Оссовская Мария. Рыцарь и буржуа: исследования по истории морали
Подождите немного. Документ загружается.
исключительным людям. Мудрец-стоик был редкостью не меньшей, чем
Феникс. Восходящий капитализм предлагает независимость куда более
демократичную — независимость благодаря деньгам. Собственная карьера
Франклина служила ему доказательством, что этот путь открыт перед
каждым. В наставлении под заглавием «Как сделать, чтобы у каждого
человека в кармане было много денег» читаем: «Пусть честность будет
дыханием твоей души, и никогда не забывай оставить пенс, когда
подсчитаны и оплачены все твои расходы; и ты достигнешь счастья, и
независимость будет твоим щитом и твоей защитой, твоим шлемом и
короной» (с. 567-568). Столько важных вещей за такую скромную плату!
Приведенные выше цитаты из Франклина служили М. Веберу для
иллюстрации тезиса, согласно которому в этике, сформировавшейся на почве
пуританизма, обогащение стало призванием; по мнению Вебера, это было
специфической чертой пуританского этоса, в отличие, например, от лозунга
«Обогащайтесь!», провозглашавшегося в послереволюционной Франции. К
этому тезису мы еще вернемся.
В поучениях Франклина с его добродушием и чувством юмора нет и следа
ригоризма или религиозного пафоса; тем не менее очевидно, что от
обогащения у него зависит добродетельность. Вспоминая об издававшемся
им календаре, он писал: «Я заполнил все промежутки между
знаменательными датами в календаре краткими изречениями и поговорками,
направленными главным образом на внедрение трудолюбия и бережливости,
как средств достижения благосостояния, а тем самым обеспечения
добродетели: человеку, находящемуся в нужде, труднее поступать всегда
честно; как гласит одна из этих поговорок: «Пустому мешку нелегко стоять
прямо» («Автобиография», с. 493; подчеркнуто мною. — М.О.). Эта мысль в
разных формах встречается у Франклина неоднократно. «Кто плохо одет,
тому недостает добродетели», — гласит, например, календарь на 1736 г.
Деньгам мы обязаны не только добродетельностью, но и положением в
обществе. «Как завелись у меня овцы да корова, всяк говорит мне здорово»,
— замечает отец Авраам в «Пути к изобилию». «Хотите узнать цену
деньгам? Ступайте и попробуйте их занять; кто просит взаймы,
напрашивается на неприятности». И хотя Франклину известна суровость
духа предпринимательства («В торговле нет ни друзей, ни родных», — писал
он в календаре на 1736 г.), тем не менее он явно считает, что ради успеха в
делах нужно проникнуться этим духом: ведь «только деньги слаще меда».
Раз уж речь зашла о связи между добродетельностью и богатством, стоит
напомнить здесь рассуждения Аристотеля в «Политике». Люди, по его
мнению, не приобретают добродетели и не сохраняют ее при помощи
«внешних благ», но, напротив, приобретают внешние блага при помощи
добродетели; причем, в согласии с правилом «золотой середины», средний
достаток всего благоприятнее для добродетели. Правление наилучших не
есть правление самых богатых, ибо наилучшие владеют обычно умеренным
состоянием (см. гл. VIII настоящей работы). «Великодушный» [Позднее в
книге «Рыцарский этос» М. Оссовская переводит этот аристотелевский
термин как «по праву гордый». См. с. 53-56 настоящего издания] у
Аристотеля должен быть умеренным по отношению к богатству, но — что
бросается в глаза читателю — он не сможет проявить свойственную ему
щедрость, не имея соответствующих средств, так же как невозможно, не
располагая свободным временем, достичь того счастья, важной
составляющей которого было у Аристотеля созерцание.
В аристократических этиках, подобных аристотелевской, счастье зависит от
достатка не прямо, но косвенно. Благородство обусловлено происхождением,
а происхождение, само собой разумеется, связано с определенным уровнем
зажиточности.
Рыцарский этос возбранял проявлять интерес к деньгам; этос Франклина не
только допускал, но прямо призывал пересчитывать время на деньги. В своей
автобиографии и в письмах Франклин помнит все цены. Вспоминая о том,
как его домашнее хозяйство дошло постепенно до такой зажиточности, что
пополнилось фарфоровым сервизом, он сообщает, в какую сумму
оценивается имеющийся у него в настоящее время запас фарфора. Посылая
жене из Англии шелк на платье (в подарок по случаю дипломатического
успеха в защите интересов колоний), он не забывает упомянуть, почем он
платил за ярд. Во время первого своего пребывания в Англии Франклин
дружил с одним молодым поэтом и его возлюбленной. Когда тот на время
уехал, вверив одинокую женщину опеке друга, Франклин занялся ею уж
слишком сердечно, что привело k разрыву между друзьями. «Из этого я
сделал вывод, что мне нечего рассчитывать на возврат одолженных или
авансированных ему денег», — меланхолически замечает по этому поводу
Франклин («Автобиография», с. 455).
Если жизнь, в которой все подчинено денежному расчету, мы считаем
характерной чертой жизненной установки, пропагандируемой Франклином,
то, разумеется, не потому, что мы отрицаем роль денег в социальных слоях,
унаследовавших рыцарские традиции. И здесь, и там деньги играли очень
важную роль, но в дворянском этосе полагалось как бы не замечать денег и
денежных дел: «делание денег», хотя и могло соответствовать душевным
склонностям, не включалось в провозглашаемые явно лозунги. У Франклина
никто не стесняется говорить о деньгах, здесь можно во всеуслышание
заявлять, что сколачиваешь состояние. Сколачиваешь терпеливо, помня, что
«по зернышку — ворох, по капельке — море», и осторожно, не забывая, что
«большому кораблю — большое плаванье, а небольшому суденышку лучше
держаться берега».
Методичная жизнь требует обуздания всех тех сил, которые могут в любую
минуту подорвать навязанную самому себе дисциплину. Поэтому Франклин,
составляя перечень тринадцати добродетелей, в которых он должен был
упражняться, пишет: «Любовным утехам предавайся пореже, не более, чем
это нужно для здоровья или для того, чтобы произвести на свет потомство;
но отнюдь не до отупения или до истощения и отнюдь не к ущербу для
своего или чужого покоя и доброго имени» [В русском переводе
«Автобиографии» это место опущено. См.: Franklin В. The autobiography.
New York, 1962, p. 83]. Сразу заметим, что этому правилу сам Франклин
следовал далеко не всегда. К женским прелестям он был чувствителен до
поздней старости, и это послужило причиной поступков, о которых в
автобиографии он говорит: «Мои жизненные опечатки». Когда он открыл в
Филадельфии писчебумажную лавку, соседи стали сватать за него свою
родственницу. В этом случае Франклин придерживался первой части своего
позднейшего наставления из «Альманаха бедного Ричарда»: «Пошире
открывай глаза до женитьбы, а после — прижмуривай».
Когда семья невесты не захотела дать условленного приданого (100 фунтов
на уплату долгов жениха), он передумал, заподозрив, что родные невесты
решили извлечь выгоду из его чувства. Женившись в конце концов на
женщине, которой он это пообещал еще в юные годы, Франклин тем самым
вознаградил ее за долгое ожидание. Вместе с обручальным кольцом он
одарил жену внебрачным сыном — плодом какой-то таинственной связи.
Миссис Дебора Франклин была верной, хозяйственной и бережливой женой,
но дистанция между нею и мужем всегда оставалась немалой, что, по-
видимому, требовало от него для поддержания семейной гармонии
прижмуривать глаза после свадьбы. К счастью, Франклин подолгу находился
в отъезде. После смерти жены он, невзирая на свои семьдесят с лишним лет,
в Париже объяснился в любви вдове Гельвеция и питал наполовину
любовные, наполовину отеческие чувства к госпоже Брийон де Жуи. Полное
понимание вопросов пола побуждало его предостерегать в своем календаре:
«Там, где брак без любви, будет любовь без брака».
Последние годы жизни в Париже, несомненно, повлияли на представления
Франклина о личностном образце женщины. Этот образец предусматривал
узкое поле деятельности. Согласно Франклину, женщина должна заниматься
домашним хозяйством и воспитанием детей. В 1764 г. в письме к дочери он
убеждал ее усердно посещать Церковь, хотя сам этого не делал. Еще он
советовал ей учиться арифметике и счетоводству, быть доброй,
рассудительной и любить свою мать. Программа не слишком широкая.
Отношение мещанского этоса к искусству было одним из важнейших
объектов критики этого этоса людьми, причастными к искусству и
литературе; поэтому в заключение скажем несколько слов и об этом. В
юности Франклин занимался поэзией, но, как он пишет в автобиографии,
отец отговорил его от этих занятий, уверяя, что все поэты — нищие. Сам
Бенджамин писал позднее: «Я со своей стороны одобрял занятия поэзией
время от времени для развлечения и для усовершенствования своего
литературного языка, но не более» («Автобиогр.» с. 449). С расширением
культурного горизонта Франклина его личное отношение к искусству
несколько изменилось, что можно заметить в его переписке. Но в качестве
моралиста, в своем календаре, он придерживался взглядов, близких взглядам
отца. «Бедность, — гласит календарь на 1736 г., — стихотворство и погоня за
почетными званиями делают человека смешным».
2. Франклиновский «человек, обязанный всем самому себе» в
дальнейшем развитии
Наставления Франклина адресовались мелкой буржуазии и служили ее
интересам. В Пенсильвании Франклин поддерживал хорошие отношения с
состоятельными предпринимателями; однако напомним, основанный им клуб
они не без высокомерия прозвали «клубом кожаных фартуков», намеренно
подчеркнув «ремесленный» облик клуба. Если мы согласимся с тем, что
именно наставления Франклина стали с середины XIX века объектом
критики, то тем самым признаем, что буржуазной нравственности как
определенному типу нравственности в качестве конкретно-исторического
явления соответствует нравственность западноевропейской и американской
мелкой буржуазии, — нравственность, полностью сложившаяся в XVIII веке
и в эпоху либерализма, все более широко распространявшаяся также среди
мелких капиталистов, с одной стороны, и среди рабочей аристократии
наиболее богатых стран — с другой.
Изложение истории франклинизма в Соединенных Штатах и Европе
потребовало бы нескольких томов, так что мы ограничимся лишь
некоторыми ее эпизодами. В Соединенных Штатах мы перенесемся в XX
век, в эпоху империализма, чтобы выяснить, пережил ли франклинизм
экономические перемены, так резко отличающие Америку Синклера Льюиса
и Теодора Драйзера от Америки Марка Твена. В Европе мы обратимся к
экономически отсталой Польше и посмотрим, как усваивалась здесь
франклиновская мораль в XIX веке, незадолго до того, как в критических
выступлениях «Молодой Польши» и польского натурализма она примет
облик «морали пани Дульской».
Через два века после Франклинова календаря в США появились
классические исследования супругов Р. и X. Линд о жизни типичного
американского города средней величины, расположенного в глуби материка.
Этот город получил условное название «Миддлтаун». Исследования, начатые
в 1920 г., были опубликованы в 1929 г. в монографии «Миддлтаун»
См.: Lynd R. S.,
Lynd H. M. Middletown: A study in contemporary American culture. New York, 1929.
. Дальнейшее развитие города
до 1935 г. было представлено в книге «Миддлтаун в развитии»,
опубликованной в 1937 г.
Lynd R. S., Lynd H. M. Middletown in transition: A studyincultural conflicts. NewYork, 1937.
В дальнейшем цитируется то же издание.
Когда авторы начали свое исследование, город
насчитывал около 37 тысяч жителей, когда они возобновили его — уже
около 48 тысяч.
В жизни Миддлтауна тон задавала мелкая буржуазия. Город был с самого
начала промышленным, однако на первом этапе исследования там не было
крупных промышленных предприятий и жители справедливо считали свой
город городом мелкого бизнеса. По мнению авторов, на этом этапе среди
горожан можно было выделить только два класса: класс предпринимателей
(businessclass) и рабочий класс (workingclass). Социальное самосознание
рабочих было развито слабо. Они не замечали никакой борьбы классов,
которую к тому же старательно затушевывала пресса, представлявшая
интересы бизнеса. Свои неудачи они воспринимали как личные неудачи. Из
примерно 13 тысяч человек, которых в 1929 г. можно было отнести к
рабочему классу, в профсоюзах состояло только 900. В 1934 г. это число
возросло до 2800, но год спустя упало до 1000 (с. 27). В Период, когда
проводилось исследование, город пережил почти шестилетнюю
экономическую депрессию. Поэтому на последнем этапе исследования
можно было заметить слабые зачатки классовой солидарности среди
рабочих; и все же в принципе они по-прежнему не считали себя чем-то
отличным от бизнесменов и полностью разделяли их личностные образцы (с.
447-448).
При таком положении вещей в городе господствовал некий единый стиль (то,
что авторы называют «дух Миддлтауна»). Общепризнанный катехизис
ходячих истин, за отсутствием прессы, которая провозглашала бы другие
истины, никем не оспаривался, так что молодое поколение воспитывалось
согласно одним и тем же принципам, созданным классом предпринимателей,
— единомыслие, невообразимое в городах капиталистической Европы. Из
интервью, анкет, газетных передовиц, речей по торжественным случаям,
клубных уставов и т.д. авторы извлекают свод убеждений, самоочевидных
для среднего горожанина. Немалая часть житейского катехизиса,
приведенного в книге «Миддлтаун в развитии» (с. 403-418), состоит из цитат,
заимствованных из указанных выше источников. Мы позволяем себе дать
сокращенное изложение этого катехизиса, возможно точнее сохраняя его
язык. Он включает в себя не только вопросы морали, но и вообще основные
элементы житейских воззрений среднего миддлтаунца. На их фоне
вырисовываются его нравственные установки, которые нельзя рассматривать
в изоляции: вместе с этим фоном они образуют особенно характерное целое.
Житель Миддлтауна убежден, что обогащение составляет обязанность
гражданина. Это нечто само собой разумеющееся, это долг по отношению к
себе самому, своей семье и к обществу. К тем, кто этого делать не умеет —
ибо лишь так можно объяснить выбор, например, профессии учителя или
священника, — относятся с пренебрежительной снисходительностью. В
делании денег каждый должен полагаться только на себя самого, ведь
господь помогает лишь тем, кто сам себе помогает; причем следует помнить,
что людям трудолюбивым и бережливым открыта дорога к самым вершинам.
«Это по-американски, и теперь, и прежде». «Из бедной семьи — в
президенты, вот истинно американский подход к жизни». Америка, гласит
миддлтаунский катехизис, это страна, где каждый в конечном счете получает
то, чего заслуживает.
Принцип «каждый за себя» естественно и необходимо царит в мире бизнеса,
который процветает тем больше, чем меньше вмешивается в него
правительство. Экономическое развитие подчиняется некоему естественному
закону, которому человеческие законы мешать не должны. «Побольше
бизнеса в администрации, поменьше администрации в бизнесе» — вот к чему
нужно стремиться. Этот естественный закон предполагает время от времени
спады в экономике. «Это как с нашим самочувствием: сегодня человек
чувствует себя прекрасно, а завтра — скверно». Но спад рано или поздно
кончится, и «маятник опять качнется в нашу сторону». Катехизис
Миддлтауна не признает никакой борьбы классов. Интересы капитала и
труда в принципе одни и те же. «Работодатели платят столько, сколько они в
состоянии платить и, конечно, повысят заработную плату, как только
смогут». «Можно ручаться, что если бы средний рабочий и работодатель
спокойно поговорили бы и обсудили свои разногласия, это дало бы гораздо
больше, чем может сделать политика или экстремисты с обеих сторон». Итак,
правильный путь — соглашение с работодателем, а не организация
профсоюзов, в которых рабочими командуют какие-то изгои (outsiders).
Организация профсоюзов и забастовок — это происки разных смутьянов,
сбивающих рабочих с пути. «Мы осуждаем агитаторов, которые
прикрываются идеалами, гарантированными нашей конституцией. Мы
требуем выселения чужаков — коммунистов и анархистов».
Житель Миддлтауна доволен и своим городом, и своей страной. Жизнь в
большом городе кажется ему хуже, чем в его городке. Американская
демократия — лучшая форма правления. Американцы — самый свободный в
мире народ. В Америке газеты сообщают «факты». «Американский бизнес
всегда будет лучшим в мире... Здесь, в США, как ни в какой другой стране
мира, мирно сосуществуют мелкие и крупные предприятия, тем самым
доказывая, насколько здоровым является американский образ жизни».
Причем «мелкий бизнесмен — опора американской промышленности».
Иностранцы — по большей части люди второго сорта. Лозунг «Америка
превыше всего» вытекает просто из здравого смысла. Удовлетворенность
существующим положением вещей побуждает миддлтаунца выступать
против тех, кто критикует основные американские институты, думает о
переменах, в особенности о резких, предлагает какое-то там государственное
планирование, из которого все равно ничего не выйдет. Школа обязана
помнить, что «небезопасно знакомить детей со взглядами, которые ставят
под сомнение основу основ».
Чтобы чего-нибудь в жизни добиться, нужно быть практичным,
предприимчивым, трудолюбивым и бережливым. Работа без устали — ключ
к успеху. «Пока человек не обеспечит свою семью, он не должен позволять
себе разных глупостей и «измов». Избыток образования и начитанности
делает человека неспособным к практической жизни». Характер важнее
интеллекта. С теми, кто не работает и не сберегает, общество церемониться
не должно, а если им не везет, они сами тому виной.
Житель Миддлтауна не хочет ничем выделяться среди других. Лучше быть
средним человеком. «В конечном счете умнее всех оказываются те, кто
держится средней линии. Всегда лучше держаться середины дороги, ехать не
торопясь и избегать крайностей». Недоверие к людям, «не таким, как все»,
представляется миддлтаунцу полностью обоснованным. Ему не по душе
«любой необычный склад личности, а в особенности лишенный оптимизма,
не по душе люди замкнутые, недружелюбные и претенциозные». Не по душе
ему и те, кто чересчур умничает. Нескольким избранным горожанам, пишут
супруги Линд в книге «Миддлтаун в развитии» (с. 425), позволено обладать
индивидуальными чертами. Миддлтаун даже может ими гордиться. Но таких
людей в городе не должно быть слишком много. Исключительный успех в
делах дает право на некоторую оригинальность, ибо то, что кто-то
разбогател, достаточно убедительно доказывает, что он наделен всеми
главными добродетелями.
В отношениях с людьми нужно быть вежливым, быть хорошим соседом,
«хорошим парнем» и обладать «компанейским духом» (communityspirit).
Нужно ободрять других. Нужно быть хорошим партнером и поддерживать
хорошие отношения с конкурентами. «В часы развлечений лучше быть
склонным к похвалам, чем к порицаниям. Тот, кто чересчур умничает или
критикует, портит всем настроение». По отношению к другим миддлтаунцам
обязательна солидарность. Делать покупки следует в своем городе, согласно
принципу: «Где зарабатываешь, там и трать».
Для жителя Миддлтауна семья — священный и основной общественный
институт. Место замужней женщины прежде всего дома, и все другие дела
должны отойти на второй план по сравнению с «устройством семейного
очага для мужа и детей». Женщина не должна быть слишком умной,
слишком агрессивной и независимой, слишком критичной и слишком не
похожей на других. Она не должна думать о личной карьере или о
соперничестве с мужчинами, но скорее служить им опорой в их намерениях
(с. 421). Женщины редко разбираются в общественных делах так, как
мужчины; мужчины к тому же практичнее и лучше работают. Женщины зато
больше смыслят в тонкостях этикета и этики. «Мужчинам порой не хватает
такта, женщины разбираются в этом лучше». «Культура и все такое — скорее
женское дело». Наконец, женщины лучше (чище) мужчин.
Говоря в главе VI о значении пуританизма для «делового человека», мы
воспользовались случаем подчеркнуть, что пуританизму не удалось
совершенно замаскировать противоречие между христианским воспитанием
и беспощадностью, необходимой для продвижения в обществе. Как видно из
дальнейших комментариев супругов Линд к изложенному выше катехизису,
американский бизнесмен разрешает это противоречие тем, что живет в двух
разных моральных системах. В торговых отношениях никто не требует от