Пронина. Учебник по психологии журналистики
Подождите немного. Документ загружается.
законодателей угрозой «кровной мести» и, одновременно, тотальной
романтизацией мстителей и мстительности.
«Месть да лесть – дружны», – утверждает старая русская пословица.
Фольклорный парадокс! Но кто бы мог предположить, что демократическая
журналистика станет повторять зады коммунистической пропаганды. Все, что
было наагитировано про независимость Вьетнама, Кубы, Анголы, других
горячих точек планеты, теперь используется в публицистике о Чечне. […]
Пропаганде противостоять трудно. Теперь для этого нужно иметь не
только собственный ум, но и личную храбрость. Появилась, например статья со
словами: «Чеченская тема надоела безумно…» И тотчас же «Московский
комсомолец» воззвал: «Это написал Михаил Леонтьев – зам. главного
редактора респектабельной «Сегодня». Над заметкой – портретик
замечательного публициста. Так что ежели чеченская общественность придет в
«адекватное состояние» и решится на оскорбление действием, то не ошибется».
Это даже не «разжигание национальной розни», это угроза бандитскими
погромами и подстрекательство к бандитскому погрому. И все-таки далеко
журналистам до политических деятелей. Глава влиятельной думской фракции в
интервью газете «Дело» прозрачно намекает: «Чеченцев просто подбивают к
тому, чтобы они ответили кровавым террором в Москве». Депутаты Думы без
проверки и анализа, словно простой спутник-ретранслятор, распространяют
прокламации дудаевской пропаганды…
Когда Рамазан Абдулатипов говорит, что у Российской Федерации «нет
национальной политики», он или лукавит, или в силу привычки не замечает
даже, сколь принципиально проводится в этом вопросе прежняя
большевистская линия. Но, заимствуя у коммунистов риторику о
«самоопределении вплоть до отделения», неплохо бы помнить, к чему это
привело, а главное, понять, наконец, почему же так вышло. Тут ведь важны не
лозунги, а реальные механизмы. Однажды, раздосадованный тем, что на
переговорах грузин-большевик Орджоникидзе ударил по лицу грузина-
меньшевика, В.И. Ленин поспешил назвать, говоря по-нынешнему, кавказскую
разборку «русским (?!) рукоприкладством» и раскрыл собственный замысел:
«интернационализм со стороны угнетающей нации или так называемой
«великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так,
как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального
равенства наций, но в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны
нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически…»
Грубые оскорбления национального достоинства большинства населения в
устах вождя психологически знаменательны. Истерический напор должен был
подавить, парализовать самосознание того народа, который один из всех, хотя
бы в силу своего численного преобладания, мог отринуть большевизм, если бы
остался в русле национальной традиции. Чтобы властвовать, коммунистам
недостаточно было по правилу древнеримских рабовладельцев разделить
народы. Тогда они предъявили моральные и материальные претензии к
«великой» нации от лица «малых», ото всех вместе и от каждой по отдельности.
70 лет одному из народов федеративного государства решительно и неотступно
внушали деморализующий комплекс вины, провоцируя и нагнетая чувство
49
национальной неудовлетворенности у всех остальных. Судьба
«русскоязычных» в Эстонии, Латвии, Молдавии, Таджикистане… показала, что
«образ врага» внутреннего удалось создать и более жгучий и более
действенный, чем «образ врага» внешнего, типа «германского фашизма» или
«американского империализма».
На развалинах СССР заводить прежние песни может, говоря словами
интеллигентнейшего Егора Тимуровича, «только дурак или провокатор». Но вот
подошла горькая годовщина одного из самых постыдных эпизодов второй
мировой войны – депортации целых народов. Безысходная жуть этой народной
трагедии в том, что механизированное злодеяние ХХ века вершилось по
атавистическому обычаю родовой мести: как если бы некие военные
инициативы горцев нанесли кровное оскорбление властителя Сталину и грех
родовой вины пал на каждого балкарца, ингуша, карачаевца, чеченца «до
седьмого колена», а исполнительный визирь Берия мстил провинившимся
народам, изгоняя их до последнего человека, заодно предохраняя своих
соплеменников от ответной мести. Для федеративного государства жизненно
важно снять мистический ореол с хладнокровного военного преступления.
Следовательно, надо точно установить и назвать, кто варварскую акцию
замыслил, кто планировал, организовывал, отдавал приказы, то есть выяснить
личную вину и определить меру личной ответственности конкретных людей и
тем самым увести общество из порочной спирали «родовая вина – кровная
месть – родовая вина – кровная месть», которая захватывает целиком все новые
и новые народы. Но, увы, пока слышны лишь публицистические призывы к
всенародному покаянию, надо понимать, в родовой вине русских, до седьмого
колена. По-прежнему российские идеологи придают «обычаям» большее
значение, чем реальному положению дел. В который уже раз и с каким ученым
апломбом пишется: «Достаточно сбросить с головы платок перед дерущимися,
чтобы они немедленно расцепились. Пожилые чеченки снимали платки и перед
русскими солдатами – очевидно, приводя их в недоумение». Это умиляется, как
сказано в подписи к статье, госпожа Старовойтова. Ей, по-видимому, кажется,
что в современных кавказских войнах (Карабах, Абхазия, Осетия) строго
соблюдаются красивые «рыцарские обычаи». А ведь в той же газете, где
публикуются подобные «поучения авторитетов», проходит иногда и реальная
информация. К примеру, о женщине (национальность не указана), которую
дудаевские боевики принудили впереди них войти в заминированное строение,
угрожая в противном случае убить её малолетнего сына. Мать с тяжелой раной
в госпитале, о судьбе сына-заложника в газете не сообщается…
Посмотрим на вещи прямым взором. Нет уже в современном мире «старых
добрых» родообщинных отношений. Теплые узы земляческой солидарности
обернулись смертной круговой порукой типа сицилианско-американской
мафии. А романтический обычай личной мести выродился в злобные убийства
из-за угла безвинных людей ради абсурдных притязаний уголовных
авторитетов, политических авантюристов и квазирелигиозных фанатиков на
власть и деньги. Может быть, пропагандистский образ дикого мстителя с
дедовским кинжалом кому-то и выгоден. Но, если вдуматься, для чеченцев как
народа это национальное оскорбление. В нем выражается, в сущности,
50
презрительное отношение к горцам как людям нецивилизованным,
неспособным нормально жить в нормальном современном обществе,
подходящим местом для которых была бы разве что резервация, для пущей
суверенности обнесенная колючей проволокой. Подобная позиция неприемлема
и для людей, с равным уважением относящимся к любому народу, и для
государства, в конституции которого заявлено о правах человека как высшем
приоритете общества. Это вообще проблема жизни, а не вопрос пропаганды.
Чтобы осветить суть дела, лучше обратиться к далекому от Чечни примеру.
Во время войны с Ираком первый эшелон атакующих иранцев
формировался нередко из необученных добровольцев 14–15 лет. Они должны
были идти впереди профессиональных воинских частей, чтобы своими
детскими ногами протоптать в минных полях проходы для танков. Говорят, у
каждого из мальчиков-смертников на шее висел освященый имамом «ключик от
рая»… Но когда Иран и Ирак заключили перемирие, по всей линии фронта
практически не возникало нарушений прекращения огня. Значит, не было на
уровне рядовых ни ненависти, ни мести. Значит, не сам по себе ислам и не
родовые обычаи, а повеления шейхов, имамов и прочих властных идеологов
возбуждали самоубийственный фанатизм. А поддерживали накал страстей
автоматчики, которые разделяли соплеменников на добровольцев и предателей.
Однако же и автоматчики устыдятся усердствовать, если не задействованы,
говоря словами Н.С. Хрущева, подручные партии. Поистине права поговорка:
без зубов лесть, а с костями съест! И тут честнее было бы напомнить друг другу
о судьбе Кубы, Анголы, Ливана, Афганистана, чьих бойцов вот также
подзуживала «прогрессивная мировая общественность», пока не заговорили те
же самые деятели о «саморазрушении государств» и «самогеноциде народов»…
И наконец, проблема, о которой, кажется, боятся говорить открыто. А как
действует пропагандистский образ мстительного чеченца с кинжалом на
психику других наций федеративного государства? Зондаж, проведенный
психологической службой «РВ», показал, что к апрелю 1995 года, несмотря на
всеобщее (100%) убеждение в безнравственности мести для современного
цивилизованного человека, 25% опрошенных предполагают возможность
«мести за месть» со стороны русских; 38% уже и лично себя считают
способными на возмездие в случае крайности, а 60% указали преступления
(терроризм, захват заложников и т. п.), месть за которые можно морально
оправдать. Некоторые публицисты почувствовали, по-видимому, резкий рост
психологической напряженности. Но успокаивают единомышленников,
рассуждая, к примеру, о терских казаках в таком стиле: «Много ли найдется
желающих жить с автоматом под подушкой?» Между тем пример государства
Израиль показывает, если дело идет о землях, в «желающих жить с автоматом
под подушкой» недостатка не бывает. А земли на Кавказе не только чеченские.
Отсутствие надежной защиты личности и имущества оставляет человека один
на один с угрозой уничтожения, а односторонне психологическое давление –
средств массового воздействия многократно усиливает внутреннюю
тревожность и регрессию к непредсказуемым ответным действиям. Характерны
ответы на вопрос: «Что может защитить от мести?» Большинство респондентов
рассчитывают на друзей (45%) да на семью (30%). Каждый четвертый хотел бы
51
иметь на этот случай личное оружие. И только 15% опрошенных полагаются на
закон. Главным образом, это профессиональные военные (12,5%), которые ясно
понимают, то речь идет не о романтических дуэлях, а о защите
конституционных прав человека от организованного терроризма, притязаний
национал-сепаратистских лидеров и амбиций безответственных идеологов.
Но закон, какой он есть сегодня, не защищает законопослушного человека.
Он парализован неизжитым коммунистическим лицемерием. Между тем
национал-сепаратисты торопятся превратить свои полулегальные привилегии в
легитимные выгоды. У них нет другой базы, кроме «родообщинных
отношений». Дай им волю, они всю Россию опустят до элементарно-
биологических способов «самоуправления». Так что же, и законопослушному
большинству тоже запасаться оружием, чтобы обеспечить своим семьям
альтернативное выживание? Этот вопрос обращен отнюдь не к законодателям.
Большинство из них психологически не в состоянии смотреть в лицо фактам и
называть вещи своими именами. Последняя граница, за которой уже только
хаотический распад на кланы, землячества, мафии и кинжальное право, – это
силовые линии государства. Ничего хорошего тут не видно. Но, в конце концов,
для того они и созданы, чтобы стоять у крайней черты, перед лицом
преступных притязаний, в эпицентре пропагандистского давления.
Психологическая напряженность здесь не поддается измерению: зашкаливает
любые методики. Зато здесь не срабатывает лесть и не вызывает восторга
ученое умиление первобытными добродетелями. Здесь вообще неуместно
идеологическое вмешательство, потому что у крайней черты Конституция
России имеет непосредственное действие в прямом значении юридической
терминологии. Здесь важно только одно: не поддаться, не уступить от долга
перед людьми, доверяющими государству.
Когда-то знаменитые писатели-прогнозисты братья Стругацкие вложили в
уста излюбленного своего героя-цивилизатора знаменательные слова: «Мы…
не ученые. Ошибки ученого – это в конечном счете его личное дело. А мы
ошибаться не должны. Нам разрешается прослыть невеждами, мистиками,
суеверными дураками. Нам одного не простят: если мы недооценим
опасность».
Хорошо когда-то писали братья Стругацкие. Прогностично.
Цит. по: Российские вести. 21 июня 1995. № 113.
52
Пронин Е.И., Пронина Е.Е.
РОКОПОПС: ПОРНОГРАФИЯ СМЕРТИ
Вся ценность этого факта в том, что он не символический, а житейский. А
дело было так. В московской школе №1158 шел выпускной вечер. Аттестаты
были уже вручены. Торжественные речи сказаны. Ребята рассаживались по
автобусам, чтобы ехать на свой первый банкет в ресторан «Академический».
Название, надо полагать, родительский комитет выбирал «с намеком». И стоило
того. Как позднее подсчитали, в том году на выпуск одной этой школы
пришлась почти половина золотых и серебряных медалей всего Южного
административного округа Москвы. А почти половина школьных наград
пришлась на долю учеников одного класса: 11-го «А». Им и предоставили
первый «Икарус». Сели, кто с кем хотел. Получилось привычно, как в кабинете
математики.
– Давайте споем, – предложила классный руководитель, когда автобус
тронулся, – да такое, чтоб все знали и все пели!
Дальше – педагогический шок.
29 подростков, не сговариваясь, запели:
«Мастер-дент» – сеть стоматологий…
Номер наш един:
Двести семьдесят четыре –
десять –
ноль один…»
Все знали. И все пели. Навязший в зубах музыкальный ролик
телевизионной рекламы – а вот поди ж ты – пригодился. Да еще как!
Не нужно торопиться с обобщениями. Это – факт житейский. Не
символический. Но стоит только спросить себя: «А что именно бы мы захотели,
чтобы они запели?», – и тогда символической станет сама ситуация.
Захотели бы мы, чтобы они запели, к примеру:
«Я сошла с ума,
я сошла с ума:
Мне нужна ОНА…
Мне нужна ОНА…»?
А ведь это был, что называется «хит сезона». Звучал почаще рекламы
«Мастер-дента», и не знать его для подростка было совершенно невозможно.
А они ведь могли запеть и вот это:
«Давай вечером
с тобой встретимся…
Будем опиум курить…»
Был же «хитовый» альбом под названием «Опиум», который крутили на
всех дискотеках, во всех дворовых компаниях, так что славословие наркотика
шло понавязчивее рекламы. Преодолеть подобный звуковой барьер подросток
не в силах. И тем труднее это сделать, чем раскрученнее шоу-звезда. В том са
53
мом школьном автобусе вполне могло бы зазвучать дружно и весело, как в
телевизионном клипе:
«За монетку, за таблеточку,
Сняли нашу малолеточку!
Ожидает малолетку
Небо в клетку
В клеточку…»
А что? «Живая легенда», орденоносная примадонна во всей своей славе,
блеске и профессиональной исступленности так лихо откалывает номер, а
подтанцовка так заходится в радостном плясе, словно истинное удовольствие
только в том и состоит, чтобы снять-сдать «малолеточку» за «монетку-
таблеточку», ну и, заодно, спровадить юную соперницу под «небо в клеточку». И
телезритель (проверено экспериментально) запоминает залихватский припевчик с
одного раза.
Песня по психологической сути своей – публичная коммуникация,
способная соединить людей в коллективном потрясении благодаря тому, что
некие чувства, смутно роящиеся в душе каждого, вдруг получают общее
выражение, ясное и неоспоримое как озарение. Главное в том, что песня
воспринимается не иначе, чем буквальное выражение глубинных и личных
убеждений и переживаний. «Певец поет о себе, слушатель слушает о себе же, –
характеризует песенный контакт академик Лихачев, – исполнитель и слушатель
(слушатель как бы внутренне подпевает исполнителю и с этой точки зрения
является до известной степени также ее исполнителем) стремится отождествить
себя с лирическим героем» (Лихачев Д.С. Поэтика древне-русской литературы. –
Л., 1972. – С.o86).
Пропеваемые исполнителем слова будто всплывают в сознании слушателя
из глубин его собственного бессознательного, вызывая пароксизм чувств и
исступленность поведения. И чем более массовым (в количественном
отношении) становится песенный контакт, тем яростнее проявление
психосоциальных эффектов. В разгар «битломании» в США подпевающая и
пританцовывающая публика приходила в такой экстаз, что Джон Леннон
удивленно сказал: «Мы могли бы отделаться мимикой. Могли перестать петь, и
никто бы не заметил». Это очень трезвое наблюдение. На каком-то этапе
слушатель настолько проникается песней, что несет ее в себе как
универсальную формулу отношения к жизни, к людям, к самому себе. Он уже в
автономном режиме. В толпе фанатов исполнитель нужен только как
сигнальная лампочка условного рефлекса. Дальше – слепой разряд
биологической энергии, и переживание песни, минуя стадию осознания,
переходит в неконтролируемое поведение. Эмоционально это упоительное
состояние. И, повторяясь, оно вызывает мутации в динамическом стереотипе
личности. Это не значит, что в душе не остается ничего другого. Но все другое
может отступить в любой момент на задний план, а рефлекс и в жизни, как по
наезженной колее, сработает по врезавшимся в память словам. Так что же,
правы те, что некогда говорили: «Сегодня он играет джаз, а завтра – Родину
продаст»? Не более чем тот, кто, в пику, скажет: «Сегодня он играет джаз, а
завтра Родину ни за что не продаст». И то, и другое – равно фарисейские
54
заморочки. Когда после концерта небезызвестной рок-группы толпа подростков
под вопль: «Мы вместе!», – гремит вагон электрички, можно долго и нудно
спорить: «Кто виноват?» или «Кому платить за перебитые горшки?». Но
главное – не попасть под горячую руку. А это вполне может случиться. И не
только в тот конкретный момент, когда всколыхнется «спящий эффект»
хитовой песни. Речь не о том, что они так навсегда и останутся преступной
толпой. Милиция не позволит. Дело в том, что каждый из них впитал,
подкрепил и несет в себе паттерн опьяняющего своеволия. Когда и как
сработает рефлекс, заранее не скажешь. Но для определения стадий сложилось
уже что-то вроде терминологии: «пофигизм», «оторвись по полной»,
«немотивированное насилие», «отвязанный», «отморозок» и т. п. Но сколько бы
неприятностей не причинял этот рефлекс окружающим, самый вредный вред
наносится себе самому. Эскалация рефлекторного своеволия ведет к утрате
способности самоконтроля, к лишенности характера, к тому, что Эрик Эриксон
называл «диффузией идентичности». Великий психиатр описал состояние души
«рядовых» хиппи, панков, фанатов и т.oп. вот в таких выражениях: «регрессия к
инфантильному уровню»; «чувство изоляции и опустошенности»;
«враждебность и презрение ко всем признанным общественным ролям вплоть
до мужских и женских ролей, из чего затем возникает проповедь
гомосексуализма и трансвестии»; «в крайних случаях возникает поиск
негативной идентичности, стремление стать ничем, как единственный способ
самоутверждения». Это не самодостаточная личность, а податливый материал в
руках всякого рода «гуру», лидеров, вожаков, авторитетов и т.oп.: не стоик, а
адепт; не сподвижник, а мародер; не партнер, а подельник; не друг, а шестерка.
Но именно это психологическое состояние воспевается в торжественном хите
культовой группы: «Таких не берут в космонавты»… Если бы только в
космонавты! «Такие» не годятся ни для любви, ни для семьи, ни для общины.
Всегда и везде они чувствуют свою неполноценность. Конечно,
профессиональный преступник или политический экстремист может заглушить
это чувство свирепостью нрава, повязать круговой порукой «братвы» или
растворить в слепой ярости толпы. Но для нормального человека диффузия
идентичности – это психологический ад на земле.
К счастью, и любовь, и семья, и община, да и воспитательные учреждения
государства имеют что противопоставить соблазнам опьяняющего раздрая, и
тем объясняется, почему никакие хиты не могут опустить до девиантного
состояния всех поголовно. Но надо понимать, что уязвим любой. Каждый по
себе знает, как часто люди действуют из чувства противоречия и как мучителен
детский негативизм. Есть нечто в человеческой природе, благодаря чему
удается сохранить индивидуальность, не поддаться ни соблазну, ни давлению,
выстоять в любых обстоятельствах и любой ценой. Каждый одарен тем
свойством души, что можно назвать инстинктом личного выбора, инстинктом
собственного предпочтения, инстинктом непреклонного отказа. Это великий
импульс. Без него человек остался бы жалким конформистом, а общество
погрязло бы в традициях и обычаях ледникового периода. Это могучий
импульс. Психическая энергия предельного отказа пересиливает даже инстинкт
самосохранения. Но, как всякий инстинкт, это слепой импульс. Энергия
55
реактивного сопротивления выплескивается без разбора и дозирования,
порождая эйфорию самоутверждения. Благодаря этой щедрой избыточности
для человека, как сказано у А.С. Пушкина: «Есть упоение в бою, и бездны
мрачной на краю…» Но по той же самой причине на эйфорию
самоутверждения, как на крючок, ловится человек в своем стремлении к
самостоятельности и независимости. А крутые хиты, как наживка, растравляют
душу, подзуживают к проступку, подкрепляют девиантное поведение
удовольствием от музыки и танца. Энергия реактивного сопротивления
зацикливается на никчемных перебранках с учителями, бессмысленных
стычках с милицией, идиотическом вандализме… Ради этой эйфории нарушают
не только внешние запреты, но и внутренние резоны, теряют себя, становятся
преступными по бесхарактерности и аморальными «за компанию». Та сила
души, которая могла бы стать основой упорной жизнестойкости и смелой
изобретательности, перерождается во вздорный негативизм, ведущий к
диффузии идентичности, безнадежности, отчаянию, суициду…
В толпе фанатов не так уж много профессиональных преступников, и
далеко не все – принципиальные бунтари, но никто по-человечески не надежен.
И при виде взвизгивающих, дергающихся, рвущихся дотронуться до кумира
девочек-подростков смешно умничать: «Новое поколение вырастет без
комплексов», – и глупо ужасаться: «Какое непотребство». Достаточно
напомнить себе, что это – будущие жены и матери. Но они еще в таком
возрасте, что переживают не любовь, а то, что специалисты называют
гормональным взрывом или юношеской гиперсексуальностью. Состояние это в
полной искренности и прямоте осознал в свое время Ромен Роллан: «Бывают в
жизни дни, когда готов влюбиться в козу, ежели на ней чепец». Через нечто
подобное проходит каждый. Разумеется, тут нужны и ирония, и брезгливость.
Но, в известном смысле, юношеская гиперсексуальность – это дар природы.
Благодаря ее избыточной силе взаимная притягательность вспыхивает так легко
и переживается настолько остро, что, вспомним английскую поговорку, каждый
Джон находит свою Дженни, а платонические и роковые страсти, как
прекрасные или трагические исключения, подкрепляют норму. Это импульс
тоже великий и могучий, но и слепой, как всякий инстинкт. А песня и танец
срабатывают как спусковой крючок гиперсексуальности. И в эйфории
гормонального взрыва принимаются за чистую монету и входят в привычку
такие формы сексуального поведения, что можно потерять способность к
человеческой любви, семейной привязанности, заботе о потомстве… Как это
отражается потом на судьбе и нравственном здоровье конкретных жен и
матерей – вопрос житейски суровый. Но и в плане общей сексопатологии тут
полно некомпенсируемых проблем. «Наши дети, – озабоченно констатирует
знаменитый американский психолог Абрахам Маслоу, – лишили
таинственности секс, «деритуализировали» его. Секс – это ничто; это
естественное влечение, и они сделали его настолько «естественным», что оно
часто теряет свои поэтические качества, т. е. фактически теряет все» (Maslow A.
Self-actualizing and Beyond // Challenges of Humanistic Psychology. – N-Y, 1967).
Конечно, в некоторых древнейших и самоновейших специальностях, где
требуются «девушки без комплексов», привычки юношеской
56
гиперсексуальности помогают достичь профессионализма. Но в личной жизни
это знак эмоциональной ущербности, источник дурного настроения и угроза
невротического срыва.
Но каким же образом запускается механизм деградации естественных и,
можно сказать, необходимых свойств человеческой натуры? Почему
губительные заскоки не отторгаются здравым рассудком и нравственным
чувством? Вся штука в том, что некоторые позы и предметы, жесты и образы
воздействуют непосредственно, в сущности, физиологически, на
доинтеллектуальном уровне переработки информации, вызывая стресс, который
рациональное рассуждение уже не может снять, и нравственное чувство
оказывается заблокированным. Неслучайно простоватый руководитель рок-
группы средней руки по кличке «Паук» откровенничал: «Нам нужны
подтанцовка и певицы, которые могут прямо на сцене переживать оргазм».
Сейчас и подтанцовка, и солистки в большинстве своем только тем на сцене и
заняты, что откровенно имитируют разные стадии специфического экстаза. А
мужская часть параллельно разыгрывает дебош с брутальными жестами,
угрожающими криками, садо-мазохистской атрибутикой и несусветной
матершиной. И это не индивидуальное самовыражение артистов, а стандартная,
отрежиссированная «поэтика» провоцирования выплесков биологической
энергии зрителя. В принципе, такого рода шоу – моральное насилие, потому
что каковы бы ни были установки и ценности человека, он не может не
реагировать, поскольку срабатывают безусловные рефлексы. Темпо-ритм и
громкость музыки, стремящиеся к биологическим пределам напряжения, тоже
гонят и оглушают, не дают возможности сосредоточиться на осознании
происходящего. А повторяющиеся, словно на испорченном граммофоне,
всклики-заклинания типа: «Нас не догонят! Нас не догонят!»; «Ты бросил меня!
Ты бросил меня!»; «Будь или не будь! Будь или не будь!», «Мы вместе!» и т. п.,
– при смятении чувств и пустоте сознания провоцируют эхолалию:
автоматическое (как при шизофрении или поражении лобных долей мозга)
повторение услышанных слов; затверживание (как на ранних этапах
становления языка ребенка) рече-мыслительных шаблонов; сращение
рефлекторных реакций с вербальными сигналами (как лозунг или слоган). Вот
почему нельзя принимать всерьез агрессивные самооправдания хитрецов от
шоу-бизнеса: «Не нравится – не смотри», – или: «Не любишь – не слушай». Не
допускают они на самом деле до свободного сознательного выбора: сначала
жмут на безусловные рефлексы, потом – на возникшую зависимость.
Но в какой степени важно, что именно поют выпускники, с каким кличем
идут на погром подростки, от чего девушки приходят в экстаз на дискотеках?
Сказал же поэт: «Праздник жизни – молодости годы». И, может, это не более
чем современные формы праздного времяпрепровождения? Тем-то оно и
важно. Великий Бахтин подчеркивал: «Празднество (всякое) – это очень важная
первичная форма человеческой культуры… Празднество всегда имело
существенное и глубокое смысловое, миросозерцательное содержание… Отдых
или передышка в труде сами по себе никогда не могут стать праздничными.
Чтобы они стали праздничными, к ним должно присоединиться что-то из иной
сферы бытия, из сферы духовно-идеологической. Они должны получить
57
санкцию не из мира средств и необходимых условий, а из мира высших целей
человеческого существования, то есть из мира идеалов. Без этого нет, и не
может быть никакой праздничности» (Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле
и народная культура средневековья и ренессанса. – М., 1963. – С. 11–12). И
сколько бы ни говорили хитрецы от шоу-бизнеса, что «попса» – это пустая
развлекуха и безыдейщина, в ней есть, однако же, и жесткая система взглядов,
и профессиональные идеологи. А особенность вот в чем. Песенный контакт на
доинтеллектуальном уровне переработки информации (использование
физиологически воздействующих поз, предметов и образов, экстатических
криков и телодвижений, апелляция к безусловным рефлексам, блокирование
нравственного чувства и т. д.) активизирует архаические пласты психики,
отключает рациональность, подспудно возвращает к пралогическому строю
мышления, которое было свойственно магическому мировосприятию
первобытного человека и рудименты которого продолжают жить в подсознании
современных людей. Но чтобы обычного человека ввести в иррациональное
состояние сознания, нужен еще и прямо указующий жест признанного
авторитета по принципу: «Делай как я!», – на манер первобытных жрецов,
кудесников, колдунов и т. п. Шоу-бизнес очень заботится о том, чтобы
широковещательно затвердить жесткую иерархию своих авторитетов:
непрерывно подводит итоги хит-парадов, организует премии типа «Гремми»
или «Овация», присуждает романтические звания типа «Живая легенда», и
схлопатывает государственные награды и средневековые титулы пэров и
рыцарей. Сама по себе рекламная звездопляска малопонятна. Фэны говорят
откровеннее и точнее. В Петрозаводске по всей крыше стандартного 16-
квартирного барака листами шифера выложено: «Цой – ты Бог!». Более
скромных размеров лозунги типа «Б.Г. – мое божество» – можно найти в любом
городе. И такие надписи надо бы понимать буквально. На западе «поп-звезду»
называют: «Идол». И тут есть некоторая тонкость, которую следует учитывать
особо. Для наивного первобытного фетишиста деревянный истукан или
каменная баба не символ и не икона, а сам Бог, собственной персоной. Одним
только своим видом идол мог привести древнего охотника в экстаз,
восстанавливающий спокойствие души, зоркость глаза и твердость руки.
Современный человек, даже подросток, конечно, далек от такого рода
наивности. Но тем больнее ему, когда обстоятельства принуждают поступаться
гордостью, изворачиваться, а то и подличать, терпеть пренебрежение, мириться
с неудачами… Да еще вечный укор памяти о надеждах отца-матери и
собственных ранних мечтаниях. А «поп-звезда» одним своим видом снимает
любой раздрай чувств, мол: «Что вытворяю, а знаменита и богата!». Тут не
банальный пример для подражания. Тут встреча с идеалом, присоединение к
существу высшего порядка, вместе с которым будешь во всем прав,
жизнерадостен и удачлив. Но вот в чем разница. Каменная баба нема и
неподвижна. Она, если можно так выразиться, не программирует извне, а
только фокусирует идущие изнутри человека импульсы. Первобытный
фетишизм был, в сущности, внутренним импульсом концентрации собственных
психических сил, способом самоорганизации личности. «Поп-звезда» поет и
пляшет. Она агрессивно навязывает свои чувства и мысли, свой образ жизни
58