Соколов О. Армия Наполеона

Подождите немного. Документ загружается.

Олег Соколов Армия Наполеона

2) в том, что занимались мародерством и жили за

счет мародерства и грабежа.

В соответствии с этим превотальная комиссия при-

говорила вышепоименованных военнослужащих к

смертной казни.

19 сентября 1812 года. Полоцк.

Джакомо Домиксикацца, солдат - виновен в маро-

дерстве, приговорен к смертной казни.

22 июля 1812 года, в Перебродах (в подлиннике "Пе-

ренбронн").

Дессаж Флорантен, кирасир 1-го полка - виновен в

том, что ударил г-на Стефана Адама, крестьянина, при-

кладом мушкетона, наступил ему ногой на горло и из-

бил его. Сверх того, выстрелил из карабина в кресть-

янина Стефана Адама, отца предыдущего. Приговорен

к смертной казни»

Прочитав этот мрачный список, трудно сомне-

ваться в том, что командование Великой Армии мно-

го делало для того, чтобы пресечь мародерство и гра-

беж на территории России, и если этого не удалось до-

биться, то потому, что обстоятельства оказались

сильнее.

В общем же, подводя итог, можно сказать следу-

ющее: в момент марша крупных масс войск и боевых

операций, в отсутствие регулярного снабжения, ма-

родерство во французской армии принимало поваль-

ный характер. Впрочем, даже и в этом случае залпы

орудий возвращали солдат Императора на стезю

долга. В испанской войне, где особенно трудно было

бороться с мародерством, где солдаты часто ста-

новились «легко раздражимыми, невоздержанными,

издающими проклятия и фразы, выказывающие их

обескураженность... можно было рассчитывать на них

в день боя. В бою они снова становились собой -

отважными солдатами, солдатами в хорошем наст-

роении»

Когда же удавалось наладить сносное снабжение,

когда во главе войск стояли люди, подобные Даву или

Сюше, в войсках воцарялась строжайшая дисциплина,

что резко контрастировало с состоянием частей,

находившихся под иным командованием и в иной

ситуации. Вот что рассказывает офицер из Армии юга

(т. е. войск, сражавшихся под командованием

маршала Сульта на юге Испании): «Армия юга

соединилась в Екле с армией маршала Сюше... Мы

увидели несколько отрядов его войск, стоявших под

Валенсией и изумились их великолепной форме. По

прекрасному состоянию их экипировки можно было

подумать, что они только что прибыли из Франции.

Они были здоровы и обеспечены всем необходимым...

так что мы произвели на них жалкое впечатление

нашими запыленными изодранными мундирами,

драными башмаками и высохшими лицами. Солдаты

Сюше соблюдали строгую дисциплину, в то время как

наши привыкли к

беспорядкам, так что они наградили нас эпитетом

"бандиты с юга". Действительно, генералом, наиболее

поддержавшим в Испании честь французского

мундира, был, без сомнения, Сюше. Опытный воин и

мудрый администратор, он знал цену золота и крови,

экономно расходуя и то и другое. Как когда-то Дезе в

Египте, его можно было бы прозвать Султан

Справедливости...»

А вот что рассказывает голландец по происхожде-

нию, генерал Дедем де Гельдер о корпусе Даву в 1811

г.: «Наследный князь Мекленбургский посетил нас.

Увидев крестьянских гусей из соседней деревни,

мирно прогуливающихся по лагерю, он воскликнул:

"Вот, господа, Ваша самая высокая похвала". Действи-

тельно, даже пропавший платок становился объектом

строгого разбирательства. По мельчайшим жалобам

жителей окрестных сел солдат наказывали безжалост-

но. Впрочем, они сами наблюдали за новобранцами.

Старшие офицеры не осмеливались покинуть лагерь и

посетить город, не испросив с разрешения бригадного

генерала. Нас было вместе с артиллерией семнадцать

тысяч человек и за три месяца нашего пребывания нам

не пришлось наказывать ни одного серьезного

проступка»

Несколько слов о технике функционирования во-

енной фемиды.

Военные преступления подлежали юрисдикции

трибуналов: постоянных (conseils de guerre perma-

nents) и специальных (commissions militaires spe-ciales,

conseils de guerre speciaux). Постоянные военные

трибуналы существовали при каждой дивизии. Под их

юрисдикцию попадали все военнослужащие данного

соединения. Специальные предназначались для суда

над шпионами и дезертирами. Наконец, особые

военные трибуналы назначались для разбора дел

старших офицеров. Кроме указанных судов декретом

от 22 июня 1812 г. были учреждены так называемые

«превотальные комиссии» из пяти членов - род

военного трибунала для вершения скорого суда над

мародерами. Согласно закону, постоянные и

специальные трибуналы состояли из семи членов,

назначаемых командующим корпусом или дивизией.

Один из семи членов трибунала был старшим

офицером, остальные - младшими. Офицеру штаба

или жандармерии поручалось быть «докладчиком». В

обязанности «докладчика» входило предварительное

расследование дела: опрос свидетелей, допросы

задержанных и т. д. Кроме того, во время процесса он

должен был изложить вину подсудимого. Писарем на

суде был специально назначенный унтер-офицер. И

наконец, подсудимый имел право выбрать себе

любого защитника; в случае, если он не мог этого

сделать, офицер-«доклад-чик» должен был сам найти

его.

SLUZBA II

Глава XI Дух и дисциплина армии Наполеона

Заседания военного трибунала были открытыми,

однако число зрителей не должно было превышать

тройного количества числа судей (т. е. 21 человека).

Они не имели права входить в зал суда вооруженны-

ми или даже просто с тростью в руках.

Заседание начиналось с того, что председатель дол-

жен был распорядиться внести экземпляр военного за-

конодательства. Эта книга должна была находиться пе-

ред ним в течение всего процесса, причем данная

формальность обязательно заносилась в протокол. За-

тем офицер-«докладчик» информировал членов три-

бунала о совершенном преступлении и зачитывал

протоколы допросов. После этого в зал вводили под-

судимого. В зависимости от обстоятельств председа-

тель мог распорядиться, чтобы конвой остался в зале

или покинул его.

После допроса подсудимого, выступлений пост-

радавших (если таковые имелись) и защитника

конвой выводил подсудимого из зала суда. Зал

должны были также покинуть все остальные, кроме

членов трибунала, которые оставались для совеща-

ния. В задачу совета входило лишь вынести вердикт

— виновен или нет подсудимый в преступлении,

которое ему вменялось. В этом, собственно, и состоит

главное отличие военного трибунала от привычного

нам современного гражданского правосудия. Мотивы

преступления, смягчающие обстоятельства, во

внимание не принимались, а степень вины не

нюансировалась. Упомянутый нами фузилер 11-го пол-

ка Этьен Дебардье, уличенный в воровстве ложки,

был бы приговорен к тем же десяти годам каторги,

если бы украл все столовое серебро, всю одежду,

деньги и ценности в том доме, где он расположился

на постой. С другой стороны, относительный гу-

манизм наполеоновского трибунала проявлялся в том,

что если хотя бы три из семи его членов считали

подсудимого невиновным, он тотчас же должен был

быть отпущен на свободу

В Приложении IX мы привели часть списка нака-

заний, установленных регламентом от 21 брюмера Уго-

да (11 ноября 1796 г.), которые формально существо-

вали в армии в эпоху Империи. Этот список имелся у

каждого солдата в его индивидуальной книжке на

страницах 27 и 28. На самом деле, большинство из ука-

занных там проступков и наказаний за них не встре-

чаются в реальных военно-судных делах. Это связано

с тем, что многие формулировки просто-напросто ус-

тарели, так как появились на свет в эпоху революци-

онного террора («выкрики, призывающие к мятежу»,

«измена», «служба против Франции», карающиеся

смертной казнью) либо применялись в королевской

армии XVIII в. и уже не соответствовали новым усло-

виям войны («повторная запись в рекруты», «наруше-

нии трубачом линии аванпостов без приказа»). Из

многочисленных реальных документов, проработан-

ных в архиве, приговоров по подобным обвинениям

не встретилось нам ни разу. Зато очень часто попада-

лись обвинительные заключения по следующим

пунктам:

■ вооруженный грабеж - смертная казнь;

■ воровство у хозяина дома - 10 лет каторги;

■ воровство у своих товарищей — 6 лет каторги.

Наконец, очень часто встречалась формулировка

«непредумышленное убийство», которой нет в списке

солдатской книжки. За него во всех случаях приго-

варивали к 20 годам каторги. Из документов, относя-

щихся к реальным проступкам, видно, что, хотя дале-

ко не все преступления в наполеоновской армии

наказывались, те из солдат, кто попался на грабеже и

насилии над мирными жителями, платил за остальных

и расстрел был здесь разменной монетой.

Смертная казнь, как и ранее при Старом Порядке,

обставлялась мрачно-торжественным церемониалом:

«По этому случаю нарочито развертывается вся

пышность военного ритуала, - писал современник, —

и это справедливо, ибо уж если хотят дать суровый

пример, то нужно, чтобы он пошел на пользу

остальным...

Войска строятся в каре из трех фасов, оставляя

четвертый для пролета пуль... Приводят приговорен-

ного в сопровождении священника. В определенный

момент все барабаны бьют "поход" до тех пор, пока

осужденный не окажется в центре каре. Тогда ба-

рабаны бьют дробь и затихают. Капитан-"доклад-чик"

читает приговор, барабаны снова бьют дробь.

Приговоренного ставят на колени, завязывают ему

глаза и двенадцать капралов под командой старшего

унтер-офицера (adjudant sous-officier) стреляют в

несчастного, стоящего в десяти шагах от них. Чтобы

уменьшить, насколько это возможно, ужас

наказуемого, команды не произносят в слух. Старший

унтер-офицер отдает их движением своей трости.

Если осужденный не умер после залпа, что иногда

случается, его должен добить резервный взвод из

четырех человек, которые стреляют в упор... После

приведения в исполнение приговора войска

дефилируют мимо трупа... Я видел, как многие

встречали смерть с удивительным хладнокровием. Я

видел тех, кто обращался с последними словами к

полку, я видел даже тех, кто сам отдавал команды

взводу расстрела, ни в одном звуке их голоса не чув-

ствовалось волнения...»

Это описание почти в точности соответствует

регламенту, за исключением того, что устав предпи-

сывает формировать взвод расстрела не из 12 капра-

лов, а из «четырех сержантов, четырех капралов и че-

тырех рядовых, взятых среди самых старослужащих

солдат и унтер-офицеров части, где служил пригово-

ренный». Резерв расстрела, согласно регламенту, со-

стоял также не из четырех, а из двенадцати человек.

SLUZBA II

Олег Соколов Армия Наполеона

Наконец, в уставе нет ни слова о священнике. Вполне

понятно, что эти детали могли изменяться по рас-

поряжению командования

В этой главе, основное содержание которой - мо-

ральный дух войск, уместно будет подчеркнуть то му-

жество, с которым старые солдаты наполеоновской

армии встречали смерть. Об этом упоминал проци-

тированный автор, но нам хотелось бы добавить еще

одно драматическое описание. Рассказывает офицер

14-го легкого полка: «По моему прибытии в полк,

рядовой по фамилии Тьерсон, в общем неплохой

солдат, отправился однажды помародерство-вать,

напился и выстрелил в офицера, который хотел

вернуть его в лагерь. Солдат был арестован, судим,

приговорен и расстрелян в 24 часа. Когда его поста-

вили на колени, чтобы предать его смерти, он сказал

только следующие слова: "Я прошу прощения у 14-го пол-

ка и у Бога"»

Разумеется, что все наказания, о которых мы говори-

ли (расстрел, каторга) были карами за военные преступ-

ления и применялись только по приговору суда. За ис-

ключением, конечно, боевой обстановки, когда коман-

дир мог убить подчиненного в экстренной ситуации. Об

одном таком случае, произошедшем во время отступле-

ния из России, рассказывает генерал-интендант Деннье:

«Наш правый фланг был обойден, в рядах солдат начал-

ся ропот... и вдруг жалкий гренадер 12-го полка, бросив

свое ружье, начал убеждать своих товарищей, что надо

сдаваться. В этот момент генерал Жерар с быстротой

молнии подскочил к нему с пистолетом в руке и, заст-

релив негодяя, смертью одного человека спас многих.

Войска, еще несколько мгновений назад бывшие на гра-

ни деморализации, воспрянули духом и огласили воз-

дух криком "Да здравствует Император!"»

В случае мелкого проступка наказание, как и во всех

армиях мира, назначалось начальником провинивше-

гося. Для солдат и унтер-офицеров карой за серьезное

упущение по службе был простой арест или карцер, в

случае небольших нарушений дисциплины — неуволь-

нение в город, выговор, словесное замечание. Вот

примеры наказаний, примененных в гвардейских пол-

ках в феврале 1811 г.:

«1-й полк пеших гренадер:

Вераж и Массой, рядовые - 15 дней карцера за то,

что они не ночевали в казарме.

Пирон, рядовой - 15 дней ареста за то, что он учи-

нил шум в частном доме.

2-й полк пеших гренадер:

Гаспер, капрал - 8 дней неувольнения за то, что он

не выучил урок по теории.

Аан, рядовой - 4 дня неувольнения за то, что он не

сохранял неподвижность в строю.

Латур, старший сержант - 4 дня неувольнения за то,

что он не наказал сержанта, которого ему было указа-

но наказать.

3-й полк тиралъеров:

Руссо, рядовой - 8 дней ареста за плохую форму

одежды в строю.

Драгунский полк:

Фурро, трубач - 4 дня неувольнения за то, что он

злоупотреблял алкоголем.

2-й полк шеволежеров:

Боль, Гериетс, Дехаус, Авергау, Нартен, рядовые -

арест до особого распоряжения за то, что отсутствова-

ли на перекличке.

Флорин, рядовой - 4 дня ареста за неподчинение

бригадиру»

Все это достаточно обыденные методы наказания,

хорошо известные во всех армиях. Однако наполеонов-

ское войско знало и другие, весьма своеобразные ме-

тоды воздействия на провинившихся. Самым распро-

страненным из них был солдатский самосуд, приме-

нявшийся к тем, кто был уличен в трусости в бою:

«Если не во всех, то, по крайней мере, в ряде полков,

существовали товарищеские суды, которые сами вер-

шили правосудие, - рассказывает офицер 18-го полка. -

Эти "трибуналы чести" функционировали быстро и

справедливо. Наказание, к которому они обычно при-

говаривали, состояло в нескольких ударах башмаком

по ягодицам провинившегося (savate). Били "жирно"

или "постно", т. е. каблуком или подметкой. Тот, кто

испытал это наказание, не мог более рассчитывать по-

лучить унтер-офицерские нашивки или попасть в

элитную роту до тех пор, пока он не смывал позор сво-

ей кровью»

Существование «савата» по приговору товарищей

подтверждается многими источниками, однако в ряде

случаев подобный неуставной метод наказания

инспирировался самим командованием, оставаясь все

же как бы «инициативой снизу». Вот что маршал Да-

ву, командующий 3-м корпусом Великой Армии

(1807 г.), приказал после битвы при Эйлау своему

подчиненному дивизионному генералу Гюдену: «Я с

прискорбием заметил, что многие солдаты уходили в

тыл под предлогом увода раненых. Это злоупотреб-

ление может нанести серьезный ущерб армии, и оно

должно быть наказано теми, кто рисковал своей

жизнью. Нужно, чтобы храбрые солдаты сами на-

казали отставших и беглецов, которые не следовали

их благородному примеру. В соответствии с этим я

предписываю Вам настоятельно предложить полков-

никам рекомендовать своим солдатам, чтобы они на-

казали "жирным" саватом всех тех, кто не участвовал

в битве по неуважительной причине. ..»

.Журнал 3-го

корпуса, составленный в кампанию 1806-1807 гг.,

подтверждает, что подобное наказание было приме-

нено в этом соединении после Эйлау почти что

официально: «Два канонира прибыли только после

битвы и так как не смогли дать достойного объясне-

ния своему отсутствию, их приговорили к "савату",

SLUZBA II

Глава XI Дух и дисциплина армии Наполеона

что и было исполнено в присутствии всего корпуса на

могиле товарищей, павших на своем посту в ходе

боя»

Наконец, в ряде случаев наказания могли приобре-

тать совсем непривычные формы, что можно увидеть

на примере трагикомичного случая, разбирательству

которого посвящено несколько документов в архиве

исторической службы французской армии.

В небольшом северо-итальянском городке Ив-рея,

что неподалеку от Турина, каждый год в марте

устраивается веселый карнавал, длящийся несколько

дней. Традиция этих праздников уходит в далекое

прошлое, а продолжается она и поныне. В марте 1810 г.,

как обычно, праздновался карнавал. Его отмечали не

только местные жители, но и французские солдаты,

располагавшиеся в городке (напомним, что в этот пе-

риод времени Пьемонт и, естественно, Иврея были

неотъемлемой частью Французской империи). Кон-

ные егеря 24-го полка сняли за свой счет целую та-

верну, где устроили банкет и танцы. Однако один из

солдат так злоупотребил вином, что в разгар веселья

вышел посреди зала, где танцевали и... испражнился

прямо на пол!.. Возмущенные конные егеря награ-

дили пьяного хорошими тумаками, а потом вы-

швырнули пинками вон. На этом бы, наверное, и

должна была кончиться эта маленькая история, но то

ли постарались злые языки, то ли просто в маленьком

городишке любое ничтожное происшествие

становится предметом несоразмерных его значению

пересудов, ясно только одно, что это «событие»

приобрело почти что политическую окраску. По

городу поползли слухи, что, мол, французские сол-

даты попытались сорвать народный праздник. Тогда

командир депо 24-го конно-егерского полка Дю-фаи

решил устроить примерное наказание дебоширу.

Провинившегося поставили перед казармой, сняли

мундир и, завязав руки за спиной, снова набросили

ему на плечи мундир, но уже вывернутый наизнанку.

Ему надели также задом наперед фуражную шапку,

привязали сзади швабру, а спереди совок и в таком

виде под конвоем четверых солдат и бригадира

провели по улицам города на место «преступления».

Там провинившийся должен был просить прощения у

хозяина таверны, и, как доносил рапорт одного из

«доброжелателей», солдата заставили даже

поцеловать пол в зале, где он совершил проступок,

после чего еще целый час он стоял привязанный у

дверей таверны, осыпаемый насмешками и издевками

толпы зевак.

Теперь «дело» приобрело столь большую огласку,

что неизвестный «доброжелатель» составил рапорт

военному министру, где говорилось следующее: «Эти

насмешки раздавались со стороны подонков

городского населения... которые наслаждались видом

солдата Императора, выставляемого на пору-

гание толпы своим командиром. Честные люди с не-

годованием смотрели на это действо и не знали, чему

больше удивляться: варварству изобретателя сего на-

казания или его политической недальновидности,

ведь все это происходило в крае, который весьма не-

просто ассимилировался среди земель Империи»

Когда читаешь этот поклеп, сразу вспоминаются

слова генерала Тьебо, который говорил: «...благодаря

этой магической фразе "солдаты Императора", разно-

го рода прохвосты приобретали в глазах слабых и не-

решительных командиров нечто похожее на индуль-

генцию, прикрываясь которой, они порой совершали

серьезные проступки»

К счастью для майора Дюфаи, в ответ на запрос во-

енного министра, начальники дали ему положитель-

ную характеристику, хотя один из них и не преминул

вставить в нее на всякий случай фразу: «Я не очень хо-

рошо знаю этого офицера...»

Тем не менее дело на

майора было закрыто.

В этом курьезном эпизоде раскрываются характер-

ные черты французской дисциплины. Как мы видим,

случай, который в ряде других армий мог остаться

просто без внимания, тем более что солдаты сами по-

колотили незадачливого выпивоху, здесь, несмотря на

отсутствие физического наказания, обернулся для

провинившегося жестокой карой. С другой стороны,

облик этой экзекуции вызвал неоднозначную

реакцию, и она стала предметом внимательного раз-

бирательства вышестоящих инстанций, последнее,

как кажется, показывает, что в отсутствие боевых дей-

ствий даже малозначительные проступки бывали не-

частыми.

Подводя итог, можно сказать, что охарактеризовать

степень дисциплинированности наполеоновской ар-

мии однозначно довольно трудно. Здесь можно было

найти все: от строгого соблюдения порядка и уставов

до расхлябанности и мародерства.

Несмотря на противоречивость источников, очевид-

но, пожалуй, одно - эта дисциплина, как минимум, не

уступала той, что существовала в иностранных арми-

ях, хотя она и базировалась там на других принципах.

Генерал Фуа в своем очерке, посвященном английским

войскам, очень метко охарактеризовал эту разницу:

«Едва они {англичане) выходят за пределы того, что мо-

жет быть предусмотрено дисциплинарным кодексом, -

а можно ли вообще воевать, не попадая в подобные

ситуации, - они совершают такие чудовищные

проступки, которые удивили бы казаков... Они напи-

ваются, как только могут, и их опьянение, апатичное

и холодное, приводит к отупению.

Ежеминутная строжайшая субординация - это ус-

ловие "sine qua поп" в английской армии, которая не

может существовать, соблюдая сдержанность в

изобилии, а с другой стороны, не разбегаясь в случае

голода»

SLUZBA II

Олег Соколов Армия Наполеона

Чтобы завершить моральный портрет наполео-

новской армии, мы рассмотрим еще одну проблему, а

именно взаимоотношения между солдатами,

офицерами и различными частями, ее составляю-

щими.

Как нетрудно предположить, в армии, где сущест-

вовал культ чести, где жажда славы и отличий неми-

нуемо вызывала соперничество, и где смерть рассма-

тривалась, как «обыденное явление жизни», малейшее

посягательство на чье-то достоинство неминуемо

должно было приводить к кровавой резне. Так, в об-

щем, и было.

Хотя официальной статистики числа дуэлей в на-

полеоновских войсках не было, уже сам факт того, что

практически все мемуаристы имели за свою карьеру

хотя бы один поединок, говорит сам за себя. «Я знал

много офицеров, которые были охвачены настоящей

манией дуэлей, - пишет современник. - Они считали,

что необходимо иметь хотя бы одно "дело чести" в

месяц»

Хотя Император не любил дуэлянтов, никаких за-

претительных мер на этот счет в армии фактически не

применялось. В мемуарах Верньо говорится, на-

пример, что в их полку (4-м конно-артиллерийском)

офицер, подравшийся на дуэли без разрешения де-

журного командира батальона, получал восемь суток

ареста, а если дуэль закончилась смертью одного из

дуэлянтов, то выживший отправлялся на восемь суток

за решетку. Для солдат наказанием были двое суток

гауптвахты или двое суток карцера

. И последнее,

дуэль между солдатами была спецификой напо-

леоновской армии. Подобная вещь была совершенно

немыслима в русских или австрийских войсках,

весьма далеки от этого были и англичане, хотя у них

допускалось выяснение отношений между рядовыми

в кулачном поединке.

Солдатские дуэли существовали во французской ар-

мии еще при Старом Порядке, они пережили Револю-

цию и сохранились в эпоху Империи. Столь же ни-

чтожное наказание, о котором пишет мемуарист, ко-

нечно, не останавливало желающих подраться, тем

более что оно налагалось только на тех, кто принял уча-

стие в дуэли без разрешения!

Что же касается списка наказаний в солдатской

книжке, то там дуэль вообще не упоминается.

Ничто не мешало поэтому старым воякам поддер-

живать и, более того, культивировать обычай дуэли в

наполеоновской армии. Особенно выделялись среди

этих носителей «традиции» полковые учителя фехто-

вания. «Они подбивали меня на то, чтобы я устроил

ссору с поединком без всякой причины, - рассказыва-

ет о своих учителях фехтования знаменитый капитан

Куанье, тогда молодой солдат.

- Ну, доставай свою саблю, - сказал бретёр, - я вы-

пущу из тебя небольшую капельку крови.

- Посмотрим, господин наглец.

- Возьми себе секунданта.

- У меня его нет.

Но мой старый учитель фехтования, который уча-

ствовал в этом "заговоре", сказал:

- Хочешь, чтобы я был твоим секундантом?

- Да, папаша Пальбуа, это будет замечательно.

- Ну что ж, тогда пойдем на место, хватит разгла-

гольствовать»

Впрочем, эта дуэль была прервана самими орга-

низаторами, молодого солдата просто испытывали на

храбрость. Этот «экзамен» Куанье успешно сдал: «Я

был признан хорошим гренадером, - вспоминал он. -

Я понял, что они хотели испытать меня и сделать так,

чтобы я заплатил за выпивку, что я охотно сделал, и

они остались мне признательны. Гренадер, который

утром собирался убить меня, стал моим лучшим

другом...»

Однако далеко не всегда дело заканчивалось так

безобидно. Особенно много дуэлей, и дуэлей серь-

езных, происходило, когда в гарнизоне оказывались

две еще не знакомых друг с другом части. Тогда,

словно между кланами Монтекки и Капулетти, в го-

роде повсюду завязывались поединки, часто без

всякой причины. Вот что рассказывает очевидец о

том, как происходило формирование дивизии Уди-но,

образованной из гренадерских рот, взятых в раз-

личных полках: «Это слияние осуществилось очень

быстро для офицеров, но не таким уж простым оно

оказалось для солдат. Согласно старому обычаю

нашей армии, знакомство происходило с саблей

наголо. В течение первых месяцев создания дивизии

бесчисленные дуэли, которым невозможно было

воспротивиться, научили наших храбрецов взаимно

уважать друг друга, однако, пока не наступил этот

момент, более пятидесяти из них стали жертвами до-

садного предрассудка...»

Подобные поединки, когда они происходили

между противниками, разгоряченными винными па-

рами и на виду у товарищей, легко могли перерасти в

настоящие бои: «Этот постой на кантонир-квар-тирах

был, к сожалению, отмечен стычкой в кабаре,

последствия которой были печальны и могли бы

оказаться еще более серьезными, - рассказывает о

стычке между пехотинцами и кавалеристами офицер

5-го гусарского полка. - Четыре гренадера были уби-

ты, трое попали в госпиталь в тяжелом состоянии, с

ними был ранен также один понтонер и один ар-

тиллерист. Шестеро гусар были очень тяжело ранены

и один убит.

Когда я прибыл на место этого несчастного собы-

тия, бой, казалось, должен был возобновиться, и

причем еще с большим ожесточением, так как в ка-

баре уже сбегались солдаты пехотных полков, а с

другой стороны подоспели пятьдесят гусар. Только

SLUZBA II

Глава XI Дух и дисциплина армии Наполеона

с помощью многих офицеров мы смогли развести

враждующие стороны по своим казармам. В городе

были организованы патрули, чтобы обеспечить по-

рядок и безопасность»

Дуэли между офицерами, разумеется, не были по-

хожи на драки и не всегда были связаны с принад-

лежностью к различным полкам или родам войск.

Однако, так же как и солдатские, они происходили

преимущественно на холодном оружии. «В гарнизоне

это были шпаги или рапиры со снятыми нако-

нечниками. На кантонир-квартирах - шпаги или

сабли, носившиеся с формой... - рассказывает Вер-

ньо, - никто не осмелился бы предложить пистолет

{огнестрельное оружие считалось менее достойным

и не рыцарственным), однако нельзя было отказаться

от боя на пехотных полусаблях, кавалерийских

палашах или саблях легкой кавалерии. Секунданты

становились по сторонам от сражающихся, каждый

справа от своего дуэлянта... с обнаженными шпагами

или саблями, чтобы в случае чего предохранить

противников от недостойных приемов ведения по-

единка, а также с целью разъединить их, когда будет

решено, что честь удовлетворена, и секунданты

провозгласят, что дело закончено. Мы сражались ру-

бящими и колющими ударами - кто как хотел, до

первой крови, если причина дуэли была маловажной,

до смерти - из-за серьезных оскорблений, лжи или

пощечины»

100

Впрочем, офицеры не всегда пренебрегали писто-

летами. Использование огнестрельного оружия озна-

чало, в общем, более решительный характер поедин-

ка, так как вероятность получить тяжелую или даже

смертельную рану была здесь большей, чем при дуэли

на шпагах. Одну из таких дуэлей с трагическим концом

нам хотелось бы описать как пример поединка «по

серьезной причине», хотя и далекой от соперничества

за женщину, приводившего так часто к жестоким

схваткам. Предоставим слово уже известному нам

д'Эспеншалю, полк которого располагался зимой

1807-1808 гг. на кантонир-квартирах в Бреслау. 2 де-

кабря 1807 г. маршал Мортье, командующий француз-

скими войсками в городе и округе, решил дать пыш-

ный бал по поводу годовщины коронации Императо-

ра Наполеона и победы под Аустерлицем. На бал

было приглашено все высшее общество Бреслау.

«Можно вообразить, что не все из гостей пришли на

праздник, ведомые лучшими чувствами, однако они

вели себя достаточно корректно. Лишь один прусский

полковник в отставке, разговаривая по-немецки с

тремя особами, позволил себе столь оскорбительно от-

зываться об Императоре, что капитан артиллерии

Гурго... слышавший их и прекрасно говорящий по-не-

мецки, сказал полковнику: "Сударь, если бы Вы были

не на балу, я дал бы Вам пару пощечин, но, если у Вас

есть еще остаток чести, я прошу Вас рассматривать си-

туацию так, как если бы Вы их получили". - "Отлич-

но, - ответил полковник, - я надеюсь завтра сделать так,

что Вы больше уже не будете болтать". Все это было

сказано с таким холодным спокойствием, что никто,

за исключением свидетелей происшествия, и не поду-

мал, что среди музыки, танцев и радости готовилась

ужасающая драма...

На рассвете 2 декабря маленькая записка от ко-

мандира батальона артиллерии Флёрио поставила

меня в известность о том, что он утром заедет за мной

в экипаже. Действительно, около семи утра мы

выехали: Гурго, командир батальона, старший хирург

и я, захватив с собой пару пистолетов и боевую

шпагу.

Двадцать минут спустя мы были на месте, избран-

ном для дуэли, куда почти в то же время приехали пол-

ковник Тауэнцин и два его секунданта. "Господа, - ска-

зал полковник, - на самом чистейшем французском

языке, - я думаю, совершенно бесполезно объясняться

по поводу мотива, который привел нас сюда. Я по-

лучил самые тяжелые оскорбления, которые может по-

лучить воин, и поэтому я хочу мести, оставляя на ваш

выбор условия поединка".

После этих слов пистолеты были заряжены, две

шпаги воткнуты на расстоянии трех шагов одна от дру-

гой и две другие - на расстоянии пятнадцати шагов от

предыдущих. Условия были таковы, что дуэлянты по-

сле третьего хлопка в ладоши могли сближаться с той

скоростью, с которой желают, и равным образом

стрелять в любой момент.

Гурго передал мне, что он соглашается на то, что-

бы стреляли по очереди, отдав полковнику право

первого выстрела. В случае четырех безрезультатных

выстрелов {по два с каждой стороны) дуэль должна

была быть продолжена на шпагах. Однако полковник

благородно отказался от первого из этих пред-

ложений.

Итак, дело было решенным, все происходило с са-

мым большим спокойствием. Барон Фретцинген по-

дал сигнал. В тот же миг раздались два выстрела и пол-

ковник, пораженный в грудь, рухнул, успев только вы-

молвить: "Я убит"»

101

Вообще, мемуары современников полны примера-

ми самых необычных дуэлей, на самых различных ви-

дах оружия, происшедших по самым различным

причинам и с самыми разными исходами. Тем не ме-

нее нельзя не отметить одной особенности. Несмотря

на многочисленные упоминания о факте дуэлей, в

подавляющем большинстве случаев мемуаристы на-

полеоновской армии не только не возводят дуэль в

культ, но и даже упоминают о поединках как-то

вскользь, не особенно задерживая на них свое внима-

ние. Дуэль не была окружена в их среде тем обострен-

ным, почти что болезненным вниманием, как, скажем,

в России 20-х — 30-х гг. XIX в., где она стала чуть ли не

SLUZBA II

Олег Соколов Армия Наполеона

главным источником вдохновения авторов романти-

ческих литературных произведений. Изнурительные

походы, слава на поле грандиозных битв Империи,

удивительные исторические события, свидетелями ко-

торых они являлись, занимали воображение офицеров

и солдат наполеоновской армии куда больше, чем

сомнительная прелесть бретерских подвигов. Если в

гарнизоне и на постое по причине вынужденного от-

носительного безделья отношения между частями

складывались, как ясно из вышесказанного, достаточ-

но непросто, иначе было на поле сражения. Здесь сов-

местное преодоление опасностей, общая слава, добы-

тая в тяжелой борьбе, вызывали к жизни другие чув-

ства - чувства товарищества и братства по оружию.

Вот что вспоминал об этом д'Эспеншаль: «...благода-

ря редкому везению мы выбрались живыми и невре-

димыми из этого гибельного места и в 11 часов вече-

ра прибыли в городок Эспьель, умирая от усталости.

Мы встретили тут пехотную дивизию и наш полк... Я

не могу описать радости и счастья наших товарищей

и гусар; со всех сторон были рукопожатия, бесчислен-

ные объятия, которые выражали нашу искреннюю лю-

бовь друг к другу, те чувства преданности, которые

рождаются в боях, когда вместе идут навстречу смер-

тельной опасности»

102

Конечно, подобные чувства не являлись какой-то

отличительной особенностью наполеоновского вой-

ска. Но то, что поистине удивляет и является харак-

терным прежде всего для армии Первой Империи, -

это те формы, в которых проявлялось боевое братст-

во, формы, которые, без сомнения, характерны для

французской нации классического периода с ее врож-

денным артистизмом и склонностью к театральным

эффектам в хорошем смысле этого слова. Не редко-

стью было, что появление на поле битвы полка, от-

личившегося в предыдущих боях, армия встречала

громким ликованием и даже... аплодисментами! «За-

служенная репутация части быстро распространяется

в армии, - рассказывает де Брак. - Я видел, как полкам

аплодировала вся армия. Им кричали "браво!", когда

они вступали в боевую линию. Солдаты выбегали из

строя, чтобы подойти к ним и пожать руки храбрецов!

Какой только порыв это не возбуждало! "Они с нами!

- раздавалось отовсюду. - Вперед! Вперед! Теперь

победа наша!"»

103

Пожалуй, нигде с такой силой не раскрывались

рыцарственные чувства солдат и офицеров наполе-

оновской армии, как в этом благородном умении

воздать должное отваге своих товарищей по оружию.

И примеров этих искренних, дружеских, шедших от

самого сердца приветствий великое множе-

ство. Вот что писал герцог Бассано о том, как 84-й ли-

нейный полк вступил в боевые порядки армии в битве

при Ваграме: «Когда "один против десяти"*

показался на поле сражения, он был встречен ис-

ступленными восторженными приветствиями своих

товарищей, а Император снял шляпу и оставался с

непокрытой головой, пока полк проходил мимо

него»

104

«Можно было залюбоваться порывом наших войск,

- вспоминал генерал Гриуа о бое под Шеварди-ным. -

Под чистым синим небом, в лучах заходящего солнца,

сверкали ружья и клинки, украшая открывавшиеся

перед нами зрелище. Армия с высоты своих позиций

провожала глазами полки, которым была поручена

честь атаковать первыми, и приветствовала их

ликующими криками...»

105

Однако еще больше, чем в отношении к друзьям,

рыцарственность проявляется в отношении к врагам.

И здесь можно с уверенностью сказать, что стиль по-

ведения армии Наполеона еще полностью соответст-

вует пониманию войны, характерному для европейско-

го «традиционного» общества, смягченного к тому же

гуманистической философией XVIII в. Враг рассмат-

ривался как таковой только на поле боя, пока сталью

и свинцом он хотел навязать свою волю. Но едва сти-

хал грохот битвы, как в неприятеле солдаты и офице-

ры Наполеона видели лишь людей, волею судеб ока-

завшихся по другую сторону барьера, таких же, как и

они, воинов, выполняющих долг перед своим монар-

хом и Отечеством.

Пример подавал сам Император. После каждого ге-

нерального сражения отдавался приказ помогать ране-

ным - своим и чужим. Французские хирурги опериро-

вали, часто даже не вникая, к какой армии принадлежит

пострадавший. Главный хирург Гвардии (а впоследст-

вии - и всей армии) Ларрей оказывал помощь всем ра-

неным без разбора - французам и их врагам. А Перси,

другой выдающийся врач, записал в своем дневнике о

вступлении наполеоновских войск в Гейльсберг: «Мы

видели, сколько стоила эта битва русским. В городе ос-

талось около 400 раненых, которых они не сумели

увезти... по причине тяжести их ран. Я отрядил тридцать

хирургов, чтобы перевязать их и оперировать. Мы со-

брали их в одном здании, которое теперь будет для них

госпиталем»

106

Справедливости ради нужно отметить, что в том же

дневнике Перси указывает, что французские раненые,

взятые до этого в плен русскими и освобожденные на-

ступавшими полками Великой Армии «единодушно

утверждали, что хирурги русской армии перевязыва-

ли их даже вперед своих собственных солдат»

107

* Девиз, который был начертан на бронзовой плакетке, помещенной под орлом 84-го полка. Право носить подобное от-

личие было в виде исключения дано этой части за героический бой под Грацем 25 июня 1809 г., когда этот полк сражался

с десятикратно превосходящим его по численности австрийским корпусом.

SLUZBA II

Летин.

SLUZBA II

Олег Соколов Дух и дисциплина армии Наполеона

Подобное поведение было скорее нормой, чем

исключением, по крайней мере, до тех пор, пока вой--

2 не приобрела в 1812, а особенно в 1813 г. небы-

валый размах и ожесточение. Впрочем, и в этих кам-

паниях находилось место великодушию. Вот что

писал в своих воспоминаниях ирландец Вольф Гон,

прошедший кампанию 1813 г. в рядах наполе-новских

войск: «На поле боя французы обычно сражаются с

дикой яростью. Они устремляются в тшгау душой и

телом, словно становясь охваченны- опьянением,

особенно в атаке, когда они бьют sees без пощады и

сами ее не просят. "Бей! Бей!" -кричат они во всю

глотку... Но едва бой кончился, s:;.1Ж их ярость

исчезает, и естественная гуманность зх натуры

становится доминирующей. Я всегда запел нх

сострадательными и гуманными к раненым ш

пленным, которых они никогда не оскорбляли и зе

обижали »

Фантен дез Одоар записал в своем дневнике попе

битвы при Аустерлице: «Те из раненых, кто мог

двигаться, приближались к нашим бивачным кострам

и садились вокруг них. Среди раненых тыло много

русских и австрийцев, рассеянных по полю боя, они

тоже расположились обогреться у наших огней. Для

стороннего наблюдателя это была кесьма

своеобразная сцена - видеть, как по-дружески

сгрудились вокруг костров люди, которые еще

несколько мгновений назад в ожесточении убивали

дртг друга»

109

А вот что видел другой очевидец после битвы под

Цнаимом в 1809 г.: «К пяти часам огонь утих, и

офицеры проехали по линии войск, чтобы прекратить

стрельбу, так как князь Лихтенштейн был в этот момент

в императорской палатке с целью заключить перемирие.

Мы подошли к австрийцам, пожимали им руки и

завязывали дружеские беседы с помощью

фламандцев, которые служили нам

переводчиками»

110

Но даже в ярости боя французский солдат был

далек от кровожадности. Вот какой комичный случай,

произошедший в бою при Березине, описал гренадер

Великой Армии: «Один из русских кавалеристов,

которого понесла его смертельно раненая лошадь,

рухнул вместе с ней прямо в нашем каре. Так как ло-

шадь придавила ему ногу и кавалерист никак не мог

сам выбраться из под нее, один из наших помог ему

подняться. Пользуясь тем, что мы были заняты отра-

жением атаки других эскадронов его полка, он вышел

жз каре, причем никто и не подумал ему мешать, а за-

тем как ошпаренный бросился бежать в сторону

своих. Мы не могли не рассмеяться, и никто не стал

стрелять по нему»

111

Когда же война кончалась, французские солдаты

охотно братались со своими бывшими врагами. В

Тильзите Императорская Гвардия организовала

огромный пир, куда были приглашены солдаты рус-

ских гвардейских полков: «Суп, говядина, свинина,

баранина, гуси и куры были в изобилии, пиво и вина в

бочках стояли на каждом столе. Гренадеры и егеря

французской Гвардии, смешавшись с русскими

гвардейцами, ели и пили. Русские вначале держались

очень скромно, не понимая нашего языка, и не

осмеливались предаться веселью, но дружелюбные

жесты и доброта наших солдат сделали свое дело: они

осмелели и к концу пиршества были так же веселы...

Этим вечером невозможно было понять, кто есть кто:

французы, обменявшись с русскими шапками,

мундирами и даже башмаками, прогуливались в поле

и по городу крича: "Да здравствуют Императоры!"»

112

Вообще, как отмечают современники, ожесточение

и ненависть появились лишь в поздних кампаниях, да

и то в основном по отношению к пруссакам, с которы-

ми французские солдаты сражались с остервенением,

не свойственным боям «с англичанами, русскими и ав-

стрийцами, где с обеих сторон проявлялось много лю-

безности»

113

Некоторые из жестов воюющих армий того вре-

мени словно сошли со страниц рыцарских романов и,

наверное, не всегда понятны людям, воспитанным на

идеологизированных и прагматичных войнах XX

века. Вот какой случай произошел в кампанию 1814 г.

в Италии. Вице-король Евгений Богарне, сла-

вившийся своим благородством и отвагой, в ходе ре-

когносцировки случайно оказался в пятидесяти шагах

от австрийского поста, стоявшего на другом берегу

узкой речки. Один только залп - и главноко-

мандующий французской армии в Италии и многие

его высшие офицеры погибли бы. «Но в тот момент,

когда командир отряда узнал вице-короля по его

белому плюмажу и бляхе ордена Почетного Легиона,

он выровнял строй своих солдат, скомандовал "На

караул!" и приказал барабанам бить встречный марш.

Эта военная любезность... была оценена вице-королем

по достоинству. Он вежливо поприветствовал пост и

его командира. Вечером, вернувшись в Верону, он

послал одного из своих адъютантов к австрийскому

главнокомандующему, чтобы высказать свою

благодарность за этот благородный жест»

114

Нужно отметить, что, пока французы вели войну с

профессиональной прусской армией, а не с воору-

женным народом, обработанным шовинистической

пропагандой, подобные любезности имели место и в

отношении с пруссаками. Гонневиль, тогда молодой

офицер кирасирского полка, был взят в плен в одной

из отчаянных кавалерийских стычек зимой 1807 г.

Прусские офицеры и солдаты проявили максималь-

ную тактичность по отношению к раненому пленни-

ку. В дороге командир прусского отряда, также ране-

ный в бою, «столь же мало был занят своей раной, -