Почепцов Г.Г. PR для профессионалов

Подождите немного. Документ загружается.

Критические стрелы в позитивный образ лидера столь же знаковы, как и сам этот образ.

Депутат Госдумы Д. Рогозин заявил в программа "За и против" (RenTV, 1998, 15 мая), что

"критиковать нашего президента - океан возможностей". При этом он сразу очерчивает

принцип обратной работы, в соответствии с которым всем критикам создается репутация

"офциального шизофреника". Критика как бы нейтрализуется занижением образа самого

критика. Собственно, так работала и советская система, переводя проблемы критики в

проблемы психиатрические. Но интересно и том, что процессы занижения советской

действительности шли также в форме анекдота. Они достаточно точно отражают

пролцессы массового сознания, которые сопротивляются воздействию извне. Мощный

пропагандистский механим не давал возможности "выходу пара", котору давал анекдот

или анекдотические высказывания типа "Россия - родина слонов".

Таким образом, критическая коммуникация протекает в двух видах: критика, идущая от

говорящего, и критика, идущая от слушающих, что можно представить себе в следующем

виде:

тип источник негатива

ЗАНИЖЕНИЕ ЧУЖОГО ОБРАЗА

говорящий

РАБОТА В АГРЕССИВНОЙ СРЕДЕ

слушающий

Даже анонимная выдача отрицательной информации становится существенным фактором

политической борьбы. Так, в сети Интернет появилась информация о будущей

публикации в газете "Бульвар" рассказа о нетрадиционной сексуальной ориентации

лидера украинских коммунистов, на что тот в ответ обратился с иском к газете. Газета в

свою очередь публикает опровержение, подчеркивая свою непричастность. Но создан

прецедент пульсирующей информации негативного характера.

В советское время диссидентство выступало в роли выдачи критической информации на

публичной арене, что было практически невозможным в безальтернативной системе.

Психологические эксперименты по выдаче подобного рода оппозиционной информации

имеют существенные последствия, которые коммуникативно завышают реальную роль

меньшинства по отношению к меньшинству. О подобных экспериментах на уровне

группы П. Шихирев написал следующее: "Последовательность поведения меньшинства

оказывает заметное влияние, поскольку факт устойчивой оппозиции двумя способами

подрывает согласие (в группе). Меньшинство, во-первых, предлагает норму,

противоречащую норме большинства, во-вторых, наглядно демонстрирует, что групповое

мнение не абсолютно, чем подрывает его авторитет" (Шихирев П.Н. Современная

социальная психология в Западной Европе. - М., 1985. - С. 96).

Тут также следует подчеркнуть, что если бывший Советский Союз боролся на вербальном

уровне, его противник действовал на иных. Основные сообщения, получаемые обществом

с Запад, были невербальными: визуальными (кинофильмы давали картинки типичной

киножизни, которые читались как вариант реально типичной жизни), событийными

(непроизводственный срез жизни был слабо отражен советской идеологией),

материальными (джинсы воздействовали на равных с томом "Капитала" Маркса с другой

стороны, но они не требовали рационального, связанного с умственными усилиями

понимания). Естественно, что подобные сообщения даже в принципе не могли быть

опровергнуты на вербальном уровне, поскольку воздействие шло на иных основаниях.

Многообразию воздействия противостояло однообразие противодействия, что не могло не

отразиться на результатах. Поэтому личностные попытки спасти ситуацию, приняв на

себя модели поведения западного лидера, что было у М. Горбачева, все равно не могли

изменить ситуацию. Общество уже было переориентировано на западную парадигму. Зато

в постсоветский период вновь активно возникли модели советского времени, особенно это

касается среднеазиатских республик.

Многообразие воздействия предполагает работу профессионалов. Только они могут

реально оказать помощь капитанам политических кораблей. Особенно это касается

отдельных политиков, поскольку реальная оценка ситуации в принципе возможна только

со стороны. В подтверждение приведем следующую ситуаци.ю по поводу "Яблока":

"Распутиным при Григории Явлинском" многие уже стали называть Вячеслава Игрунова.

Еженедельные же закрытые семинары директора собственного Института гуманитарно-

политических исследований и главного менеджера "Яблока" уже позволяют говорить о

"ВПШ имени Вячеслава Игрунова" ("Независимая газета", 1998, 13 марта).

В заключение посмотрим, какие характеристики образа Г. Явлинского оказались

акцентированными в статье С. Мулина "Самородок из поколения "Битлз" ("Фигуры и

лица", приложение к "Независимой газете", 1998, № 1). Уже заголовок статьи четко задает

такую характеристику Явлинского, как молодой возраст, откуда следует его

нетрадиционность и оппозиционность по отношению к власти. Даже в своей конкретике

это важная характеристика, поскольку "поколение "Битлз" имеет четкое временное

соответствие. В статье также указывается о хорошем знании английского. И это как бы

западные ориентиры политика, особенно важные для молодого избирателя, число которых

возрастает с каждым годом. Подзаголовк статьи, с другой стороны, отсылает на

российскую мифологему данного образа, поскольку звучит следующим образом:

"Григорий Явлинский как Ломоносов российской политики".

Сопровождающими привычный у нас образ интеллектуала являются его Цитирую: "Из

фактов детской и юношеской биографии Явлинского обычно вычленяют его двоекратное

чемпионство Украины по боксу. Говорят, именно с тех пор он при разговоре с

собеседником роняет голову набок, и подозревают в этой связи черепно-мозговую травму.

Это не так: занятия в перчатках были для Гарика (такова школьная, львовская еще кличка

Григория Александровича) всего лишь данью модной тогда модели поведения "добро

должно быть с кулаками", а значит, не имело клинических последствий для личности".

Правда, доводы автора как-то не опровергают травмы, но зато задают образ

интеллектуала, по крайней мере, не гуманитарного толка. Явлинский - первенец в семье, а

из политической психологии известно, что, например, американские президенты в

основном состоят из первенцев.

10. Информационные войны

Современные глобальные тенденции в области коммуникации демонстрируют

совершенно новые результаты, недоступные в прошлом. Резко возрос объем информации,

которую граждане стали получать вне контроля своих национальных правительств. Пол

Кеннеди констатирует: "Правительствам авторитарных государств становится все труднее

держать свои народы в неведении. Чернобыль был быстро сфотографирован французским

коммерческим спутником, а снимки быстро переданы на весь мир, включая и сам

Советский Союз. Подавление китайским правительством выступления студентов на

площади Тяньаньмынь и шок, испытанный всем миром от этого события, сразу же

потрясли и Китай благодаря радио, телевидению и телефаксу. Когда в конце 1989 г.

рухнули коммунистические режимы в Восточной Европе, сообщения и видеосюжеты о

падении одного из них стимулировали сходные процессы в соседних государствах"

(Кеннеди П. Вступая в двадцать первый век. - М.,1997. - С. 71). Информация начинает

нести в себе как созидательную, так и разрушительную силу, но гораздо в более сильной

степени, чем это было ранее. Поскольку время изменило не столько суть информации, как

изменило интенсивность воздействия, поменяло контексты применения (например,

личное стало общественным, как это имеет место в случае поп-звезд или государственных

деятелей).

Одновременно возросла роль публичной информации в принятии политических решений,

в результате чего сфера политики стала намного публичнее и намного более управляемой.

Как пишет полковник армии США К. Эллард: "В случае Сомали реально мотивировали

международное сообщество к действию телевизионные имиджи маленьких детей с их

животами, разбухшими от голода" (Allard K. Co-operation, command and control // Co-

operation, command and control in UN peace-keeping operations. A pilot study from the

Swedish War College. - Stockholm, 1996. - P.100). В этой же области лежит понятие

"эффекта CNN", когда информация становится одновременно доступной как президентам,

так и простым зрителям. В манипуляциях с общественным мнением CNN обвиняют, к

примеру, защитники Белого дома в октябре 1993 г.: "Примерно в 2.00 - 2.30 CNN дало в

эфир ночное интервью Хасбулатова и текст Обращения на фоне кадров прямой

трансляции маневров в окрестностях "Белого дома" и приготовлений к атаке войск МВД

РФ (естественно, по российским каналам ТВ этот материал не прошел). По истечении

небольшой паузы, вскоре после 3.00 CNN прокомментировало интервью Хасбулатова как

параноидальный бред и показало снятые, видимо, в предыдущие сутки ночные кадры

окрестностей "Белого дома" без внутренних войск МВД, которые к этому моменту еще

продолжали стоять наизготовку к атаке вокруг Дома Советов" (Иванов И. Анафема.

Хроника государственного переворота. Записки разведчика. - М., 1995. - С. 106).

Это не столь характерно для прошлого, к примеру, во второй мировой войне вопросы

стратегического обмана противника не были столь актуальными, поскольку большее

внимание уделялось военной силе, а не слухам. Как пишет В. Лакер: "Обман редко несет

полный успех, даже во время войны - Троянский конь (если рассказ о нем правда)

является исключением. Обычно наиболее ожидаемым результатом становится

распространение сомнения, а не принятие противником определенной неправды" (Laqueur

W. World of secrets. The use and limits of intelligence. - London, 1985. - Р. 287). В пользу

подобного обмана противника в в енное время работает то, что в принципе решения

приходится понимать под грузом неопределенности, отдавая предпочтение тем или иным,

но все равно неполным или неоднозначным фактам. Поэтому В. Лакер позволяет себе

заметить, что в разведке возможности для ошибок практически безграничны.

Последнее время показало возросшие возможности информационного воздействия на

массовое сознание. В числе ярких примеров информационной войны можно назвать

холодную войну СССР-США, приведшую к распаду СССР, до этого таким же примером

агрессивного коммуникативного воздействия было управление ситуацией в Чили,

завершившееся свержением С. Альенде. Страны СНГ добавили в этот список войну в

Чечне, которая сначала была проиграна на информационном поле. "Комсомольская

правда" (1997, 10 сент.) выносит на первую полосу даже рубрику "Информационные

войнушки", где сообщается в числе прочего следующее: "группа специалистов по

"активным мероприятиям", ранее трудившихся в отечественных спецслужбах, недавно

закончила отработку сценария по дискредитации двух первых вице-премьеров

правительства РФ - Немцова и Чубайса, а также "примкнувшего к ним". А. Коха. Как

сообщают некоторые руководители отечественных СМИ, "борцы за правду" уже

обратились к ним с предложениями выдать нечто сенцасионное. Недругов Березовского и

Гусинского ожидает ворох разоблачений - от предания гласности пикантных

подробностей личной жизни до обвинений в коррупции".

В ряде случаев мы имеем непредсказуемые результаты, вытекающие из возрастающего

объема "чужой" информации. В прошлом страны жили потребляя вырабатываемую в них

самих информацию, поэтому она не могла нести принципиально разрушительного

характера. Современные информационные технологии привнесли совершенно новые

сообщения, к которым массовое сознание не смогло адаптироваться. Пол Кеннеди

отмечает: "Неоднозначные последствия имеет и появляющееся у беднейших четырех

пятых населения мира желание подражать процветающему Западу, который они

постоянно видят по телевизору. Если внутренние препятствия реформам непреодолимы -

а именно это и наблюдается во многих развивающихся обществах, - то реакцией на новую

информацию может быть, с одной стороны, массовая миграция в богатые регионы мира, а

с другой - уход в фундаментализм и отрицание западных ценностей (особенно массового

потребительства" (Там же. - С. 83).

Следует также признать тот фактор, что современный человек, считая себя вполне

рациональным существом, оказался не готовым управлять столь же эффективно

эмоциональной коммуникацией, как это он делал с коммуникацией рациональной. В

случае рекламного и пропагандисткого воздействия под видом рациональных аргументов

на человека обрушивается именно эмоциональная информация. К примеру, мебель

рекламируется как символ успеха. Рационально этот аргумент не выдерживает критики,

но он начинает действовать на уровне чувств, поддерживаемый визуальной

коммуникацией, куда вставлены другие символы успеха в виде машины или красивой

девушки. Суть опоры на эмоциональную коммуникацию лежит, вероятно, в следующем:

мы научились адекватно контролировать поступление рациональной коммуникации,

этому даже учат в школах, но по переработке чувственной информации мы продолжаем

оставаться на том же уровне, что и в прошлом,. Мы по-прежнему больше верим чувствам,

а не аргументам.

Воздействие осуществляется не только на уровне индивидуального сознания, но и

массового, не только внутри страны, но и на международном уровне. Например,

1996/1997 гг. продемонстрировали интенсификацию усилий в области международного

информационного воздействия в балканских странах, где прошли несомненные варианты

управляемых волнений, приведших к смене (полной или частичной) власти. Это ситуация

в Болгарии, Албании и Югославии. В случае Албании, к примеру, аналитики отмечают

странный факт, когда армия вкладчиков получила доступ к складам вооружений, включая

захваченные ими подлодки (!), но они не получили современное оружие, с которым

Албания участвовала в военных натовских учениях "Партнерство во имя мира".

"Некоторые аналитики завершают подобные рассуждения выводом о розыгрыше нового

балканского сценария в общей программе переустройства мира, затеянном какой-то

сверхдержавой, блоком или даже ложей" ("Комсомольская правда", 1997, 26 марта). Во

всех этих случаях, как и во время войны в Югославии, мировые информационные

агентства оказываются четко сориентированными на одну из сторон конфликта.

Пример мая 1998 г. в Индонезии показывает развитие конфликта по той же модели: от

студенческих волнений к социальным беспорядкам всех слоев населения. Студенты как

более динамичные и менее связанные нормами общества выступают в роли знака

перемен, которые косвенно и прямо поддерживаются всеми другими социальными

группами. Особенно болезненным фактором становится разгон подобных демонстраций

со стороны властей, примером чего служит действия ОМОНа в Екатеринбурге по

отношению к студенческой демонстрации.

Применение этих же технологий в рамках стран СНГ можно увидеть Белоруссию, где , к

примеру, ОРТ активно создавало одну точку зрения на происходящие события в случае

конфликта с собкором П. Шереметом. Но даже мнение противников А. Лукашенко

показывает, что картина происходящего в Белоруссии не столь проста. Президент

Белорусской ассоциации журналистов Ж. Литвина говорит следующее: "Дураком его

[Лукашенко - Г.П.] изображают совершенно напрасно: это умный, сильный, обладающий

бойцовскими качествами, но при этом очень опасный человек. Президент лидирует во

всех рейтингах, в республике его любят. Он свой, он понятен "простому человеку",

говорит на его языке, выражает его чаяния - его боготворят очень многие. В оппозиции

сосредоточены люди более образованные, но она беспомощна. Лукашенко победитель по

своему внутреннему складу, для него не существует правил игры - законов,

конституционных норм. И самое ужасное в том, что народ принимает это как должное. Во

время референдума на вопрос, нужна ли гласность при финансировании всех ветвей

власти, белорусы ответили - "нет" ("Общая газета", 1997, 10-16 апр.). Кстати, это

подтверждает закон гомофилии коммуникации, который гласит, что лучше воздействует

на группу тот, кто по многим параметрам похож на нее. Данные рассуждения уже не дают

столь простой картинки, которую мы привыкли строить с помощью сообщений СМИ.

На Украине можно было наблюдать данную ситуацию в модельной форме в случае

студенческой голодовки в 1990 г., приведшей, хотя и, несомненно, косвенно, к отставке

правительства В. Масола. Кстати, Запад прошел через студенческие волнения 1968 г.,

хорошо изучив их. На сегодня в западных СМИ наблюдается определенная

информационная кампания по поводу Украины (ср. серию статей, обвиняющих властные

структуры в коррумпированности). Даже если признать ее не организованный, а

спонтанный характер, она четко демонстрирует возможности внешнего воздействия на

внутренние проблемы. При этом властные структуры не умеют строить ответные

действия в том же режиме. "Провисшей" оказалась и реакция Украины, к примеру, на

визит в Крым мэра Москвы Юрия Лужкова.

Интенсивное информационное воздействие на страну в течение нескольких месяцев

вполне в состоянии привести к смене власти в ней, причем население даже не ощутит

существования внешнего управления этими процессами. Внешнее управление может

носить при этом достаточно отдаленный характер, создавая определенные системные

условия, которые благоприятствуют тем или иным вариантам воздействия. Так,

исследователи отмечают особые условия, которые привели к возникновению фашизма:

"Первая мировая война, послевоенные испытания этого поколения оказали решающее

травматическое влияние на формирование личности молодых немцев и способствовали

формированию у будущих "наци" таких психологических качеств, как слабая

индивидуальность, повышенная агрессивность, гневливость, что в конечном счете

обусловило подчинение тоталитарному лидеру" (Боброва Е.Ю. Основы исторической

психологии. - СПб., 1997. - С. 57). Но сложная ситуация характерна и для современных

стран СНГ. Вот мнение по Российской Федерации: "В настоящее время от 75% до 85%

населения различных регионов РФ находится в социально-психологической и

психологической депрессии. Результатом этого является демотивация активности во всех

сферах жизнедеятельности, что наносит непоправимый ущерб стране, перспективам ее

развития" (Россия у критической черты: возрождение или катастрофа. - М., 1997. - С. 104).

Соответственно в рамках политических отношений Россией перейдены определенные

пороговые величины. Так, при предельном значении в 40% доли граждан, выступающих

за кардинальное изменение политической системы, Россия показывает 43%, а при

предельной норме в 25% уровня доверия населения к центральным органам власти,

Россия имеет 14% (Там же. - С. 146). В первом случае в качестве последствия называется

делегитимация власти, во втором - отторжение власти народом.

Под информационной войной мы понимаем несколько иной тип воздействия, чем тот,

который многие десятилетия именовался психологической войной, определяемой как

"использование всех возможных видов коммуникации с целью уничтожения желания

врага сражаться" (Padover S.K. Psychological warfare and foreign policy // The theory and

practice of international relations. Englewood Cliffs, 1960. - P. 238). И еще в то время данный

автор говорил, что американская пропаганда в сильной степени негативна: против

коммунизма, против советизма, против диктаторов. Но следует установить за что она? Как

видим, психологическая война - это, по сути, пропаганда разрушения, но не пропаганда

созидания. Холодная война также проходила по модели разрушения. Она также

учитывала другой параметр, отработанный уже в модели паблик рилейшнз, - слова

должны идти параллельно с делами. В устах пропагандистов это звучит как "Пропаганда

действием имеет большую силу, чем пропаганда словом, а эффективность пропаганды

словом прямо пропорциональна делам, которые она призвана пропагандировать" (White

R.K. The new resistance to international propaganda // Ibid. - P. 247).

Информационная война (мы не рассматриваем в этом плане компьютерные войны,

связанные с проблемой защиты информации и информационных сетей) строится в

основном на позитивном действии, которое, однако, несет разрушительный характер для

системы. Например, украинская студенческая голодовка требовала ухода с арены

премьера В. Масола. Трастовые волнения сводятся к требованию возврата денег.

Л. Войтасик рассматривает пропагандистскую коммуникацию как распространении

пропагандистского сообщения, понимая под последним "единичное пропагандистское

действие (лекция, доклад, листовка, лозунг, газетная статья, выступление по радио и т.п.)"

(Войтасик Л. Психология политической пропаганды. - М., 1981. - С. 47). В интервью

времен социалистической Польши он говорит об информационной войне Запада против

его страны, выделяя три основных направления ("Собеседник", 1987, № 26). Первое - это

переориентация общественного мнения путем введения новой шкалы ценностей.

Поскольку общественное мнение формирует интеллигенция, новые критерии истинности

вводятся сквозь нее. Второе - экономическая дезинформация, в результате которой страна

стала зависимой от западной экономики. Третье - распространение и закрепление в

общественном сознании потребительских моделей жизни сквозь кинематографические и

другие варианты сообщений.

Пол Кеннеди в своем известном исследовании "Вступая в двадцать первый век" также

останавливается на уроках двух мировых войн этого столетия. "В ходе обоих конфликтов

правительства постепенно усилили контроль над информацией. Даже великие

произведения искусства использовались для пропаганды национальных интересов и

решимости, примером чего служит патриотическая интерпретация шекспировской драмы

"Генрих V" Лоренсом Оливье и Восьмая симфония Шостаковича" (Кеннеди П. Вступая в

двадцать первый век. - М., 1997. - С. 152). Две другие модели будущего, представленные

Ф. Фукуямой (Fukuyama F. The end of history and the last man. - London, 1992) и С.

Хантингтоном, акцентируют информационное противоборство. В одном случае это

движение в другие страны либеральной модели, в другом - столкновение

цивилизационных моделей, что в каждом варианте предполагает существенный

информационный компонент.

По нашему мнению, главным отличием информационной войны является опора на

понятие коммуникативного резонанса, когда уровень воздействия резко меньше

получаемого в результате эффекта. Коммуникативный резонанс позволяет существенно

увеличивать охват населения, поскольку оно хочет в данный момент услышать именно

это. Исследователи слухов отмечают в качестве наиболее благоприятной для своего

объекта среды социальные и политические волнения. "Участники таких событий

переполнены эмоциями: они возбуждены, неудовлетворены, испытывают гнев и

раздражение. Причина этого - невозможность людей удовлетворить значимые

потребности в пределах сложившейся политической или социальной структуры"

(Дмитриев А.В. и др. Неформальная политическая коммуникация. - М., 1997. - С. 98).

Вторым важным отличием информационной войны является то, что она является войной

имиджей. К примеру, холодная война продуцировала кинематографические имиджи иной

жизни, реалий которой жители стран СНГ все равно не получили, продолжая

довольствоваться имиджевыми сообщениями. Перестройка выглядела как борьба

имиджей, к примеру, партийного работника того времени и директора завода,

специалиста. Война на уровне имиджей представляет особый интерес по таким двум

причинам:

а) имидж в сильной степени опирается на существующие в человеке стереотипные

представления ситуации, по этой причине он так легко воспринимается аудиторией;

б) имидж реально формулируется в непрямом виде, поэтому сообщение на этом уровне

трудно опровергать рациональным способом.

Имидж является символическим коррелятом объекта, но он имеет особую силу, поскольку

мы живем не только в реальном мире, но и в мире символическом. Но это символическое

измерение имеет вполне реальное материальное наполнение. К примеру, товарный знак

"Dodge" был приобретен автомобильной компанией "Chrysler" за 74 миллиона долларов.

Имиджевые характеристики становятся объектом конкурентной борьбы. Р. Рейган в своей

избирательной кампании против Дж. Картера моделировался как сильный лидер против

слабого. Имидж Черчилля с сигарой поддерживался даже тогда, когда он уже десяток лет

вообще не курил. Но когда Черчилля фотографировали или он появлялся на публике, он

доставал из кармана потухшую сигару. Более сильные имиджевые характеристики

вытесняют более слабые: по этой причине Украина пока не может пересилить имидж

Чернобыля как определяющий для ее представления на международной арене.

Внутренние информационные кампании, прошедшие в России, показывают разнообразие

применяемых методов. К числу подобных примеров можно отнести следующие:

- публикация стенограммы беседы А. Чубайса и др. по поводу вынесения коробки с

долларами из Белого дома.

Примечание. Значимо, что это обсуждение концентрировалось вокруг проблемы удержать

информацию в течение нескольких дней, причем ТВ, как следует из разговора, и так

находилось под полным контролем;

- скандал с израильским паспортом Березовского;

- освещение болезни Б. Ельцина.

Примечание. Американский профессор Дебейки говорил по поводу взаимоотношений с

прессой: "Неопытность [Акчурина - Г.П.] в обращении с журналистами привела к тому,

что он в разговорах с ними слишком драматизировал риск, связанный с операцией"

("Московский комсомолец", 1996, 14 нояб.);

- информационные кампании в СМИ с достаточно общими целями. Например: "Из

источников в МБ РФ мы знали, что аналитические группы Ельцина (широко

использующие в своей работе офицеров МБ РФ - специалистов по идеологическим

операциям) весной разработали и запустили для хождения "в народ" несколько

пропагандистских установок-клише, формирующих массовое сознание в пользу Ельцина.

Из них сработала только одна - беспроигрышная "чеченская" карта. Откровенные

притязания Ельцина установить режим личной и никому не подотчетной власти сначала

ловко подменялись и маскировались проблемой противостояния двух малоприятных

личностей, а затем с эмбэшным изяществом оправдывались кажущейся

безальтернативностью выбора: "Лучше уж русский Ельцин, чем чеченец Хасбулатов!"

(Иванов И. Анафема. Хроника государственного переворота. Записки разведчика. - М.,

1995. - С. 71);

- информационный прорыв А. Лебедя (как пишут аналитики: "Получив поддержку

команды имиджмейкеров-профессионалов, он преобразился, как борзая, услышавшая звук

рожка" ("Московский комсомолец", 1996, 28 нояб.).

Главный редактор газеты "Московский комсомолец" Павел Гусев в интервью в русском

издании журнала "Playboy" высказывается по этому поводу достаточно определенно: "Как

главный редактор влиятельной газеты, я могу с уверенностью сказать: "Ни одна громкая

статья не остается незамеченной". Вспомните историю с Павлом Грачевым. Мы

основательно и целенаправленно подтачивали эту политическую фигуру для того, чтобы

президент принял решение. И я категорически не согласен с точкой зрения, что газеты не

имеют влияния - я знаю, что это не так" ("Бизнес", 1997, 23 июня).

В этой плоскости лежит также известная проблема роли окружения лидера в построении

информационных потоков. О. Попцов следующим образом отвечает на вопрос, что

именно парализует лидера. "Информационная блокада, оплодотворенная обилием

дезинформации. Наш Президент должен знать все. Уже в 1988 -1989 гг. было замечено,

что Президенту нравится быть информированным. Один лидер коллекционирует

автомобили, другой выращивает кукурузу на собственной даче, третий - врагов народа.

Горбачев не упускал случая повторять: "Как вы понимаете, я располагаю достаточной

информацией". Это очень быстро почувствовало ближайшее окружение. Если Президент

желает чувствовать себя информированным, не будем его разочаровывать. Он должен

знать то, чего не знают остальные. Он должен знать прямо противоположное

общедоступному. Реакция готовит заговор, об этом говорят на улицах. Окружение дает

понять президенту - паника стала модой. "Интеллигенция во все времена была

предрасположена к истерике. Мы Вам дадим информацию другого свойства. Заговор

действительно готовят, но его готовят левые, во главе заговора - лидеры межрегиональной

группы. Их программа: сокрушить правительство, затем Съезд, затем Президента. Так,

слабость реформатора, вовремя замеченная аппаратом, помогает аппарату прибрать

власть к рукам, о чем Президент даже не подозревает. Рождается формула - они рвутся к

власти" (Попцов О. Хроника времен "царя Бориса". Россия, Кремль. 1991-1995. - М., 1996.

- С. 124).

Все эти примеры свидетельствуют о новой роли информационного обеспечения первых

лиц и СМИ, определяющей приоритетность тех или иных тем для массового сознания. В

свое время Р. Никсон говорил, что успех президентства зависит от умения

манипулировать прессой, но не дай вам бог показать прессе, что вы ею манипулируете.

Запад ввел уже новую специальность, получившую название spin doctor, задачей которой

являются: а) подготовка ожиданий события, б) исправление информационной ситуации в

СМИ, когда она развивается не по благоприятному сценарию. Россия также активно

пользуется этим видом управления ситуацией. Так, когда В. Исаков выступил с критикой

Б. Ельцина, говоря, что во время встречи в Ташкенте Б. Ельцин был нетрезв, пленку с

критикой запросил Кремль. Ее просмотрели помощники президента Илюшин и Костиков:

"- Что будем делать? - спросил Илюшин.

- Едва ли пресса станет раскручивать этот эпизод, - сказал я. - Газетчики терпеть не могут

Исакова. Разве что газета "Правда"...

- Что предлагаешь?

- Думаю, лучше никак не реагировать. Если станем отвечать, опровергать, только

навредим, привлечем к эпизоду лишнее внимание.

- Пожалуй, ты прав, - согласился Илюшин.

На всякий случай я позвонил нескольким главным редакторам, осторожно поговорил"

(Костиков В. Роман с президентом. - М., 1997 - С. 48).

Примеры успешных информационных войн в постсоветском мире строятся на модели

переноса экономической нестабильности в политическую. Собственно и сам распад СССР

был построен по этой модели, когда неудовлетворенность экономическая была перенесена

в неудовлетворенность политическую. Сегодня страны СНГ вновь попали в подобную

ситуацию неработающей экономики. При этом установлены определенные критические

пороги, в том числе и в области экономики, которые нельзя переходить без существенного

изменения системы (см., например, Россия у критической черты: возрождение или

катастрофа. - М., 1997). Но как это ни парадоксально, "зашкаливание" подобных

пороговых величин пока не привело к кардинальным изменениям в странах СНГ.

Одновременно с задачами политическими и экономическими, вероятно, параллельно

решаются и задачи изменения массового сознания. Это началось со строительства

"общеевропейского дома" М. Горбачева. Притягательность подобных лозунгов очевидна.

Менее очевидно, что и "коммунизм", и "капитализм", на строительство которого мы

постепенно перешли, по сути своей являются в определенной степени мифологическими

структурами, за которыми не стоит столь же очевидно проявленная реальность. При этом

некоторые аналитики критически оценивают происходящие сегодня изменения. "В

технологиях воздействия на массовое сознание, применяемых неолиберальными

реформаторами, преобладают деструктивные схемы, они реализуются по алгоритмам

социодрамы. Между тем есть надежные технологии "раскачки сознания", которые

позволяют, с одной стороны, не разрушать уже наработанные позитивные элементы, с

другой - решать стоящие перед обществом проблемы переориентации сознания отдельных

социальных групп на новые ценности" (Россия у критической черты: возрождение или

катастрофа. - М., 1997. - С. 105). Авторы отмечают, что имеет место "информационно-

культурная агрессия на базовую культуру россиян. [...] Сегодня объектом экспансии

"реформаторов" является языково-знаковая система российского суперэтноса, и именно на

нее направлен весь информационный вектор разрушения" (Там же).

В другом случае речь идет об управлении сознанием с помощью отбора информационных

сообщений для СМИ. "Российское общество испытывает давление социально-незначимой,

отвлекающей информации (кого родила Мадонна или что нового у принцессы Дианы), и в

то же время существует дефицит информации о том, что происходит в Самаре, Вологде,

Твери или в Восточной Сибири. Массовое сознание отсекается от общероссийских

интересов" (Там же. - С. 115). Возможно, перед нами просто результат входа информации

иного типа, которой явно недоставало в советское время. Одновременно она оказалась

более конкурентноспособной, вытеснив информацию из российских регионов. Следует

учесть также и то, что сегодняшняя новость СМИ стала более личностной. "Знаменитость

- это всегда новость", - пишет Дороти Доти (Доти Д. Паблисити и паблик рилейшнз. - М.,

1996. - С. 226). А знаменитости также, как правило, обитают в столицах.

Схематически модель информационной войны, вероятно, должна базироваться на

следующих составляющих:

1. Многоцелевой объект для последующего коммуникативного резонанса: в нем должны

быть заинтересованными разные слои населения, например, трасты в Албании, России и

на Украине, выборы в Югославии; другими примерами могут стать - невыплата зарплаты,

коррупция и под. как объекты, в которых затронуты интересы большого числа

разнородных социальных групп, что в результате создает возможность для их

объединения.

2. В качестве "динамика" для массового сознания используется однородная группа

населения, не имеющая четкой зависимости от существующей власти, например,

студенты, шахтеры, пенсионеры; украинские студенты в 1990 г. показали, что общество

может видеть их как своих детей, именно в эту сторону было постепенно

переориентировано общественное внимание, вначале же массовое сознание стояло вне

этой интерпретации; Сербия также всю зиму 1996/97 года имела протесты студентов.

Заметим, что молодежь как группа воздействия имеет свои особенности. Исследователи, к

примеру, отмечают следующие характеристики восприятия заголовков: "Если у

молодежной группы основную роль при оценке интереса играли своеобразие и сюжет

языковых структур, т.е. форма выражения сообщения, то у более старшей группы центр

тяжести при оценке интереса перемещается на важность и актуальность содержания"

(Воловик А.Ф., Невельский П.Б. Условия непроизвольного запоминания элементов

наглядной агитации // Речевое воздействие. Проблемы прикладной психолингвистики. -

М., 1972. - С. 30).

Молодежная аудитория представляет особый интерес также из-за несформированности

своих интересов, в связи с чем она более активно впитывает информацию, чем любая

другая аудитория. По данным исследований, когнитивный пик приходится на 14-15 лет, а

после двадцати лет он резко снижается (Россия у критической черты: возрождение или

катастрофа. - М., 1997. - С. 123). В принципе исследования Центра социального

прогнозирования и маркетинга (Россия), проведенные после выборов президента России,

показали, что 66,2% населения в той или иной степени поддаются воздействию

политической рекламы. "Этот показатель особенно высок среди самых молодых,

устойчиво держится на уровне среднего показателя среди тех, кто моложе 60 лет, и

снижается в возрастной группе старше 60 лет" (Там же. - С. 210). В переводе на

общедоступный язык это можно понять как то, что аудитория старше 60 лет не

поддавалась на вариант агрессивной кампании, проведенной во время выборов президента

России.