Спивак Д.Л. (отв. ред.) Фундаментальные проблемы культурологии : В 4 т. Том I: Теория культуры

Подождите немного. Документ загружается.

О. В. Каширина410

энергии, а дихронность — свойство отстающего и одновременно ускоряющегося социально-

го времени за счет ассимиляции человеческого сознания на уровне энергии человеческой

культуры. Линейное мышление замедляется на осмыслении прошедшего и происходящего.

Символом линейного времени является книга. Книга выступает по отношению к сети Интер-

нет как одноканальное телевидение по отношению к многоканальному. Линейное время —

это золотой запас, полученный нами от предков, который мы не можем позволить себе тра-

тить впустую. Это — наша судьба.

Культура времени предполагает эффективное использование линейного и нелинейного

мышления в ПВС. Такое использование по существу представляет собой сочетание сравни-

тельного и умозрительного времяведения, дающее в синтезе новый целостный метод позна-

ния — динамическое времяведение.

Обоснование диалектико-триалектической методологии для изучения культуры време-

ни в качестве современности, несомненно, является исключительно актуальной философ-

ской проблемой. Но еще более важной представляется необходимость выработки универ-

сального языка философии. Иногда при чтении современных отечественных и зарубежных

философских текстов создается впечатление, что люди, их пишущие, утратили идеальную

смысловую связь, которая должна стать опорой цивилизационных отношений. Потерявшее

философский смысл слово перерастает звучать. Сплошь и рядом оно превращается в способ

достижения утилитарных, корыстных, корпоративных целей, в средства обмана, рекламы и

манипуляции сознанием масс. И это открывает перед человеком бездну неопределенности.

Кризисное состояние трансформирующейся России требует выработать тот аналитический,

социально-политический и философский язык, который был бы универсален, на котором

можно было бы формулировать национальный опыт доступно для всего народа, оставаясь,

в то же время, в рамках универсального мирового философского и научного дискурса. Со-

здание такого языка представляется не только лингвистической, но важной психологичес-

кой, социологической и философской проблемой.

В этой связи следует актуализировать идеи выдающегося русского психолога А. Н. Ле-

онтьева. В своей фундаментальной работе «Деятельность, сознание, личность», опублико-

ванной в 1974 г., он впервые в психологической науке поставил проблему соотношения лич-

ностного смысла и общественного значения. Он писал: «В отличие от значений личностные

смыслы, как и чувственная ткань сознания, не имеют своего „надындивидуального“, свое-

го „непсихологического“ существования. Если внешняя чувственность связывает в созна-

нии субъекта значения с реальностью объективного мира, то личностный смысл связывает

их с реальностью самой его жизни в этом мире, с ее мотивами. Воплощение в смыслах значе-

ний — это глубоко интимный, психологически содержательный, отнюдь не автоматически и

одномоментно происходящий процесс»

Особенно остро встает вопрос о создании Международного универсального языка в связи

с информационной перегрузкой людей и нарастанием «информационного мусора», «верми-

шельной информации» и насыщением человека большей информацией, чем он может пере-

варить, что приводит к разбалансировке психики.

19 Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 2004. С. 118.

Сущность культурно-временного подхода и социальное времяведение 411

Огромное поле проблем, связанных с информационными перегрузками, требует от обще-

ства нахождения способов их решения. Наша теория социального времяведения дает воз-

можность «прессовать», интегрировать огромные массы информации по определенному

принципу: «золотой пропорции». Более того, она дает возможность совершенно по-новому

организовать всю систему знания на основе принципов динамического: научно-сравнитель-

ного и философско-умозрительного социального времяведения, а также в соответствии с его

составными частями. Это особенно важно в связи с необходимостью нового построения ин-

формационно-образовательной системы на всем образовательном пространстве России и

общеевропейском пространстве высшего образования, которая может стать началом созда-

ния международной, общеевропейской системы метаобразования.

В качестве первого шага в этом направлении — ввести в учебный процесс классических

и специальных вузов новую дисциплину «Основы социального времяведения». В ней долж-

на найти отражение формальная и актуальная действительность — научная картина мира и

картина жизни, изложенная сквозь фильтр временного масштаба.

«Основы социального времяведения» — это синтезная научно-философская гуманитар-

ная учебная дисциплина, включающая в предельно сжатом виде (за счет изложения сквозь

фильтр временного масштаба) определенные разделы общественных, гуманитарных и обще-

научных дисциплин, позволяющая резко сократить учебное время на преподавание этих дис-

циплин (не нарушая логики Природы и логики Истории) и акцентировать внимание обуча-

ющихся на профильных науках и их профессиональном самосознании.

Исходя из этих задач, а также из теории социального времяведения, являющейся по суще-

ству концептуальным обоснованием новой учебной дисциплины, мы предполагаем вклю-

чить в структуру учебника «Основы социального времяведения» следующие разделы: 1)

Введение в социальное времяведение; 2) Метавремя культуры как метаистория; 3) Культу-

ра времени как современность; 4) Диагноз времени как виртуальная реальность; 5) Профес-

сиональное самосознание науки.

В такой структуре, по нашему мнению, должны найти воплощение главные принципы,

объясняющие диалектико-триалектическую парадигму социального времяведения.

1. Генеральный философско-методологический принцип: бесконечноподобие — времяподо-

бие и пространствоподобие.

2. Главный познавательный принцип — динамическое времяведение, сочетающее научно-

сравнительное и философско-умозрительное времяведение.

3. Основной тактико-стратегический принцип: золотая пропорция (золотое сечение) —

гармоничное деление целостного актуального самосознания «сегодня» (вечность // современ-

ность), при котором большая его часть — «вчера» (историческое самосознание, преемствен-

ность, прошлое) является средней пропорциональной величиной между всей целостностью и

меньшей его частью «завтра» (прожективное самосознание, целесообразность).

Разумеется, это лишь фундаментальные принципы, каждый из которых тесно связан с

другими и имеет свою иерархию императивов.

Нам представляется, что такая структура и принципы международного учебного курса

«Основы социального времяведения», имеющие фундаментом диалектику логики Природы

и логики Истории, с одной стороны, и триалектику евроэкономики как Преемственности,

О. В. Каширина412

европолитики как Целостности и евроидеологии как Целесообразности, с другой, может за-

интересовать естественные и технические университеты России, профильные вузы, а также

некоторые классические университеты.

Единая программа преподавания этого курса как гуманитарная составляющая учебно-

го процесса в подобных вузах, возможно, ляжет в основу гуманитарного компонента в учеб-

ный процесс вузов стран, включающихся в Болонский процесс. В таком случае преподава-

ние курса «Основы социального времяведения» будет способствовать вхождению России в

общеевропейское пространство высшего образования.

Итак, социальное времяведение — это целостное отражение культуры в картине жизни

сквозь фильтр временного масштаба, при помощи культурно-временного подхода.

O. V. Kashirina

Essence of Studies in Cultural Time and Social Time

Social ace (ruure-ate), including the educational one, has only subantial (passive) prima-

cy, while funional (aive) primacy belongs to social time (ruure-process). Social time udies

should become its core both in form of vocational self-consciousness in the framework of any disci-

pline, and in form of a ecial humanitarian course “Fundamentals of social time udies”.

In Russian society, humanitarization of science and education has always been of primary im-

portance, so the main condition of our joining the Bologna process can only consi general un-

deranding of the fa that Europe (like the whole world) needs not ju a competent approach, de-

clared as fundamental in documents basic for the Bologna process, but a humanitarian one. Social

time udies, based upon synthetic thinking can form the humanitarian component of higher edu-

cation in Europe, oriented towards values common for the civilized mankind.

Н. Н. Суворов

Санкт-Петербургский университет культуры и искусств

границы элитарной Культуры

Подвижный характер полевых сил социума постоян но воздействует на элиту, вынуждая

ее то к противодействию с целью сохранения своих самобытных качеств, то к самоизмене-

нию под воздействием как внешних, так и внутренних импульсов. Разнообразие интеллек-

туальных занятий элиты предполагает неоднородность строения интеллектуального слоя,

его тягу к различным ценностным полюсам. Методом изучения элитарного сознания стано-

вится его морфологическое рассмотрение, то есть изучение строения в динамическом аспек-

те. Устойчивые «скопления ценностей» становятся центрами притяжения основных ориен-

таций элиты и формируют векторы ее специализаций.

Представляется, что сознание интеллектуальной элиты направляется двумя основными

векторами: один действует от условного центра общества к его периферии, другой в обрат-

ном направлении — от периферии к центру.

Первый вектор, управляющий интеллектуальным сознанием, увлечен «центробежными

силами». «Разбегаясь» от центра «социальной стабильности», эти силы символически обо-

значают устремленность интеллектуальной деятельности к свободе творчества. Действи-

тельно, творческий человек испытывает непреодолимое желание бесконтрольно мыслить и

действовать, не подчиняться общепринятым шаблонам мышления и поведения. По словам

С. Кьеркегора, интеллектуал осуществляет «возможность быть самим собой».

Исследования по психологии творчества анализируют громадный материал экстравагант-

ного поведения творческих людей, постоянно стремящихся к «приросту свободы». Как вы-

сказался Пушкин о Грибоедове: «Драматического писателя должно судить по законам, им са-

мим над собой поставленным».

Творец-интеллектуал почти всегда стремится к внешней «бесконтрольности», справед-

ливо рассматривая любой контроль как ограничение своей деятельности. «Свободная де-

ятельность» становится главной целью и высшей наградой интеллектуала. Наиболее выра-

зительное ее проявление обнаруживается в творчестве художника, внешне независимого от

общественной среды в выборе тем и способов своего художества. А. С. Пушкин на примере

своей жизни и творчества утверждал:

Таков поэт: как Аквилон,

что хочет, то и носит он.

Орлу подобно он летает

И, не спросясь ни у кого,

как Дездемона избирает

Кумир для сердца своего.

Между тем стремление к творческой независимости и оригинальности не только приво-

дит к преодолению конформизма, давлению среды, но способно погрузить в среду марги-

нальности. Жизнь богемы, олицетворяющей свободу и независимость от социальной среды,

по сути, граничит с примитивным люмпенством. Пределом свободы становится безделие.

Н. Н. Суворов414

Таким образом, первым пределом интеллектуальной элиты является богемное существова-

ние, пропитанное избытком свободного творчества.

Второй вектор силового поля направлен от периферии к центру и может быть назван цен-

тростремительным. Именно здесь, в административном центре общественной жизни интел-

лектуал стремится найти заслуженное почитание своему таланту и обрести славу. Элитарное

эго тянется к социальному признанию. Иными словами, в центре общества творческий че-

ловек мыслит занять законное место, соответствующее его идеальному предназначению, по-

добно философам Платона, близких к Истине и потому призванных управлять идеальным

государством. Искомым законным местом выступает высокий служебный пост, возвыша-

ющий над массой, а также над собратьями по цеху, но налагающий ограничения на сво-

бодную деятельность. Былое одиночество и свобода интеллектуала сменяются суетностью

и зависимостью администратора. Теша свой эгоизм, бывший интеллектуал меняет свобо-

ду творчества на устойчивый социальный статус и превращается в представителя так назы-

ваемой властной элиты, бюрократии. Он опутывается обязанностями, превращаясь в соци-

ального функционера, и постепенно утрачивает былую творческую квалификацию. Вторым

пределом интеллектуальной элиты становится статус социального функционирования,

вхождение во власть.

Таким образом, центробежное стремление к свободному творчеству способно привес-

ти интеллектуала к преодолению Эго, растворению своего «Я» в творческом процессе, что,

собственно, и происходило с великими художниками и учеными. В то время как центрос-

тремительные силы ведут к утверждению эгоцентризма, акцентированию своего «Я» и

постепенной утрате свободного творческого самовыражения. Награждение почетной си-

некурой — старый способ приручения Властью слишком вольного и неуправляемого ин-

теллектуала.

Задачи, поставленные интеллектуалом при их достижении парадоксальным образом обо-

рачиваются на наоборот. Творческий человек, забывающий о своем «Я», в процессе творче-

ства его обретает, ощущая это субъективно — как наивысший подъем духовных и физи-

ческих сил, но также и объективно, поскольку его имя и труды входят в корпус культурных

достижений.

Бюрократ, устремленный в административную работу, стремится к почету и уважению, но

утрачивает главное, что у него было, — способность к творчеству, становится конформистом

«по должности». Тем самым он, утрачивая свою самобытность и оригинальность, дополняет

ряды массы, хотя и причисляет себя к властвующей элите.

Таким образом, пограничными зонами морфологического строения интеллектуальной

элиты выступает, с одной стороны, властная элита — бюрократия, а с другой стороны — бо-

гема. Очевидно, что исключения из правил превращений интеллектуальной элиты всегда

бывают, но они лишь подтверждают общие закономерности.

Элитарное сознание рассматривается в исследовании как интенциональное состояние со-

знания, отличающее узкий слой общества, основной деятельностью которого является твор-

чество и переоценка ценностей.

Неоднородность элитарного слоя является следствием неодинакового положения различ-

ных типов элиты. Элита подразделяется на типы по происхождению, по месту в общественной

Границы элитарной культуры 415

структуре, по степени социокультурного влияния и, самое главное, по степени участия в со-

здании интеллектуальных ценностей.

Границами элитарного сознания являются категориальные поля, на которые элита натал-

кивается как на преграду, поскольку в поле данных категорий нарушается сущность элитар-

ности. Категориальные значения преобразуют природу элиты, заставляют выполнять иные,

несвойственные ей функции. На периферии утрачивается сила консолидации внутри эли-

тарного поля, происходит его эрозия, поскольку утрачивается сущность.

Так, одной из таких категорий, ограничивающих статус элиты и преобразующей этот фе-

номен своим силовым полем, является власть. Управленческий аппарат в социологической

литературе принято называть «властная элита». Однако любопытно, что такой термин при-

жился в научной литературе и журналистике стран с поздно сформировавшейся интеллек-

туальной элитой или в культурах, где подобная элита была почти полностью уничтожена ис-

торическими катаклизмами, — к первой относятся США, ко второй — Россия.

Отношения между интеллектуальной и властной элитами складываются сложно. Интел-

лектуалы, как правило, выступают оппонентами власти, которая, в свою очередь, также не

доверяет творческой интеллигенции и ждет от нее опасной для себя критики. Несмотря на то

что в демократическом обществе власть подконтрольна, она между тем обнаруживает склон-

ность к тоталитарным решениям, выступающим родовым свойством всякой власти. Оппо-

зиция власти не исключает участие части интеллектуаль ной элиты во властных структурах,

вбирающих в себя разного рода экспертов, специалистов, выдвинувшихся по администра-

тивной лестнице.

Таким образом, центростремительные силы (если называть власть условным центром), за-

хватывают небольшую часть интеллектуальной элиты, постепенно превращая ее в бюрокра-

тическую номенклатуру. Однако граница между этими слоями проницаема. Складки воспо-

минаний управленца о былой творческой вольнице остаются высоким эталоном качества

жизни и картины мира.

Иной границей интеллектуальной элиты становится люмпенство. Поскольку граница —

часть территории, постольку к интеллектуальной элите может относиться часть социально

опустившихся элементов. Обедневшие и спившиеся музыканты, актеры и художники оказы-

ваются на периферии своего социального слоя, однако сохраняют повадки принадлежности

к людям творческих профессий. Близко к ним стоит так называемая богема. С легкой руки

В. Гюго — роман «Отверженные» и Анри Мюрже — «Сцены из жизни богемы», к богеме при-

нято относить артистическую среду. Для богемной среды свойственна «ускользающая соци-

альность», представители богемы склонны к мечтательности и способны на неожиданные

поступки. В ХХ веке под богемой твердо закрепляется определение художественной интел-

лигенции, ведущей, как правило, сумеречный или ночной образ жизни, не имеющей твер-

дых доходов и склонной к прозрачному и неопределенному толкованию общепринятых цен-

ностей, — они, по словам О. Аронсона, «приспособлены и к нищете, и к роскоши»

Одной из основных ценностей богема признает свободу самовыражения, именуемую твор-

чеством в любой сфере жизнедеятельности. Очевидно, что истинная творческая деятельность

1 Аронсон О. Богема: опыт сообщества. М., 2002. С.21.

Н. Н. Суворов416

может быть возможна только на основе систематического умственного труда, вместе с тем

новый оригинальный взгляд на природу вещей предполагает способность к свободной ком-

бинации данных опыта и воображения. Богемное независимое существование может созда-

вать предпосылки к нетрадиционному дискурсу и быть питательной средой для появления

гениальности. В среде маргинальных интеллектуалов поощряются нетрадиционные ориен-

тации как поведения, так и мышления.

Таким образом, иная пограничная среда интеллектуальной элиты имеет направленность

от центра к периферии.

Существует также третий сектор. С того момента, как интеллигенция превратилась в сим-

волический капитал, ее стало выгодно эксплуатировать. Ш. Моррас отметил, что у «людей,

избравших своей профессией торговлю фантазиями», как правило, нет силы характера, и

они легко превращаются в ходкий товар, на который всегда имеется спрос. Сама готовность

быть таким интеллектуальным товаром на экономическом рынке составляет истинную уг-

розу интеллектуальной элите

. Чем выше номинальное влияние элитарного интеллектуала и

весомее его мнение в процессе оборота символического капитала, тем более он утрачивает

подлинный авторитет и истинное уважение. Поскольку у большинства пишущих «перо» ста-

новится единственным средством заработка, постольку их тексты задаются потребностями

и требованиями заказчиков. Престижность высшего образования стимулирует рост интел-

лектуального пролетариата, стремящегося, в свою очередь, к созданию и приросту символи-

ческого капитала. «Представитель интеллигенции считается прислугой, да еще у подлых хо-

зяев», — заключает Моррас. «Патриции будут заправлять делами, но в мысли будет царить

поистине демократическое варварство. Таково будущее распределение обязанностей. Мечта-

телю, созерцателю место найдется лишь в том случае, если он принесет в жертву свою честь;

посты, слава, успех будут компенсировать ремесло шута»

. Таким образом, расширение он-

тологических границ способно нанести ущерб подлинной природе интеллектуальной элиты.

Территория интеллектуальной элиты хотя и отгорожена от всех прочих культурным поро-

гом, но все же пересекается складками, идущими из других полей.

Творческая деятельность, отличающая человека интеллекта от человека массы, направ-

лена на созидание новых продуктов культуры. Многие постмодернисты связывали ее с де-

ятельностью художника и ученого. Для Р. Барта, посвятившего этому вопросу специальное

сочинение «Структурализм как деятельность»

, творчество художника становится идеаль-

ной моделью, собирающей в себе основные стратегии элитарного мышления.

Между тем Р. Барт не отрицал, что каждого аналитика и творца, занимающегося «опери-

рованием структурой», следует называть «структуральный человек». А любую работу с ин-

теллектуальными структурами можно назвать структуралист ской деятельностью. В интел-

лектуальном творчестве структурой называется всякое «направленное, заинтересованное

отображение предмета».

2 Моррас

Ш. Будущее интеллигенции. М., 2003. С. 52.

3 Там же. С. 72.

4 Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 253–262.

Границы элитарной культуры 417

Метод мышления «структурального человека» заключается в том, что он берет действи-

тельность, расчленяет ее, а затем воссоединяет расчлененное. Незначительность на первый

взгляд операции на деле оказывается весьма существенной, поскольку «в промежутке меж-

ду этими двумя объектами, или двумя фазами структуралистской деятельности, рождает-

ся нечто новое, и это новое есть не что иное, как интеллигибельность в целом. Модель — это

интеллект, приплюсованный к предмету, и такой добавок имеет антропологическую значи-

мость в том смысле, что он оказывается самим человеком, его историей, его ситуацией, его

свободой и даже тем сопротивлением, которое природа оказывает его разуму»

В результате такой интеллектуальной операции объект размышления и творчества вос-

создается в воображении для выявления функций, и главным результатом интеллектуаль-

ной работы становится проделанный путь. Таким образом, для Р. Барта структуралистская

деятельность является аналогом всякой творческой работы, основанной на воображении и

строгом анализе. Инсайтные формы творчества философ включает в общие процессы интел-

лектуального дискурса — это различные складки единой творческой ткани.

Выявление структур объекта или процесса демонстрирует метод творческого мышления.

Однако Р. Барт совершенно не затрагивает нравственный аспект творчества. Вопросы этики,

как правило, остаются за скобками постмодернистского дискурса. Следуя логике его рассуж-

дений, можно заключить, что модусом элитарного сознания выступает исключительно сози-

дание нового, безотносительно к целям и задачам этого созидания. Творческий процесс со-

прягается с игрой.

Подобный метод напоминает один из способов даосской медитации, в результате кото-

рого адепту следует оказаться мысленно в содвижении объекта размышления, тем самым

ставится задача разрушения границы между субъектом и объектом. В результате данно-

го процесса содержание понятия объекта и логика его движения становятся полностью до-

ступными субъекту, поскольку сознание субъекта движется по данной логике. Творчество

и постижение истины осуществляются с помощью уподобления, переноса свойств означа-

емого на природу означающего. Оказавшись в содвижении объекта, субъект не утрачивает

уникальности, но только обогащает свое сознание адекватным содержанием объекта. Барт,

путешествуя по Японии, отметил особенности восточного мировосприятия. Так, дзэнская

поэтика подводит субъекта к «пробуждению перед фактом, схватыванию вещи как собы-

тия, а не как субстанции, достижения того состояния языка, которое граничит с беззвучи-

ем»… когда всякая вещь предстает жизненной складкой и находит свое единственное мес-

то в языковой структуре

В путевых заметках Барт формулирует свое интеллектуальное ликование, порожденное

распознаванием новых семантических групп и культурных кодов, когда открываются но-

вые семантические комбинации: вдруг совпадают дикое и женское, гладкое и взъерошенное,

денди и студент, порождающие новые смысловые и знаковые серии, отсылки и ответвления

значений. Пульсация значений становится эвристически значимой, перекрестным обога-

щением смыслов, приводящих к творчески важным выводам. Естественно, что свободный

5 Там же. С. 255.

6 Барт Р. Империя знаков. М., 2004. С. 99.

Н. Н. Суворов418

перебор значений не всегда является эвристически ценным, но данный метод создает про-

дуктивную установку в мышлении.

В отличие от рассуждений Р. Барта, даосизм ставил интеллектуальное постижение объекта

в прямую зависимость от уровня духовного совершенства субъекта. Проникновение в скры-

тую логику предметного мира возможно, по мысли древнекитайских мудрецов, только при

условии искренней симпатии к общему устройству мироздания и к каждому частному его

проявлению. Нравственная направленность интеллектуальной работы для многих предста-

вителей восточной мысли выступала условием просветления, постижения истины, выполне-

ния творческой задачи.

«Структуральный человек», по мнению Р. Барта, для достижения интеллектуальных целей

использует две специфические операции — членение и монтаж. Первая выполняет задачу

обнаружения в объекте «подвижных фрагментов, взаимное расположение которых порож-

дает некоторый смысл» и влияет на значение целого. Эти фрагменты образуют некое мно-

жество, называемое парадигмой, и составляют черту структуралистского видения. Пара-

дигматический объект связан с другими объектами своего класса качеством сходства или

несходства. Таким образом, парадигма образуется благодаря множественному рассмотре-

нию объекта исследования, подчиненному полимодальной логике развития самого объекта.

«Операция членения, — продолжает Р. Барт, — приводит к первичному, как бы раздроб-

ленному состоянию модели», при котором фрагменты подчинены «принципу наименьшего

различия».

Членение объекта на составляющие, простейшие элементы — обычная интеллектуальная

операция человека разумного. Взятая как особый метод, данная операция предполагает на-

личие определенной умственной культуры, рассматривающей процесс мышления и творче-

ства, как упорядоченных и структурированных.

Операция «монтаж» заключается в выявлении близких по смыслу парадигматических

фрагментов и закреплении их по правилу взаимного соединения. Деятельность «структу-

рального человека» в процессе монтажа пронизана борьбой против случайности. Для этого

он может использовать, например, прием «регулярной повторяемости», создающий необхо-

димый ритм и приводящий к гармонии целого.

Так, многие произведения искусства построены на приеме репризы, когда фрагмент про-

изведения воспроизводится снова и снова с небольшими изменениями или даже без них. Та-

кие репризы характерны для музыкальных, поэтических и живописных произведений. Это

может относиться к повторению цвета, особенностей формы или отдельных деталей (ин-

тонаций и фрагментов музыкального произведения). Творческий процесс, таким образом,

движется по внутренней логике упорядоченных образований, повторяющей с некоторыми

изменениями одни и те же складки. Внутренняя согласованность элементов и их актуаль-

ность отличают шедевры от ученических штудий.

Прием монтажа становится типичным во многих направлениях и видах искусства ХХ

века. Наиболее очевидно монтаж применяется в кинематографии как сочленение различ-

ных фрагментов кинопленки и ракурсов съемки. Этот прием применяется в драматургии

и в литературе, например, в сочинениях М. Булгакова, Г. Маркеса, Х. Л. Борхеса, Г. Милле-

Границы элитарной культуры 419

ра, в живописи, начиная с коллажей П. Пикассо и декупажей А. Матисса до предметного аб-

стракционизма петербургских художников наших дней — В. Воинова и Л. Борисова.

Мыслительные операции «членения» и «монтажа», взятые Р. Бартом из лингвистичес-

кого анализа, не могут сводиться к диалектическому единству методов анализа и синтеза.

Постмодернизм требует обновления категорий и связанных с ними понятий и методов. Груз

прежней философской аналитической схоластики оказывает смысловое давление на новый

философский дискурс и потому заменяется более точными и близкими по смыслу структу-

ралистскими и постмодернистскими терминами. Обновление категориального поля естест-

венно сопровождает процесс выявления новых сторон реальности, с которыми сталкива-

ется современная культура. Так, интеллектуальная мысль, формулируя проблему в более

адекватных понятиях, уже намечает возможные пути ее объяснения. Образная мозаичность,

свойственная современной культуре, подвергается именно «членению» и «монтажу» в твор-

ческих манипуляциях художников.

Близкими по смыслу являются понятия и приемы деконструкции-реконструкции, предло-

женные Ж. Деррида. По его мнению, всякое научное исследование или процесс художествен-

ного творчества осуществляется в диалоге с текстом. Происходит фундаментальная разборка

текста на элементарные формы. Для Ж. Деррида в этом процессе наиболее важным является

не рассмотрение каждого элемента отдельно, а выявление уникального, несистемного, мар-

гинального, несводимого к известному, что реализуется автором в тексте неосознанно и по-

нимается интуитивно или разъясняется в ссылках, сносках и комментариях. В процессе «де-

конструкции-реконструкции» Ж. Деррида, так же как в методе «расчленения» и «монтажа»

Р. Барта, осуществляется самое главное в творчестве — производство новых смыслов. От-

личие новых постмодернистских смысловых структур от традиционных заключается в пре-

одолении прежнего классического «подытоживания», лаконичного вывода и заключения.

Новые приемы дискурса предполагают смысловую прозрачность и многозначность толко-

вания, оставление интеллектуальных «лазеек » и рытье «подземных» ходов, рассчитанных

на возможности плюрализма понимания и переоценки ценностей. Это не означает анархию

смыслов и обесценивание ценностей, но предполагает переход на новый уровень интерпре-

тации и понимания элементов и поля художественной культуры.

Исследуя пути движения творческой мысли, Р. Барт останавливается на критериях истин-

ности интеллектуальных произведений. Одним из показателей качества произведения ис-

кусства и других продуктов человеческого творчества является преодоление случайности.

Эта задача всегда оставалась главной проблемой художников, мыслителей и изобретателей.

Случайное, в силу своей несвязанности с магистральными идеями, своими частными свой-

ствами и узкими границами существования, снижает общий смысл интеллектуальных про-

дуктов и художественных произведений, превращая их в предмет домашнего музицирова-

ния, рифмоплетства или в кухонную, доморощенную философию.

Случайное в своем существе уподобляется природным явлениям, движущимся по логи-

ке проб и ошибок. Случайное порой прорывается сквозь сети повседневной рутины и ма-

нифестирует о будущем, становится неожиданным пророчеством, как вещий сон, как неве-

домое предчувствие. Однако в этих прорывах повседневности также сквозит стихия случая,

и обнаружение грядущих перспектив происходит спонтанно, как неожиданная находка.