Поликарпов В.С. Философия безопасности

Подождите немного. Документ загружается.

собственность и власть, которые функционируют благодаря

человеческой деятельности, пронизанной информационными потоками

и представляющей собой совокупность различного рода технологий,

во-вторых, альтернативная природа человека в качестве

системообразующего фактора социума и культуры, в-третьих,

принципы культурно ориентированной философии диалога между

индивидами и человека с природой. Само соотношение опасности и

безопасности в развиваемом философском подходе можно

метафорически выразить в виде листа Мебиуса, который является

иной формой математического знака вечности – кусающая сама себя

за хвост змея. Этот символ наиболее адекватно выражает концепцию

соотношения опасности и безопасности, он более богат и глубок,

чем знаменитая символика китайской культуры Инь и Ян: в отличие

от циклического характера колебаний соотношения Инь и Ян лист

Мебиуса показывает плавное бесконечное перетекание одного

(опасности) в другое (безопасность), что свидетельствует об их

тождестве и различии одновременно. Кроме того, здесь при

исследовании актуальных проблем философии безопасности

используется волновой принцип Эллиотта, основанный на числах

Фибоначчи и показавший свою эффективность при анализе

функционирования фондового рынка

. Автор благодарит за

обсуждение целого ряда проблем, имеющих отношение к философии,

теории и практики безопасности член-корреспондента РАН Ю.А.

Жданова, доктора технических наук, профессора О.Б. Макаревича,

доктора технических наук, профессора Л.К. Бабенко, доктора

философских наук, профессора В.А. Поликарпову, доктора

педагогических наук, профессора А.В. Непомнящего, доктора

технических наук, профессора В.И. Тимошенко, кандидата

философских наук, генерал-майора М.С. Алешенкова, доктора

философских наук, полковника В.И. Гамова и др. Эссе 8.

«Информационная война и национальная безопасность» и «Вместо

заключения. Информационная безопасность личности, государства и

общества в России» написаны совместно с А.В. Поликарповым.

Данные эссе не претендуют на исчерпывающее решение весьма

сложных проблем философии безопасности (об этом говорит сам

характер эссе), их цель состоит в привлечении внимания к одному

из самых перспективных направления развития современной

философии, имеющих прикладное значение.

См. Пректер Р., Фрост А. Дж. Волновой принцип Эллиотта. М., 2001.

1. ПРИРОДНЫЕ И КУЛЬТУРНЫЕ ОСНОВЫ ФИЛОСОФИИ БЕЗОПАСНОСТИ

В самом начале следует четко выяснить природные и культурные

основы философии безопасности, исходя из деления различного рода

опасностей и угроз существованию человека и социума на природные

катастрофы и опасности, продуцируемые деятельностью самого

человека и социальными группами. Прежде чем рассматривать

природные основы философии безопасности, необходимо принимать во

внимание то существенное обстоятельство, согласно которому сама

природа дана человеку как общественному существу через призму

культуры. Не случайно, что в отечественной философии человек

рассматривается как единственный субъект культуры, создающий

жизненную среду для себя и формирующийся под ее воздействием.

Это значит, что становление мира культуры является результатом

длительного процесса взаимовлияния биологической и социальной

эволюции. Здесь можно выделить следующие принципиальные моменты:

1) способность общественного человека продуцировать культуру

является итогом взаимодействия биологической и социальной

эволюции, включающей в себя эволюцию орудия труда, вследствие

чего человек не только творец культуры, но и сам формируется на

основе труда и культуры; 2) переход от дочеловеческой стадии к

человеческой происходил постепенно и прогрессирующим образом в

течение длительного времени. Иными словами, не только история

развития культуры – история объективирования духовных

способностей, но и история развития духовных способностей

человека – история превращения культуры в «ингредиент» этих

способностей.

Мир культуры тесно связан с процессом гоминизации, с

процессом перехода от животного к человеку, одним из аспектов

которого является переход от определенных инстинктивных,

рефлекторных реакций животного на мир к неопределенности

человеческого знания. Действительно, животное обладает

инстинктами, связанными с научением, регулирующими его поведение

в каждый момент жизни. Исследования в области этологии

показывают, что поведение одних животных, живущих в относительно

стабильной и неизменной среде, в основном заранее

запрограммировано и следует строгому канону, тогда как поведение

других животных в условиях меняющегося окружения требует

отклонения от стандарта и выбора из нескольких поведенческих

альтернатив

. Можно сказать, что у животного мир восприятия и

мир действия (поведения) сопряжены. У человека же эти два мира

опосредованы миром социальной истории и в связи с этим только

человек находится зачастую в ситуации, когда он действительно не

знает, что должен делать. Таким образом, у человека возникла

потребность в принятии надежного решения и определения меры этой

надежности. Именно эта потребность и лежит в основе генезиса

культуры (мифологии, религии, искусства и пр.) с ее

разнообразным арсеналом физических и духовных техник

. Только

культура дает возможность человеку строить свое поведение на

основе предсказания будущих, еще не существующих событий при

помощи различных стратегий, что позволяет ее рассматривать в

определенном плане как некий специфический вид игры.

Именно в такой интерпретации анализируется культура самым

тончайшим мыслителем современности С. Лемом - культура в широком

понимании является видом игры, которая с «точки зрения природы»

См. Мак-Фарленд Д. Поведение животных. Психобиология, этология и эволюция. М., 1988.

См. Forbes R.J. Man the Maker. L., 1958.

или стороннего наблюдателя частично пуста

. Совсем пустой она

быть не может по определению, ибо в таком случае просто

невозможно существование ее членов. Добыча пищи, защита от

хищников и стихийных бедствий, размножение требует от ее членов

выполнения некоего минимума условий, предъявляемых природой их

собственных тел и жизненной среды. «Действия, предпринимаемые

для этого,— тоже игра, но не пустая, потому что в ней нет

некоего «договора между людьми и миром». В этой игре

определенные правила неизменно установлены природой, и нам, ее

партнерам, надо догадаться о них и выполнить или... погибнуть»

Вести данную игру необходимо, что не исключает включения ее

кодов и правил в систему, которая в целом и в каждой своей

подробности не имеет реальной десигнации в рамках природы. Так,

например, можно выполнять условия, поставленные природой для

добывания еды, и одновременно с этим включить способ их

выполнения в систему приемов частично пустую — и денотативно и

десигнативно. Можно, например, перед охотой совершать магические

обряды, заколдовывать оружие, просить у духов удачи и т. п.

Условия, предъявленные природой, будут выполнены, но они

оказываются впечатаны в игру, которая только частично

покрывается ими.

В этом отношении каждая культура представляет собой игру или

систему игр, частично пустых. Если наложить друг на друга

правила всех игр, проводимых человеческими группами, или все

культурные кодексы поведения, то можно обнаружить их константы,

которые присущи всем культурам. При этом рассмотрение их внутри

культуры показывает, что они могут принадлежать к очень разным

играм. Так, например, культура может выявить, а может и не

выявить реальную связь, установленную природой между половым

актом и рождением детей. Когда культура распознает ее, тогда она

ориентируется в вопросах биологического отцовства, в противном

случае считается, что отец ребенка не тот, кто находился в

половой связи с его матерью, а другой человек или даже дух.

Другими словами, «степень конгруэнтности правил культурной игры

как системы, правилам, установленным природой, может быть

разной; но всегда должен быть выполнен определенный минимум.

Хотя может получиться и так, что единые условия, навязанные

природой, в какой-нибудь культуре выполняет не одна игра, а две,

три или больше. Каждая из них тогда состоит из части, отвечающей

требованиям природы, и части пустой; эти пустые части не имеют

ни десигната, ни денотата в объективной действительности, а

«непустые» кусочки вместе денотируют некое непустое множество в

природе»

. Таким образом, сегментация суммы игр данной культуры

отнюдь не должна соответствовать сегментации игр,

устанавливаемых природой. Задача науки как эмпирики состоит в

распознавании сегментацию «правил природы» в ее внекультурной

«имманентности».

Условия, которые поставлены природой для мало-мальского

выживания, должны быть выполнены все без исключения, а культуры,

как правило, избыточны по отношению к этому минимуму (не все,

что есть в культуре, — это прием адаптации, или часть такого

приема, или подготовка к нему). Из этого следует, что по

отношению к миру каждая культура частично пуста. Следовательно,

Пуста в смысле математического выражения, лишенного физической интерпретации (См. Лем С. Модель

культуры // Вопросы философии. 1969. № 8. С. 50).

Там же. С. 50.

Там же. С. 51.

культуру можно представить в виде пирамиды игр, где десигнативно

пустые элементы перемешаны с непустыми.

Выступая партнером в игре с природой, культурная формация сама

есть система игр, взаимноуравновешивающих и определяющих целое.

Равнодействующая некоторых из этих внутренних игр порождает

«внешние» ходы, противоположные «ходам» природы, однако в этой

партии условия иные, чем на шахматной доске. «Игра, - отмечает

С. Лем, - идет с «люфтом». Природа ведет себя в принципе, как

шахматист, который отвергает стратегию минимакса, то есть не

всегда пользуется представившимся случаем. Играя с опытным

шахматистом, нельзя позволять себе ходы, которые не были бы

оптимальными в данном положении. В игре же с природой можно

вести себя похуже. Природа - партнер довольно пассивный. Она

требует от противника только минимума безупречных ходов. То, что

он делает сверх этого, природы «не касается». Она «нейтрально»

относится к таким ходам»

. Данный образ является абстрактной

моделью действительной ситуации - культура сама может «не

знать», какие ходы в игре с природой результативны, а какие —

«пусты» (например, религиозные обряды и т. д.). Вероятно, это

обусловлено наличием у такой игры есть «люфта» и тем, что

культура ведет не ту игру, чей образ она сотворила. Ведь, с

одной стороны, культура может делать ходы, которые угрожают ей

самой (например, обычай, позволяющий кровосмешение в массовых

масштабах, может привести к биологическому вырождению). С другой

стороны, культура не обязана делать оптимальные хода в игре с

природой и потому, что правила игры нарушают этические принципы:

например, больных, непроизводительных особей нельзя убивать,

хотя они и обременяют общество. В шахматы этические правила не

вмешиваются; разве что, не желая огорчить партнера, шахматист

нарочно дает ему выиграть. Но тогда и шахматы перестают быть

пустой игрой, а включаются в игру «человеческую», в которой один

человек делает другому добро.

Человек с древнейших времен испытывает фатальный страх перед

природной стихией. Казалось бы, с развитием научных знаний и

технологий защищенность от природных опасностей должна

возрастать. Однако статистика утверждает обратное: число

пострадавших от природных явлений увеличивается ежегодно

примерно на 6%. Это объясняется быстрым ростом населения и

высокой концентрацией людей в городах, деградацией окружающей

среды, способствующей интенсификации опасных природных

процессов, коммуникационным и технологическим разобщением многих

стран мира. Согласно данным Научного центра по

эпидемиологическим катастрофам (Брюссель), с 1965 г. по 1999 г.

в мире погибло от природных катастроф около 3.8 млн. человек,

пострадало более 4,4 млрд., общий экономический ущерб составил

895 млрд. долл.

Осознание того, что природные бедствия ежегодно уносят тысячи

человеческих жизней и пагубно сказываются на экономическом

развитии многих стран, побудило Генеральную ассамблею ООН

принять 22 декабря 1989 г. резолюцию (¹ 44/236), в которой

период с 1990 г. по 2000 г. провозглашен Международным

десятилетием по уменьшению опасности стихийных бедствий. В

Женеве создан секретариат ООН по Международному десятилетию во

главе с финским физиком О. Эло. Главная его задача – организация

международной помощи, прежде всего развивающимся странам, с

целью уменьшения гибели людей, потери имущества, социальных и

Там же. С. 53.

См. Осипов В.И. Указ. соч. С. 292, 294, 295.

экономических потрясений от природных катастроф.

Международное сообщество активно поддержало решение ООН. В 128

странах были учреждены национальные комитеты, предложены

программы по проведению мероприятий в свете резолюции ООН.

Развернулась работа по научным проектам, активизировались

инвестиции со стороны международных банков и благотворительных

организаций. За прошедшие годы получена новая ценная информация,

наметились приоритеты и принципы международной стратегии,

началось активное взаимодействие стран и международных

организаций. Итоги первого этапа всей этой деятельности

подведены на всемирной конференции в Иокогаме.

До недавнего времени деятельность в рамках Международного

десятилетия по уменьшению опасности стихийных бедствий была

направлена на ликвидацию последствий природных явлений, оказание

помощи пострадавшим, организацию спасательных работ,

предоставление материальных, технических и медицинских услуг,

поставку продуктов питания и т.д. Однако необратимый рост числа

катастрофических событий в мире и связанного с ними ущерба

делает эти усилия все менее эффективными. Так, в 1991 г.

материальная помощь, оказанная организациями ООН, другими

международными учреждениями, фирмами и частными лицами при

ликвидации катастроф составила лишь 6.5% общего объема ущерба.

Следовательно, основная тяжесть по ликвидации стихийных бедствий

ложится на пострадавшие страны.

Хрупкая экономика развивающихся ãîñóäàðñòâ, íàèáîëåå óÿçâèìûõ

для природных катастроф, а также ограниченные возможности

международной помощи ставят перед современным миром

принципиально новую задачу: прогнозирование и предупреждение

природных катастроф. «Лучше предупредить стихийные бедствия, чем

устранять их последствия», – записано в итоговом документе

конференции. В другом документе, получившем название

«Иокогамского обращения», эта идея конкретизирована: «С точки

зрения достижения целей и задач десятилетия предупреждение

бедствий, смягчение их последствий и обеспечение готовности к

ним более эффективно, нежели реагирование на бедствия. Меры

такого реагирования сами по себе не являются достаточными,

поскольку они позволяют добиться лишь временных результатов

исключительно высокой ценой. Превентивные действия способствуют

достижению долгосрочных улучшений в области безопасности и имеют

ключевое значение для комплексной борьбы с бедствиями». По

расчетам, затраты на прогнозирование и обеспечение готовности к

стихийным бедствиям примерно в 15 раз меньше по сравнению с

величиной предотвращенного ущерба

. Итак, в основу нынешней

стратегии спасения мира от природных катастроф положены

прогнозирование и своевременное предупреждение людей о грозящем

бедствии, а не ликвидация последствий.

Вполне естественно, что в современной литературе немало

внимания уделяется природным основам философии безопасности -

катастрофам, которые происходят или могут произойти в окружающем

человека мире. Так, А. Азимов в своем выше упомянутом романе

«Выбор катастроф» дает классификацию катастроф, ведущих к гибели

человечества. Он выделяет пять классов катастроф, три из которых

относятся к природным катастрофам. А именно: катастрофы первого

класса, включающие в себя неуклонный рост энтропии, что приводит

в итоге к тепловой смерти Вселенной, альтернативные катастрофы

тепловой смерти Вселенной, гибель звезд и др.; катастрофы

См. Там же. С.

второго класса, представляющие собою столкновения Солнца с

другой звездой, черной дырой, антивеществом, смерть самого

Солнца; катастрофы третьего класса, которые связаны с

бомбардировкой Земли кометами, астероидами, метеоритами,

замедлением вращения Земли, дрейфом земной коры, изменением

климата, перемещением магнитных полюсов нашей планеты;

катастрофы четвертого класса, обусловленные конкуренцией с

человеком различных видов животных, чьим преимуществом является

плодовитость (примером служит популяция крыс), выступающая

победителем в соревновании с разумом человека, инфекционные

болезни, войны и пр.; катастрофы пятого класса – это истощение

невозобновляемых ресурсов, загрязнения различного рода почвы,

воды и воздуха, риски, вызванные развитием новых компьютерных,

генных и другого рода технологий. Все эти катастрофы можно

разделить на вероятные или даже неизбежные (например,

превращение Солнца в красный гигант) и маловероятные типа

столкновения массы антивещества непосредственно с Землей. Сейчас

для человечества представляют угрозу такие катастрофы, как

повышение температуры на нашей планете, экологическая катастрофа

и др. В итоге анализа всех пяти классов катастроф А. Азимов

приходит к следующему выводу: «Если действовать рационально и

по-человечески, если спокойно подойти к проблемам, стоящим перед

лицом всего рода людского, и не вдаваться в эмоции по поводу

таких вопросов девятнадцатого века, как национальная

безопасность и местнический патриотизм, если мы поймем, что

нашими врагами являются совсем не соседи, а нищета, невежество и

холодное безразличие к законам природы, все стоящие перед нами

проблемы можно решить. Можно обдуманно сделать выбор и в итоге

избежать катастроф. И если мы сделаем этот выбор в двадцать

первом столетии, мы можем распространиться в космосе и утратить

свою уязвимость. Мы больше не будем зависеть от одной планеты

или от одной звезды. И тогда человечество или его разумные

потомки и их союзники смогут существовать и после прекращения

существования Земли, после прекращения существования Солнца,

после (кто знает?) прекращения существования нашей Вселенной»

2. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ФИЛОСОФИИ БЕЗОПАСНОСТИ

В современной классической и неклассической социологии для

описания функционирования социума используются социологические

модели общества: модель классической социологии Т. Парсонса,

которая представляет собою четырехфункциональную схему

взаимообмена – универсальный методологический инструмент,

предназначенный для анализа любых конкретных обществ и любых

живых систем действия вообще и модель неклассической социологии

«человека действующего» А. Турена

. В современной научной

литературе отмечается, что теоретически в рамках парсоновской

схемы возможно рассмотрение в качестве «другого» взятого как

нечто единое, сверхколлективного образования, однако, во-первых,

социологическая традиция такого подхода не приемлет

, во-вторых,

классическая концепция человеческого действия, выраженная в

концепции Т. Парсонса, создана социологией, которая адекватна

индустриальной цивилизации

, и поэтому не соответствует реалиям

постиндустриального общества. Неадекватна поставленной в нашем

исследовании проблеме выяснения социальных основ философии

См. Азимов А.Указ. соч. С. 506.

См. Парсонс Т. Система современных обществ. М., 1997; Турен А. Возвращение человека

действующего. Очерк социологии. М., 1998.

Быченков В.М. Институты. М., 1996. С.107.

Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии. М., 1998. С.17.

безопасности и туреновская модель общества. в силу следующих

причин. Во-первых, туреновская концепция «человека действующего»

исходит из либеральной идеи, согласно которой каждый человек,

каждая организация действует на основе спектра своих

возможностей для достижения наивысших результатов, не ущемляя

при этом других индивидов и групп. Однако камнем преткновения в

осуществлении либеральной идеи является необходимость создания

единого для всех правового и морального устройства, которое

одновременно позволяло бы каждому максимально осуществить свои

возможности, не нарушая при этом прав других индивидов.

Либеральная идей терпит фиаско в условиях, когда нет свободных

территорий, ресурсов, мест на рынке, когда общество стало очень

сложным и надвигается экологическая катастрофа. «Все это и еще

многое тому подобное с необходимостью приводит к мысли о том,

что обеспечение свободы и максимальной активности каждого можно

мыслить сегодня как компромисс или как достаточно строгий и

неуклонно проводимый в жизнь порядок, во многих случаях

требующий планирования, централизации, силовых методов его

реализации»

. Иными словами, человек действующий может

функционировать только в определенной системе общества. Во-

вторых, туреновская модель общества по своей сути является

редукционистской, так как она описывает социальные процессы в

рамках одного уровня реальности. В этом случае происходит

редукция социальной системы к индивиду в его плоти и крови.

«Последовательно проводя эту точку зрения, - подчеркивает В.М.

Быченков, - можно сказать: общество и составляющие его группы,

объединения, коллективы есть не что иное как совокупности

индивидов и более ничего; все их отношения — комплексы действий

индивидов; все созданные ими организационные и т. п.

нематериальные структуры — лишь мысленные образы, стереотипы и

установки, то есть сложившиеся в определенном духовном же

контексте общие для всех, многих или, по крайней мере, для двух

лиц формы индивидуального сознания, предопределяющие типы их

поведения… Тем самым социальные феномены сводятся к комплексам

определенным образом ориентированных действий индивидов и далее

к психологическим явлениям, обусловливающим эти действия»

Редукционистские концепции социологии не дают возможности

описать адекватно функционирование многих институтов общества, в

том числе и таможни в качестве социокультурного института.

Вместе с тем следует принимать во внимание неадекватность

современному обществу и антиредукционистских концепций, в

которых общество интерпретируется в таких абстрактных,

предельно общих категориях, как «нация», «народ», «государство»

и пр. Выстраиваемая на их основе «теоретическая реальность» -

модель мира описывает в качестве «реальностей» отвлеченные,

абстрактные тотальные субъекты (нации, классы, государства и т.

д.). Тогда индивид выступает функцией этих целостностей,

становится неким условным, как бы фиктивным образованием. Иными

словами, такого рода модели общества демонстрируют редукционизм

наоборот, когда не «целостности сводятся к индивидам и их

действиям, а индивиды — к проявлениям этих целостностей»

Отсюда следует, что для анализа социальных оснований философии

безопасности необходима модель общества, выработанная в единых

методологических рамках взаимоотношения субъектов, которые

Соколов Э. Порядок и хаос в социальном пространстве (размышления об «открытом обществе») //

Размышления о хаосе. СПб., 1997. С.151.

Быченков В.М. Указ. соч. С.84-85.

Быченков В.М. Указ. соч. С.85.

принадлежат к различным уровням социальной реальности. Такая

ситуация возникает в контексте нашего исследования, например, в

том случае, когда нужно объяснить отношения индивида, общества и

государства в рамках комплексной безопасности цивилизации и

человечества. Эти отношения невозможно объяснить при помощи как

редукционистских, так и антиредукционистских моделей общества,

ибо индивид берется в его физической и психологической

реальности мыслящего, чувствующего и действующего существа, а

феномен комплексной безопасности относится к сложно

организованному социальному целому, представляющего собой

некоторую метафизическую целокупность, сверхиндивидуальную

тотальность. Последняя нередуцируема ни к совокупности лиц,

комплексам их целерациональных действий, ни к психологическим

феноменам, которые лежат в основе этих действий и в конечном

счете порождают их. Именно на основе такого соединения

физических и метафизических явлений, при таком комбинировании

психологических, социально-психологических и социально-

культурных факторов, относящихся к разным уровням «теоретической

реальности», возможно построить модель общества, объясняющую

комплексный характер безопасности современной мировой

цивилизации и ее подсистем.

В качестве социологического инструментария для исследования

социальных основ философии безопасности наиболее адекватной

природе современного сложноорганизованного социума является

предложенная индийским социологом Р. Бхаскаром модель общества.

Он в ходе анализа природы связи между обществом и сознательной

деятельностью людей подвергает критике следующие модели такой

связи: веберовская модель как стереотип «волюнтаризма»

(социальные объекты рассматриваются как результаты

целенаправленного или осмысленного поведения людей);

дюркгеймовская модель, основанную на клише «реификации» —

овеществления (социальные объекты видятся обладающими своей

собственной жизнью, внешней и принудительной по отношению к

индивиду); марксистская модель, согласно которой общество

формирует индивидов, в свою очередь творящих общество. По его

мнению, индивиды и общество не составляют два момента одного и

того же процесса, скорее они относятся к совершенно разным

сферам явлений, что проявляется в категориальном различении

между индивидами и обществами, т.е. требует четкого

разграничения между человеческими действиями и изменениями в

социальной структуре.

Р. Бхаскар предлагает следующую модель связи «общество –

человек»: «люди не творят общество, ибо оно всегда предшествует

им и составляет необходимое условие для их деятельности. На

общество должно смотреть как на совокупность структур, обычных

практических процедур и условностей, которые индивиды

воспроизводят и преобразуют, но которые реально не существовали

бы, если бы они этого не делали. Общество не существует

независимо от человеческой деятельности (ошибка реификации). Но

оно и не продукт ее (ошибка волюнтаризма). Процессам,

посредством которых востребуются и поддерживаются накопленные

умения, навыки, мастерство, свойственные данным социальным

контекстам и необходимые по отдельности или вместе для

воспроизводства и преобразования общества, можно бы дать родовое

название «социализация». Важно подчеркнуть, что это

воспроизведение и/или преобразование общества хотя большей

частью совершается бессознательно, тем не менее является еще и

неким достижением, результатом искусного исполнения активными

субъектами, а не механическим следствием предшествующих

условий»

Решение проблемы «общество и действие» Р. Бхаскар усматривает

в том, что общество обеспечивает необходимые условия для

интенционального (целенаправленного) человеческого действия,

причем это действие выступает необходимым условием жизни

общества. «Общество существует только в действии, но действие

всегда выражает и использует ту или иную социальную форму»

Однако общество и действие нельзя отождествлять, между обществом

и людьми существует онтологический разрыв, а способ их связи

носит характер преобразования. Такова суть модели Р. Бхаскара,

которую сам он называет преобразовательной: «...неверно

говорить, что субъекты творят общество. Скорее надо бы сказать:

они воспроизводят или преобразуют его»

. Перед нами концепция

преобразовательной (трансформационной) модели социальной

деятельности, которая приложима к выработке достаточно

эффективных схем безопасности различных видов практики

действующего субъекта, к технологии и экономики, к социальным и

культурным институтам, к жизнедеятельности самого человека.

Следовательно, в социологии разработана трансформационная

модель, которая дает возможность использовать два уровня

описания, одинаково правомерных, — уровень индивидов и уровень

социальных тотальностей, — которые в рамках и обыденных

представлений, и социологической теории не исключают, а взаимно

дополняют друг друга. В социально-философском, социально-

экономическом исследовании оба они не только допустимы, но и

необходимы, так как это их взаимодополнение в структуре единой

теории служит методологической основой, без которой невозможно

изучение многоуровневой социальной реальности. Замыкание

исследования в рамках одного из них влечет за собой риск

получить не адекватные реальности результаты. В свое время

вполне справедливо подметил Э. Дюркгейм: «юрист, психолог,

антрополог, экономист, статистик, лингвист, историк приступают к

своим исследованиям так, как если бы различные изучаемые ими

ряды фактов составляли независимые миры. В действительности же

они проникают друг в друга со всех сторон; следовательно, то же

самое должно быть с соответствующими науками»

. Это положение

следует в полной мере отнести к исследованию социальным основам

философии безопасности, чтобы получить адекватный

методологический инструментарий для описание сложного,

многоуровневого феномена комплексной безопасности человечества.

Именно трансформационная модель связи «общество – человек»

позволяет рассмотреть комплексный характер безопасности

личности, общества и государства в различных срезах, под

различными углами зрения, совместить их, найти правильный

переход от одного уровня описания к другому.

Данная трансформационная модель связи «человек – общество»

дает возможность четко вычленить социальные основы философии

безопасности, прежде всего фундамент социальной философии

безопасности. Ведь социальная философия на современном уровне

своего развития представляет собою пограничную дисциплину,

которая, с одной стороны, занимается анализом общественных

проблем в контексте категориально-понятийных рядов теоретической

социологии, а с другой – сопряженных с ней таких дисциплин, как

Бхаскар Р. Общества // Социо-Логос: Социология. Антропология. Метафизика. М., 1991. Вып. 1. С.229.

Там же.

Там же. С.227.

Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1991. С.342.

политическая экономия, антропология, культурология, психология,

секьюритология и др.

Прежде всего следует отметить, что

исходными моментами философии безопасности в плане социальных

основ являются такие институты современного общества, как

собственность, власть и нравственность, которые неразрывно

связаны с альтернативной природой человека как единства и

взаимодействия порядка и хаоса, что проявляется в альтернативном

характере человеческой сущности.

Именно с этими институтами (собственность, власть и

нравственность) в ходе деятельности общественного человека,

отлитой в целый ряд разнообразных технологий и пронизанной

информационными потоками, сопряжены способы производства и

способы разрушения. Различные виды безопасности как раз-таки

обусловлены выработанными в истории человечества способами

разрушения и производства. «Способ характеризуется, - пишет Д.

Кола, - наличием разнообразных средств (лук и стрелы, кинжал,

глиняные таблички, паровая машина), типом собственности на эти

средства (владение луком доступно каждому, он дешев, и его

нетрудно изготовить, тогда как для приобретения лошади требуется

определенный достаток) и типом их присвоения (капиталист

является собственником паровой машины, но не умеет ею

пользоваться)… Таким образом, способ может быть представлен как

определенный тип средств (орудие труда, алфавит, ружье), которые

являются объектом особой формы присвоения (соответственно,

частная собственность, всеобщая грамотность, призыв на военную

службу). Однако являются ли средств разрушения, общения,

производства нейтральными или, напротив, определяют неравенство

в распределении власти, виды деятельности, типы организации? В

качестве наиболее очевидного ответа напрашивается предположение

о том, что место политики, ее специфическая функция определяется

не техническими средствами, а общей артикуляцией общества»

Необходимо обратить внимание на то существенное

обстоятельство, согласно которому способы разрушения выступает

отправным пунктом анализа философии безопасности. История

человеческого общества свидетельствует о том, что в различных

условиях средства разрушения структурируют политические системы

и требуют соответствующих систем безопасности. Это дало

основание К. Марксу сформулировать следующее фундаментальное

положение: «Война раньше достигла развитых форм, чем мир;

способ, каким на войне и в армиях и т.д. известные экономические

отношения, как наемный труд, применение машин и т.д., развились

раньше, чем внутри гражданского общества»

. Иными словами,

обществу для своего безопасного существования необходимо

вырабатывать адекватные имеющимся способам разрушения средства

защиты. Последнее предполагает наличие вполне определенной

философии безопасности, причем одним из ее фундаментальных

социальных основ выступает институт собственности.

Вся история общества, начиная с ранних цивилизаций и кончая

современными обществами, является историей борьбы государств,

социальных групп и индивидов за обладание собственностью. Иными

словами, собственность выступает одним из фундаментальных

социальных истоков угроз и опасностей для существования и

функционирования различных тотальностей социума и индивидов

(понятно, что это требует наличия тех или иных систем

безопасности). Одно из самых сложных общественный явлений –

См. Гидденс Э. Социология. М., 1999; Всемирная энциклопедия: Философия. М.-Мн., 2001. С. 990.

Кола Д. Политическая социология. М., 2001. С. 189.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. М., Т. 12. С. 735.