Риккерт Генрих. Науки о природе и науки о культуре

Подождите немного. Документ загружается.

е в

ажную роль всегда играли руководящие ценностные точки зрения

его понимании истории и ни в коем случае не простые идеи.

В подобного рода исследованиях философия и история должны тесно

соприкасаться друг с другом.

С философской точки зрения, однако, еще более возможным пред-

ставляется анализ тех попыток, которые, открыто выдвигая принципы

исторической жизни, тем самым выходят за пределы эмпирической

исторической науки. При этом они стремятся служить пониманию всего

человеческого развития и истолкованию его смысла. Ввиду этого они

требуют не только анализа, но и критики, т. е. в данном случае нельзя

ограничиться одним лишь установлением того, в какой степени принци-

пы исторической жизни являются ценностями и в чем эти ценности

состоят, но нужно затем еще и исследовать, по какому праву именно

этим, а не другим ценностным точкам зрения приписывается решающее

значение при истолковании общего смысла всего исторического раз-

вития. При этом опять-таки мы должны здесь ограничиться указанием

на два-три примера.

Особенно характерным в этом отношении является так называемое

материалистическое

понимание истории, и притом в своем первоначаль-

ном виде, в том виде, в каком оно вылилось в "Коммунистическом

манифесте", и поскольку оно, совершенно независимо от теоретического

или метафизического материализма, ограничивается истолкованием эм-

пирической исторической жизни. Уже то обстоятельство, что по проис-

хождению своему оно тесно связано с определенной политической про-

граммой, составной частью которой оно является, указывает нам, где

мы должны искать для него руководящие ценностные точки зрения. Для

того чтобы понять его, необходимо иметь в виду, что интересы его

творцов вращались исключительно вокруг борьбы пролетариата с бур-

жуазией и что победа пролетариата была центральной абсолютной

ценностью. И если в настоящую эпоху существенным по отношению

к этой ценности является взаимная борьба двух классов, то и вся

история, согласно материалистическому пониманию, есть не что иное,

как история классовой борьбы, что и сообщает ей ценность и единство.

Имена борющихся партий меняются: свободные и рабы, патриции и пле-

беи, феодал и крепостной, цеховой мастер и подмастерье являются

враждующими классами. Но наиболее существенным и собственно важ-

ным — опять-таки по отношению к руководящей ценностной точке

зрения — является то, что повсюду, на всех различных ступенях ис-

торического развития притесняемые борются с притеснителями, эксплу-

атируемые с эксплуататорами. Таким путем материалистическое пони-

мание истории находит общие принципы исторической жизни, но точно

так же и всю теорию со всеми подробностями вполне определяет

абсолютная ценность, ожидаемая победа пролетариата. В настоящей

борьбе самым главным моментом, вследствие его решающего значения,

представляется борьба за экономические блага. В силу этого в истории

повсюду самая главная роль отводится экономической жизни, а поэтому

также разделение истории на эпохи должно соответствовать различным

Формам хозяйства. Отсюда и возникает "материалистическое", т. е.

экономическое, понимание истории.

181

Вряд ли нужно еще более подробно доказывать, насколько это

понимание истории зависит от ценностных точек зрения. При этом

правда, оно не удовлетворяется тем, чтобы видеть просто лишь сущ

ест

венное в том, что отнесено к его абсолютной ценности, но, следуя

наивному реализму понятий, к которому присоединяется еще совсем уж

не наивный реализм понятий гегельянской школы, оно видит в сущест-

венном вместе с тем и "подлинную действительность", приписывая всей

остальной культурной жизни лишь существование низшей степени, в ка-

честве надстройки или отражения. Но все это, однако, решительно

ничего не меняет. Эта ошибка типична для всех философско-историчес-

ких теорий, не отдающих себе ясного отчета в том, что они пользуются

ценностями как руководящими точками зрения, и вместе с тем она

мешает также уяснению руководящего принципа; ибо с различением

между двумя видами реального и с нахождением в хозяйственной жизни

"подлинной причины" всех исторических событий — вследствие плато-

низма с обратным знаком — неизбежно также возникает иллюзия, что

материалистическое понимание истории, исходя повсюду из экономичес-

кой жизни как основания всей культурной жизни вообще, будто бы

только констатирует факты. Впрочем, это метафизическое гипостазиро-

вание экономического начала, встречающееся у вульгарных истолкова-

телей марксизма, не необходимо связано с последним. Его вполне

можно устранить, не затрагивая философско-исторического ядра ис-

торического материализма. Во всяком случае, уяснив себе принципы

ценности этого понимания истории, мы вместе с тем нашли также

и точку зрения, из которой должна исходить критика марксизма.

Мы здесь, конечно, не имеем в виду подвергать критике научное

значение всего марксизма вообще. Быть может, Гёффдинг и прав, гово-

ря,

что материалистическое понимание истории учит нас тому, что

здоровое социальное развитие невозможно без экономического базиса

и без справедливого распределения элементарных жизненных благ. Точ-

но так же несомненно, что всякой философии есть чему поучиться

у натурализма и что не хорошо, если идеи слишком высоко парят над

жизнью. Но не это все, как и не многое другое, что точно так же

несомненно и точно так же очевидно, интересует нас в данном случае.

Нас интересует здесь лишь вопрос, правомерно ли видеть абсолютную

ценность и смысл всего исторического развития в победе пролетариата

в экономической области и, стало быть, вообще в хозяйственных благах?

Мы,

конечно, не будем здесь решать этот вопрос. Мы можем лишь

усомниться в вероятности того, чтобы марксистские принципы цен-

ности, найденные под углом партийно-политических точек зрения, годи-

лись для истолкования смысла всемирной истории. Стоит лишь вспом-

нить,

например, новейшее исследование Макса Вебера "О протестантс-

кой этике и духе капитализма"*. Можно ли после него придерживаться

еще чисто "материалистического" толкования, хотя бы даже только

в области экономической истории? Во всяком случае, для марксизма

необозримая масса иного рода человеческих поступков и стремлений

всех веков должна быть лишена всякого смысла.

Но все это, конечно, лишь одни предположения. Именно высказывая

ту мысль, что целью философии истории является не только анализ

182

мпирических исторических трудов и философско-исторических теорий,

также и критика найденных путем этого анализа принципов, раз

оследние притязают на всеобщую значимость, мы тем самым указыва-

уже на то, что главная задача исторической науки о принципах лежит

совершенно иной плоскости. Во-первых, в основе всякой критики

должен лежать какой-нибудь критерий ценности и, во-вторых, для того

чтобы иметь возможность называть какое-нибудь понимание односто-

ронним,

мы должны уже предварительно иметь хоть какое-нибудь поня-

тие всестороннего понимания истории. Самостоятельной наукой поэто-

му учение о принципах исторической жизни сможет стать лишь тогда,

когда, выдвигая исторические принципы, оно будет стремиться как

к систематической полноте, так и к критическому обоснованию их,

иными словами, когда оно поставит себе целью построение системы

ценностей;

при этом интерес его не может ограничиться одной лишь

фактической оценкой, оно должно будет также поставить вопрос о значи-

мости культурных ценностей, и поэтому оно не сможет обойтись без

понятия необходимой ценности, могущей служить критерием для фак-

тических оценок. Эта ценность укажет вместе с тем и точку зрения,

которая должна будет иметь решающее значение при построении систе-

мы ценностей. Таким образом, проблемы систематизирования и значи-

мости культурных ценностей оказываются тесно связанными друг с дру-

гом. Каким методом, однако, должна пользоваться философия истории

при построении подобной системы ценностей, позволяющей ей истолко-

вать смысл всего исторического развития? Мы подходим здесь к послед-

нему и вместе с тем к самому важному вопросу исторического учения

о принципах; при этом мы здесь, конечно, сможем лишь в самых общих

чертах ответить на него, тем более что для нас важно лишь выяснить его

значение, осветить самую постановку проблемы.

Сама собой напрашивается мысль, что разрешение указанной задачи

можно предоставить особому виду психологического исследования. При

этом, конечно, "не объясняющей" ("erklärende") психологии, о чем бы

последняя ни вела речь: о душевной жизни вообще, в качестве "ин-

дивидуальной психологии", или в качестве социальной психологии о со-

циальной жизни в особенности, но психологии культурных ценностей.

Всякая история не только говорит главным образом о культурных

людях, но и пишется исключительно культурными людьми. Ценности,

признаваемые вообще культурным человеком, и должны, по-видимому,

быть вместе с тем принципами всеобщей истории культурного человека.

Таким образом, возникает мысль о психологии культуры (Kultur-

psychologie), которая, исследуя и систематически изображая совокуп-

ность всеобщих культурных ценностей, должна тем самым построить

систему принципов исторической жизни; в системе этой должны также

найти свое место и все те системы ценностей, которые мы смогли бы

найти путем анализа исторических и философско-исторических трудов

критерием которых эта первая система и являлась бы. Это, во всяком

случае, самый глубокий, даже единственный смысл, который только

Можно связать с психологическим утверждением, согласно которому

психология должна служить базисом философии истории. Именно это,

вероятно, и имел в виду Дильтей, который в своей работе, совершенно

183

не понятой психологами, задался целью набросать план "описательной

и анализирующей психологии" (beschreibende und zergliedernde

Psychologie)* в противоположность "объясняющей" психологии, право-

мерность которой им, впрочем, ничуть не оспаривается.

Как бы ни была соблазнительна эта мысль создать таким образом

чисто эмпирическую и потому вполне достоверную основу д

Ля

философии истории, непреодолимые трудности стоят на пути к ее

осуществлению. Исследуя "культурного человека", эта культурная

психология не может, однако, ограничиться лишь установлением

и систематизированием того, что обще оценкам всех культурных

людей; ибо, следуя этому генерализирующему методу, мы получили бы

весьма плачевные результаты: систему ценностей, в которой вряд ли

можно было бы найти хоть один принцип истории исторического

универсума. Для того чтобы найти все культурные ценности, культур-

ной психологии следовало бы уже скорее обратиться к самой

исторической жизни со всей ее полнотой и многообразием. А откуда же

она могла бы взять в таком случае руководящие ценностные точки

зрения, которые бы позволили ей расчленить ее материал и вообще

овладеть им? Для того чтобы разобраться во всей массе оценок,

отделить в них существенное от несущественного, ей нужно было бы

уже обладать тем, что она только должна найти, а именно знанием

ценностей, служащих принципами всеобщей истории и вместе с тем

принципами самого исторического универсума. Таким образом, психо-

логия культуры, желая стать философией истории, попадает в неизбеж-

ный круг.

На этом эмпирическом пути, просто анализируя лишь фактически

существующие оценки, мы вообще не сможем достичь нашей цели

систематизирования и обоснования исторических принципов. Наоборот,

мы должны сначала, совершенно независимо от многообразия истори-

ческого материала, найти путем размышления то, что необходимо имеет

место и что является предпосылкой всякой оценки, притязающей на

более чем индивидуальную значимость. Лишь найдя ценности с вневре-

менной значимостью, мы сможем отнести к ним всю массу эмпирически

констатируемых культурных ценностей, возникших в течение историчес-

кого развития, и попытаться, систематизировав их, вместе с тем крити-

чески отнестись к ним. Лишь в том случае, следовательно, если возмож-

но найти сверхисторические ценности, представляется возможной также

и философия истории как особая наука о принципах исторического

универсума, а тем самым также и истолкование смысла всеобщей ис-

тории. Размышление же о сверхисторических ценностях не относится уже

более к области специальной философской науки, какой является фило-

софия истории, оно теснейшим образом связано с построением системы

философии вообще. Мы видим, таким образом, что философия истории

как наука о принципах соприкасается здесь с более общими философс-

кими исследованиями, в особенности же с учением о смысле мира или,

говоря более научным языком, с учением о смысле человеческой жизни.

Основные положения философии истории совпадают поэтому вообще

с основными положениями философии как науки о ценностях

(Wertwissenschaft).

184

На этом мы и кончаем здесь наше исследование, ибо задачей нашей

в этой главе было лишь установить в общих чертах понятие философии

истории как учения об исторических принципах. Мы не беремся здесь

а3

решать вопрос о том, является ли выдвижение абсолютных цен-

ностей еще делом науки; ибо этот вопрос совпадает с вопросом о поня-

тий научной философии вообще. Для нас было важно лишь показать,

то законы не могут служить принципами истории, что поэтому, если

кроме логических имеются еще и другие тоже философско-исторические

проблемы, они все неизбежно должны вылиться в вопрос о смысле

истории и что для истолкования этого требуется критерий ценности

с сверхисторической значимостью. Следует еще только прибавить, что

философии как критической и систематической науке о ценностях совсем

не нужно предпосылать в качестве критерия абсолютную ценность с ка-

ким-нибудь определенным содержанием. Пусть удастся только найти

чисто формальную безусловную ценность; все содержание системы цен-

ностей можно будет тогда позаимствовать у исторической жизни, хотя

последняя уже по своему определению не систематична. Но даже более

того,

философия истории, спрашивающая о смысле истории, неизбежно

должна будет пользоваться чисто формальными принципами ценности

именно потому, что значимость этих принципов должна простираться на

всю историческую жизнь. Основываясь на этой предпосылке, возможно,

конечно, мыслить лишь такую систему ценностей, которая, опять-таки

только формально, обладает систематической полнотой, по отношению

же к своему содержанию, напротив, никогда не может быть закончена,

ибо с каждым моментом развивается новая историческая жизнь, а с нею

возникают и новые по своему содержанию культурные ценности, кото-

рые должны найти свое место в системе. Таким образом, в отношении

своего содержания система ценностей лишь постольку заслуживает на-

звания систематической, поскольку систематическая законченность пред-

ставляется нам в виде столь же необходимой, сколь и неразрешимой

задачи. Поэтому предмет философии истории как науки о принципах

и составляет лишь "идею" в кантовском смысле как всюду, где предме-

том является какая-нибудь целостность в неисчерпаемой полноте своего

содержания. Все эпохи должны, следовательно, работать над реализаци-

ей идеи подобной системы ценностей с сознанием, что они никогда не

завершат эту работу. Но это отнюдь не уничтожает значение последней.

Напротив, тот, кто посвятит себя ей, будет одинаково черпать мужество,

как обращая взор свой назад в минувшее, так и смотря вперед — в буду-

щее.

Если мы отвлечемся от всех тех проблем, которые, отделившись

в течение векового развития от философии, отошли в область специаль-

ных наук, то мы увидим, что все великие философы работали над

системой ценностей в указанном смысле; ибо все они вопрошали о смыс-

ле жизни, и уже один этот вопрос предполагает критерий ценности,

который должно найти. Таким образом, на всех них мы должны смот-

реть как на своих предшественников. То обстоятельство, однако, что

этот основной вопрос всей философии не только не разрешен еще, но,

что касается полноты его содержания, и никогда не сможет быть вполне

разрешен, пока все еще возникает новая историческая жизнь, опять-таки

лишь возвышает значение работы над его разрешением; ибо сознание

185

столь же явной необходимости, сколь и неразрешимости какой-нибуд

задачи сообщает нам уверенность в ее "вечности"; как и Фихте, оно

утешает нас тем, что, работая над разрешением этого вопроса, м

Ь1

благодаря этой нашей работе, становимся тоже "вечными", подобно

самой задаче*.

Глава III

ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ КАК ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ

Мы можем теперь, наконец, обратиться к проблемам третьей дис-

циплины, притязающей на название философии истории. В противопо-

ложность специальным историческим наукам она стремится дать

всеоб-

щую историю, иными словами, изобразить исторический "мир", т. е.

исторический универсум. Каким образом достигает она этой цели? Быть

может, задачей ее является связать в одно целое все специальные труды

и, если на этом пути невозможно прийти к действительно законченному

целому, заполнить более или менее вероятными гипотезами те пустые

места во всеобщей истории, которые специальные труды почему-либо не

могут заполнить? Простую сводку нельзя считать самостоятельной на-

учной работой, а попытка выдвигать гипотезы там, где у специали-

ста-ученого уже нет более возможности дать действительно серьезные

доказательства, способна вызвать только улыбку у всех историков.

Подобная философия истории уже потому была бы во всяком случае

излишней, что ведь сплошь и рядом историки сами пишут труды по

всеобщей истории. Таким образом, к философии истории можно прило-

жить в данном случае то, что можно сказать о философии вообще.

После того как все отдельные области действительности постепенно

стали уделом специальных наук, у философии как науки о действитель-

ности (Seinswissenschaft) не осталось более своей самостоятельной зада-

чи,

которая касалась бы эмпирического мира. Подобно этому и общее

познание исторического целого, отличающееся от специально научных

исследований лишь тем, что оно не ограничивается какой-нибудь одной

частью действительности, не может служить более задачей философии

истории. Не только изображение отдельных областей истории, но и все-

общая история как историческая наука должна быть всецело предостав-

лена историкам, которые в данном случае исключительно только и ком-

петентны; точно так же одни лишь эмпирики имеют право устанавли-

вать научные истины относительно бытия природы, как в общем, так

и в частностях. Надеясь достичь в данной области больших результатов,

нежели эмпирические науки, философия вызвала бы только улыбку.

Но этим еще не решается вопрос о философском истолковании

материала, изображаемого совокупностью всех эмпирических истори-

ческих наук. Даже принимая во внимание не только формы, но вместе

с тем и содержание исторического целого, у философии остается еще

одна задача, которую не в состоянии разрешить никакая эмпирическая

историческая наука, и именно то обстоятельство, что труды по всеобщей

истории, написанные историками, носят чисто исторический характер,

186

поможет нам определить точнее эту философскую задачу. Поэтому

попробуем сначала, основываясь на найденном нами понятии логичес-

кой сущности исторической науки, выяснить понятие эмпирического из-

ображения всеобщей истории, чтобы затем, увидев, на какие вопросы

историки в качестве историков не в состоянии дать ответ, узнать тем

самым, какие вопросы остается еще разрешить философии.

Что касается способа изложения, то "Всемирная история", написан-

ная,

например, Ранке*, ничуть не отличается от других его произведений,

изображающих отдельные объекты; да этого хотел ведь и сам автор. По

словам Дове, он был убежден в том, что "раньше или позже наступит

время, когда можно будет писать одни только труды по всеобщей

истории"; во всяком случае, его "Всемирная история" выросла из его

специально научных исследований; от последних она не отличается

никаким новым принципом. При этом для нас важнее всего узнать, что

понимает историк Ранке под историческим "миром", под тем целым,

о котором он трактует. Однажды он сказал, что науке не чуждо ничто

человеческое, что она охвачена стремлением объять все века и все

царства. На самом же деле, однако, он весьма далек от того, чтобы

в своей всемирной истории говорить о всех веках и всех царствах, и он

безусловно не сделал бы этого также и в том случае, если бы ему было

суждено закончить свой труд. Ведь, говоря, например, о том, что

Александр не был призван пройти сквозь Индию и открыть восточную

половину Азии, он все же замечает, что последняя "еще в течение многих

столетий не была втянута в круг всемирной истории". "Универсум"

Ранке есть лишь часть известной нам истории человечества, и при этом,

с логической точки зрения, он отнюдь не представляет из себя послед-

него наиболее обширного исторического целого; таким образом, он

вообще не есть универсум в собственном смысле этого слова. Но более

того,

требуя трактовки исторического материала с точки зрения всеоб-

щей истории, Ранке главным образом лишь хочет, не ограничиваясь

каким-нибудь отдельным народом, проследить те нити, которые связы-

вают между собою различные народы одного определенного культурно-

го круга. Ранке не только никогда не пытался установить понятие

исторического универсума или связать его различные части в системати-

чески законченное целое, но он даже и не мог бы этого сделать, остава-

ясь историком. Эмпирическая история ни в коем случае не может стать

систематической наукой, т. е. она не только не в состоянии дать систему

общих понятий, но она даже и в том смысле не может стремиться

к систематизированию, если мы под системой будем понимать совокуп-

ность индивидуальных рядов, которые, являясь членами индивидуаль-

ного целого, замыкаются вместе в определенное единство. Ибо,

во-первых, для того чтобы построить подобную индивидуализирующую

систему, необходимо было бы уже обладать системой всеобщих куль-

турных ценностей, создание которой совсем не есть дело историка;

и во-вторых, "историческое чувство" (historischer Sinn) непременно

Должно будет противиться не только историческим законам, но и всякой

систематике вообще. Ибо последняя лишила бы историка свободы и ши-

роты кругозора, которые нужны ему для непредвзятого понимания всех

исторических событий во всем их своеобразии. Поэтому все историки,

187

даже те, которые работают над всеобщей историей, оставаясь при это

историками, поступают в принципе не иначе, как Ранке, т. е. не система

тически. Мнимый недостаток этот был недавно резко оттенен в одной

"всемирной истории", покоящейся на "этнографическом" фундаменте*

Но разве попытка эта подвергнуть все части земли исторической трак^

товке в принципе действительно что-нибудь изменила? Для системати-

ческого отграничения (Abgrenzung) и расчленения (Gliederung) истори-

ческого универсума она во всяком случае не может иметь значения

Выигрывая во внешней, количественной всеобщности, история необ-

ходимо при этом проигрывает во внутреннем единстве, так как руково-

дящий принцип подобной истории не представляет собой понятия ка-

кого-нибудь культурного целого.

Неизбежный "недостаток" всякого чисто исторического изображения

всеобщей истории вместе с тем указывает нам на задачи философского

истолкования исторического универсума. В противоположность истории

философия всегда стремится к систематизированию. Само собою понят-

но,

что, поскольку речь идет об исторических фактах, она всегда должна

опираться на эмпирическую историческую науку, подчиняясь в этом

безусловно ее авторитету. Несмотря на это, однако, во всех чисто

исторических трудах, включая и наиболее обширные, она может видеть

лишь материал, который она обрабатывает своего рода систематичес-

ким образом. Приступить к этой обработке она может, конечно, лишь

более или менее разрешив уже свою задачу в качестве науки о принци-

пах. Имея же, хотя в самых общих чертах, критически обоснованную

систему культурных ценностей в указанном смысле, она может присту-

пить к известного рода систематическому пониманию также и

содержа-

ния истории. При этом, правда, она не строит системы общих понятий,

как это делает генерализирующая наука, но зато систематическим об-

разом отграничивает и расчленяет исторический универсум.

Что касается отграничения, то в понятие последнего исторического

целого входит все то, что благодаря своей индивидуальности является

существенным по отношению к критически обосновываемым, т. е. об-

ладающим более нежели эмпирической всеобщностью, культурным цен-

ностям. Конечно, возникающий таким образом исторический универсум

может быть опять-таки лишь "идеей" в кантовском смысле, т. е. он,

подобно самой системе культурных ценностей, по содержанию своему

никогда не сможет быть вполне законченным, почему и относится уже,

как говорит Медикус, к "трансцендентальной диалектике" критики ис-

торического разума. Но обстоятельство это не уничтожает самосто-

ятельного значения систематической философско-исторической трактов-

ки исторического универсума. Наоборот, отнесение к системе ценностей

позволяет вместе с тем и расчленить историческое целое, т. е. оно

позволяет нам отграничить друг от друга определенные наиболее важ-

ные его части, как его "эпохи", или "периоды", и расположить их таким

образом, чтобы смысл истории выражала не простая абстрактная фор-

мула ценности, но конкретное изображение самого развития. Выбор

существенного в подобной философии истории тоже должен отличаться

от аналогичного процесса в эмпирических науках; философия истории

принимает ведь во внимание не все культурные ценности, обладающие

188

прической всеобщностью, но только те из них, которые нашли свое

^ снование в системе ценностей; масса исторических деталей должна

тому отступить на задний план, так что речь будет идти об одних

ишь "великих" эпохах или периодах.

Это приводит нас к мысли о науке с весьма своеобразной логической

оуктурой, а именно к понятию систематической науки о культуре.

Несмотря на свой систематический характер, она не представляет собой

ерализирующей

HaVKHj т е она не имеет

целью построить систему

более или менее общих понятий, так как всегда имеет дело с историчес-

кой культурной жизнью, но она пытается посредством индивидуализи-

оуюшего метода связать вместе понятия исторических частичных ин-

дивидуальностей (Teilindividualität), сомкнуть их в законченное единое

целое понятия индивидуальности исторического универсума (Univer-

salindividualität). Такое понятие не содержит в себе никакого проти-

воречия. Система ценностей делает возможным систематизирование,

а отнесение к системе ценностей позволяет применить индивидуализиру-

ющий метод.

Кто является носителями эпох исторического универсума, отдельные

личности или движения масс, — это можно, конечно, опять-таки решить

лишь в каждом отдельном случае; историческое исследование не в состо-

янии точно так же решить и вопрос о том, что собой представляют

наиболее обширные члены единичного процесса развития: суть ли это

различные эпохи, следующие друг за другом, или различные народные

индивидуальности, отчасти сосуществующие друг с другом. Мы хотим

здесь лишь оттенить систематический характер философского истол-

кования того же самого предмета, который исторические науки тракту-

ют чисто историческим образом, и тем самым резко отграничить фило-

софию истории не только от генерализирующих общественных наук или

социологии, как мы это уже сделали раньше, но также и от эмпирических

исторических наук. В указанном выше смысле даже с самой историей

философия должна поступать не историческим образом. Ранке поэтому

был прав, когда, чувствуя противоречие между своими общеисторичес-

кими построениями и построениями некоторых философов, опасался

вторжения философии в область истории. Но все-таки он был не прав

в своем отношении к философии истории, ибо, скорее лишь чувствуя

названное различие, нежели ясно сознавая его, он не в силах был его

отчетливо формулировать в понятиях. Если и не в своей "всемирной

истории", то в своих лекциях "об эпохах новой истории"

он сам пытался

Дать нечто приближающееся в известном смысле к философии истории.

Для философии труд этот все же слишком историчен и потому несисте-

матичен; он представляет собой, таким образом, переходную или сме-

шанную форму, что, понятно, отнюдь не уничтожает его ценности, так

как он все же является выражением гениальной личности; имея в виду

его логическую структуру, мы, однако, должны назвать его переходной

формой. Желая быть в известном смысле систематическим, труд этот не

признает вместе с тем целого ряда предпосылок, без которых не может

Этот труд знаменитого историка переведен на русский язык под редакцией

Роф.

Виноградова. — Примеч. пер.

189

обойтись никакая систематика. Это и показывает нам, как резко необ

ходимо различать понятия эмпирической несистематической историчен

кой науки и философии истории. А если различие это действительно не

забывается и если философ истории избегает вторжения в область

исторических наук, то его систематический способ рассмотрения всего

исторического развития имеет наряду с историческим и несистематичес-

ким изображением исторической жизни неоспоримое право на сущест.

вование.

Но для того чтобы вполне уяснить указанное различие и вместе с тем

необходимость этого вида философии истории, мы должны принять во

внимание еще второй пункт, теснейшим образом связанный со стремле-

нием к систематизированию. Сущность "исторического чувства" состав-

ляет не одна только бессистемность; непредвзятое понимание историчес-

кого процесса подразумевает также веру в "право" каждой исторической

действительности. Поэтому историк должен в качестве историка воздер-

живаться от прямой оценки своих объектов, и ввиду этого логика

истории должна резко отделять теоретическое отнесение к ценности от

практической оценки. Наоборот, философия, задачей которой является

критически отнестись к культурным ценностям, не признает никакого

"права", подобающего историческому как таковому. И если философия

вполне признает чисто исторический метод специального научного ис-

следования, то столь же решительно должна она отклонить историзм

как мировоззрение. Историзм этот, столь много о себе думающий,

представляет собой в сущности одну из форм релятивизма и скептициз-

ма; при последовательности в мышлении он необходимо должен приве-

сти к полнейшему нигилизму. Он этого избегает с виду лишь тем, что,

совершенно произвольно тяготея к какой-нибудь одной из всех многооб-

разных исторических комбинаций, он приписывает ей "право историчес-

кого",

черпая уже затем из нее всю массу положительной жизни. Это,

правда, отличает его от абстрактно сформулированного релятивизма

и нигилизма, но в принципе ничуть не меняет дела. Будучи последова-

тельным, историзм должен был бы приписывать право исторического

всякой, любой исторической действительности, а именно потому что он

должен был бы тяготеть всюду, он нигде, собственно, не может тяготеть.

Как мировоззрение, он возводит в принцип совершенную беспринцип-

ность, почему философия истории и должна бороться с ним самым

решительным образом.

Что касается понимания исторического универсума, то, в проти-

воположность историзму, философия истории покидает исторический

метод чисто теоретического отнесения к ценности, заменяя его критичес-

кой оценкой. Лучше всего мы уясним себе это на примере понятия

прогресса, в философии истории опять вступающего в свои права. Ясно,

что эту категорию нельзя отнести к принципам эмпирической историчес-

кой науки. Подобно отнесению к системе ценностей, она помешала бы

непредвзятому пониманию исторических явлений во всем их своеоб-

разии и, как справедливо выразился Ранке, она медиатизировала* бы

прошедшее. Наоборот, философия истории не может обойтись без кате-

гории прогресса, необходимой ей для того, чтобы подняться над нигили-

змом историзма. В связи с расчленением исторического универсума она

190