себе информацию, принципиально умалчиваемую средствами массовой коммуникации.
Естественно, что подобная информация интересует многих и потому легко передается.
Верно и обратное: слух никогда не повторяет того, о чем говорят средства массовой
коммуникации. То есть мы имеем следующие соответствия: зона молчания массовой
коммуникации = зона говорения слуха, зона говорения массовой коммуникации = зона
молчания слуха.
Во-вторых, в более широком плане, следует отметить, что слух, вероятно, является
косвенным проявлением коллективного бессознательного, определенных архетипических
проявлений (Юнг К. Г. Архетип и символ. - М., 1991). Это ответ на коллективные
тревожные ожидания, которые есть в каждом. Интересно, что на эксплуатации этого
свойства человеческой натуры покоится целый пласт явлений массовой культуры. Как
пишет Н. Кэррол "ужас расцвел в качестве основного источника масового эстетического
возбуждения" (Carrol N. The nature of horror // The journal of aesthetics and art criticism. -
1987. - N 1. - Р. 51). Подтверждением этого могут служить даже названия типов, по
которым классифицируются слухи исследователями: слух-желание, слух-пугало,
агрессивный слух (см. Шерковин Ю. А. Стихийные процессы передачи информации //
Социальная психология. - М., 1975).
Слух как коммуникативная единица всегда опирается на определенные, иногда
замутненные коммуникативные намерения. Однако он материализует из вовне, проявляет,
фиксирует (А. Богданов обозначал подобные фиксации термином "дегрессия":
"Психическая и социальная жизнь отличается наибольшей пластичностью форм, и
поэтому особенно нуждаются в дегрессиях. Они вырабатываются, например, в виде
многообразных символов, норм и т. д. Так, слово своей устойчивостью фиксирует систему
психических ассоциаций, образующих содержание понятия; без этого символа они
постоянно расплывались бы в неопределенности изменчивой психической среды"
(Богданов А. А. Всеобщая организационная наука (тектология). - Ч. III. - М.-Л., 1929. - С.
141).
В-третьих, слух - это ответ на общественное желание, представление. ' нем заключен
отнюдь не индивидуальный интерес. И раз так, то наши мерки, выработанные при анализе
общения индивидуального, слабо переносимы на этот качественно иной тип общения.
Реально, слух - это общение толпы. Элементы строгой логики здесь практически
неприменимы. В. М. Бехтерев писал: "Толпа связывается в одно целое, главным образом,
настроением, а потому с толпой говорить надо, не столько убеждая, сколько рассчитывая
победить ее горячими словами. А когда это достигнуто, остается только повелевать,
приказывать и давать всем пример, ибо последний действует подобно внушению, чем
обычно и пользуются все знаменитые военачальники" (Бехтерев В. М. Коллективная
рефлексология. - П., 1921. - С. 76). И там же: "Всякий индивид, поглощаемый толпой,
теряет в тормозящих влияниях и выигрывает в оживлении сочетательных рефлексов
подражательного характера. В толпе индивид утрачивает, благодаря действию внушения,
значительную долю критики, при ослаблении и притуплении нравственных начал, при
повышенной впечатлительности и поразительной внушаемости". Х. Босмаджян
(Bosmajian H. A. Hitler"s twenty five point program // The Dalhoisie review. - Vol. 49. - № 2),
в свою очередь, показывает, как функционирование абсолютно противоположных друг
другу высказываний нисколько не противоречит эффективности воздействия на толпу в
рамках гитлеровской пропаганды.
Важной коммуникативной составляющей слуха является его устность. Слух
принципиально принадлежит неписьменной коммуникации. Он распространяется в
устной среде и теряет многие свои качества, попадая, например, на страницы газет. Там он