультетам, и ректору, и
партийной организации".
Первый секретарь Карагандинского обкома партии В.Локотунин в докладе на пленуме обкома сетовал
на то, что "пущено на самотек управление социальным и национальным составом контингента высших
учебных заведений".
В Алма-Ате партийное управление национальным составом осуществлял первый секретарь горкома В.
Романов.
Вслед за ВУЗами истерика процентомании охватила правоохранительные органы. В "упорядочении"
национального состава здесь особую роль сыграл В.И.Ефимов. Отдел адморганов ЦК затребовал данные
о национальном составе всех органов МВД, прокуратуры и КГБ. Прокурору КазССР Елемисову пришлось
"отвечать" за высокий процент казахов аж перед Прокуратурой СССР. Для правоохранительных органов
спущена разнарядка на национальный состав, за которую жестко спрашивали. Так, в Карагандинской
высшей школе милиции число абитуриентов-казахов, направленных из всех областей республики, в
1986 году составляло 61% от их общего числа, а в 1987 году этот показатель был искусственно занижен
до 35,3%, а в 1988 г. - уже до 27,5%.
Чимкентский обком партии утвердил разнарядку для всех РОВД. А летом 1987 года перед входом в
управление внутренних дел вывешено объявление: "Казахов в органы внутренних дел не принимаем".
Бывший заместитель начальника управления КГБ по Алма-Атинской области, кандидат в члены бюро
Алма-Атинского горкома партии Т.Айжулов пишет в Комиссию: "Логика процентоманов доходила до
абсурда, что можно проиллюстрировать на примере расследования персонального дела коммуниста
Душимова Д.А., бывшего командира Алма-Атинского объединенного авиаотряда. Ответработник
партийной комиссии ЦК КПК Кожевников В. среди прочих тенденциозных обвинений в адрес Душимова
указал на "перекосы" в расстановке кадров, имея в виду приоритетное отношение к кадрам коренной
национальности. Он отметил в справке, что в подчиненном Душимову коллективе авиаотряда работало
7% лиц коренной национальности, а среди руководителей служб их было 14%, т.е. в 2 раза больше.
Оказалось, что из 7 начальников служб у него 1 казах, что и составляет 14%. По идиотской логике
процентоманов в авиаотряде среди начальников служб должен был работать 0,5 казаха".
Политику национальной уравниловки твердой рукой проводил в жизнь первый секретарь ЦК КПК
Колбин.
На словах он утверждал в феврале 1987 года на VII съезде журналистов Казахстана: "Мы должны
проявлять осмотрительность::отказаться от увлечения "процентоманией" в межнациональных
отношениях, первостепенное внимание уделять всему тому, что на социалистической основе
объединяет все нации". На деле - в ЦК принимается решение о том, чтобы все отделы ЦК КПК вели
строгий учет национального представительства всех выборных органов, на руководящих должностях,
студенчества в ВУЗах. Был продуман и механизм обеспечения такого представительства.
Чрезмерное увлечение кадрово-национальными "пасьянсами" не обошло и партийные органы.
На первый взгляд, может показаться справедливым, когда количество партийных, советских
работников, работников правоохранительных органов пропорционально численности
национальностей, населяющих республику. Но такая кампания имела бы какой-то смысл, если бы она
касалась и Политбюро ЦК КПСС и Совета Министров СССР, и должностей общесоюзных министров,
чрезвычайных и полномочных послов, генеральных консулов СССР и т.д.
Вся эта недостойная возня вокруг "равного национального представительства" была не чем иным, как
грубым нарушением статьи 36 Конституции СССР 1977 года, статьи 34 Конституции Казахской ССР 1978
года: "Какое бы то ни было прямое или косвенное ограничение прав: граждан по расовым и
национальным признакам: - наказывается по закону", вплоть до уголовной ответственности. Такие
действия нарушали также ст. 2 международного Пакта о гражданских и политических правах,
обязывающую все государства уважать и обеспечивать всем, находящимся в пределах его территории и
под его юрисдикцией, права, признаваемые в настоящем Пакте, без какого бы то ни было различия, как-
то в отношении расы, цвета кожи, пола, языка, религии,:национального или социального
происхождения:"
Начав с обвинения "декабристов" в "казахском национализме", Система логически пришла к
контрнационализму. Порочный круг замкнулся.
Раздел 6. Декабрьские события в общественном мнении.
Одно из самых драматических последствий декабрьских событий состояло в том, что они нарушили
равновесие общества, породили в нем раскол по национальному признаку.
Официальная оценка, данная непосредственно по горячим следам событий без каких-либо
исследований общественного мнения, никак его не отражала. Однозначно негативная, оценка эта была
крайне противоречивой. События объяснялись и проявлением "казахского национализма", и
подрывной деятельностью сторонников застойного режима, и происками законспирированной
организации, и хулиганскими проявлениями "отбросов общества".
Эти оценки получили отражение и в средствах массовой информации. Смысл большинства публикаций
в те дни сводился к следующему:
- декабрьские события спровоцированы националистами; все провозглашенные на площади лозунги
являются националистическими ("Комсомольская правда", 19.08.89 г.);
- существует группа организаторов, скоро будут выявлены и названы имена руководителей
("Литературная газета", 1.01.89 г.);
- на площадь вышли анашисты, пьяницы, чужие обществу элементы ("Социалистик Казахстан", 24.12.86
г.).
Тенденциозность прессы в дни событий и долгое время после них объясняется тем, что командно-
административный аппарат спешил увести общественное мнение от понимания истинных причин этого
социального катаклизма, проявленной при этом политической несостоятельности руководства, скрыть
правду о жестоких методах подавления, уйти от ответственности за массовые нарушения законности.
Для этого власти использовали испытанный метод - направили общественное мнение на поиски
внутреннего врага.
Редакциям республиканских партийных газет была задана установка - с одной стороны, любыми мерами
притушить взрыв национального самосознания, с другой - заняться поисками и разоблачением
организаторов выступления. Так, по личному указанию Колбина были подготовлены и напечатаны
материалы о В.Владимирове, А.Статенине и других, якобы имевших отношение к взрыву народного
негодования.
Информационное агентство КазТАГ готовило для газет практически все материалы, подлежащие
обязательному тиражированию. Их содержание согласовывалось с отделом пропаганды и агитации ЦК
КПК (А.Устинов), а в особых случаях - лично с Колбиным или Камалиденовым, ведавшим вопросами
идеологии.
Любая попытка дать правдивое объяснение тому, что произошло, категорически пресекалась.
Показательны в этом отношении репрессивные меры к бывшему директору КазТАГ Исмагулову Ж.И.,
редакторами сотрудникам газет "Жетису", "Огни Алатау", "Коммунизм туги" - М.Жакыпову, Т.Назарову, С.
Скороходову, фотокорреспонденту КазТАГ Ю.Беккеру, которые осмелились дать небольшие заметки и
фотографии из зала суда над "декабристами".
Конституционное право на свободу слова было попрано самым беззастенчивым образом.
Запрет на правдивую информацию объяснялся опасением обострить межнациональные отношения. Но
именно ее отсутствие, замалчивание истинных причин выступления способствовали разжиганию
нелепых слухов и усилению напряженности в Алма-Ате и других регионах республики. Эти слухи и
домыслы, не опровергнутые публично, служили новому витку напряженности.
Односторонность и заданность обработки общественного мнения проявилась и в такой практике. Под
рубрикой "Общественное мнение" в газетах "Социалистик Казахстан" и "Казахстанская правда"
регулярно печатались материалы, подготовленные отделом пропаганды и агитации ЦК. В этих
материалах от имени трудовых коллективов (зачастую без указания конкретных фамилий) резко
осуждались выступления демонстрантов. В то же время было запрещено печатать письма в поддержку
выступления, которые поступали от жителей Казахстана и других республик в редакции газет, в ЦК и в
советские органы.
Тон в дезинформации и односторонней направленности общественного мнения задавала центральная
печать, которая особый упор делала на освещение негативных моментов из жизни республики. По
указаниям отдела пропаганды и агитации ЦК КПК и лично Колбина такие материалы из центральной
прессы перепечатывались республиканскими и областными газетами без всяких комментариев.
Характерна в этом отношении статья Т.Есильбаева "Цена самолюбования" в "Правде" за 11.02.87 г., в
которой естественная реакция на разрушение духовных ценностей казахстанского народа
преподносилась как воинствующий национализм, а построенный едва ли не единственный казахский
детский сад среди нескольких сотен русских детсадов г. Алма-Аты - как непростительное
самолюбование казахской нации. Этот мотив стал общим местом в целом ряде публикаций, например, в
"Паутине" В.Щепоткина ("Известия", 25 01 87 г.), в "Комсомольской правде" за 10.01.87 г., "Ленинской
смене" за 4.04.87 г., "Уроки правды" ("Литературная газета" 14.01.87 г.), "Они прятались в
тени" ("Собеседник", №22, май 1987 г.).
Правда о характере декабрьских событий, об их масштабах и последствиях утаивалась.
Противоречивыми были и официальные сведения о количестве задержанных, получивших телесные
повреждения, осужденных, отчисленных из учебных учреждений, исключенных из партии и комсомола,
уволенных с работы.
Большой интерес к декабрьским событиям проявила иностранная пресса. Наши зарубежные
соотечественники собрали и передали в Комиссию четыре тома публикаций на эту тему в разных
странах. Поскольку в дни декабрьских событий и еще долгое время после них доступ иностранным
журналистам в Казахстан был ограничен, сообщения зарубежных средств массовой информации
зачастую основывались на сильно преувеличенных слухах и догадках. Так, например, в
западногерманскую "Ди Вельт" и английскую "Гардиан" проникли версии о сотнях тысяч участников
событий и десятках погибших милиционеров. На оценках и комментариях сказалась и
противоречивость официальных оценок советской прессы. Вот лишь некоторые выдержки из
публикаций тех дней:
Журнал "Тайм" - "Этнический, а также религиозный вопросы стали причиной декабрьских событий в
Алма-Ате, столице Казахстана, после того, как Кремль произвел замену старого партийного
руководителя Динмухамеда Кунаева, казаха по национальности, русским".
"Вашингтон пост" - "Объясняя причины волнений, советская пресса и официальные лица решили
сместить акцент с националистических вопросов на политические. По сообщениям газеты
"Казахстанская правда" руководство министерства внутренних дел пришло на недавнем совещании к
выводу о том, что волнения были частично спровоцированы скомпроментировавшими себя лицами,
боявшимися расплаты после смещения Кунаева. Корик Дуйсеев, главный редактор выходящей на
казахском языке газеты "Социалистик Казахстан", заявил вчера на встрече с корреспондентами, что не
существует никакой тайной казахской националистической организации, которая стояла за
волнениями".
"Трибуна люду" - "Заговора или организации, которая бы стояла за кулисами событий, мы не
обнаружили, - ответил мне генерал Князев. Среди причин власти не выдвигают на первый план каких-
либо национальных конфликтов, поскольку их нет в принципе".
"Вашингтон пост" - "Волнения рассматривались в Москве и как продукт напряженности, существующей в
межнациональных отношениях, и как сопротивление бюрократического аппарата тем изменениям,
которые проводит руководство М. Горбачева".
Эта разноголосица в зарубежной прессе не добавляла авторитета советскому государству в глазах
иностранного читателя.
Много сообщений за рубежом было о смертном приговоре К.Рыскулбекову. В июле 1987 года в Венгрии
опубликовано письмо на имя А.Громыко с просьбой о помиловании Рыскулбекова, подписанное
известными писателями Я. Киси, А. Ражеком, Г. Демским, Г. Конрадом и другими деятелями культуры,
всего 41 человеком. В защиту Рыскулбекова подняли голос 77 общественных деятелей Чехословакии, в
их числе бывший министр иностранных дел Х.Хачек. Агентство "Рейтер" сообщило, что польский "Союз
свободы и мира" направил письмо М.Горбачеву, в котором подвергал сомнению справедливость
приговора и требовал его пересмотра.
Постановление ЦК КПСС "О работе Казахской республиканской партийной организации по
интернациональному и патриотическому воспитанию трудящихся", от которого ждали глубокого
анализа и всесторонней, объективной оценки событий, вызвало не просто разочарование, а было
воспринято как незаслуженное оскорбление целого народа.
Констатация явлений, характерных для всей страны в целом, таких как плохое продовольственное
обеспечение населения, нарушение принципов социальной справедливости, хищение
социалистической собственности, приписки, взяточничество была поставлена в один контекст с
"нежелательными проявлениями в межнациональных отношениях", что порождало прямо
противоположные ассоциации у людей разных национальностей, с разными позициями и
настроениями.
С одной стороны, трудно возразить против того, что "В обстановке групповщины и круговой поруки
немало ключевых постов в партийных, государственных и хозяйственных органах, научных
учреждениях и учебных заведениях было занято карьеристами, приспособленцами и угодниками". Но
если сопоставить это положение с оценкой событий декабря 1986 года, как проявления "казахского
национализма", то напрашивается вывод, что в одну компанию с властными проходимцами попадают и
честные, порядочные люди, только в силу национальной принадлежности. Тот очевидный факт, что
среди мздоимцев, угодников и карьеристов достаточно представителей разных национальностей, во
внимание не принимается.
Утверждение, что "при подборе и выдвижении на руководящую работу решающими факторами
являлись не политические, деловые и нравственные качества, а национальная принадлежность,
родовые и земляческие связи, личная преданность" создает впечатление, что одна только
принадлежность к определенной национальности открывает перед человеком перспективы,
недоступные другим. Это противопоставление трансформировалось в сознании части населения в
национальное неприятие.
В постановлении содержится далекая от необходимой деликатности формулировка: "в республике по
существу оказалась свернутой борьба с феодально-байскими нравами, патриархально-родовыми
обычаями. Не активно ведется работа по разоблачению реакционной сущности ислама, его попыток
сохранить отжившие традиции и представления, закрепить национальную обособленность". Жесткие
оценки в адрес ислама, с которым в условиях Казахстана тесно связаны культурные и национальные
традиции, не могли не оскорбить религиозные и национальные чувства.
Тотальная идеологическая обработка через газету, журналы, телевидение и радио, находящаяся под
партийным контролем, внедрила в общественное сознание стойкие стереотипы по отношению к
декабрьским событиям и способствовала губительному межнациональному расколу, что никогда не
было свойственно для многонационального населения Казахстана с его прочными традициями
уважительных, мирных и дружественных межнациональных отношений.
Только с 1989 года в средствах массовой информации обозначился критический поворот ("Правда",
19.12.1989 г., "Известия", 9.02.1990 г., "Социалистик Казахстан", 31.03.90 г. и др.). Решительно осуждая
навешивание оскорбительных для народа ярлыков, пресса делает попытки объективно осветить
причины и характер декабрьских событий, но по-прежнему умалчивает о допущенных фактах массовых
беззаконий. Даже в период работы Комиссии, когда эти факты были установлены документально, 9
декабря 1989 года КазТАГ со ссылкой на председателя Президиума Верховного Совета М.Р.Сагдиева
продолжал утверждать, что массовое применение собак и саперных лопаток - всего лишь слухи.
Не может дать полного удовлетворения и решение Политбюро ЦК КПСС о снятии с казахского народа
позорного и оскорбительного ярлыка - обвинения в "казахском национализме", хотя бы потому, что эти
обвинения звучали громко и всенародно, а решение об их снятии напечатано лишь в "Известиях ЦК
КПСС", издании не самом популярном и читаемом. Немаловажно и то, что само это постановление
половинчато, сняв одно обвинение, оно ввело более осторожные формулировки, по сути повторяющие
старые.
Разрушить устоявшиеся стереотипы в общественном сознании, преодолеть межнациональную
напряженность сможет только полная правда и честное признание ошибок, в том числе и
персональных.