Родригес А.М. Новая история стран Азии и Африки. XVI-XIX вв. Часть 3
Подождите немного. Документ загружается.
Хайраддин-паши и его последователей. Их основным лозунгом стало восстановление конституции
1861 г., которая после прихода колонизаторов была предана забвению. В ходе развития тунисского
национализма в первых десятилетиях XX в. этот лозунг приобрел очень широкий резонанс и стал
«визитной карточкой» всей антиколониальной борьбы тунисцев. Другие же националисты-просветители
склонялись к панисламистским взглядам Джамаль ад-Дина аль-Афгани. Они ставили во главу угла
защиту ислама и культурной самобытности Туниса от французского влияния.
Распространению националистических ценностей среди тунисцев способствовало их знакомство
с французской политической культурой и практикой борьбы населения метрополии за свои права. В
1891 г. администрация протектората создала первое в Тунисе представительное учреждение —
Консультативную конференцию. Правда, право выдвижения кандидатур и голосования по ним имело
только французское население, но позже в работе Конференции принимали участие и депутаты-
мусульмане. В 1894 г. в Тунисе образовались первые профсоюзы, которые объединяли сначала
европейских, а затем и арабских наемных работников. Профсоюзное движение познакомило тунисскую
молодежь с идеями социализма и синдикализма и внесло свой вклад в становление у нее
антиколониальных устремлений. Вместе с тем, первые националистические организации в Тунисе были
еще очень слабы, малочисленны и оторваны от населения. Их деятельность не имела широкой
поддержки, да и общественая атмосфера тех лет в целом не способствовала развитию массового
политического движения тунисцев за национальное самоопределение.
Дальний Магриб (Марокко)
Марокко к началу XVI в. Испано-португальское вторжение
Вторая половина XV в. была для Марокко временем раздробленности и угасания власти
династии Меринидов, свергнутой в 1471 г. регентами из родственного династии клана Ваттасидов.
Многолетние смуты отдали некогда процветавший Дальний Магриб на откуп местным правителям.
Если северная столица страны (Фес) еще находилась под контролем Ваттасидов, то южная (Марракеш)
и горные районы Атласа, а также присахарские оазисы на юго-востоке Марокко находились вне
контроля центральной власти. Почти полной свободой пользовались и атлантические порты (Танжер,
Лараш, Сафи) в которых горожане создавали самоуправляющиеся республики.
Внутренний кризис, развернувшийся в Дальнем Магрибе с ослаблением Меринидской династии,
совпал с угрозой внешнего завоевания. На протяжении XV в. наиболее серьезные претензии на
марокканскую территорию предъявляли португальцы, развернувшие морскую экспансию. Еще в 1415 г.
ими была захвачена Сеута, а в середине XV в. призывы Ватикана отомстить за взятие турками
Константинополя нашли полное понимание у португальского короля Альфонсо V. Уже в 1458 г.
португальцы оккупировали небольшую, но важную гавань на севере страны Эль-Ксар эс-Сегир, ав1471г.
— главные порты севера Арсилу и Танжер. Впрочем, с точки зрения португальцев, контроль над
Марокко не был самоцелью. Постепенно осваивая морской путь вдоль африканских берегов в Индию,
Португалия стремилась обеспечить себе опорные базы и не столько стремилась завоевать территорию
Дальнего Магриба, сколько создать на побережье узкую полосу безопасных для христиан территорий,
находящихся под своеобразным протекторатом Лиссабона. В конце XV в. Испания также устремилась
на завоевание Магриба: завершив Реконкисту
разгромом Гранадского эмирата (1492 г.), испанцы перенесли боевые действия на африканский
берег. Правда, захват ими средиземноморского порта Мелилья в 1497 г. не привел к закреплению
испанских позиций в Марокко: дальнейшее наступление в Магрибе испанцы развивали вдоль побережья
Алжира и Туниса.
Династия Саадидов. Объединение Марокко
Испано-португальские предприятия, вызвавшие политико-религиозное брожение в Марокко,
заметно изменили баланс сил на внутренней политической арене страны. В условиях постоянного
династического конфликта и военного бессилия Ваттасидов арабы и берберы Марокко не смирились с
господством «неверных». К началу XVI в. население активно, хотя и беспорядочно противостояло
испано-португальскому засилью на побережье. Инстинктивная реакция, основанная на росте
ксенофобии и оскорбленной религиозности, быстро нашла вождей и организаторов. Служители ислама
— шейхи мусульманских мистических братств и почитаемые « святые »-мурабипгы — придали
стихийному желанию марокканцев защитить свою веру очертания подлинной «священной войны»
(джихада). Активное участие суфиев-мистиков и мурабитов в боевых действиях против чужеземцев
значительно усилило их популярность в среде рядовых верующих. Одновременно на авансцену
марокканской политики выдвинулись потомки пророка Мухаммеда (шерифы). Так же, как суфийские
наставники и мурабиты, они считались в народной традиции носителями духовной благодати (барака),
дарованной свыше и передаваемой из поколения в поколение.
В начале XVI столетия из шерифской среды юга Марокко выдвинулся сплоченный клан
Саадидов. Согласно фамильной легенде, они прибыли в Дальний Магриб из Аравии в XII в. по
приглашению марокканских паломников, с тем, чтобы их благодать чудодейственным образом
прекратила обычные для Присахарья засухи. В течение веков Саад иды вели на юге страны скромную и
незаметную жизнь ученых-алимов, а в XV столетии основали свою духовную обитель (завию). В момент
португальского нашествия и стихийного сплочения мусульман Саадиды объединили под своим
руководством крупные
берберские племена. Их предводитель Мухаммед ибн Абд ар-Рахман в 1511 г. развернул осаду
португальского форта Санта-Крус (Агадир). Неудача этого предприятия и смерть шерифа в 1517 г.
заставила сосредоточить усилия его сыновей Ахмеда аль-Араджа (Хромого) и Мухаммеда аль-Амгара
(Вождя) не на джихаде, а на упрочении своих позиций в южных районах Марокко. Создав в
приатлантической области Сус крупные домениальные хозяйства, братья извлекли немалые доходы из
контроля над выращиванием и переработкой сахарного тростника. Усилив свои экономические позиции,
Саа-диды в 1525 г. присоединили к своим владениям Марракеш с прилегающими территориями.
Теперь они вполне могли бросить вызов фесскому султанату Ваттасидов. Но, поскольку основной
целью братьев была священная война, они в 1541 г. предприняли повторную осаду Агадира, на этот раз
закончившуюся успешно. Вскоре португальцам пришлось оставить также Сафи и Аземмур. Успех Саад
ид ов был предопределен не только их военным талантом, но и слабостью снабжения португальских
гарнизонов. Кроме того, шерифов энергично поддержали английские и голландские купцы, охотно
снабжавшие противников Португалии оружием по сходной цене.
Раздоры между братьями после взятия Агадира позволили Мухаммеду сосредоточить в своих
руках всю полноту власти. Переменив свое берберское прозвище «Амгар» на арабское «Шейх»
(наставник, лидер), он в 1548—1549 гг. повел наступление на север страны, стремясь отобрать у
Ваттасидов Фес. Его престиж в глазах населения был настолько высок, что овладение северной стлицей
оказалось для него не столь сложным делом. Однако, закрепив за собой власть в Северном Марокко,
Мухаммед аш-Шейх сразу же столкнулся с двойным соперничеством со стороны турок. Во-первых,
османские власти потребовали от саадидского вождя признать себя подданным султана Сулеймана
Великолепного. Новый властелин Марокко, полагая себя благородным потомком пророка ислама,
отказался признать турецкого падишаха своим господином и упоминать его имя в пятничной молитве.
Более того, он принял халифский титул «повелитель правоверных» (амир аль-му'у минин), чем
продемонстрировал неприятие османской власти в целом. Во-вторых, алжирские турки предоставили
последнему из Ваттасидов Абу Хассуну воинские отряды, и тот в 1553 г. при их помощи вторгся в
Марокко из
Алжира и восстановил свою власть в Фесе. Этот ход турок оказался неудачным, так как
возмущение фесцев против турецкого вторжения сделало реставрацию Ваттасидов эфемерной. Уже
осенью 1554 г. Мухаммед аш-Шейх повторно захватил северную столицу страны. Гибель Абу Хассуна
при обороне города означала окончательное падение Ваттасидской династии и переход власти над всем
Марокко в руки Саад ид ов. Таким образом, приход к власти шерифского клана ознаменовал крушение
магрибинской средневековой политической традиции, в которой все правившие династии основывались
на родоплеменном, а не на религиозном принципе сплочения.
Своей столицей Мухаммед все же сделал не Фес, а любимый Марракеш. Для него, сахарца, Фес
казался слишком культурным и утонченным городом; андалусский изыск северной столицы претил его
суровому и простому образу жизни. Кроме того, Фес был уязвим перед возможными нападениями из
соседнего Алжира. Сознавая «турецкую угрозу», Саадид начал реорганизацию своих ополчений по
турецкому образцу. Оснащая армию огнестрельным оружием и артиллерией, он постоянно испытывал
нужду в средствах. Еще в 1548 г. он ввел для своих подданных единый налог (на'иба), замещающий все
децентрализованные подати. Циничный и властный государь, он не постеснялся жестко расправляться с
мураби-тами и суфийскими шейхами, не принявшими его налоговой политики.
Мухаммед аш-Шейх пал в 1557 г. от рук турецких шпионов, подосланных к нему пашой Алжира.
При его сыне Абдаллахе аль-Галибе (1557—1574 гг.) Марокко продолжало свой антиосманский курс,
проводя политику альянса с Англией и испанскими Габсбургами. Неудовольствие мурабитов и суфиев
его линией на союз с «неверными» (против турок-мусульман) было лишь внешним, тем более, что два
брата шерифского султана — Абд аль-Малик и Ахмед — вскоре выехали в Стамбул и немало
послужили османским султанам Сулейману I и Мураду III. Главной же причиной конфликтов
Абдаллаха с мусульманскими обителями было его желание подорвать их экономическую и
политическую самостоятельность.
Абдаллаху наследовал его сын Мухаммед аль-Мутаваккиль (в европейских хрониках его
называли «Черный король», поскольку он происходил от негритянской наложницы). В том же году его
дяди, отличившись в Тунисе при взятии у испанцев
Ла-Гулетты (1574 г), получили от Мурада ПI деньги и войско для завоевания Марокко. Уже в
1576 г. Абд аль-Малик и Ахмед вторглись в пределы родины и свергли племянника, вынужденного
укрыться в Испании, а затем в Португалии. Здесь несостоявшийся чернокожий султан всячески
возбуждал энтузиазм португальского короля Себастиана — экзальтированного «паладина веры»,
склонного вновь утвердить португальское присутствие в Северной Африке. Тем временем Абд аль-
Малик, по старшинству принявший саадидский трон, активно и изобретательно создавал и обучал
шерифскую армию, несмотря на финансовые затруднения. Этот султан-авантюрист был хорошо
образован. Он владел турецким, испанским и итальянским языками; османская служба познакомила его
с передовой тактикой и вооружением империи. Кроме организаторских способностей, он проявил и
дипломатические, поддерживая добрые отношения с Англией, Францией и Испанией.
«Битва трех королей» (1578 г.) Ахмед аль-Мансур
Попытки Мухаммеда аль-Мутаваккиля взять реванш над дядей руками португальцев в итоге
увенчались «успехом», в конечном счете стоившим Португалии независимости. Весной 1578 г. король
Себастиан решил организовать завов"" вание Марокко. Решительное неодобрение военачальников и
короля Испании Филиппа II не остановило честолюбивого и порывистого португальского монарха.
Летом 1578 г. скромный по размерам экспедиционный корпус (20 тысяч человек) высадился на севере
Дальнего Магриба. Под командованием Себастиана было разношерстное и мало приспособленное к
войне в Африке войско: в него входили португальцы, испанцы, немцы, итальянцы, марокканцы, не
понимавшие языков друг друга. Кавалерия Себастиана была слаба, но зато в обозе следовали
громоздкие и тяжелые артиллерийские орудия. Медленность продвижения оккупантов позволила Абд
аль-Ма-лику и Ахмеду собрать легкую и мобильную 50-ти тысячную армию, воодушевленную духом
священной войны.
Силы противников сошлись 4 августа 1578 г. недалеко от марокканского города Эль-Ксар эль-
Кебир, у слияния рек Луккос и аль-Махазин. Португальцы атаковали первыми, но не смогли
развить свой успех из-за недостатка кавалерии. В ответ марокканцы, достигшие численного и
позиционного преимущества, нанесли решительные удары по флангам европейцев и обратили их в
бегство. В этот момент на побережье начался прилив и уровень воды в аль-Махазине резко поднялся. В
итоге большая часть христиан утонула или попала в плен. Себастиан и Мухаммед аль-Мутаваккиль
погибли в водах капризной реки, а Абд аль-Малик, тяжело заболевший перед битвой, скончался в
походном лагере еще до того, как определился ее исход. Его кончину тщательно скрывали до конца
сражения, которое получило свое название из-за гибели в ней трех государей; арабские же историки
назвали ее «битвой при алъ-Махазине». В итоге краха экспедиции Себастиана весь цвет португальской
знати погиб или попал в плен, и на 60 лет Португалия попала под власть Испании. Новым же султаном
Марокко прямо на поле боя был провозглашен брат Абд аль-Малика Ахмед аль-Ман-сур (1578—1603
гг.).
Этот правитель достойно воспользовался славой победы, которая превзошла все ожидания
марокканцев. Взяв в плен сотни знатных европейцев, он собрал огромные выкупы, за что получил
прозвище «аз-Захаби» (араб, золотой). Добыча позволила ему обеспечить благорасположение армии, а
престиж победителя, унаследованный от брата, заставил христианских государей относиться с
уважением к Марокко, которое с этих пор получило в Европе название «Шерифская империя». Ахмед
аль-Мансур был первым из Саадидов, кому удалось наполнить казну. Более того, он сам иногда давал
займы государям и банкирским домам Европы. Хотя в 80-х годах XVI в. марокканский сахар резко упал
в цене из-за появления на мировом рынке бразильского сахара, Ахмед аль-Мансур деятельно развивал
внешнеторговые связи Дальнего Магриба. Кроме того, он руководил контрабандой оружия и получал
доходы от пиратского промысла своих подданных. Наконец, для укрепления бюджета этот султан
увеличил ставки налогов, которые взимал очень энергично.
Ахмеда аль-Мансура по праву можно назвать наиболее выдающимся из саадидских государей
Магриба. Хотя ему доводилось идти на силовые меры — подавлять бунты в армии, раскрывать заговоры
завий и сдерживать волнения берберских племен, он не был привержен только грубой силе. Напротив,
этот государственный деятель (как его называли
современники, «ученый среди халифов и халиф среди ученых»), обладал высокой культурой и
широким кругозором. Воплотив политические принципы своих предшественников, он заложил
традиционные устои управления страной, сохранившиеся с небольшими изменениями вплоть до начала
XX в.
Шерифская империя в новое время представляла собой слабоцентрализованное государство или,
скорее, федерацию городов, горских обществ, оазисов и племенных территорий, управляемую
султанским правительством (махзеном). Особое значение для управления имела духовная власть
султана-шерифа. Главным элементом военной организации Марокко стали «военные племена» (гиш) —
освобожденные от дани и наделенные землей поселенцы, которых правительство часто перебрасывало с
места на место. Султаны правили страной, объезжая ее территорию и останавливаясь в столицах,
которых в истории Марокко всегда было несколько; не случайно, как гласит марокканская поговорка, «у
хорошего султана постель — седло, а балдахин — небо». Специфическую окраску всей общественно-
политической системе страны придавало наличие в ее пределах двух групп провинций: «земли
правительства» (биляд алъ-мах-зен) — подчиненных султану приатлантических равнин, населенных
арабскими племенами и непосредственно управляемых махзеном, и «земли львов» (биляд ас-сиба') —
полуавтономных труднодоступных областей в Рифе, по обе стороны Атласских гор, на границе Сахары
и на крайнем юге атлантического побережья, населенных арабскими и берберскими племенами и
управляемых опосредованно. Если в биляд алъ-махзен признавалась как духовная власть шерифов, так и
их светские права государей, то население биляд ас-сиба' считало султана-халифа своим духовным
вождем, но крайне неохотно выплачивало в его пользу налоги и не желало выставлять по его приказу
воинские контингенты. Поэтому кочующий двор султана в сопровождении вооруженных отрядов
постоянно совершал походы (харка, букв, прорыв) по провинциям страны, где повелитель Марокко
взыскивал подати, творил суд, делал кадровые назначения. Впрочем, в эпоху Ахмеда аль-Мансура
соперничество между этими частями Марокко еще не проявлялось открыто, как это произошло в XVII—
XVIII вв. Осмотрительность султана, его престиж и сила его армии сохраняли относительное единство
Дальнего Магриба.
Внешняя политика Ахмеда аль-Мансура была активной и многоплановой. В 1590—1591 гг. он
организовал завоевание Сонгайского государства, расположенного в Западном Судане (ныне
территории Мали, Нигера, восточной Мавритании). На время марокканские войска, составленные из
христиан и ренегатов, утвердили свою власть над городами Уаллата, Томбукту, Дженне и Гао, взяв
под контроль верхнее течение Нигера. Оккупанты активно эксплуатировали золотоносные и соляные
копи сонгаев, вывозили в Марокко тысячи темнокожих рабов. Марокканская казна в течение ряда лет
получала из Черной Африки колоссальные объемы дани. На средиземноморской арене Ахмед аль-
Мансур поддерживал дипломатические связи с беспокойными алжирскими соседями, мечтавшими
прибрать к рукам его атлантические порты, вел умеренную политику в отношении Стамбула,
обеспокоенного его могуществом, умело интриговал совместно с англичанами против Испании и
подчиненной ею Португалии. После гибели испанской «Непобедимой Армады» у британских берегов в
1588 г. султан даже разработал проект совместного с Британией завоевания и раздела Испании с
возрождением средневековых традиций мусульманской Андалусии. Однако почти одновременная
смерть королевы Елизаветы и Ахмеда (1603 г.) положили конец этим планам большой политики.
Уход Ахмеда аль-Мансура подорвал стабильность развития Марокко. Несметные богатства
марракешского двора, спокойствие и процветание приатлантических равнин, страх и уважение Османов
и Европы — все это было быстро сведено на нет в ходе многолетней борьбы наследников старого
султана за его власть. Начиная с 1612 г. Марракеш ослабил, а затем и вовсе прервал связь с
оккупационным корпусом в Западном Судане. В итоге дань из Судана перестала поступать, а
марокканские отряды на берегах Нигера превратились в разбойничьи шайки, постепенно смешавшиеся с
негритянским населением. Долговременные последствия завоеваний аль-Мансура оказались крайне
неблагоприятны как для Западного Судана, так и для Марокко, поскольку разгром Сон-гайской державы
и разграбление городов Верхнего Нигера нанесли тяжелый удар по транссахарской торговле. Ее пути в
XVII в. неуклонно смещались на восток, а их основные выходы к Средиземному морю пришлись уже не
на Марокко, а на территорию Алжира, Туниса и Триполитании.
Трагическая цепь интриг и братоубийственных столкновений между сыновьями Ахмеда аль-
Мансура — Зиданом, Абу Фарисом и Мухаммедом — привела Дальний Магриб в состояние
политической раздробленности. В первой половине XVII в. страна представляла собой пеструю мозаику
удельных княжеств, вольных торговых портов, пиратских респуб' лик, владений племенных вождей и
видных мурабитов. Власть всех троих претендентов была эфемерной: например, Зидан, обосновавшийся
в Марракеше, трижды изгонялся с престола и трижды с трудом восстанавливал свою власть (1603—1628
гг.). Анархию и развал государственного механизма усугубляли постоянные обращения саадидских
претендентов за помощью то к туркам, то к испанцам. Испанские войска периодически оккупировали
марокканские порты, стремясь сократить активность местных корсаров. Свою «лепту» в беспорядки и
кровопролитие внесли и изгнанные из Испании в 1609—1614 гг. потомки андалусских мусульман
(мориски). Они расселились на севере и западе страны и создали в Рабате олигархическую республику.
В 1626 г. Фес, отбиваясь от берберских племен и разбойничьих банд, полностью вышел из подчинения
Саадидам. В Марракеше, своей бывшей столице, Саадиды продержались несколько дольше? последний
из них, Ахмед аль-Аббас, был убит в 1659 г. в хо-* де дворцового переворота.
Становление династии Алауитов (Филалидов)
В середине XVII в. наследие разваливавшейся Саадидской династии стало предметом спора
между двумя политическими группировками: мурабитами из обители Дила', расположенной в
предгорьях Атласа, и шерифским родом Филалидов, обосновавшимся в присахарских оазисах
Тафилалет. Влияние мурабитов Дила' распространялось на воинственные берберские племена
Атласских гор. В противоположность им Филалиды, или Алауиты (т. е. Алиды — потомки Али, зятя
пророка Мухаммеда и дочери пророка Фатимы) в своих притязаниях делали ставку на поддержку
жителей юга страны. История Алауитов восходит к некоему Хасану ад-Дахилю (Пришельцу), который
происходил из аравийского порта Янбо и поселился в Тафилалете в начале XIII в. В течение
нескольких столетий престиж Алауитов в оазисах был высок, однако никакой политической
роли в местных делах они не играли. Только в ходе междоусобиц, последовавших за распадом
саадидского государства, жители Тафилалета избрали своим главой Мухаммеда Али аш-Шерифа из
алауитской семьи (1631—1635 гг.). С трудом отстояв независимость родных оазисов от дила'итов, он в
силу преклонного возраста и болезней вскоре отказался от власти в пользу своих детей.
Три сына основателя династии способствовали становлению Алауитов в качестве правящей в
Марокко военно-политической силы. Старший из них, Мулай Мухаммед (1635—1664 гг.) планомерно
вытеснил дила'итов с юга страны, смог подчинить Та-филалету бедуинские племена и взял под контроль
цепь населенных пунктов в Присахарье. Позже со своими соратниками он даже вторгся в Западный
Алжир, захватил и разграбил районы Уджды и Тлемсена и вынудил янычарских вождей Алжира
вступить с ним в переговоры о разделе территории. Его авторитет в Дальнем Магрибе заметно вырос, а в
1649 г. жители Феса даже призвали его на помощь против старых противников — мураби-тов Дила'.
Однако он не смог удержаться в северной столице при наступлении дила'итов и ни с чем вернулся в
Тафилалет. Тем временем второй сын Мухаммеда Али аш-Шерифа — Мулай Рашид — вступил в
соперничество с братом, бежал на восток страны и сплотил там степные племена. Конфликт братьев
закончился в 1664 г. битвой их сторонников на берегу р. Мулуя в Восточном Марокко. В этом сражении
Мулай Мухаммед погиб.
Несмотря на победу над братом, Мулай Рашид все еще был далек от владычества над Марокко.
Тем не менее он энергично развернул борьбу за его признание султаном на всем севере страны. В 1666
г., разгромив всегда непокорных горцев Рифа, Рашид вступил в Фес. Столичные богословы-алижы и
население, крайне уставшие от бесконечного разбоя и анархии, провозгласили его султаном Марокко с
надеждой на скорейшее установление мира и порядка. Таким образом, Мулай Рашид был обязан своей
морально-политической победой не поддержке мурабитов и суфийских братств, а военному
превосходству своих отрядов. В силу этого обстоятельства он вовсе не церемонился с мурабитской,
племенной или корсарской оппозицией.
Расширяя свои владения, султан в 1668 г. столкнул свои силы с главным врагом Алауитов —
армиями мурабитов Дила', владевших всеми предгорьями Атласа и контролировавшими
атлантический порт Сале. Трудная многочасовая битва закончилась победой шерифа, и обитель
духовных властителей Атласа была снесена. На следующий год Рашид изгнал из окрестностей Танжера
еще одного противника — выдающегося корсарского командира Гайлана, безраздельно владевшего
северо-западом страны. Поддержка турок и англичан не помогла на суше прославленному пирату, и ему
пришлось уйти со своими сторонниками в Алжир. Затем, продвигаясь в южном направлении,
деятельный султан вторгся в бывшую саадидскую столицу — Марракеш. Там после убийства
последнего Саадида всеми делами заправляли вожди кочевых племен. Не договорившись с ними миром,
Мулай Рашид устроил двухнедельную резню оппонентов на улицах полуразрушенной «жемчужины
юга». Наконец, выступив из Марракеша в южные горы, Рашид добрался до исторической родины его
предшественников-Саадидов — при-атлантической долины Сус. Здесь его негостеприимно встретили
местные мурабиты, бывшие подлинными властителями крайнего юга; они были столь самостоятельны,
что даже чеканили собственную монету. В 1670 г., осадив и взяв штурмом их горное гнездо — скалу-
крепость Иллиг, Мулай Рашид покончил с могуществом последнего соперника на пути к власти.
Круг завоевательных походов на этом замкнулся, и Дальний Магриб был объединен под властью
Алауитов. Рашиду не удалось прибрать к рукам только несколько атлантических портов, в том числе
Танжер. Этот укрепленный город был в то время собственностью английской короны, поскольку король
Карл II Стюарт получил его в качестве приданого за португальской принцессой Екатериной Браганца.
По иронии судьбы султан-завоеватель, переживший десятки жестоких сражений, погиб в 42 года
от несчастного случая. Летом 1672 г. в его бытность в Марракеше лошадь, на которой он ехал, вдруг
понесла, и при падении он насмерть разбился о дерево. Таким образом, кратковременное и заполненное
походами и сражениями царствование Мулай Рашида создало реальные контуры алауитской власти.
Мулай Исмаил (1672—1727 гг.). Междуцарствие
Рашиду наследовал третий из сыновей основателя династии — Мулай Исмаил (1672—1727 гг.).
Немногие из мусульманских правителей пользовались столь громкой
славой на Западе, как этот целеустремленный и властный государь, впервые после Ахмеда аль-
Мансура объединивший Марокко и наведший невиданный до его правления порядок в государственных
делах. Он вступил на престол в 26 лет и скончался на нем же глубоким стариком.
Европейские источники сохранили колоритный облик этого выдающегося монарха. Худощавый,
высокий, светлокожий шатен с раздвоенной бородкой, Исмаил поражал современников жгучим
проницательным взглядом, живостью ума, порывистостью движений и большой физической силой:
даже в возрасте шестидесяти лет он вскакивал на коня одним прыжком. Вспыльчивость и жестокость
шерифского султана также вошли в Марокко в поговорку: всякая неудача или конфликт приводили его в
бешенство, а его гнев на придворных нередко заканчивался убийством провинившегося. Исмаил
страстно любил деньги и редко останавливался перед преступлением, чтобы пополнить казну или
личный бюджет. В то же время в быту он был экономен и питал презрение к роскоши и чревоугодию.
Лишь в одном он не отказывал себе на протяжении всей жизни — в любви к женщинам. В его гареме
жили более 500 наложниц всех цветов кожи, включая европеек знатного происхождения, а число только
его сыновей к концу правления достигло семисот. Сильный темперамент султана, его неистощимая
энергия и выдумка проявлялись и в военном деле: он находил удовольствие в войнах, не щадил себя и
отличался отвагой. Все эти качества своеобразно сочетались в его характере с пылкой набожностью.
На протяжении своего полувекового правления Исмаил преследовал две главные цели —
отстоять независимость Дальнего Магриба от покушений турок и европейцев и обеспечить
экономическое развитие страны. Это предопределило его желание централизовать власть и укрепить
военную мощь государства. Вскоре после восшествия на престол, омраченного войной с рядом
роственников-претендентов, Мулай Исмаил решил создать регулярное войско, которое, подобно
османским янычарам, не имело бы корней в стране и было бы связано только с особой султана. Это
войско он сначала набирал из темнокожих невольников Западного Судана, а затем наладил его
воспроизводство: в специальных лагерях молодым воинам выдавались в жены юные негритянские
рабыни, и их дети были солдатами по рождению. Физическая
подготовка, обучение ремеслам, изучение оружия и военной тактики начинались для них с 10-
тилетнего возраста, а в 15 лет молодые воины вступали в брак. Дав жизнь следующему поколению, они
приступали к службе, длившейся всю их жизнь. Всего негритянская армия, получившая название абид
(араб, рабы), насчитывала до 150 тысяч человек. Хорошо зная непокорность своей страны, Исмаил
разместил постоянные гарнизоны новых войск в укрепленных опорных пунктах (касбах). Десятки этих
небольших крепостей строились в мятежных районах, вдоль главных торговых путей, а также
поблизости от крупных городов. Главной задачей командиров гарнизонов было наблюдение за
общественным порядком в зоне своей ответственности и подавление любых выступлений против
султанской власти.
Создав мощную и хорошо вооруженную профессиональную армию, Исмаил проводил активную,
хотя и не всегда успешную внешнюю политику. Он приложил немало усилий для того, чтобы
освободить марокканское побережье от европейцев. В 1684 г. после длительной осады и постоянных
нападений он вынудил англичан эвакуироваться из Танжера. Впрочем, немалую лепту в успех шерифа
внес британский парламент, отказавший Карлу II в средствах на укрепление города. В 80-х — 90-х
годах XVII в. султан отобрал у испанцев приатлантические крепости Лараш, Арсилу и Ультрамар
(Маамуру). Таким образом, на атлантическом фасаде страны осталась одна европейская военная база
(португальский Мазаган), но испанцы еще держались на средиземноморском побережье в крепостях-
пресидиос, крупнейшими из которых были Сеута и Мелилья.
Другим очагом напряженности был при Мулай Исмаиле северо-восток, где шерифское войско
часто сталкивалось с янычарскими отрядами алжирских деев. Стремясь отобрать у турок богатые
западноалжирские провинции Тлемсена и Орана, султан напал на соседей в 1679 г., но меткий огонь
турецкой артиллерии и сильное сопротивление янычар вынудили его отступить. Не сумев одолеть
алжирцев в одиночку, Исмаил договорился в 1692 г. о совместном выступлении с беем Туниса, однако и
здесь его ждала неудача — несогласованность действий союзников подвела их. Наконец, в 1701 г.
Исмаил предпринял самую решительную попытку проникнуть в центр алжирского государства. На
берегах реки Шелиф
он потерпел от турок сокрушительное поражение, был ранен и едва не попал в плен. После этого
султан прекратил пограничные войны, признал сложившееся положение дел и построил цепь крепостей
для прикрытия границы с Алжиром.
Защищая целостность страны, Мулай Исмаил проявлял немало внимания к развитию торговли.
Явно предпочитая торговлю пиратству, шериф благоприятствовал выкупу христианских пленников,
расширял порты, следил за безопасностью дорог, разрешил европейцам вывоз металлов,
монополизировал торговлю другими товарами, взимая 10% их стоимости в виде налогов. Играя на
противоречиях между европейскими державами, он в 1682 г. подписал договор с Людовиком XIV о
свободе мореплавания и торговли, но в начале XVIII столетия уже благоволил к англичанам. Интерес
Мулай Исмаила к Англии заметно усилился после того, как британцы в ходе войны за испанское
наследство (1701—1714 гг.) овладели крепостью Гибралтар и создали там военно-морскую базу, тем
самым усилив контроль над проливом. С тех пор торговля с Марокко надолго стала фактически
британской монополией.
Самым грандиозным проектом этого монарха, призванным доказать подданным его могущество,
стало создание нового столичного города — Мекнеса. Этот малозаметный старинный городок, стоящий
на возвышенности к юго-западу от Феса среди оливковых плантаций и фруктовых садов, стал при
Исмаиле гигантской стройкой. Тысячи рабов и преступников под контролем чернокожих воинов
воздвигали здесь роскошные дворцовые комплексы, террасные сады, мечети, рынки, резиденции
чиновников, казармы, конюшни, мастерские и зернохранилища. Для украшения своей новой столицы
Исмаил выписывал европейских архитекторов и лучших мастеров со всех концов Шерифской империи.
Своим подданным, желавшим перемещаться по дорогам и вести торговлю, султан вменил в обязанность
изымать строительный камень из обветшавших зданий и отвозить его в Мекнес. Мулай Исмаил сам
нередко появлялся на стройке с киркой в руках и подавал пример в работе. Впрочем, он был весьма
суров к нерадивым исполнителям и однажды разбил о голову начальника стройки десяток кирпичей,
показавшихся ему слишком тонкими.
На протяжении своего правления Исмаил сделал почти невозможное для традиционного
Марокко — распространил
влияние и контроль правительства на всю территорию страны. Даже племена Высокого Атласа,
веками не признававшие никакой внешней власти, вынуждены были временами ему подчиняться. Все
вопросы он решал единолично, не терпел возражений и уважал только собственное желание. Железная
воля и неразборчивость в средствах сделали террор философией его внутренней политики. Конфискации
имущества, депортации и казни — таковы были проявления его власти. Скорый на расправу, шериф,
впрочем, был гибок и не стеснялся в случае необходимости брать к себе на службу разгромленного
противника, как он делал с суфийскими наставниками, поднимавшими против него мятежи.
Строгая централизация власти и государственная дисциплина, введенные Мулай Исмаилом,
столь явно противоречили традициям Дальнего Магриба, что сразу же после смерти султана (1727 г.) его
режим рухнул. Горские племена освобождались от государственных налогов и спускались на равнины
для грабежа, в городах разгорались бунты, кочевники организовывали набеги на плодородные
приатлантические равнины и ввязывались в распри с их населением. Но, главное, многочисленные
сыновья Исмаила при поддержке суфийских братств и мурабитов начали затяжную борьбу за
престолонаследие, известную как междуцарствие или Тридцатилетняя смута (1727—1757 гг.).
В ходе этого длительного братоубийства ключевую роль сыграли «черные преторианцы»
Исмаила, осознавшие, что они являются единственной организованной силой в Дальнем Маг-рибе. При
их участии дети Исмаила часто менялись на престоле. В частности, законный эмир-наследник Мулай
Абдаллах в ходе боевых действий был четыре раза низложен (1728, 1735, 1736, 1745 гг.) и пять раз
призван на правление (1727, 1729, 1736, 1740, 1745 гг.) различными общественно-политическими
силами. Все это время Дальний Магриб оставался театром борьбы между темнокожими гвардейцами-
абид, остававшимися хозяевами положения, горожанами Феса и Марракеша, привилегированными
служилыми арабскими племенами и берберскими кочевниками. Возобновление кочевых миграций,
частое разорение городов противоборствующими сторонами, засухи и голодный мор, поразившие
страну в 40-х годах XVIII в., поставили под вопрос не только объем власти Алауитской династии, но и
само ее существование.
Марокко в середине XVIII — начале XIX в.
Длительное междуцарствие и анархия вновь, как в эпоху становления алауитского государства,
раздробили Дальний Магриб на племенные территории, земли вольных портовых городов, владения
влиятельных мурабитов и удельные княжества членов династии. Вторая половина XVIII — начало XIX
в. прошли в Марокко под знаком высокой социальной динамики и политической нестабильности.
Нередкие в это время войны, эпидемии и кочевые миграции ослабляли социально-иерархические
представления в массовом сознании. Однако позиции племенного уклада в общественной жизни
оставались незыблемыми. Общинное землевладение преобладало в Шерифской империи над частным и
государственным, а кровнородственные отношения предопределяли жизненные приоритеты и ценности
населения как в сельской, так и в городской среде.
Система управления Марокко также мало изменилась со времен Саадидов. Несмотря на все
усилия шерифских властителей, Дальний Магриб слабо поддавался централизации. Наместники
провинций были почти независимы от центра, а подчиненная власти султана территория редко
превышала
1
/
3
площади Марокко. Духовная власть шерифских правителей признавалась марокканцами
повсеместно, тогда как их претензии на сбор налогов решительно отрицались населением
труднодоступных Атласских гор и полупустынных областей юга. Поэтому управление страной по-
прежнему осуществлялось в традиции «кочующего двора». В XVIII—XIX в. Марокко имело четыре
столицы — Фес, Марракеш, Рабат и Мекнес — и в каждой из них султан пребывал по несколько
месяцев в году, постоянно перемещаясь с семьей, приближенными и армией по провинциям своего
султаната и взимая налоги. Слабость внутрихозяйственных связей, кочевые миграции и межплеменные
столкновения чрезвычайно затрудняли деятельность султанской администрации.
Равновесие между противоборствующими силами Тридцатилетней смуты удалось восстановить
лишь внуку Мулай Исмаила — Сиди Мухаммеду ибн Абдаллаху (1757—1790 гг.). Усталость
населения от войн и ослабление мощи негритянской гвардии позволило этому незаурядному правителю
постепенно восстановить мир и относительный порядок в стране.
В своих объединительных усилиях новый султан не мог полагаться на проведение силовой
политики, поскольку его военные силы были незначительны. Поэтому он пользовался своим шерифским
престижем, который был довольно высок, а также междоусобицами суфийских братств и берберских
племен. Прибегая к дипломатии, Сиди Мухаммед стремился привлекать братства и мурабитов на свою
сторону, одновременно поддерживая конфликты и расколы между ними. В итоге часть суфийских
объединений Марокко была оттеснена в Западный Алжир и Присахарье, а другие привлечены к
управлению государством.
Внешняя политика Сиди Мухаммеда была сориентирована на широкие контакты со внешним
миром, тем более что выгодное географическое положение Дальнего Магриба и его природные ресурсы
привлекали постоянное внимание европейских держав. Развивая морскую торговлю, султан восстановил
порты на атлантическом побережье и даже возвысил один из них (Рабат) до звания столичного города.
Он стремился не только привлекать в Марокко иностранных торговцев и сделать товарообмен
источником постоянного дохода, но и диверсифицировать внешнеторговые связи.
На протяжении своего правления Сиди Мухаммед заключил договоры о дружбе и торговле с
Данией (1751 и 1765 гг.), Швецией (1763 г.), Францией и Испанией (1767 г.), Португалией (1773 г.),
США (1786 г.) и рядом других стран. Освободив Мазаган от португальцев (1769 г.), султан озаботился
оживлением коммерции на юге страны. По его указаниям на побережье Атлантики, в месте, где
сопрягались океанические и караванные пути, был выстроен новый город-порт Могадор,
спроектированный французским архитектором. К концу правления Сиди Мухаммеда этот город стал
крупнейшим рынком Марокко, монополизировавшим торговую активность южных и центральных
регионов страны. В целом за 70-е годы XVIII в. объем марокканской внешней торговли возрос с 7 до 17
млн франков, но частые засухи, эпидемии и налеты саранчи, поразившие страну в конце столетия,
помешали поступательному развитию экономики Шерифской империи.
Объединительные усилия Сиди Мухаммеда получили продолжение в политике его сына Мулай
Слимана (1792—1822 гг.). После кратковременного пребывания на престоле его старшего брата Мулай
Язида (1790—1792 гг.) Марокко вновь оказалось в полосе бунтов и мятежей, воскресивших в памяти
марокканцев события Тридцатилетней смуты. Слиман же для восстановления порядка в стране
обратился к опыту своего отца и провел в начале XIX в. ряд реформ, направленных на ликвидацию
автономии суфийских братств и вольницы берберских племен. Однако марокканский султан, подражая
аравийским Саудидам, прибегнул не к дипломатии, а к насильственному очищению марокканского
ислама от «порицаемых нововведений», к которым он причислил многие стороны мистической
практики.
Проваххабитские меры Мулай Слимана вызвали ожесточенное противодействие со стороны
влиятельных местных мурабитов и суфийских братств. Лидеры марокканских мистических объединений
обладали безраздельным авторитетом у населения, а их учения органично вписывались в систему
народных верований и культов. Духовная общность и разветвленная организация братств делали
суфийских шейхов грозными противниками на политической арене. Как только монарх-реформатор
нарушил хрупкий баланс в отношениях государства и деятелей «народного ислама», суфийские братства
вместе с берберскими племенами составили антисултанскую оппозицию. В стране разразилась
десятилетняя религиозная война 1812—1822 гг., кульминацией которой стало Фес-ское восстание 1820
г. В итоге Мулай Слиман вынужден был прекратить все реформы и отречься от трона.
После краха непримиримой к суфизму программы Мулай Слимана новый султан Мулай Абд ар-
Рахман (1822—1859 гг.) постарался завоевать доверие шейхов братств и крупных мурабитов. Возврат
Мулай Абд ар-Рахмана к патерналистской политике в отношении духовных вождей Марокко закрепил
архаичные политические порядки саадидской эпохи еще на несколько десятилетий. В отношении
внешнего мира Слиман и Абд ар-Рахман совершенно отступили от курса Сиди Мухаммада.
Сосредоточив в первой трети XIX в. свои усилия на внутренней жизни страны, эти монархи пытались
проводить изоляционистскую политику. Стремление алауитского двора к автаркии поддерживалось и
внешнеполитическим положением Шерифской империи, которое в конце XVIII — начале XIX в. было
вполне стабильно. В этот период внимание Европы было поглощено событиями Великой французской
революции, а поражение испано-французского флота при
Трафальгаре (1805 г.), британская блокада Средиземноморья и наполеоновские войны отсрочили
начало прямой экспансии колониальных держав в Магрибе еще на двадцать лет.
Войны с Францией и Испанией. Усиление европейского влияния
Новый этап европейского проникновения в Марокко начался во второй трети XIX в. вместе с
оккупацией французскими экспедиционными силами прибрежной полосы Алжира (1830 г.). Переход
Франции к прямым территориальным захватам в Магрибе вызвал открытое сопротивление как в самом
Алжире, так и в сопредельных странах. Марокканский двор активно поддержал начавшееся в 1832 г.
повстанческое движение алжирцев под руководством Абд аль-Кадира. Поток денежных сумм, а также
безвозмездные поставки оружия и лошадей из Марокко заметно укрепили позиции антииностранных
сил в Алжире. Более того, с 1839 г. Мулай Абд ар-Рахман предоставил алжирцам возможность укрыться
в Марокко и организовать базу для военных операций на ал-жиро-марокканской границе. В свою
очередь, французские войска, преследуя отряды Абд аль-Кадира, стали вторгаться на марокканскую
территорию.
Летом 1844 г. между французским экспедиционным корпусом и султанской армией произошло
крупное сражение на реке Исли. Шерифские войска потерпели в этой битве сокрушительное поражение,
что позволило французскому флоту безнаказанно бомбардировать Танжер и Могадор. Мир с Францией,
вскоре подписанный в Танжере, обязал Мулай Абд ар-Рахмана отказаться от помощи алжирским
повстанцам. Но главный итог скоротечной франко-марокканской войны 1844 г. состоял в том, что она
обнажила неэффективность военной организации марокканского государства. В течение 250 лет после
«битвы трех королей» марокканцы не знали поражений на своей территории, и даже Наполеон после
завоевания Испании не решился предпринять экспедицию в соседнее Марокко, предпочитая далекий
Египет. Но теперь представления европейцев о непобедимости шерифского оружия рассеялись, и уже в
1848 г. испанцы осмелились захватить у Алауитов острова Чафаринас.
Начиная с 40-х годов XIX в. судьбы алауитского султаната предопределялись не на полях
сражений, а в кабинетах европейских политиков. Мулай Абд ар-Рахману и его преемникам отныне
оставалось положиться только на использование противоречий между Англией, Францией и Испанией в
их магрибинской политике. Например, крушение марокканской армии в битве при Исли было
скомпенсировано деятельной дипломатической поддержкой Великобритании. Лондон, не
заинтересованный в успехах конкурентов, не допустил прямых захватов Францией марокканской
территории. Однако в обмен на свою поддержку британцы в 1856 г. навязали алау-итскому двору
неравноправный договор о свободе торговли и мореплавания, заметно ограничивший суверенитет
страны. Согласно этому документу Мулай Абд ар-Рахману пришлось упразднить часть
правительственных монополий, разрешить английским коммерсантам приобретать земли и
недвижимость в Марокко, предоставить им торговые привилегии, в том числе освобождение от
таможенных пошлин.
Таким образом, ослабление шерифского государства привело к встречным претензиям западных
держав на особое положение в стране. Уже во второй половине 1850-х годов утверждение британских
позиций в Марокко побудило к решительным действиям Испанию. В 1859 г. 50-ти тысячный испанский
корпус высадился на севере страны. В ходе испано-марокканской войны 1859—1860 гг. испанцы
захватили часть Северного Марокко с городом Тетуан и округ Ифни на атлантическом побережье.
Великобритания вновь пришла на помощь Алауитам: вмешавшись в мирные переговоры, англичане
заставили захватчиков отказаться от большинства приобретений в Марокко, в том числе Тетуана.
Однако испанское правительство выговорило взамен крупную контрибуцию, для выплаты которой
махзен был вынужден прибегнуть к долгосрочному займу у английских банков. В его обеспечение были
отданы
3
/
4
доходов от марокканских таможен, что привело шерифов к еще большей зависимости от
Европы. Кроме того, Испания в 1861 г. добилась подписания торгового договора с Марокко,
воспроизводившего условия англо-марокканского договора 1856 г.
Последняя треть XIX столетия ознаменовалась в Марокко дальнейшим усилением европейского
присутствия. В 60-х — 70-х годах XIX в. под нажимом Запада алауитские султаны были вынуждены
заключить целую серию неравноправных договоров
с Австро-Венгрией, США, Нидерландами, Бельгией и другими странами. Все эти державы
вслед за Францией и Испанией получили капитуляционные права, и их подданные на территории
шерифского государства обладали судебным и налоговым иммунитетом. Более того, эти договоры
предусматривали подобные права и для так называемых «защищенных лиц» (франц. protege) — местных
жителей, находившихся на службе у проживавших в Марокко европейцев. На имя своих «протеже»,
пользовавшихся консульским покровительством, иностранцы могли свободно приобретать
недвижимость и землю, заключать коммерческие сделки. Таким образом державы Европы создали из
числа племенных лидеров и купцов разветвленную сеть «туземной агентуры», фактически
неподвластной алауитскому двору. Неравноправные договоры с Европой также устранили еще один
важный элемент суверенитета Марокко — таможенные барьеры. В 60-х — 70-х годах XIX в. торгово-
промышленные компании Испании, Португалии, Франции, Великобритании расширили свой доступ на
марокканский рынок. В страну массово ввозилась качественная и дешевая европейская продукция, что
оказало угнетающее влияние на местную кустарную промышленность (особенно производство текстиля
и обработку металлов).
Реформы 60-х — 70-х годов
Постоянная угроза единству и суверенитету Дальнего Магриба, исходившая от христианского
мира, все чаще вынуждала шерифских монархов отступать от традиционной политики самоизоляции.
Стремясь адаптировать страну и общество к новым условиям существования и желая организовать
отпор нажиму Запада, султаны Сиди Мухаммед ибн Абд ар-Рахман (1859— 1873 гг.) и Мулай Хасан
(1873—1894 гг.) провели ряд административных, военных и финансово-экономических реформ. Общая
направленность их усилий напоминала об идеях Мухаммеда Али. Подобно великому египетскому
реформатору, марокканские султаны стремились достичь эффективности государственного управления,
упорядочить сбор налогов, усилить дисциплину в государственном аппарате. Например, при Мулай
Хасане 18 крупных административно-территориальных единиц (каида-тов) были разделены на 330
мелких с целью ослабить амбиции их руководителей — племенных вождей и мурабитов. Другим
ударом по патриархальным традициям шерифского государства стали военные реформы,
предусматривавшие набор новых подразделений в городах. С одной стороны, эти реформы сократили
обычное для Марокко влияние военных племен (гиш) на политику двора. С другой стороны,
обновленная часть султанского войска оснащалась по европейскому образцу: для нее закупалось
вооружение, приглашались миссии европейских инструкторов, а молодые офицеры обучались в Европе
тактике, строевому, инженерному и артиллерийскому делу. Наряду с военно-технической
модернизацией Сиди Мухаммед ибн Абд ар-Рахман и Мулай Хасан уделяли внимание развитию
экономики Дальнего Магриба. В марокканском правительстве этой эпохи были подготовлены проекты
улучшения дорожной сети, строительства мостов и портовых сооружений, создания государственных
плантаций хлопка и сахарного тростника, а на их основе — хлопкового и сахарного производства,
разработки месторождений угля, железных, свинцовых и медных руд. Стремясь упорядочить денежное
обращение в султанате, Мулай Хасан начал чеканку новой унифицированной монеты (риал хасани).
Несмотря на масштабность планов этих двух монархов, большинство их реформ были ограниченны и
имели лишь краткосрочные последствия. Высокая стоимость нововведений и нестабильность
марокканской денежной системы постоянно сводили на нет большинство их усилий. Отсутствие у них
воли к новой политической организации государства с неизбежностью привело к воспроизводству в их
реформах традиционной для Марокко модели «кочующего двора» — мобильного, но рудиментарного
правительства, сопровождавшего султана в его разъездах по стране. Даже достижение ими некоторых
успехов не смогло приостановить развитие главной тенденции в развитии Марокко второй половины
XIX в. — интернационализации вмешательства европейских держав во внутренние дела султаната.
Мадридская конференция (1880 г.). Марокко в конце XIX в.
Выгодное географическое положение Шерифской империи У выхода из Средиземного моря в
Атлантику и значительные природные богатства страны не только привлекали внимание колониальных
держав, но и усилили в конце XIX в.