Типпельскирх К., Кессельринг А. и др. Итоги Второй мировой войны. Выводы побеждённых
Подождите немного. Документ загружается.
подводных лодок, обнаруженных самолетами. Несмотря на это, положение здесь в
целом существенно не изменилось. Напротив, в Бискайском заливе, главном
районе курсирования подводных лодок, положение стало значительно серьезнее.
[190]
При сильном наблюдении и радиолокации, которые противник вел с воздуха,
подводные лодки здесь могли совершать переходы только под водой и при выходе
на поверхность, необходимом для зарядки аккумуляторов, подвергали себя
большой опасности.
Еще в марте 1943 года имело место самое крупное и успешное за всю войну в
Атлантике сражение подводных лодок с конвоями. Но в мае противолодочная
оборона союзников стала настолько сильной, что тяжелейшие потери, понесенные
подводным флотом, вынудили его практически прекратить войну на
коммуникациях. Потери превысили количество вводимых в строй подводных
лодок, а успехи продолжали оставаться незначительными. Решающим в этом деле
явилось применение союзниками радиолокации для засечки подводных лодок с
самолетов, благодаря чему авиация противника стала теперь господствовать над
всем Атлантическим океаном. Самолеты поднимались как с берега, так и с
авианосцев, обнаруживали подводные лодки с больших расстояний, вынуждали их
к погружению и держали под водой до тех пор, пока вызванные ими поисково-
ударные группы не брали их “измором”, и тогда, вынужденные выйти на
поверхность, они становились жертвой превосходящих надводных сил противника.
Война с помощью радиолокации
Опасности, связанные с обнаружением подводной лодки с самолета или со
сторожевого корабля, стали известными еще в мае 1942 года, и с этого времени
стали изыскиваться всевозможные способы их предотвращения. Вполне
осуществимыми казались тогда следующие из них:
1. Оснащение подводных лодок радиоизмерительными наблюдательными
приборами, которые должны были сигнализировать экипажу лодки о том. что она
замечена самолетом противника, и, таким образом, давать ей возможность
своевременно уйти под воду. Эти приборы постепенно совершенствовались, но с
переходом к радиолокации на ультракоротких волнах (сантиметровые волны) они
стали справляться с этой задачей лишь после многих неудач.
2. Установка на подводных лодках радиолокационных приборов для засечки
самолетов. Существенный недостаток
[191]
этого способа состоял в том, что,
посылая направленные радиоволны, подводная лодка выдавала свое присутствие.
3. Обшивка корпуса защитной оболочкой, которая частично поглощала
направленные радиоволны и таким образом сокращала радиус действия
радиолокационных средств противника.
4. Оснащение подводных лодок зенитным оружием, которое позволяло им
принимать бой с самолетами, находясь в надводном положении. Этот способ себя
не оправдал: в борьбе с подводной лодкой самолет сохранял свое превосходство.
5. Создание помех в работе радиолокационных приборов противника мощными
мешающими передатчиками, установленными на берегу. Этот план практически
оказался неосуществимым.
Все эти способы были испробованы, многие из них весьма успешно, однако
техническое превосходство союзников как в увеличении выпуска самолетов, так, и
в оснащении их радиолокационными приборами решило исход борьбы и лишило
нас возможности догнать их.
Путь к созданию океанской подводной лодки
Существенно изменить обстановку на море можно было только созданием мощной
океанской подводной лодки. Первым шагом, принесшим положительные
результаты, явилось изобретение так называемого “шнорхеля”. Он позволял
подводным лодкам идти на дизелях, заряжать свои аккумуляторы и пополнять
запасы свежего воздуха, не выходя на поверхность. В условиях боевых действий и
в походах, продолжавшихся целыми неделями, подводным лодкам требовалось
теперь выходить на поверхность только для производства небольшого ремонта.
Таким образом, они были надежно укрыты от самолетов противника даже во время
длительных переходов, но одновременно с этим значительно снизилась их
скорость, так что соотношение между пребыванием в походе и в районе операций
стало даже более неблагоприятным, чем прежде. Для боя же, будь то атака или
оборона, “шнорхель” не дал никаких преимуществ.
Решающим для облегчения войны на море было создание таких подводных лодок,
которые и под водой имели бы
[192]
постоянную высокую скорость как на
переходах, так и в бою. Но до тех пор, пока эти лодки не вступили в строй,
подводники должны были продолжать суровую борьбу старыми средствами. Они
вели ее с большой самоотверженностью, молчаливо выполняя свой долг, и их
поведение было выше всяких похвал.
Смысл борьбы заключался теперь в первую очередь в приковывании как можно
большего количества сил и средств противника к противолодочной обороне. Более
чем 1500 самолетов дальнего действия и свыше 3 тыс. различных кораблей
использовались противником исключительно для выполнения задач
противолодочной обороны. Прекращение подводной войны означало бы
высвобождение этих сил и всей стоящей за ними наземной организации и
судоверфей для непосредственной борьбы против Германии. Связать эти силы
лишь частью своих средств было бы просто невозможно. Более того, прекратив
однажды подводную войну, командование не было в состоянии ни тактически. ни
психологически возобновить ее. Если предполагалось, что новые подводные лодки
должны полностью соответствовать требованиям современного боя, то при
постройке и оснащении кораблей, а также при подготовке их экипажей необходимо
было учитывать и усовершенствование оборонительных средств противника, и
развитие надводных и подводных средств локации, и новые методы ведения поиска
и борьбы с подводными лодками. То, что этим лодкам не суждено было вступить в
строй, можно было предвидеть, так же как и окончательный проигрыш войны в мае
1945 года мог быть определен не задним числом, как это случилось, а еще в 1943
году.
Но как бы там ни было, а задача подводного флота оставалась прежней —
способствовать ведению войны даже в самых тяжелых условиях.
Надежды, которые подводный флот возлагал на новые подводные лодки, были,
конечно, небезосновательными. Еще в 1937 — 1938 годах велась разработка нового
типа лодок с парогазовыми турбинами инженера Вальтера. Вначале, по причине
скептического отношения к этому новшеству, исследовательские работы шли
весьма медленно, но с 1943 года они стали проводиться очень усиленно. На
испытаниях новые лодки показали гораздо большую скорость (25 узлов)
[193]
по
сравнению с прежней подводной скоростью (5-6 узлов). Правда, пока еще запас
особого горючего, необходимого для столь быстрого хода, был рассчитан только
лишь на восемь часов работы двигателя.
Когда в 1942 году оказалось, что для введения в строй этих подводных лодок
потребуется еще длительное время, был сделан заказ на постройку такого типа
подводных лодок, которые могли двигаться под водой со скоростью 16-17 узлов в
течение одного часа. а со скоростью 12 узлов — в течение 10 часов. Такое
увеличение скорости по сравнению с прежней, практически не превышавшей 6
узлов, существенно изменяло положение. Эту скорость могли развить далеко не все
корабли охранения, и поэтому подводные лодки могли на высокой скорости
прорывать их кольцо и, проведя атаку, уходить от преследования. “Шнорхель”,
покрытый хорошей защитной оболочкой, поглощавшей волны радиолокатора,
можно было поднимать на поверхность лишь на несколько часов в день.
Опасности, которым подвергались многие подводные лодки во время переходов,
были этим самым значительно сокращены. При атаках торпеды выпускались на
глубинах до 50 м. Прицеливание осуществлялось при помощи шумопеленгаторов.
По конвою производился залп веером 5 — 6 торпедами, которые, достигнув
площади, занимаемой кораблями противника, покрывали ее всю, совершая
зигзагообразные ходы
{65}
. К концу войны были подготовлены и обучены
командиры и экипажи, способные вести новые лодки в бой с кораблями
противника. Качества подводных лодок были испытаны самым тщательным
образом, и первые такие лодки на практике доказали свою боеспособность. Так
завершилось создание новых подводных лодок, которые в других условиях могли
бы целиком изменить весь ход войны на море
Но плоды этих усилий попали в руки противника.
Теперь мы знаем, что о любом появившемся у нас усовершенствовании
немедленно становилось известно на Западе. В руки союзников попали образцы
подводных лодок всех типов. Даже новейшие подводные лодки с парогазовыми
турбинами Вальтера, потопленные собственными экипажами в конце войны, были
позднее подняты союзниками. Немецкие
[194]
технические специалисты работали,
хотя и временно, в Англии и Соединенных Штатах.
Советский Союз, подводный флот которого на сегодняшний день насчитывает
около 300 единиц, имеет в своем строю, согласно надежным источникам, большое
количество бывших немецких подводных лодок, включая электрические
подводные лодки, обладавшие высокой подводной скоростью хода, но не имеет
подводных лодок с турбинами Вальтера. Вряд ли можно предположить, что
Советский Союз имел доступ к техническим документам, содержавшим описания
этих усовершенствований, проводившихся исключительно на западе Германии. О
том, что ведущие специалисты, работавшие над усовершенствованием подводных
лодок, поступили на службу к русским или работали у них в порядке принуждения,
ничего не известно. Поскольку эти утверждения исходят от самих военных
специалистов-подводников, все другие заявления можно считать вымыслом.
Заключение
Прошло уже 8 лет с тех пор, как Германия оказалась лишенной права участвовать в
техническом прогрессе, связанном со строительством подводных лодок.
Сообщения крупных морских держав дают основание заключить, что во всех
областях развития подводного оружия и средств. обороны против него ведутся
самые оживленные работы. Это относится прежде всего к Соединенным Штатам и
Советскому Союзу — двум противоположным полюсам мировой политики.
Состояние подводного флота в конце войны дает право предполагать, что в
соревновании между средствами нападения и средствами обороны от него
подводная лодка одержала первенство. Исход всякой новой войны, которой весь
мир стремится избежать, будет успешным для той стороны, которая не захочет
ограничиться только обороной своего автаркического
{66}
континента и обратит
внимание главным образом на развитие своего морского флота. Более слабый
[195]
на море противник никогда не сможет воздержаться от того, чтобы не атаковать
жизненно важные морские коммуникации своего врага, пусть даже обладающего
господством на море и в воздухе. И уж, конечно, ему не удержаться от
использования подводной лодки. Независимо от того, в каком морском флоте
будет действовать подводная лодка, она везде найдет множество таких задач,
разрешить которые сможет только она одна.
Конечно, сейчас развитие подводной лодки ограничено определенными рамками,
значительно более узкими, чем при ее появлении на свет в 1915 году, когда,
преувеличивая ее возможности, мы видели в ней именно то оружие, при помощи
которого несколько столетий спустя можно будет решить исход любой войны. Но
подводная лодка не устарела. как парусное судно, замененное паровым.
Предпосылками для ее успешного использования в будущей войне наряду с
техническими являются также моральный дух, выучка и самостоятельность
экипажей. А это как раз то, что в последней войне было присуще немцам в
исключительно высокой степени. И если борьба немецких подводников не имела
успеха, то это является не их виной, а их бедой.
ЛИТЕРАТУРА
The Battle of the Atlantic”, The Official Account, London, 1946.
Mогrisоn S. E., The Battle of the Atlantic, Boston.
Frank W., Die Wolfe und der Admiral, Stalling Verlag, 1953.
[198]
Генерал-фельдмаршал в отставке
Альберт Кессельринг
Немецкая авиация
Статья 198 Версальского договора гласит: “Германия не должна иметь
собственных военно-воздушных сил ни на суше, ни на море”. Согласно этому, все
военные самолеты, в том числе 5 тыс. вполне боеспособных машин, передавались
правительствам стран Антанты и их сообщников.
Выполнение этих требований означало конец для германского военно-воздушного
флота. Он был создана 1913 году как “Прусская королевская авиация” и
насчитывал четыре воздушных батальона и 12 воздушных рот. Насколько
примитивными по нынешним понятиям были воздушные силы того времени, видно
хотя бы из того, что в 1914 году средняя скорость самолета составляла около 80
км/час., а к концу войны достигла 220 км/час. Германская авиационная
промышленность построила во время первой мировой войны 47 931 самолет. 3200
немецких машин было сбито в боях. За всю войну противник потерял 8400
самолетов. Из них 6800 самолетов было сбито немецкой истребительной авиацией,
а приблизительно одна десятая часть этих последних была уничтожена
истребительной эскадрой Рихтгофена. Своим исключительно рыцарским
поведением в бою немецкие пилоты заслужили высокое уважение даже со стороны
своих соперников, и поэтому пропаганда противника не могла значительно
повлиять на симпатии пилотов противника к немецким летчикам. В самой
Германии такие имена, как Рихтгофен, Бельке и Иммельман, вызвали у народа
огромное восхищение перед этим новым родом оружия.
Поскольку после первой мировой войны идея полета завладела всем
человечеством, и особенно молодежью всех стран, а техническое
усовершенствование авиации приняло самые неожиданные размеры, оковы,
наложенные на германскую
[197]
авиацию Версальским договором, оказались
особенно тяжкими и невыносимыми. Вооруженные силы без авиации были
немыслимы.
Одним из основных недостатков этого договора в психологическом отношении
было то, что Германию при помощи ограничений и прямых угроз отстранили от
участия в осуществлении заветной мечты всего человечества. Если бы ей с самого
начала было отведено достаточное место в общем деле создания авиации, то это
оказало бы немалое влияние на дальнейшее развитие политики.
Поэтому не приходилось удивляться, что сразу же после окончания войны
немецкие мужчины, военные летчики и молодежь, увлекающаяся воздушным
спортом, начали серьезно заниматься проблемами современной авиации. Этим
самым была положена основа для дальнейших практических работ по изучению
проблем, связанных с развитием авиации, по отысканию новых форм самолетов в
конструкторских бюро, по созданию новых типов самолетов в мастерской и по
испытаниям их на аэродроме. Появилось множество конструкторов и
изобретателей, подавших новые технические идеи, появились организаторы и
финансисты, которые поняли важность новых задач и стали шаг за шагом
приближаться к их разрешению, преодолевая все трудности, возникавшие на их
пути.
Но, в сущности, это было только начало. Долго сдерживаемые силы смогли по-
настоящему проявить себя только тогда, когда Версальский договор был
окончательно нарушен и Германия встала на путь свободного развития.
В этой обстановке задача возрождения авиации была возложена на Германа
Геринга. Он был представителем старшего поколения авиаторов, но под влиянием
таких теоретиков авиации, как генерал Дуэ, создал себе ясную картину будущего
современной авиации. Как же выглядела эта картина.
Прежде всего Геринг считал “идеальной” такую авиацию, которая выполняла бы
любые задачи современной войны. Под единым руководством
главнокомандующего ВВС должна была быть объединена вся оперативная
авиация, как сухопутная, так и морская, и ей нужно было обеспечить единство
действий и в обороне и в наступлении. Всякое другое решение в той обстановке
влекло за собой раскол.
[198]
Девизом стало: medio tutissimus ibis
{67}
. Выходя за
рамки своей прежней ограниченной деятельности летчика-истребителя, Геринг
задался целью создать мощный бомбардировочный флот, который, имея большой
запас тяжелых и сверхтяжелых бомб и обладая огромным радиусом действия. мог
решать оперативные задачи, нанося сокрушительные удары по стратегическим и
оперативным объектам. Интересы сухопутной армии и военно-морского флота по
части оснащения их современной авиацией он отодвигал на второй план. Он
надеялся удовлетворить их запросы введением пикирующих бомбардировщиков,
доведенных впоследствии до совершенства, для поддержки сухопутной армии и
тяжелых самолетов (Do-17 и др.) для ведения морской разведки. Все это, конечно,
осталось бы теорией, если бы Геринга не поддерживали военные специалисты,
одаренные высокими оперативными и организаторскими способностями, и
выдающиеся инженеры из министерства авиации и других ведомств. Вошедшая в
поговорку апатия Геринга, которая обычно наступала после подобной взрыву
быстрой разрядки идей, имела то преимущество, что другие могли в это время
работать спокойно, не боясь контроля или проверки.
Разработанная генеральным штабом программа действий содержала один особый
пункт, предопределивший создание так называемого “рискованного флота”
{68}
.
Этот флот, доведенный до умеренной численности, замышлялся не как
наступательное оружие, а как заслон и охрана от внезапных нападений извне, когда
Гитлер своей политикой шаг за шагом устранял Версальский договор.
Однако его развитию с 1936 года значительно помешала посылка немецких войск в
Испанию для поддержки Франко, имевшая вместе с тем свои преимущества,
заключавшиеся в том, что местом испытаний всех новых видов оружия:
пикирующих бомбардировщиков типа Stuka-87, истребителей Me-109, 88-мм
зенитных пушек, — а также местом, где можно было проверить правильность
уставных положений, стал настоящий театр военных действий. Это “внеплановое
обучение” способствовало зарождению у нашей
[199]
молодой авиации чувства
уверенности в своих силах и принесло блестящие успехи в польской кампании.
Введение всеобщей воинской повинности (1935 год) и оккупацию Рейнской
области (1936 год) Гитлер осуществил, не имея за своей спиной почти никакой
военной силы. Однако подготовка и проведение аншлюсса Австрии в марте 1933
года, захвата Судетской области в сентябре того же года и даже установление
протектората над Богемией и Моравией в марте 1939 года были такими
политическими мероприятиями, осуществление которых должно было опираться
на авиацию.
Всякому поверхностному наблюдателю строительство новых ВВС должно было
казаться вполне удовлетворительным в отношении темпа и качества, но военному
специалисту сразу становились заметными многие недочеты. Административный и
командный аппарат был, казалось, доведен до совершенства, самолеты с
недостаточными боевыми качествами были незамедлительно сняты с вооружения,
пограничная аэродромная служба на восточной и западной границах была
приведена в соответствие с современными требованиями, а боевая подготовка
проводилась весьма добросовестно и основательно. И все же, когда началась
польская кампания, несмотря на различные попытки избежать ее. немецкая
авиация оказалась не совсем подготовленной и боеспособной. Тем не менее
воздушная война против Польши по своему замыслу и проведению явилась
образцом для последующих сухопутных войн.
Каждый воздушный флот взаимодействовал с какой-либо группой армий, а
зенитная артиллерия, главным образом артиллерия резерва главного командования,
была подчинена сухопутной армии. Порядок подчиненности был выбран неудачно:
он грешил против правил нормального руководства вооруженными силами. И
только там, где старшие авиационные начальники были органически связаны с
сухопутной армией и во всех вопросах, касающихся поддержки армии,
добровольно считали себя подчиненными ей, никаких недоразумений тактического
характера не возникало.
Задачи по организации аэродромной службы и противовоздушной обороны,
включая и противовоздушную оборону самой Германии, были возложены на
военно-воздушные
[200]
округа. В последующих военных походах штабы военно-
воздушных округов особого назначения придавались воздушным флотам или
воздушным корпусам, и после окончания войны они превращались в военно-
воздушные округа захваченных областей (например, военно-воздушный округ
“Голландия”, “Бельгия” и т. д.).
Небольшие размеры польской территории не позволили применить оперативную
авиацию для решения своих специфических задач, и подразделениям оперативной
дальней разведки приходилось действовать главным образом в тактических зонах.
Незначительная глубина района боевых действий была даже выгодной, так как
тяжелые бомбардировщики (He-111 и Do-17) могли использоваться для решения
задач по поддержке армии. Концентрация всех этих сил отчасти компенсировала
недостаточную численность нашей ближней бомбардировочной авиации и привела
нашу армию к беспримерному успеху, закрепившему за этой войной и
последовавшими за ней другими войнами название “молниеносной”. Но при этом
часто не учитывают того, что подобные кратковременные войны придавали
действиям авиации неправильный, искаженный характер, и поэтому техническое
развитие авиации из-за чересчур большого оптимизма и недооценки общей
обстановки отодвигалось на второе и даже на третье место. Впоследствии
немецкой авиации пришлось самым горьким образом расплачиваться за свои
ошибки.
Что касается ближней бомбардировочной авиации, то ее командование наладило с
командными инстанциями сухопутной армии образцовое взаимодействие.
Бомбардировщики ближнего действия исключительно успешно уничтожали
опорные командные пункты и пункты связи противника, бомбили места
расквартирования войск, разрушали коммуникации, железнодорожные узлы и
мосты, уничтожали скопления живой силы противника, выводили из строя
аэродромы и совершали “беспокоящие” налеты на различные объекты противника.
Армейская и военно-морская авиация решала также некоторые задачи и по борьбе
с военно-морскими силами противника. В последующие годы авиация ближнего
действия была еще больше усилена. Я считаю себя вправе предположить, что она
послужила примером для всех военно-воздушных сил мира. Уже сегодня историки
единодушны в том, что основная
[201]
заслуга в успехе молниеносных войн
принадлежала немецким военно-воздушным силам.
Немецкая авиация в начале второй мировой войны, по данным Рикоффа,
насчитывала: 30 бомбардировочных групп (1180 бомбардировщиков), 13
истребительных групп (771 истребитель), 9 групп пикирующих бомбардировщиков
(336 пикирующих бомбардировщиков), 10 групп истребителей-бомбардировщиков
(408 самолетов) и 1 группу штурмовиков (40 самолетов). К этому следует
прибавить 552 транспортных самолета, 23 эскадрильи дальней и 30 эскадрилий
ближней разведывательной авиации (721 разведывательный самолет), а также 14
эскадрилий береговой авиации, 2 эскадрильи корабельных и 2 эскадрильи
авианосных самолетов (всего 240 самолетов), составлявших ядро морской авиации.
Кроме того, имелось 55 самолетов специального назначения. Зенитная артиллерия,
согласно другому источнику, насчитывала в общей сложности около 10 тыс.
зенитных орудий.
Время, прошедшее между польской кампанией и войной на Западе, было
использовано для оценки и изучения боевого опыта и для совершенствования и
усиления противовоздушной обороны Германии. Генерал-лейтенант в отставке
Нильсен, бывший на протяжении долгих лет начальником штаба воздушного флота
“Рейх”, заметил по этому поводу следующее: “Очень важной составной частью
современной войны стало не только уничтожение материальных ценностей
противника, но и подавление его морального духа. В прошлых войнах, ведшихся
главным образом континентальными державами, эту же цель пытались достигнуть
блокадой берегов, так как не имеется ни одного народа, который в своей
собственной стране имел бы все необходимое для снабжения продовольствием
населения и для обеспечения сырьем своей военной промышленности.
В последней войне формы борьбы с гражданским населением и уничтожения
военного потенциала противника совершенно изменились благодаря
использованию большого количества бомбардировщиков дальнего действия.
Поскольку жилища гражданского населения и источники материальных сил обоих
противников расположены более или менее открыто, неудивительно, что воюющие
стороны стали с самого начала использовать свои воздушные силы для ударов по
этим
[202]
наиболее у язвимым местам. Следует, однако, отдать должное немецкому
верховному командованию, которое стремилось не допускать нарушений норм
международного права, запрещающих ведение воздушной войны против
гражданского населения, и если все же, как это выяснилось впоследствии, его
усилий в этом направлении оказалось недостаточно, оно не имело никакого
намерения санкционировать подобные действия, если бы его к этому не вынудил
сам противник. Случайные попадания в мирные жилища во время налетов авиации
на военные, объекты были неизбежны и не могли служить доказательством
обратного.
Надежда на то, что одни только благие намерения помогут избежать
разрушительных бомбардировок, имевших место впоследствии и целиком
противоречивших международному праву, не оправдалась. Поэтому главное
командование ВВС Германии еще до начала войны полностью осознало
необходимость сделать все, что было в его силах, для защиты своей родины. О
характере же необходимых для этого мероприятий имелись весьма различные и не
совсем ясные представления. Опыта не было.
Вначале предполагалось, что требования воздушной войны удовлетворены
созданием многочисленных полков зенитной артиллерии и большого количества
истребительной авиации с широкой сетью службы ВНОС.
В оперативном отношении противовоздушная оборона на родине подчинялась
либо постоянным, либо временно создававшимся управлениям ПВО военно-
воздушных округов. Запрашиваемые ими средства ПВО выделялись по
распоряжению командования военно-воздушных округов для главного
командования ВВС Германии в зависимости от обстановки.
Проявлявшаяся в начале войны обоими противниками некоторая сдержанность не
способствовала изменению существующей организации. Войны с Польшей и
Францией, выигранные в столь короткое время благодаря использованию почти
всех имевшихся сил авиации, привели к тому, что главное внимание при
планировании стали уделять усилению авиации поддержки сухопутной армии.
Опыт этих кампаний позволил сделать вывод, что уничтожение ВВС противника
на земле гораздо больше способствует успеху. чем сильная противовоздушная
оборона Германии.
[203]
Но когда уже на втором году войны были произведены отдельные налеты на
столицу Германии, начались поиски новых путей в противовоздушной обороне. В
частности, атаки на Берлин заставили главное командование ВВС Германии
осенью 1940 года поручить генерал-полковнику Вейзе, опытному специалисту по
зенитной артиллерии, реорганизацию противовоздушной обороны в 3-м военно-
воздушном (столичном) округе. Это выразилось в сосредоточении огня всей
зенитной артиллерии вокруг Берлина по определенным участкам и в установке
здесь большого количества прожекторов.
Что же касается фронтовой авиации, то она была отчасти пополнена, отчасти
оснащена новыми типами самолетов (Ju-88, Ме-110), а летный состав ее
переобучен в соответствии с требованиями войны. Военно-морская авиация вела
войну на Северном море вплоть до берегов Великобритании и уже успела
выработать принципы ее ведения. Зенитная артиллерия ВВС, которая должна была
действовать совместно с сухопутной армией, была сведена Герингом в зенитные
корпуса или в зенитные дивизии. Благодаря этому они стали — говоря языком
Кромвеля — “железными боками” того боевого порядка, о который в последующих
войнах должны были разбиваться танковые атаки противника. Однако “двум
господам” служить трудно, и поэтому в более поздние времена, когда господство в
воздухе перешло от нас к противнику и он грозил разбить нашу армию, наша
зенитная артиллерия превратилась в противотанковую.
Война на Западе велась по тем принципам, которые были испробованы в польской
кампании. И здесь германская авиация в кратчайшее время завоевала господство в
воздухе и создала этим самым основу для третьей молниеносной войны, после того
как немецкие летчики сыграли главную роль в обеспечении успеха операции в
Норвегии. Предвидя дальнейшие события, главное командование ВВС Германии
развернуло обучение стрелков-парашютистов и разработало принципы их
использования (начало его относится к вступлению немецких войск в Судетскую
область). Появление воздушных десантов в Голландии было, например, настолько
неожиданным, что сразу же решило исход боев на правом фланге немецкой армии.
Но уже в ходе борьбы немецкой авиации с экспедиционным корпусом англичан
[204]
в районе Дюнкерка стало ясно, что потрепанные соединения немецкой авиации
не смогут добиться решающих успехов против упорно сражающихся
подразделений английских истребителей. На втором этапе войны во Франции
выявились первые заметные результаты в борьбе немецкой морской авиации
против флота союзников, эвакуирующегося из портов Нормандии, однако
особенно большого опыта приобрести не удалось.
Подготовка к вторжению в Англию и интенсификация войны на море и над морем,
а также неясность обстановки, созданная туманными приказами и распоряжениями
командования, поставили немецкую авиацию перед новыми трудными задачами.
Трудности заключались в следующем:
1. Поскольку верховное командование не собиралось серьезно начинать вторжение
в Англию и только лишь “играло в возможность”, приказы его были лишены
ясности и четкости. Не было ни планов подготовительных мероприятий, ни
контакта между командными инстанциями армии, флота и авиации, так что
сомнения, появившиеся у многих в связи с этой операцией, были вполне
обоснованными.
2. Техническое несовершенство самолетов в отношении дальности полета, высоты
подъема, скорости, вооружения и бомбовой нагрузки значительно снижало боевые
и тактические возможности немецкой авиации. Целый ряд важных объектов на
острове остался для нее вообще вне пределов досягаемости.
3. Недостаточная подготовленность всего личного состава немецкой авиации к
новым методам и формам воздушной войны.
Поскольку верховное командование долгое время не решалось утвердиться в своем
решении продолжать войну и часто отказывалось от тех задач, выполнение
которых иногда сулило явный и немедленный успех, общее руководство
действиями авиации чрезвычайно усложнялось. Немецкие летчики накопили
большой боевой опыт в действиях над морем, в налетах на промышленные объекты
противника, а также научились летать на большие расстояния и в условиях плохой
погоды. К сожалению, анализ этого опыта, если он вообще проводился, все же
далеко отставал от темпов его приобретения. Проекты создания мощной
четырехмоторной машины с большим радиусом действия, сильным вооружением,
[205]
увеличенной бомбовой нагрузкой и обладающего высокими летными
качествами истребителя дальнего действия так и остались проектами. Этот факт
был тем более печальным, что немецкая авиация уже давно имела надежный
самолет He-116. А поскольку было известно, что Ме-110 как истребитель не
оправдал на практике теоретических расчетов, то от истребителя дальнего действия
пришлось отказаться. Имевшиеся на вооружении реактивные истребители могли
бы при дальнейшем усовершенствовании конструкции стать основным средством
противовоздушной обороны страны, но для наступательных действий они не
годились.
Следует особенно отметить, что военным специалистам были известны недостатки
немецкой авиации, что конструкторы были готовы принять самые эффективные и
своевременные меры к их исправлению и что верховное командование оказалось в
этом вопросе не на высоте. Его главной виной было отсутствие единого плана
ведения войны, в противном случае уже в 1940 году оно не ограничилось бы
совершенствованием тех типов самолетов, которые могли быть в наикратчайший
срок изготовлены для фронта. Чудо, выразившееся в появлении пикирующего
бомбардировщика, выгодного в связи с небольшой стоимостью его производства,
но Непригодного в качестве самолета дальнего действия, не вызвало более или
менее продолжительного удивления. Наконец, высшему военному руководству
Германии не следовало в 1941 году ограничиваться только “выдвижением”
проблемы строительства самолетов на первый план. Это весьма сомнительное по
своему значению мероприятие при недостатке сырья и огромном количестве
запросов со стороны других видов вооруженных сил, а также при непостоянстве
руководства того времени не могло быть действительно исчерпывающим
решением проблемы. Нужно было еще раньше без всяких оговорок сделать задачу
усиления ВВС действительно первоочередной и в ущерб другим безусловно
законным требованиям придерживаться раз принятого решения. И если этого не
случилось, то основная вина за это лежит на верховном командовании
вооруженных сил и главном командовании ВВС Германии, ибо исход войны в
конечном счете во многом зависел именно от такого решения.
[206]
Блестящие успехи немецкой авиации на первом году войны в России
способствовали тому, что предыдущий боевой опыт, имевший огромное значение
для развития воздушных сил, был более или менее предан забвению. Господство в
воздухе было завоевано уже в первые два дня этой войны, когда несколько тысяч
русских самолетов оказались выведенными из строя. В то время войска немецкой
армии еще не чувствовали себя в одиночестве на поле боя. Но и здесь главным
козырем была авиация ближнего действия, и именно ей было отдано все лучшее,