Родригес А.М. Новая история стран Азии и Африки. XVI-XIX вв. Часть 3
Подождите немного. Документ загружается.
же нового султана Абу Абдаллаха Мухаммеда V (1494—1526 гг.) навязать свою власть бедуинским
племенам обернулись для Хафсидов сокрушительным поражением. Своеволие армии, мятежи бедуинов
и соперничество дворцовых клик привели к распаду хафсидского государства на множество удельных
княжеств, племенных территорий и городских пиратских республик. Бизерта, остров Джерба и другие
базы корсарского промысла выступали в лучшем случае как своевольные вассалы султана. На свой
страх и риск они снаряжали военно-морские экспедиции против христианских Испании, Франции,
Италии. Особенный размах пиратство, освященное флагом «священной войны» (джихада), получило в
конце XV в., когда испанские войска уничтожили последний оплот ислама на Пиренейском полуострове
— Гранадский эмират (1492 г.) и с новой силой продолжили изгнание арабов из Испании. В результате
бурных событий конца XV — начала XVI в. Тунис не только лишился единой государственной воли и
превратился в пеструю политическую мозаику, но и оказался на острие политических интересов
крупнейших держав Средиземноморья того времени — Испании и Османской империи.
Турецко-испанская борьба за Тунис
Широкомасштабное вмешательство в магрибинские дела, развернутое королем Арагона
Фердинандом II в начале XVI в., поначалу затронуло Тунис лишь своим краем. Однако уже
в 1511 г. испанцы предприняли попытку уничтожить убежища корсаров на Джербе, а в 20-х
годах XVI в. порты Туниса становятся резервной базой для турецких пиратов, ведших отчаянную
борьбу с испанцами и хафсидскими наместниками в соседнем Алжире. В эти годы лидер алжирских
корсарских группировок Хайраддин Барбаросса укрепил свои позиции в Среднем Магрибе и обратил
свои планы на захват восточного магрибинского побережья. В Тунисе у него было немало сторонников,
в основном среди мусульманского духовенства, крестьян и городских низов. В то же время новый
хафсидский султан Мулай Хасан (1526—1543 гг.), взошедший на свой шаткий престол при поддержке
городских элит и чиновной знати, предпочитал лавировать между Испанией и Османской империей для
сохранения своей власти.
Испано-турецкое противостояние в Тунисе приняло драматический оборот в середине 30-х годов
XVI в., когда Хайраддин при помощи Стамбула и местных повстанцев совершил нападение на Тунис. В
1534 г. он взял Бизерту, Ла Гулетт (ныне Хальк-эль-Уэд) и после недолгого боя вступил в столицу.
Султан Мулай Хасан вынужден был бежать на юг страны, откуда обратился за помощью к королю
Испании и императору Священной римской империи Карлу V. Это предательство дела ислама
окончательно похоронило последние останки авторитета Хафсидов среди тунисцев. Напротив, турецкие
войска и корсарские флотилии представали в их глазах как силы, ведущие «священную войну» с
неверными за истинный халифат. Вскоре Хайраддину удалось разместить свои гарнизоны в Кайруане и
городах побережья.
Успехи турок в Тунисе обеспокоили католический Запад. Уже на следующий год Карл V
снарядил огромный флот (более 400 кораблей) и высадил на тунисском побережье 30-тысячную армию,
состоявшую из испанских, итальянских и немецких полков. В июле 1535 г. испанцы заняли Ла Гулетт, а
затем Тунис и учинили в хафсидской столице резню, стоившую Жизни трети ее населения. Мулай
Хасан, вернувшийся на Родину в обозе завоевателей, уже не владел ситуацией в стране. В августе он
подписал договор о протекторате, который позволял испанцам беспрепятственно селиться, торговать
и
отправлять религиозный культ на территории Туниса.
Как показали последовавшие события, реванш над Барбароссой, вызвавший ликование
христианского мира, на самом
деле ничего не решал. Для Карла V завоевание Магриба казалось настолько рискованным
предприятием, что он ограничился постройкой крепости в Ла Гулетт и предоставил Мулай Хасану
самому заботиться о своей власти. Эта власть в 30-х — 40-х годах была чисто номинальной и
распространялась только на территории, контролируемые испанцами. Народное неприятие правления
Хафсидов и анархия в стране отдали южные и центральные районы Туниса под власть местных
духовных лидеров (мурабитов) и вождей исламского братства Шаббийя, укрепившихся в Кайруане.
Одна вспышка антииспанских беспорядков следовала за другой. Повстанцам содействовали остатки
экспедиционного корпуса Хайраддина Барбароссы и экипажи турецких корсаров. Среди них особо
прославился сподвижник Хайраддина — Доргут-ра'ис, создавший на восточном побережье Туниса
повстанческое государство со столицей в Махдии.
В своих предприятиях Доргут пользовался полной поддержкой османских властей. Турецкие
султаны той эпохи — Сулейман I и Мурад III — уделяли судьбе Туниса серьезное внимание. Дело в
том, что это небольшое владение не только отделяло западную акваторию Средиземного моря (где
господствовала католическая Испания) от восточной (находившейся под властью Османской империи),
но и как бы вклинивалось между двумя бастионами турок, находившимися в Алжире и Триполи.
Поэтому обладание Тунисом давало возможность закрепиться на морских путях Западного
Средиземноморья и держать в напряжении торговлю противника.
Военно-морская поддержка Османской империи позволяла Доргуту уверенно чувствовать себя в
течение двух десятилетий соперничества с испанцами. В конце 1550-х годов он смог объединить южную
и центральную части Туниса, и только его гибель при осаде турками Мальты (1565 г.) приостановила
тунисский джихад. Дело Доргута продолжил турецкий глава (бейлербей) Алжира Ульдж Али —
итальянец, принявший ислам. Отбросив слабые хафсидские ополчения от тунисской столицы, он в 1569
г. укрепился в ней, оставив в руках испанцев только крепость Ла Гулетт.
Казалось бы, ничто уже не могло помешать объявлению Туниса провинцией (эйалетом)
Османской империи. Однако перипетии морской войны смешали планы Стамбула. В 1571 г. флот
Антитурецкой лиги, объединившей Испанию, Папскую
область и Венецию, нанес туркам сокрушительное морское поражение при Лепанто. Ответом
Османской империи стал захват Кипра, принадлежавшего Венеции (1572 г.). «Встречный ход»
испанцев был сделан в Тунисе: в октябре 1573 г. победитель турок при Лепанто Хуан Австрийский
неожиданно подступил к городу Тунис и взял его почти без борьбы, возведя на престол последнего
хафсидского султана Мулай Мухаммеда (1573—1574 гг.)- Вести из Африки побудили Стамбул
поставить точку в долгой изнурительной борьбе. В июле 1574 г. огромный флот из 320 кораблей
высадил в Тунисе 40-тысячную турецкую армию под командованием Синан-паши. Ожесточенное
сопротивление испанцев в столице и Ла Гулетт дорого обошлось туркам, однако в сентябре битва за
город Тунис завершилась их полным триумфом, положившим конец династии Хафсидов и испанскому
господству в стране.
Смутное время в Тунисе
Победа турок установила в Тунисе османские политические порядки. Вся полнота власти
формально была сосредоточена в руках официального наместника султана (паши) и верховного
мусульманского судьи (кади). Они управляли страной совместно с военно-политическим коллегиальным
органом (диваном), в состав которого входили высшие военачальники и мусульманские духовные лица
(алимы). Власть паши основывалась на военной силе янычарского войска (оджака), набираемого
сначала из турок, а позже из левантинцев (выходцев из Восточного Средиземноморья). Немалую роль в
политической иерархии Туниса играли офицеры османского флота, корпорация пиратских капитанов, а
также привилегированные военные формирования из числа тунисских племен, на которые турки
возложили сбор налогов с остальной части населения.
Первоначально ведущее положение во внутренней политике Туниса занимали янычары. Уже в
первые годы турецкого правления янычарский оджак показал свою силу и амбиции
в
ходе
демократического военного переворота 1590 г. В этом
Го
ДУ верхушка эйалета была свергнута за
злоупотребления
в
ластью, а к власти пришло янычарское правительство из
40 низших офицеров (деев). Неудобство коллективного правления (каждый деи в равной степени
обладал политическими полномочиями и правами, в том числе правом вето) привело к тому, что в 1594
г. из среды деев был избран один, сосредоточивший всю полноту власти. Очень скоро деи установили
режим единоличного пожизненного правления. Диван при них превратился в совещательное собрание, а
роль паши была низведена до представительских функций. Реальными властителями Туниса в эту эпоху
были два приближенных дея: начальник флота (капудан) и командующий местными племенными
ополчениями (бей).
На протяжении всего XVII столетия в политической жизни Туниса развивались две тенденции:
падение авторитета и политических возможностей османских пашей и непрестанное усиление
могущества беев в ущерб власти деев.
Политическое значение должности паши в Тунисе оказалось предопределено ее временным
характером и эфемерностью приданных ей полномочий. Среди янычар и корсаров Туниса к этому
времени сложились крепкие традиции корпоративной сплоченности. Временный чиновник-паша,
присылаемый на несколько лет из Стамбула, не мог иметь никакой реальной опоры в провинции, кроме
янычар. В силу этого показные почести, сопровождавшие пребывание посланца султанского
правительства (Порты) в Тунисе, сочетались с полным пренебрежением деев к его мнению или
требованиям в реальной политической жизни. Поскольку Стамбул с трудом мог контролировать свои
отдаленные африканские провинции (эйалеты), Порте приходилось мириться со своеволием янычар и
пиратов, а вновь назначаемые паши все более стремились не к совершенствованию управления Тунисом
и укреплению своей власти, а к достижению личной безопасности и к обогащению.
Возвышение же беев было связано как с тем, что они управляли племенами и были
непосредственно связаны с местной арабской знатью, так и с тем, что в их руках сосредоточивались
крупные налоговые ресурсы. В целом на протяжении XVII в. роль собственно тунисского элемента в
государственной и общественной жизни заметно возросла. Тунисский янычарский оджак, состоявший
из турок и левантинцев, быстро арабизировался, усваивая язык, бытовые привычки и образ жизни
коренного населения. В итоге беи, опираясь на
племенные ополчения, оттеснили деев от власти и взяли в свои руки командные рычаги
государства. Уже второй бей Мурад Корсо (1612—1631 гг.) добился от дея права передать свою
должность по наследству. После него влияние Мурадидов укрепилось, и в XVII в. тунисские беи
выдвигались только из этого бейского «дома». Наследственность в передаче этой важной должности
привела к тому, что беи стали управлять страной как настоящие самодержцы. В 1650 г. Мурадиды
освободились от опеки дивана, и деи оказались лишь марионетками в их руках. Беи назначали и
свергали деев по своему усмотрению, с успехом подавляя мятежи недовольных их произволом янычар.
Возрождение традиций местной государственности в XVII в. имело противоречивые последствия
для судьбы Туниса. Поначалу оно привело только к неустойчивости власти и постоянным
междоусобицам, особенно усилившимся в последней четверти столетия. В этот период представители
дома Мурадидов столь сильно увлеклись военно-политической борьбой, что крайне ослабили оборону
страны. Это дало алжирским соседям шанс вмешаться в дела Туниса. Неоднократные, хотя и
эпизодические, налеты отрядов алжирских деев в 1681, 1694, 1700 гг. расшатали власть Мурадидов,
которая рухнула в 1702 г. в результате военного заговора.
Заговорщики действовали главным образом в среде турецких конников (спахи) — ударной силы
тунисской армии. Командир спахи Ибрахим аш-Шериф, устранив Мурадидов, сначала присвоил себе
титул бея, а в 1704 г. войско добавило к его титулам и дейское достоинство. Порта, бессильная что-либо
изменить в своей отдаленной провинции, дополнила торжество Ибрахима титулом паши. В итоге
предприимчивый кавалерист объединил в своих руках функции бея, дея и паши. Он централизовал
власть и фактически восстановил самостоятельное тунисское государство, которое лишь формально
признавало покровительство Стамбула. Примечательно, что поражение Ибрахима в новой войне с
Алжиром и Триполи
в
1705 г. не изменило стремления тунисских правителей к созданию собственной
монархии. Новый командир спахи Хусейн ибн Али успешно организовал отпор алжирцам, и в том Же
году население, знать и духовенство провозгласили его беем Туниса, позже признав за ним и право
передачи власти. Таким образом, непрестанное присвоение беями различных
прав и прерогатив в итоге привело к основанию в Тунисе наследственной монархии во главе с
династией Хусейнидов, правившей до 1957 г.
Между тем, беспокойное «смутное время» в Тунисе все же не ввергло страну в ту анархию и
кровавый передел власти, которые раздирали соседний Алжир. Тунисцы, еще с карфагенских времен
привыкшие к действенной организации власти, постепенно заставили турецкую власть принять местные
формы. Древняя Ифрикия — провинция старой цивилизации — ассимилировала новых пришельцев,
которые мало-помалу сливались с местным населением и усваивали тунисский образ жизни. Тунис —
город-космополит — принял в XVII в. не только турецких янычар, но и крупные потоки беженцев из
Испании — евреев и андалусских мусульман, перешедших в христианство (морисков), нещадно
изгонявшихся испанцами согласно королевским эдиктам 1609—1613 гг. Турки благосклонно отнеслись
к андалусцам: только в одном городе Тунис нашли приют 80 тысяч беженцев. Кроме того, на севере
Туниса андалусцы основали десятки благоустроенных городов и селений, пользовавшихся
самоуправлением. Свойственные андалусцам высокая агрономическая культура, а также их
ремесленные и торговые навыки помогли беям на протяжении XVII столетия оживить хозяйственную
жизнь Туниса, возродить земледелие и ремесленное производство. Значение же пиратства для тунисской
экономики никогда не было столь существенным, как в Алжире. Напротив, потребность в торговле и
международных контактах заставляли беев ограничивать деятельность пиратов.
Хусейнидский Тунис в XVIII — начале XIX в.
Основатель династии Хусейн ибн Али с первых лет своего правления стремился к максимальной
независимости от Османской империи. Упразднив в 1705 г. устаревший дейский титул и не особенно
стремясь к получению статуса паши, новый тунисский глава почитал османского султана лишь как
религиозного лидера (халифа) и признавал за ним только духовное верховенство над тунисскими
мусульманами. Имя стамбульского падишаха упоминалось в пятничной молитве и чеканилось на
тунисских монетах. Однако в остальном
Хусейн и его преемники вели себя в тунисском эйалете Османов как на суверенной территории:
самостоятельно проводили внешнюю и внутреннюю политику, заключали договоры с европейскими
державами, имели свой флаг и герб. Более того, в Тунисе XVIII—XIX вв. отсутствовала турецкая
администрация и не было гарнизонов османских войск. Тунис даже не платил дань Порте: обычно при
вступлении на престол беи посылали в Стамбул посольства с дарами, которые сановники Порты считали
данью, а тунисские беи — знаком внимания. В силу всех этих обстоятельств европейцы по праву
называли Тунис (так же как Триполитанию и Алжир), «регенством» или даже «королевством», а его
главу — «султаном».
Уже ранних Хусейнидов можно назвать не турецкой, а тунисской династией. Их основной
общественной опорой были уже не янычары, утратившие в XVIII в. свое руководящее положение, а
местная (тунисская и андалусская) знать и городские верхи. Особое положение при дворе Хусейнидов
заняли также мамлюки, в основном уроженцы Кавказа. Из них комплектовалась личная гвардия бея, а
наиболее способные из мамлюков занимали ключевые посты в армии и администрации. Вместе с тем,
чувство тунисского партикуляризма и осознание обособленности Туниса, несомненно, возникло у
Хусейнидов в обстановке постоянной внешней угрозы со стороны соседних африканских «регенств» и
европейских государств. Поэтому, фактически выйдя из повиновения Порте, Хусейн ибн Али
формально признавал себя ее подданным и отнюдь не собирался порывать с Османской империей —
могущественнейшим мусульманским государством этой эпохи. Стамбул, со своей стороны, использовал
это двойственное положение для того, чтобы время от времени вмешиваться в местные распри и,
сообразно обстановке в Северной Африке, опосредованно проводить здесь свои военные и политические
интересы.
Экономическое развитие Туниса в XVIII в. уже в большей степени опиралось на
сельскохозяйственное производство и торговлю, нежели на доходы от пиратского промысла. Экспорт в
Европу зерна, кож и фиников был настолько прибылен, что в Тунисе селилось много иностранных
торговцев. Процветание внешней торговли в начале XVIII столетия побудило Хусейна ввести
государственную монополию на вывоз товаров и заключить (безо всякого совета со Стамбулом)
договоры о дружбе с Францией (1710 и 1728 гг.), Англией (1716 г.),
Испанией (1720 г.), Австрией (1725 г.) и Голландией (1728 г.). Однако корсарские вылазки
подданных бея, над которыми он не имел полного контроля, осложняли контакты с Европой: Франция
дважды (в 1728 и 1731 г.) посылала свои корабли для бомбардировки тунисских портов.
Процветание и внутренняя безопасность Туниса, сложившиеся при Хусейне ибн Али, были
серьезно поколеблены в середине 30-х годов XVIII в. В это время распри внутри ху^ сейнидской семьи
вылились в длительный мятеж Али, племянника Хусейна, не поделившего власть с его сыновьями.
Восстав против дяди в 1729 г., Али обратился за помощью к алжирскому дею. При поддержке алжирцев
честолюбивый и коварный претендент смог сначала осадить бея в старинной столице Туниса —
Кайруане (1735 г.), а затем, сломив сопротивление защитников города, он захватил своего повелителя и
отрубил ему голову (1740 г.). Эти события раскололи тунисские верхи на две враждующие лиги (соффа)
— башийя (арабск, «сторонники паши»), состоящей из сторонников нового бея, называвшего себя Али-
паша, и хассинийя (арабск, «сторонники Хусейна»), объединившей приверженцев незаконно свергнутого
основателя династии. Сыновья Хусейна, возглавившие лигу хассинийя, хотя и не сразу, но одержали
победу в этом конфликте. Заручившись содействием алжирского дея, они в 1756 г. смогли разгромить
племенные ополчения Али-паши, взять столицу Туниса и свергнуть узурпатора. Утвердившись у власти
при помощи алжирцев, Мухаммед-бей (1756—1759 гг.) и Али-бей (1759—1782 гг.) были вынуждены
признать вассальную зависимость от Алжира. Она, однако, носила символический характер: в знак
своей зависимости тунисские беи ежегодно отправляли в Алжир два вьюка с маслом для освещения
мечетей, обязывались не возводить новых укреплений на алжирской границе, и не поднимать свой флаг
выше алжирского.
Широкомасштабная расправа Али-бея над племенами, под- -державшими Али-пашу (1759—1762
гг.), была последним! потрясением во владениях Хусейнидов в XVIII в. На протяжении последующих 50
лет в Тунисе не было ни одного крупного восстания или мятежа. Братья-победители оказались людьми
государственного ума. Они успешно восстановили мир и порядок в стране, страдавшей от непрерывных
войн, и последовательно переменили экономическую политику.
Предав забвению староосманские порядки, они отказались от государственной опеки и
регламентации производства и торговли. Первым шагом Али-бея на его посту (1759 г.) была отмена
государственных монополий, введенных еще в начале века основателем династии. В то же время этот
правитель проявил себя как ловкий дипломат. Он оказывал поддержку Франции и вместо разрушенной
французской фактории, основанной еще в XVII в., позволил французам создать сеть торговых контор в
портах на севере страны. Али-бей и сам выступал в роли крупного купца-экспортера, в силу чего
содействовал развитию внешней торговли. Защищая интересы тунисских купцов, он не остановился
даже перед морской войной с Францией (1769—1770 гг.), закончившейся, впрочем, заключением нового
договора о торговле и мореплавании.
Новая экономическая политика Али-бея получила дальнейшее развитие при его сыне Хамуда-
паше (1782—1814 гг.). Этот правитель Туниса не случайно считается у историков наиболее
выдающимся представителем династии Хусейнидов. Как и его отец, он решительно отстаивал интересы
Туниса перед европейскими конкурентами. Вступив на престол в 23 года, он сразу же обнаружил
твердость в отношениях с венецианцами, лишив их торговых привилегий; предпринятые Венецией
бомбардировки тунисских портов (1784— 1786 гг.) ничего ей не дали. В дальнейшем Хамуда-паша
искусно использовал в своих целях события в Европе. С одной стороны, открывая тунисскому
судоходству путь на север, он вел силовую политику. Так, он дважды объявлял морской джихад
Франции в самые сложные для французов времена — период после Французской революции (1789—
1795 гг.) и время схватки Англии и Франции за Мальту (1798—1800 гг.). Чуть позже, в 1800—1807 гг.,
Хамуда-паша умело преодолел военно-морской нажим со стороны США, добивавшихся от него статуса
страны наибольшего благоприятствования и обеспечения безопасности мореплавания у тунисских
берегов. За это американцам пришлось заплатить крупную по тем временам сумму в 10 тысяч долларов
и снабдить бея военным снаряжением.
С другой стороны, используя экономическую конъюнктуру, сложившуюся в Средиземноморье
после наполеоновских войн, Хамуда-паша способствовал заметному оздоровлению экономики страны.
Возрождение оливководства, производства шерстяных и шелковых тканей, традиционных ремесел (в
том числе
прославленного производства шеший (фесок) для Турции и Египта) укрепило благосостояние
тунисцев. Во второй половине XVIII в. площадь обрабатываемых земель в Тунисе увеличилась на треть;
впервые за многие годы началось оседание кочевников на землю. Даже обычные для региона стихийные
бедствия (засуха, неурожайные годы, эпидемия чумы 1784—1785 гг.) не переросли во всеобщую
хозяйственную разруху.
Средиземноморская торговля, в эпоху Хамуда-паши заметно потеснившая пиратство,
постепенно привела к выделению элиты тунисского купечества (около 600 семейных торговых домов) и
складыванию своеобразного альянса торговой среды, имевшей внешнеполитические интересы, и
правящей ху-сейнидской верхушки, включившейся в торговые операции. К началу XIX столетия
тунисские верхи все в большей степени проявляли осознание особых интересов своей страны. Оно
выразилось в активных действиях Туниса на магрибинской арене. В 1793—1795 гг. Хамуда-паша
энергично поддержал триполитанскую династию османских пашей Караманли, свергнутую Али
Джазаирли — греческим авантюристом, принявшим ислам. Сначала Тунис предоставил убежище
членам династии, а когда незаконный правитель Триполи покусился в 1794 г. на тунисский остров
Джерба, Хамуда по договоренности с Высокой Портой организовал военную экспедицию на Джербу, а
затем и в Триполи, где в 1795 г. восстановил власть Караманли в полном объеме. В 1806 г. Хамуда-паша
пошел еще дальше, демонстративно порвав вассальные отношения с Алжиром. В ходе последовавшей
алжиро-тунисской войны 1807—1813 гг. тунисцы успешно отразили нападения алжирской конницы и
флота.
Не менее решительно этот правитель вел себя и на внутренней политической сцене. В 1811 г. он
столкнулся с мятежом тунисских янычар, надеявшихся с помощью алжирских «коллег» захватить
власть, свергнуть неугодную им династию Хусейнидов и укрепить связи с Османской империей. Однако
Хамуда-паша, опираясь на элитные мамлюкские отряды и ополчение тунисских горожан, разгромил
мятежников и заставил их бежать в Алжир. Затем он расформировал янычарский корпус, чем
способствовал дальнейшей арабизации правящих кругов страны. По сути дела, именно при нем Тунис
завершил двухсотлетний переход от османского эйалета к полунезависимому национальному
государству.
Консолидация тунисского общества на рубеже XVTII и XIX вв. и рост регионально-
патриотического сознания стали определяющим фактором и для культурного развития страны, также
бывшего в эту эпоху на подъеме. Сам Хамуда-паша был просвещенным правителем. По свидетельствам
источников, он свободно говорил и писал на арабском и турецком языках, хорошо знал итальянский.
Подражая средневековым арабским эмирам, он оказывал покровительство ученым и поэтам, строил
мечети, школы и государственные учреждения. В их архитектурном стиле все более проявлялось
европейское влияние, что неудивительно, поскольку жители Туниса чаще выезжали в Европу, чем
подданные других арабских эйалетов Османской империи. Бурное развитие торговли, рост уровня
жизни народа и мир внутри страны сделали эпоху Хамуда-паши «золотым веком» с точки зрения
последующих поколений.
Дворцовый переворот 20 декабря 1814 г. временно приостановил развитие Туниса по
начертаниям Хамуды. К власти пришла старшая ветвь династии, восходившая к Мухаммед-бею и
опиравшаяся на консервативные слои мусульманских духовных лиц и мамлюкской аристократии. Уже
при Махмуд-бее (1814—1824 гг.) был восстановлен янычарский корпус, по примеру Мухаммеда Али в
Египте введена система монополий, значительно повышены налоги. В сочетании со стихийными
бедствиями, часто повторявшимися в Тунисе в начале XIX в., эти меры негативно сказались на
положении тунисской мануфактурной промышленности и земледелия.
Предколониальная ситуация. Реформы 30-х — 40-х годов XIX в.
В начале XIX в. Тунис все в большей степени становился предметом внимания ведущих держав
Европы и США. С каждым годом хусейнидским беям было все сложнее отстаивать тунисские интересы
в Средиземноморье. Например, в ходе англо-американской войны 1812—1814 гг. тунисские власти
воспользовались отсутствием американского флота в Средиземном море и не соблюдали статьи
соглашений с США, содействуя англичанам. Но уже в 1815 г. город Тунис посетили Две американских
эскадры. Они ясно продемонстрировали
военную силу Соединенных Штатов, и Махмуд-бею пришлось выплатить солидную
компенсацию «за нарушение союзнического долга». В 1816 г. англо-голландская эскадра под
командованием лорда Эксмауса прибыла в Тунис после бомбардировки Алжира. Угроза уничтожения
главных портов страны заставила бея дать Эксмаусу заверения о прекращении корсарства, ликвидации
практики порабощения христиан и выкупа пленных. Аналогичный «визит» французских кораблей в
1819 г. привел к официальной отмене рабства на территории страны.
Международные позиции Туниса лишь в малой степени укрепил мирный договор с Алжиром
1821 г., прекративший состояние войны, формально тянувшейся уже 14 лет. Отношения между соседями
оставались прохладными, и тунисцы занимали подчеркнуто нейтральную позицию в алжиро-фран-
цузских конфликтах 1820-х годов. Тогда хусейнидские беи не подозревали, что вмешательство Франции
в алжирские дела приведет и к установлению ее полного контроля над их владениями.
Реальную угрозу безопасности своей страны они ощутили в 1827 г., когда весь тунисский
военно-морской флот, вошедший в состав турецко-египетского, был уничтожен русско-англо-
французской эскадрой в ходе Наваринского сражения. После Наварина Тунис оказался не в состоянии
защитить себя на море. Это поражение нанесло серьезный удар по тунисскому судоходству и
обусловило ускоренное проникновение европейцев в экономику страны. В конце 20-х годов XIX в.
тунисский рынок наводнился товарами западного производства. Тогда же в систему финансовой жизни
Туниса вошли займы у европейских купцов. В итоге уже в 1829 г. бейское правительство оказалось на
грани финансового банкротства, а 8 августа 1830 г. Франция навязала Тунису первый неравноправный
договор. Согласно этому документу бей был вынужден предоставить Франции статус «наиболее
благопрятствуемой нации», ввел принцип «свободы торговли» и установил режим капитуляций,
подтвердив особые права иностранных подданных на своей территории.
С этого момента хусейнидские правители могли рассчитывать в своем противоборстве с Европой
только на англо-французское соперничество. Французское правительство по мере «освоения» Алжира
все более рассматривало Тунис как свое
будущее владение и склонялось к военному вторжению, однако Великобритания неизменно
оказывала военное и дипломатическое сопротивление этим планам. В то же время европейские державы
прикрывали тунисское государство от попыток Стамбула ликвидировать его полунезависимый статус.
После того, как османский военачальник Тахир-паша по поручению султана Махмуда II восстановил
прямое турецкое управление в эйалете Триполи, его эскадра подошла в 1836 г. к берегам Туниса. Но
французское правительство, опасавшееся активности Порты в Магрибе, немедленно выслало морские
силы для поддержания статус-кво и блокирования турецких кораблей. Ситуация повторилась в 1838 г.,
когда Стамбул, стремясь отвлечь французское правительство от поддержки Мухаммеда Али в его
конфликте с Портой, вновь направил военно-морской флот в Западное Средиземноморье.
Решимость Франции не допустить турецкого контроля над Тунисом отвечала текущим
интересам Хусейнидов. В то же время она демонстрировала беям слабость и беззащитность их страны
перед угрозой внешнего завоевания. Поэтому уже в 1830-х годах Мустафа-бей развернул серию реформ,
призванных модернизировать страну и прежде всего армию. В 1830 г. первый министр бея Табу
Шакир, энергичный сторонник реформ Мухаммеда Али в Египте, создал первые батальоны тунисской
армии по европейскому образцу и окончательно упразднил янычарский корпус. При Ахмед-бее (1837—
1855 гг.) политика реформ была продолжена. Этот «просвещенный деспот», почитавший Наполеона и
его военный талант, уделял много внимания военному строительству. В его правление численность
регулярной тунисской армии была доведена до 26 тысяч человек, был восстановлен военный флот,
закупалось передовое по тем временам оружие, строились береговые укрепления. В 1838 г. Ахмед-бей
открыл в столице Военно-инженерное училище, где молодых тунисских офицеров обучали прибывшие
из Франции военные советники и инструкторы. Копируя проекты Мухаммеда Али, бей строил казенные
фабрики и заводы. В целом в его эпоху Тунис оказался более, чем когда-либо, открыт для европейского
влияния. При дворе поощрялость изучение европейских языков, а европейская культура все шире
входила в эти годы в быт и нравы тунисских мамлюков и придворной знати. Кроме того, Ахмед-бей,
демонстрируя веротерпимость и симпатии
к Европе, разрешил в Тунисе деятельность христианских миссионеров, а также поселение в
стране европейцев (главным образом, в Тунис приезжали выходцы из Италии),
Широко задуманные меры Ахмед-бея по модернизации страны оказались, однако, не по силам
тунисскому бюджету. Масштабное строительство и закупка дорогостоящего вооружения непомерно
увеличили государственные расходы и заставили Хусейнидов обратиться к повышению налогов. В 40-х
годах XIX в. Тунис охватило широкое недовольство «гяурскими выдумками» двора, стоившими все
дороже тунисским налогоплательщикам. В это время произошел ряд крупных народных волнений, а
крестьяне массово покидали разоренные деревни. В итоге в 1853 г. правительство Ахмед-бея оказалось
на грани банкротства и было вынуждено отказаться от большинства проектов, закрыло многие казенные
фабрики и заводы и обратилось к займам, чем положило начало финансовой зависимости Туниса.
Конституция 1861 г. Реформы Хайраддин-паши
Преемники Ахмед-бея — Мухаммед (1855—1859 гг.) и Мухаммед ас-Садык (1859—1882 гг.),
сознавая необходимость дальнейших преобразований, решили изменить их направление. Теперь в
качестве главной цели было избрано не военное строительство, а исправление недостатков в
государственном управлении и высвобождение экономики из-под государственного контроля. За
образец тунисские правители взяли реформы периода Танзимата в Турции, значительно подорвавшие
основы традиционного османского общества. Новый план преобразований разработал и во многом
воплотил известный тунисский просветитель и государственный деятель Хайраддин-паша,
возглавивший группу советников при хусейнидском правительстве.
Первым шагом реформаторов стало совершенствование государственной системы и создание
предпосылок для свободного развития экономики. 9 сентября 1857 г. бей Мухаммед обнародовал «Ахд
аль-аман» (Хартию неприкосновенности или Фундаментальный пакт), воспроизводивший основные
положения изданных османскими султанами нормативных документов эпохи Танзимата —
Гюльханейского xamm-u-шерифа 1839 г. и хатпт-и хумаюна 1856 г. В Хартии провозглашалась
неприкосновенность чести, личности и имущества жителей Туниса, говорилось о равенстве всех
подданных перед законом (вне зависимости от вероисповедания) и заявлялось о полной свободе
частного предпринимательства и торговли. Одновременно Хайраддин-паша начал реформу суда,
местного управления, ограничил сроки военной службы. В 1860 г. усилиями реформаторов была
открыта государственная типография и началось издание первой тунисской газеты на арабском языке.
Высшим достижением политических преобразований Хай-раддина стала тунисская конституция
(дустур), принятая 23 апреля 1861 г. Провозгласивший ее бей Мухаммед ас-Садык стал, таким образом,
первым конституционным монархом в мусульманском мире. В соответствии с конституцией был создан
совещательный орган — Верховный совет (Маджлис а'ля), избиравшийся по жребию из знатных лиц
Туниса. Разумеется, эта конституция слабо ограничивала произвольные решения тунисских правителей.
Тем не менее ее принятие продемонстрировало открытость тунисских элит к переменам и с годами
конституция стала для просвещенных тунисцев символом традиций политического развития и
независимости их страны.
Финансовый крах Туниса
В рамках плана реформ, разработанного при участии Хай-раддин-паши, предусматривалось
создание новой, крайне необходимой для развития Туниса хозяйственной инфраструктуры —
строительство железных дорог и портов, проведение водоводов и телеграфных линий. Однако здесь
тунисские правители столкнулись с теми же проблемами, что и их предшественники: мероприятия по
проведению реформ требовали все возраставших расходов, которых скудная бейская казна уже не
выдерживала. В этих условиях бейский двор пустился на откровенную финансовую авантюру, резко
подняв подушную подать и заключив в начале 60-х годов XIX в. ряд договоров о займах на невыгодных
для Туниса условиях. О масштабе этих заимствований говорит динамика роста государственного долга:
с 11,9 млн франков в 1860 г. до 28 млн франков в 1862 г. Укрепляя свой контроль над финансами
Хусейнидов, европейские правительства и частные кредиторы все чаще добивались от бейского двора
выгодных концессий и правовых уступок. Например, английская компания получила концессию на
строительство первой в стране железной дороги, а французская — на устройство телеграфных линий. В
1860-х годах бей даже разрешил английским, французским и итальянским подданным приобретать
земли в Тунисе, что шло вразрез с мусульманскими представлениями, согласно которым «неверные» не
имеют права распоряжаться «землей ислама».
Непонятный для населения обвальный рост налогов, всеобщая коррупция и казнокрадство, все
новые привилегии для европейцев вызвали в 1863—1864 гг. мощное антииностранное движение
тунисцев во главе с Али ибн Гедахемом. Повстанцы, опираясь на поддержку мусульманских
мистических братств, выступили против злоупотреблений властей с ору-' жием в руках. Хотя
модернизированная и хорошо оснащен-* ная бейская армия справилась с волной возмущения,
финансовое положение Туниса оставалось безнадежным.
Французские банки, вкладывая средства в развитие Туниса, так выстраивали кредитную
политику, что проценты по долгосрочным займам (до 15 лет) почти равнялись самой сумме займа.
Кроме того, кредиторы избегали предоставлять Тунису займы наличной валютой, предпочитая
предоставлять в счет займа товары и оружие по завышенным ценам. Наконец, в 1860-х годах
французские кредиторы неоднократно удерживали из выдаваемых ими займов крупные суммы в
качестве комиссии, эмиссионных расходов и т. д. Стремясь хоть как-то избежать зависимости от одного
кредитора, бей-ское правительство обратилось к банкам Великобритании, Мальты и Италии и вскоре
окончательно запутало свои финансовые дела. В 1867 г., когда задолженность Туниса достигла 125 млн
франков и почти в 12 раз превысила годовой объем бюджетных поступлений, правительство было
вынуждено объявить о своей финансовой несостоятельности.
В 1869 г. представителями французских, англо-мальтийских и итальянских кредиторов была
создана Международная финансовая комиссия для контроля за доходами и расходами тунисского
правительства. Управляя имуществом обанкротившегося бейского режима, комиссия обязала
Мухаммед-бея ас-Садыка ежегодно выплачивать 6,25 млн франков, что составило половину
государственных расходов.
В распоряжение комиссии поступали все таможенные доходы страны. Тем самым европейские
державы установили финансовый контроль над Тунисом и лишили хусейнидскую династию
важнейшего элемента государственного суверенитета.
Финансовое крушение государства и хозяйственные неурядицы предопределили быстрое
ослабление бейского режима на протяжении 70-х годов XIX в. Последней попыткой найти своими
силами выход из кризиса стали реформы Хайраддин-паши, который в 1873—1877 гг. возглавил
бейское правительство. Находясь в крайне стесненных обстоятельствах, он несколько лет проводил
умеренную реформистскую политику с одной целью — навести порядок в стране, ввести
общеобязательные законы и подобрать компетентных администраторов. В пределах «кризисного
управления» ему удалось ликвидировать явные очаги коррупции и восстановить бюджетное равновесие.
Сознавая важность подъема сельского хозяйства, он начал распределение пустующих земель среди
тунисских крестьян. Стремясь развить систему европейского образования, он реформировал главный
мусульманский университет страны аз-Зитуна и основал национальный колледж ас-Садыкийя.
Увы, меры, предпринятые правительством Хайраддин-паши в 70-х годах XIX в., оказались уже
несвоевременными. К тому же первый министр, надеясь на поддержку своих усилий со стороны
Османской империи, скомпрометировал себя в глазах ху-сейнидского двора частыми контактами со
Стамбулом. Отставка Хайраддин-паши в 1877 г. означала отказ бея от попыток преодолеть притязания
западных держав. По сути дела, в эти годы Тунис превратился в полуколонию Европы. Однако вопрос о
том, какая именно европейская держава завладеет им, еще не нашел своего решения. В этой сфере на
протяжении 1860-х — 1870-х годов быстро нарастало жесткое соперничество между Францией,
Великобританией и Италией.
Установление французского протектората
Уже с 30-х годов XIX в. Франция занимала предпочтительное положение среди держав,
заинтересованных в контроле над Тунисом. Тому было несколько причин. Во-первых, Тунис граничил с
крупнейшей и наиболее глубоко освоенной колонией Франции в Северной Африке — Алжиром. Во-
вторых,
правители Туниса, следуя в фарватере преобразовательных усилий Мухаммеда Али,
ориентировались в своих реформах на военный и государственно-правовой опыт развития Франции
наполеоновской эпохи. В силу этого обстоятельства именно французские инструкторы обучали
тунисских офицеров, а французские законы и уставы легли в основу совершенствования тунисской
налоговой системы и армии. Наконец, в-третьих, французские финансисты были крупнейшими
кредиторами бейской семьи и государственного казначейства.
Расценивая Тунис как свое будущее владение, французское правительство не раз пыталось
присоединить его военным путем к своим колониям. Но прямой захват территории Туниса, вполне
возможный с военной точки зрения, неминуемо наталкивался на сопротивление Великобритании, а
затем и Италии. Последняя, едва сложившись в 60-х годах XIX в. как национальное государство,
проявила столь выраженные колониальные устремления, что удостоилась высказывания Бисмарка:
«аппетит шакала, но зубы гнилые». Поселенческая колонизация Туниса, скупка концессий, требования у
бея привилегий для итальянских подданных — все эти меры демонстрировали пристальное внимание
Рима к Северной Африке.
Судьбы Туниса были решены на заключительной стадии Берлинского конгресса 1878 г., когда
Великобритания и Германия неофициально, но недвусмысленно выразили Франции согласие на свободу
действий в этой стране. «Нейтралитет» Великобритании в тунисских делах французское правительство
получило в обмен на признание английского «управления» Кипром, ранее принадлежавшим Османской
империи, и «беспристрастное» отношение к планам Лондона по захвату Египта. Что же касается
Германии, то Бисмарк был крайне заинтересован во французской экспансии в Тунисе. С одной
стороны, он полагал, что внимание к Тунису отвлечет французских лидеров от мыслей о реванше за
поражение от Пруссии в войне 1870—1871 г. С другой стороны, борьба Франции против интересов
итальянского правительства в Африке должно было, по расчетам германской дипломатии, подтолкнуть
Италию к сближению с Германией и Австро-Венгрией. Таким образом, противниками французской
оккупации Туниса оставались только Италия и Турция.
Непосредственный захват Туниса был осуществлен Францией в 1881 г. В апреле,
воспользовавшись очередным набегом
пограничных племен на алжиро-тунисской границе, французские войска оккупировали северо-
запад страны. Вскоре в Би-зерте высадился французский десант, быстро захвативший столицу. 12 мая
1881 г. бей Мухаммед ас-Садык под угрозой низложения был вынужден подписать в Бардо (предместье
столицы Туниса) договор, в соответствии с которым он соглашался на оккупацию Туниса французскими
войсками для «восстановления порядка и безопасности на границе и побережье». Бардоский договор
также давал Франции право осуществлять внешние сношения Туниса от лица Хусейнидов и
упорядочивать финасо-вую организацию страны, с тем, чтобы «гарантировать выплату
государственного долга и права кредиторов». Наконец, Франция обязалась приходить на помощь
тунисскому бею в случае опасности, угрожающей ему лично или его династии.
Протесты итальянского и турецкого правительств по случаю захвата Туниса оказались
бесплодными. Однако значимость их была различной. Османские султаны, не считая тунисского бея
правомочным заключать международные договоры, просто претендовали на «владение» Тунисом
вплоть до Первой мировой войны. Но существенной помощи тунисским правителям Османская империя
оказать уже не могла. Итальянское же правительство, поощряя колонизацию соотечественниками
Туниса, добилось быстрого роста численности итальянской колонии в этой стране. Хотя в 1896 г.
Италия все же признала «права» Франции на Тунис, она выговорила для своих подданных особые
привилегии. Поэтому итальянская община численно преобладала в Тунисе над французской как в конце
XIX, так и в начале XX в.
Взрыв антииностранных эмоций арабского населения по поводу оккупации страны был столь же
яростен, сколь краток и слабо организован. Несмотря на решимость части племенных лидеров и
городских правителей отстоять независимость страны, неравенство сил было очевидно. Французы
сосредоточили в Тунисе свыше 50 тысяч солдат и офицеров, которых поддерживал флот и бейская
армия. Уже в октябре 1881 г. экспедиционный корпус взял штурмом политический Центр восстания —
Кайруан, а в 1882 г. разгромленные силы повстанцев (около 120—140 тысяч человек, т. е. 15%
населения Туниса) были вытеснены на территорию Триполитания, откуда, не выдержав испытаний на
чужбине, они постепенно возвратились на родину.
Тунис в конце XIX в.
Завоевав Тунис, французские власти позаботились о государственно-правовом оформлении
своего господства над страной. Вскоре они навязали бею новую конвенцию, подписанную им 8 июня
1883 г. в Ла-Марсе. В Ла-Марсской конвенции режим управления Тунисом уже официально носил
название «протекторат». Управление страной было полностью реорганизовано. Хотя в Тунисе
сохранялась царствующая династия, действия бея и его двора контролировались параллельными
структурами «покровительствующей державы». Реальная власть сосредоточилась в руках генерального
резидента Франции, управлявшего Тунисом через подчиненную ему администрацию «гражданского
контроля». Французские «гражданские контролеры» наблюдали за распоряжениями местных
тунисских чиновников, формально выполнявших приказы только бейского правительства. В 1884 г.
была распущена Международная финансовая комиссия и Франция взяла на себя заботы по
удовлетворению претензий кредиторов к тунисскому государству. Теперь финансовые дела страны
перешли в ведение генерального резидента. Вместо упраз-денного консульского суда учреждалась
система французских судов, а также было разработано законодательство о политических и гражданских
правах жителей Туниса. Наконец, в 1885 г. генеральный резидент был облечен «всей полнотой власти
республики» в пределах страны: в его подчинение передавались, наряду с администрацией, сухопутные
и морские вооруженные силы Франции в Тунисе.
Установление протектората привлекло в Тунис значительное число европейцев (к концу XIX в.
они составляли 7—8% населения страны). Колонисты, переселенческие предпринимательские круги
наряду с сохранившей свои общественные позиции тунисской аристократией составили
привилегированную группу тунисского общества. Основу для ведения колониального хозяйства в
Тунисе составила экспроприация и перераспределение земельной собственности. Поначалу переселенцы
приобретали земли без содействия властей («частная колонизация»). В этом им содействовал земельный
закон 1885 г., согласно которому специальные трибуналы проверяли права собственности на землю,
аннулируя все права, которые признавались сомнительными. Поскольку у многих
племен и общин вообще не было документов на земли, их угодья изымались в пользу
переселенцев. Когда в 1892 г. правительство протектората начало официальную колонизацию,
французское землевладение уже выросло вчетверо (со 107 тысяч га в 1881 г. до 443 тысяч га). В Тунисе,
в отличие от Алжира, сложилось крупное колониальное землевладение; исключение составляли
итальянские фермы, не имевшие больших угодий. В 1890—1896 гг. было фактически ликвидировано
коллективное землевладение племен, которые теперь признавались пользователями занятых ими
территорий.
В первые десятилетия протектората заметно увеличился приток иностранного капитала в Тунис.
Бурно развивалась горнодобывающая промышленность. Французские, итальянские, бельгийские
компании на протяжении 80-х — 90-х годов XIX в. делали крупные инвестиции в освоение природных
богатств Туниса, практически не разрабатываемых в доколониальную эпоху. Национальное
предпринимательство, предпочитая делать вложения в торговлю и переработку сельскохозяйственного
сырья, совершенно не участвовало в разработке горнорудных богатств страны. Этому препятствовала
слабость тунисского капитала как в техническом, так и в финансовом отношении. Между тем свинцовые
руды и фосфориты, добываемые в Тунисе, стали локомотивом для развития многих отраслей экономики
страны. Для их вывоза строились железные и шоссейные дороги, модернизировались порты,
совершенствовалась телеграфная связь. В то же время традиционное ремесло, не способное выдержать
конкуренцию с французскими товарами ни в качестве, ни в цене, стремительно разорялось: к началу XX
столетия количество ремесленников в городе Тунисе сократилось втрое по сравнению с 1881 г. Из среды
разорявшихся ремесленников и земледельцев постепенно формировалась прослойка наемных рабочих,
занятых в модернизированном промышленном секторе экономики и на товарных фермах.
В течение первых лет протектората европейцы обладали монополией на научные и технические
знания. Вместе с колонизацией в страну пришел образ жизни и культурные достижения метрополии. В
Тунисе издавались французские газеты и журналы, открывались французские школы и лицеи, широкое
распространение получил французский язык. Однако по мере модернизации в Тунисе нарождались
новые
общественные силы, прежде всего арабская интеллигенция и национальное
предпринимательство. Вслед за хусейнидским двором и мамлюкской аристократией эти силы охотно
принимали французский стиль жизни и язык колонизаторов. Их выход на общественную арену в 90-х
годах XIX в. вызвал заметные перемены в культурном и политическом климате страны. У тунисской
элиты значительно вырос интерес к европейским знаниям, в стране оживилась литературная жизнь.
На рубеже XIX—XX вв. образованные слои Туниса занимали вполне конструктивную позицию
по отношению к режиму протектората. В этой среде преобладало стремление использовать пребывание
европейцев, их опыт и знания для построения современного государства. В традиционно же
настроенных низах общества преобладало вековое неприятие врагов-«франков», что выражалось в
постоянных конфликтах тунисских селян с колонистами, массовых хищениях, потравах посевов и
поджогах ферм. С другой стороны, в среде колонистов царила настоящая арабофобия, отвращение и
презрение к коренному населению, которому в среде колонистов было принято отказывать даже в праве
владеть землей своих предков. Эти настроения неизменно осложняли деятельность администрации
протектората и вызывали в средних и высших слоях арабского общества недоверие к Франции и
неудовлетворенность привилегированным положением европейцев.
Постепенно смутное недовольство порядками протектората привело к зарождению в среде
тунисской элиты националистических идей. Первые националистические организации возникли в
Тунисе в 1896 г. Сначала они имели характер культурно-просветительских обществ, развивавших идеи
национального возрожения. Некоторые из этих обществ разделяли либерально-западнические ценности