Ольдерогге Д.А. (ред.). История Тропической Африки (с древнейших времён до 1800 г.)
Подождите немного. Документ загружается.
средиземноморском стиле. Там селились богатые чужеземные купцы и местная знать.
Из таких же деревень на главных транссахарских караванных путях, по которым соль из пустыни
и товары из стран Средиземноморья доставлялись в обмен на золото, возникали другие большие
города: Аудагост, Гана, Валата, Томбукту, Гао, Тадмекка-эс-Сук, Такедда, Кацина, Кано. Это
были южные порты того моря, каким, образно говоря, была Сахара, пока каравеллы португальцев
не открыли новый торговый путь через Атлантический океан.
Три великих государства, сменившие друг друга в суданской зоне, боролись за сохранение
доступа к золотым месторождениям и за контроль над транссахарскими маршрутами, которые у
них оспаривали соперники. Так, Гана вела борьбу с альморавидами, Мали — с coco, туарегами и
сонгаями, Сонгай — с Мали, западными фульбе, хауса, позже — с марокканцами. Их история
заполнена борьбой за приобретение или сохранение выгодной монополии, дающей право
обменивать золото на товары севера. В конечном счете смертельный удар последнему из этих
великих государств — Сонгай — в не меньшей степени, чем марокканское завоевание в 1591 г.,
нанесло именно изменение направления торговых путей в XV в. Экономическая жизнь стран
Судана переживала глубокий упадок, в то время как мелкие прибрежные государства становились
отныне центрами международной торговли. Упадок Ганы и Томбукту, подобно Венеции и
Александрии, был обусловлен открытием морского пути из Европы к странам тропических морей.
Гана
Арабские тексты VIII-—XI вв. рассказывают о могущественном государстве 'Гана, процветавшем
в Западном Судане между средним течением р. Сенегал и излучиной р. Нигер.
140
О его происхождении и истории в течение первых веков существования арабы сообщили лишь
отрывочные сведения. Так, астроном ал-Фазари (конец VIII в.), перечисляя различные страны ми-
ра, мимоходом упоминает и «Гану, страну золота», а географ ал-Хорезми (около 833 г.) помещает
город Гану на карте полушарий, составленной им на основе птолемеевской карты.
Возникновение Ганы, безусловно, относится к более ранней эпохе. В двух основных исторических
источниках, составленных африканцами в XVI—XVII в.,— хрониках «Тарих ал-фетташ» и «Тарих
ас-Судан» — мы находим сообщения о могущественной царской династии Кайамага, двадцать
властителей которой правили до хиджры (622) и двадцать — после. Хроники не содержат
сведений, к какой этнической группе принадлежали эти правители; были ли они черными
(сараколе) или белыми (берберами санхад-жа). Автор одной из них добавляет, однако: «Самое
достоверное то, что они не были неграми» («Тарих ал-фетташ»). Таким было историческое
предание в XVI в. По этому вопросу было выдвинуто множество теорий; самая известная из них
принадлежит М. Де-лафоссу, предположившему, что древние правители Ганы были си-ро-
иудеями, бежавшими во II в. н. э. из Киренаики от преследований римлян.
Действительно, весьма возможно, что здесь, как и всюду в мире — будь то в Европе или в Африке,
на границе между кочевым и оседлым населением мирным путем или силой обосновывается
группа или небольшое племя кочевников. Они создают государство и постепенно растворяются
среди населения этой страны, образуя смешанную культуру и смешанный этнос, сохраняющие
общие для обоих черты. Такова история франков в Галлии, ломбардов в Италии, монголов в Китае
или Индии. По-видимому, такой же процесс имел место при рождении как Ганы, так и Сонгай и
Канема. Еще более недавний пример являют фульбе, основавшие свои государства в XVIII—XIX
вв.
Кочевники — прирожденные воины, с детских лет обученные обращению с оружием,
защищающие свои стада от хищников и воров, часто силой прокладывающие себе путь через
земли оседлых народов, особенно в годы засухи, которая вынуждает их искать пастбища вдали от
обычных зон кочевания. Хотя оседлое население гораздо более многочисленно, оно с трудом
оказывает им сопротивление, будучи не столь опытно в военном отношении и не имея конницы.
Следовательно, не расовая принадлежность к европеоидам, как утверждали многие авторы, дала
основателям Ганы превосходство, позволившее им создать это государство, а то обстоятельство,
что они были кочевниками. Очень возможно, что к тому времени, когда к югу от Сахары
появились арабы, эти кочевники уже давно были поглощены негроидами сараколе.
Вскоре после своего прихода в Сус на юге Марокко, в 734 г., арабы предпринимают поход против
Судана—очевидно, против Ганы, откуда они привозят, по словам Ибн Абд ал-Хакама (IX в.),
141
«значительное количество золота». Уже в середине VIII в. они создают караванный луть
между Сиджилмасой в Южном Марокко и Аудагостом в Мавритании, роют в удобных местах
колодцы.
Гана становится первой страной Западного Судана, где на южной границе Сахары, в
конечных пунктах, куда караваны привозили золото, обосновываются средиземноморские
купцы. {Гана и Аудагост — два главных города, возникшие в районе, где грузы,
доставлявшиеся с севера верблюжьими караванами арабо-бербе-ров, перегружались на
караваны ослов, которых с юга вели ванга-ра, позже известные под именем диула и
перевозившие золото, орехи кола и рабов из примыкающих к лесу областей
Благодаря сведениям ал-Бакри, относящимся к 1068 г., мы располагаем некоторыми данными
об этих двух центрах. Наиболее значительный из них — Гана с максимальной долей
вероятности идентифицируется с руинами Кумби-Сале, самыми внушительными из
сохранившихся в сахельской зоне, а второй — с руинами Тег-дауста в Ркизе. Оба эти города
стали объектами раскопок, -позволивших проверить сведения ал-Бакри.
Сведения об истории страны скудны. Ал-Якуби в IX в. писал, что в Аудагосте правит
языческий государь санхаджа; так же обстояло дело и в X в.: правителем города был бербер-
санхаджа, под властью которого находилось свыше двадцати черных вождей; Ал-Бакри,
напротив, сообщает о чернокожем правителе. В 1068 г. Гана была процветающим
государством и получала основную долю доходов от торговли золотом. В глазах всего
исламского мира ее правитель, тунка Менин, являлся царем золота. Он мог выставить 200
тыс. воинов, в том числе 40 тыс. лучников. Ал-Бакри говорит, что его могущество велико,
царство обширно, а власть очень почитаема.
Тем «е менее его 'преемнику не удалось помешать <берберам-альморавидам захватить
столицу и разрушить государство.
Сначала альморавиды заставили берберов Мавританского Ад-рара «вернуться на истинный
путь и принять истинную религию»; на деле это означало подчиниться их власти. Затем они
устремились на север, в 1053 г. взяли Сиджилмасу, а в 1054 г. разграбили Аудагост.
Завоевание Марокко продолжалось при Юсуфе ибн Таш-фине — основателе северной
альморавидской династии; Абу Бакр ибн Омар же возвратился на юг и в 1077 г. захватил
столицу Ганы.
Город )Кумби, однако, не исчез и участвовал в торговле еще в течение полутора веков. Около
1203 г. его захватили coco, а в 1240 г. он оказался в руках Сундьяты — великого мандингского
правителя. Сундьята нанес ему последний удар: он увел из города ремесленников в свою
столицу Ниани; покинули город и арабо-берберские торговцы, которые обосновались затем в
Валате.
Ценные сведения о двух главных городах Ганы — Гане (Кум-би) и Тегдаусте (Аудагосте)—
дала нам археология. После того как в 1914 г. развалины >Кумби были обнаружены Б. де
Мезьером, на городище неоднократно проводились раскопки. Раскопки велись
142
на пространстве около 1 кв. км; раскапывался также некрополь, занимавший вдвое большую
площадь. Возведенные из сланца дома отличаются прекрасной и весьма совершенной
работой. Сохранились лестницы, декоративные ниши в стенах, великолепно вымощенные
полы. Собранная утварь представлена в основном анго-бированной глиняной посудой;
найдены также глазурованные лампы магрибинского происхождения, клейменые весы и
стеклянные гирьки для взвешивания золота, оружие и железные орудия, раскрашенные
надписанные пластинки из сланца, содержащие священную формулу джихада — догмат веры
всякого мусульманина.
Все это относится к последнему периоду существования города после захвата его
альморавидами. Все захоронения принадлежат мусульманам, и весьма вероятно, что все то,
что напоминало о язычниках, в том числе и царские захоронения в курганах, описанные ал-
Бакри, было уничтожено фанатиками Абу Бакра ибн Омара. ¥, тому же единственной,
полученной радиоуглеродным методом датировкой городища является 1200±120 г. н. э.; она
вполне согласуется с датировкой 1240 г., определяемой на основе письменных источников,
повествующих о разрушении города Сундьятой.
Раскопки Ж. Девисса и Д. и С. Роберов в Тегдаусте также позволили сделать весьма
интересные наблюдения и дали обильный материал, дополняющий данные, полученные в
Кумби-Сале. Здесь также развивалось каменное зодчество, но не такое совершенное:
применяемый материал — песчаник — был не столь пригоден, как красивые и удобные
сланцевые плитки. В городе строили многочисленные дома, а за чертой города располагался
некрополь. Утварь, особенно глиняная посуда, напоминает найденную в Кумби, но здесь
больше глазурованных ламп; был даже обнаружен тайник с золотыми слитками и
украшениями.
Весьма вероятно, что здесь, как и в Кум'би, археологи не дошли до относящихся к
доисламскому периоду слоев, столь необходимых для изучения периода, о котором мы
практически ничего не знаем.
Мали
О происхождении Мали, как и Ганы, известно очень немного. Весьма вероятно, что
первоначальное ядро, из которого выросло одно из самых больших государств Африки, -было
не очень большим. Это племенное объединение находилось по обе стороны Нигера у
впадения р. Санкарани, в непосредственной близости от богатых золотых месторождений
Буре. Мали, следовательно, лежало много южнее Ганы, оно располагалось на 12°, а не на 16°
северной широты. В таком перемещении на юг, безусловно, следует видеть желание
отдалиться от сахароких кочевников, разрушивших Гану. В этих довольно низких широтах
встречаются верблюды, однако они приходят сюда только в сухой сезон; из-за трипаносомы
редки и лошади. Правителям Мали, следовательно, не приходилось опасаться белых воинов,
кочевников Сахары, которые, лишившись
143
Мали
своих традиционных верховых животных, оказывались беспомощными.
И на этот раз первые сведения о Мали, принадлежат ал-Бакри. Он, вероятно, и не бывал сам в
тех краях, но был, безусловно, хорошо осведомлен. Ал-Бакри рассказывает о принятии ислама
правителем Мали в середине XI в. с целью прекратить опустошавший страну голод: как
только он произнес пятничную молитву, пролился дождь...
Нам неизвестно о том, кто был этим правителем. В конце XIV в., тремя столетиями позже,
великий историк Ибн Халдун сообщает, что этого первого мусульманского правителя якобы
звали Бермандана, однако Ш. Монтей несогласен с такой идентификацией.
В XII в. Мали, должно быть, вело мирное существование, по-144
прежнему поставляя арабо-берберским торговцам Сахеля золото из Буре и рабов, захваченных
у языческих народов юга.
Если верить устному преданию мандингов, которое было канонизировано наряду с другими
гриотами из Киелы, в Мали в начале XIII в. правил царь Фа Маган и ему должны были
наследовать двенадцать сыновей. Однако правитель государства Coco, контролировавший
территорию Мали наряду с другими областями, убил одного за другим одиннадцать из них,
оставив в живых лишь младшего, чье слабое здоровье — по-видимому, он был парализован в
первые годы жизни — исключало всякие опасения на его счет.
Однако молодой царевич выздоровел, вырос, собрал вооруженную силу и выступил против
угнетателя своего народа. В 1235 г. состоялась решающая битва войска Сундьяты с силами
правителя Coco Сумаоро, в которой царевич одержал победу. Сундьята сумел извлечь из нее
пользу. Он захватил все входившие в состав Coco области, включая остатки Ганы, и создал
государство, простиравшееся далеко в глубь излучины Нигера и включавшее на западе
золотые россыпи Буре и Галама.
Весьма возможно, что именно Сундьята сделал своей столицей Ниани (теперь это скромная
деревушка на р. Санкарани в Гвинее на границе с Республикой Мали). Здесь, как сообщает
предание, он утонул в 1255 г.
Как это часто случается в истории, преемниками великого государя оказываются бесцветные
личности; именно так и произошло в Мали после смерти основателя государства. О
наследниках Сундьяты нам практически ничего не известно, кроме самого факта их
существования, упомянутого Ибн Халдуном в его знаменитой «Истории берберов».
В 1285 г. власть захватил вольноотпущенник царского клана Сакура. При этом правителе
территория Мали значительно расширилась. Активизировалась транссахарская торговля.
Власть правителя была достаточно прочной, и он мог оставить страну для совершения
паломничества в Мекку. На обратном пути он был убит (около 1300 г.).
Теперь потомкам Сундьяты удалось вернуться к власти. Благодаря сведениям ал-Омари,
относящимся к 1337 г., мы знаем, что один из них — Абу Бакр II, желая познать пределы
океана, отправил в сторону захода солнца 200 лодок, должно быть, вышедших в океан из р.
Гамбии; назад вернулся всего один человек после того, как на его глазах погибли все
остальные. Не желая верить спасшемуся, правитель велел снарядить уже 2 тыс. лодок и на
этот раз отправился сам, передав власть сыну, Канку Мусе. Разумеется, и из этого плавания не
возвратился никто, да иначе и не могло быть. До прихода португальцев парус здесь был
неизвестен; на веслах совершить длительное плавание было невозможно.
Таким образом, в 1312 г. у власти оказался (Канку Муса. Его правление и правления двух его
преемников знаменуют расцвет Мали. Завоевания Сундьяты, упроченные территориальными
приобретениями Сакуры, поставили под прямую или косвенную власть
10—622
145
Мали большинство стран, лежащих в саванне от устья р. Гамбии на западе до границ
хаусанских государств «а востоке. Племена туарегов на юге Сахары, народы золотоносных
районов, сонинке и сонгаи, торговые города на Нигере — все повиновались владыке Ниани.
Сохранить независимость, несмотря на постоянные войны, смогли лишь враждебные исламу
государства моей, обитавшие в своих неприступных скалах догоны и народы южных
областей, которых защищало от мандингокой конницы присутствие мухи цеце.
Единственный известный нам факт, относящийся к правлению Канку Мусы (1312—1337),
принявшего титул ман'Са,— это его паломничество в Мекку в 1324 г. Все арабские авторы
подробно описывают это путешествие, сильно поразившее воображение современников,
особенно каирцев. В самом деле, малийский правитель вез с собой около 10 или 12 т золота
для оплаты путевых расходов и вступил в 'Каир, сопровождаемый множеством богато одетых
рабов, каждый с золотым слитком в руках. Этот громадный приток золота на много лет
понизил на Ближнем Востоке его цену.
Мы знаем также о встрече Мусы с египетским султаном, о подарках, которыми они
обменялись, о покупках, сделанных в Каире его свитой, о дарах, поднесенных мансой святым
городам Аравии, и о долгах, наделанных правителем и его людьми на обратном пути.
Муса вернулся в Мали в сопровождении ученых, музыкантов, духовных лиц, юристов и
торговцев, установивших прочные экономические и культурные связи между Египтом и Мали
к выгоде обоих государств. К этому времени относится учреждение университета Санкоре в
Томбукту, который в XV—XVI вв. готовил образованных людей для всего Западного Судана,
а также распространение арабской архитектуры, приспособленной для Судана.
Манса Маган наследовал своему отцу и правил очень недолго (1337—1341), о нем нам почти
ничего не известно. Затем настала очередь мансы Сулеймана, брата мансы Мусы, правившего
около 20 лет (1341 —1360). Это его встретил марокканский путешественник Ибн Баттута,
посетивший Мали в 1352—1353 гг. Благодаря этому автору мы довольно хорошо
осведомлены о Сулеймане и о Мали середины XIV в. Мы имеем представление о жизни
двора, религиозных праздниках, сохранявших следы местных африканских верований,
царских приемах. Ибн Баттута не щадит мансу Сулеймана, обвиняя его в «скупости»: поймем
это лучше таким образом, что тот не занимался, как маиса Муса, безумным расточительством
и больше своего брата заботился об упорядочении денежных средств своего государства.
Со смертью Сулеймана начинается упадок Мали: его сын Каса правил всего девять месяцев
(1360), после чего власть перешла к Мари Дьяте II, сыну мансы Магана. Его
четырнадцатилетнее правление оставило о себе плохую -память (1360—1374): народ был
разорен налогами, манса проявил себя тираном и тратил деньги государственной казны, как
пишет Ибн Халдун, «на всевозможные безумства и излишества». По словам того же Ибн
Халдуна, его
146
сын Муса II (1374—1387) «избежал повторения ошибок своего отца и действовал, чтобы
обеспечить народу блага правосудия и хорошего управления». Но реальная власть находилась
в руках его великого везира Мари Дьяты: время сильных государей Мали уже миновало.
О последних правителях существуют только очень краткие упоминания Ибн Халдуна. После
автора «Истории берберов» о них не сообщает ни один источник; весьма любопытно то, что
сонгай-ские хроники молчат относительно малийских правителей XV в.
Анархия предопределила распад государства: Сонгаи объявило себя независимым; в 1400 г. с
юга вторглись моей, дойдя вплоть до оз. Дебо, а к 1433 г. вся южная часть Сахары перешла к
туарегам. В конце XV в. после ударов сонгаев под контролем правителей Мали остались лишь
западные земли от Нигера до Атлантического океана, на побережье которого только что
появились европейцы. Союза с ними против своих противников безуспешно добивались
правители Мали.
В XVI—XVII вв. упадок усиливается, и вскоре бамбара во главе с Битоном Кулибали кладут
конец существованию державы. Владения клана Кейта сведены к области Кангаба, его
колыбели, однако мандингокие гриоты сохранили память о великом Мали и особенно о его
знаменитом основателе Сундьяте.
В отличие от Ганы мы мало знаем об археологии средневекового Мали. Отождествление
столицы государства Ниани с небольшой гвинейской деревней на р. Санкарани весьма
правдоподобно. Там неоднократно проводились раскопки, наиболее значительные из них
осуществляет польско-гвинейская экспедиция. Работа археологов затруднена тем, что в
отличие от Кумби-Сале и Тегдауста, возведенных из камня, Ниани выстроена из банка —
необожженной глины: она в буквальном смысле «растаяла» с течением времени. От других
городов сохранился лишь фундамент мечети в древнем Гао и несколько могильных стел.
Сонгаи
Эстафету Мали суждено было принять Сонгаи. О начальном периоде его существования, как
и о предшествующих государствах, известно совсем немного. Изучать его поэтому
целесообразно по примеру Ж. Руша путем привлечения данных этнологии и социологии.
Вдоль Нигера ниже Гао, в районе Кукии, жили сонгаи, делившиеся на рыбаков (сорко) и
охотников (гоу), которыми управлял правитель-жрец — канта из клана Фаран.
Сонгаи поклонялись огромной чудовищной рыбе — духу воды, который господствовал над
ними. Согласно легенде, пришедший из Йемена чужестранец убил рыбу и основал династию
правителей Дья. Центр этого небольшого государства находился в Кукии.
Пятнадцать правителей-анимистов из династии Дья сменяют друг друга до принятия ислама
(около 1000 г.). Затем прежняя 10*
• 147
столица была оставлена и главным городом стал Гао— поселение, j удобно расположенное на
выходе к Нигеру одного из самых важных транссахарских торговых путей, идущего вдоль
долины р. Ти-лемси. Сухой климат Гао также больше подходил средиземноморским
торговцам, чем климат расположенной южнее Кукии, оставшейся тем не менее местом
коронации правителей Дья.
Гао состоял, как и Гана, из двух находившихся рядом городов. Царь и его окружение жили в
Сане, неподалеку от которого были найдены датируемые XII в. царские стелы; в районе,
расположенном у впадения р. Тилемси в Нигер, обитали торговцы. Основой торговли была
сахарская соль. Отсюда часть ее отправляли вниз по реке, но главным образом товары шли
вверх по Нигеру, где сор-ко обладали монополией на речные перевозки к рынкам золота и
орехов кола.
Мы мало знаем о периоде до XIII в., когда сопротивление экспансии Мали возглавили
правители-сонми. Впервые Сонгай было завоевано войском малийского государя Уали
(1255—1270), а члены царской семьи были уведены в полон. Старший из них, Али iKo-лен,
впоследствии вернулся в страну и освободил часть ее от малийского владычества.
Сонгайские правители ждали своего часа, наблюдая за ослаблением Мали, резко
ускорившимся уже в конце XIV в. Около 1400 г. сонни Мадого разоряет столицу Мали.
Однако лишь во второй половине XV в. Сонгай одержало верх над своим соперником. Это
выпало на долю сонни Али (1464—1492), который сумел создать огромное государство,
ставшее при его преемниках равным по размерам империи Карла Великого.
О сонни Али мы знаем лишь по описанию, сделанному его противниками — благочестивыми
составителями хроник. Они порицают его как распутника, безбожника, тирана,
преследователя мусульман, но вместе с тем с гордостью подчеркивают, что он всегда был
победителем, что ни одно его войско не удавалось обратить в бегство: «всегда — победитель,
никогда — побежденный», — сообщает «Тарих ал-фетташ».
'Все современные исследователи единодушно считают сонни Али великим правителем
Тропической Африки. Он был не только победоносным военачальником, но, как и Наполеон,
организатором и ловким политиком, смотревшим далеко вперед. Он очень хорошо видел
опасности, грозившие его стране со стороны туарегов, фуль-бе, Мали и исламской идеологии,
и пытался устранить или уменьшить их. Будущее подтвердило его правоту.
В результате военных походов сонни Али разбил туарегов и завладел Томбукту и всей
излучиной Нигера. Победив бариба в Боргу, затем фульбе, догонов и другие этнические
группы, о« распространил свою власть на все среднее течение Нигера, и ко времени его
смерти в 1492 г. его владения простирались от Денди до Мопти, намного превзойдя по
размерам слабевшее Мали.
Для управления страной сонни Али поставил во главе различных провинций верных ему
людей; превратил сонгайскую флоти-148
лию в действенное средство связи и транспорта, тем 'более необходимое, что государство
было вытянуто вдоль Нигера; он прорыл оросительные и судоходные каналы и твердой рукой
правил различными районами своей страны. И пусть он иногда силой усмирял упрямцев —
какому же правителю нельзя бросить этого упрека?
После смерти сонни Али ему наследовал его сын Баро, также боровшийся с мусульманами.
Он, однако, был лишен выдающихся качеств своего отца, и ему сразу же пришлось вступить в
борьбу с происламской фракцией своего войска, во главе которой стоял один из
военачальников его отца — Мухаммед. В 1493 г. Мухаммед лишил Баро престола.
С приходом к власти узурпатора Мухаммеда Сонгай вступает в новую эпоху. Политика аскии
40
в политической и религиозной сферах основывалась теперь на поддержке ислама. Сословие
духовных лиц в Томбукту снова в чести, среди них аския выбирает своих советников. В самом
начале своего царствования аския совершил паломничество в Мекку (1496—1497), добившись
своей инвеституры в качестве халифа «Текрура». Благодаря хронике «Тарих ал-фетташ» мы
очень хорошо осведомлены об этом периоде.
В военной области аския продолжил завоевательную политику своего великого
предшественника; ведя «священную» войну с «яе-вер'Ными» юга, он одновременно воевал с
мусульманами Мали и фульбе на западе, а на востоке присоединил к своей державе большую
часть хаусаноких государств. (К 1516 г. государство Сонгай занимало громадную территорию:
оно контролировало, непосредственно или косвенно, всю зону саванн Западной Африки от
окрестностей оз. Чад до Сенегала (только Борну едва избежало захвата). Аския владел всеми
соляными копями от самого центра Сахары до границы тропического леса. Как и сонни Али,
он был хорошим организатором и смог бы объединить весь Судан, если бы, как все
завоеватели, не злоупотребил своим могуществом.
Сведения об аскии Мухаммеде известны только из хроник, без устали превозносивших его.
Рассказ же беспристрастного, как кажется, свидетеля Льва Африканского, путешествовавшего
по этому государству в период его наивысшего расцвета, никак не вяжется с подобными
восхвалениями. Аския был невероятно жесток по отношению к побежденным, убивая
правителей, уводя в рабство жителей или разоряя их налогами, оскопляя одних вождей и
отравляя других. Заметим, что все это делалось по отношению к мусульманским (хотя бы
формально) государствам, лежащим на юго-восточных окраинах Сахеля. С язычниками же
можно было поступать еще более бесцеремонно: у них был выбор лишь между смертью и
рабством.
Можно представить, сколько ненависти накопилось у соседей Сонгай и каким страстным
должно было быть их стремление к отмщению. Аския Мухаммед не умел проводить политику
примирения и ассимиляции, которая могла бы объединить разнородные провинции. Сонгай —
колосс на глиняных ногах — не могло долго
149
существовать: единственной опорой его было войско и внушаемый им страх.
iK концу правления аскии начинаются мятежи в дальних провинциях. Один из сыновей аскии,
Муса, в 1529 г. смещает своего почти ослепшего 86-летнего отца. Мухаммед, по-видимому,
умер в 1538 г. в возрасте 95 лет и был похоронен в Гао в глинобитной мечети, до сих пор
известной как «могила аскии». Муса травил два года и был свергнут племянником аскии,
Мухаммедом Бенка-ном (1531 —1537), которого лишил трона другой сын великого ас-кии—
Исмаил (1537—1539). Затем настала очередь его брата Ис-хака (1539—1549). Ему удалось
усмирить некоторые мятежи и даже защитить соляные копи Тегаззы от марокканцев. После
него на трон вступил его брат Дауд (1549—1582), правление которого прошло в непрерывных
попытках удержать единство Сонгай. При его преемнике ал-Хадже (1582—1586) марокканцы
возобновили нападения на Сонгай, заняв в 1585 г. Тегаззу. Короткое правление его фата
Мухаммеда Бани (1586—1588) было отмечено длинной чередой дворцовых интриг.
Последнему аскии, Исхаку II (1588—1591), выпало на долю увидеть конец своей великой
державы, наступивший, впрочем, во многом из-за его ошибок: он не смог устранить угрозу со
стороны марокканцев, явственно обозначившуюся в 1590 г. с началом похода против Сонгай
марокканского паши Джудара. Об этом походе, однако, было известно, так как аския велел
находившимся под его властью туарегам засыпать сахарские колодцы. Но его приказ, по-
видимому, не был выполнен; кроме того, он был очень плохо осведомлен о продвижении
вражеского войска и, возможно, излишне полагался на невозможность преодоления пустыни,
что так хорошо помогало его предшественникам. Аския мог бы без труда разбить своего
противника, прежде чем тот достиг Нигера, но он организовал оборону лишь своей столицы
Гао. Одного только факта наличия у марокканцев огнестрельного оружия (это еще одна
непредусмотрительность аскии: султан Борну в то время уже имел его) недостаточно для
объяснения сокрушительного поражения сонгаев в битве при Тондиби
41
в 1591 г. Плохой
воин, непредусмотрительный политик, аския к тому же держал подле себя, указывает Ж. Руш,
альфу (советника), безусловно подкупленного марокканцами, который и заставил аскию
повернуть назад при первых же выстрелах.
Причинами 'поражения Сонгай в большей степени, чем ружья Джудара, были политические и
экономические факторы. При каждой смене правителя неизменно вспыхивала борьба между
бесчисленными родственниками умершего аскии, каждый из которых стремился, опираясь на
группу своих сторонников, захватить власть. Кроме того, как мы видели, периферийные
провинции, присоединенные в результате кровавых войн, жестоко угнетаемые, отнюдь не
поддерживающие центральную власть, ждали лишь случая сбросить чужеземное иго. Таков
удел всех деспотий.
Ко всему этому добавились трудности экономические: постоян-150
ные войны мало способствуют хозяйственному развитию. Кроме того, появление на
побережье португальцев, особенно после постройки форта Эльмина в 1482 г., привело к
изменению направления торговли золотом и рабами, которая на протяжении столетий
обогащала суданские державы. Неспокойная обстановка на некоторых караванных путях, где
торговцев грабили кочевники, потеря захваченных марокканцами соляных копей Тегаззы,
лишившая Сонгай основного обменного товара при получении золота с юга, затруднили
покупку необходимых для сонгайской конницы магри-бинских лошадей, выплату денег
войску и союзникам. Не объясняется ли нежелание туарегов помешать продвижению Джудара
главным образом задержкой традиционных даров?
Следствием поражения при Тондиби стал конец Сонгай, а также великих государств
средневекового Судана. Вслед за десятью столетиями мира (конечно, относительного) и
процветания наступил длительный период анархии, который продлился до конца XIX в.
Марокканцам не удалось установить контроль над всеми сонгайскими территориями, и они
укрепились лишь в Гао, Томбук-ту и Дженне, постоянно ведя борьбу с туарегами, фульбе и
бам-бара. Впрочем, в итоге они растворились в массе местного населения, образовав
сохранившуюся до наших дней группу арма.
Эпоха великих держав — одна из самых славных страниц западноафриканской истории.
Важно не только то, что слава о них распространилась далеко за их пределами: Судан до
открытия Америки в значительной степени снабжал мировую экономику золотом. Изучая
историю Тропической Африки, нельзя не признать, что на берегах Нигера расцвела
выдающаяся африкано-исламская цивилизация, память о которой не утрачена. Неудивительно
поэтому, что из трех величественных имен — Гана, Мали и Сонгай — два были возрождены,
чтобы дать имя независимым западноафриканским государствам.
Глава 3
ПЛАВАНИЯ ДРЕВНИХ И ВЕЛИКИЕ ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ ОТКРЫТИЯ
От античности до XIII в.
Мы объединяем в одном разделе плавания, которые были осуществлены до XIII в., потому,
что, если не считать незначительных усовершенствований, в течение этого долгого времени
типы судов практически не менялись: различия между кораблями греков и римлян и судами
эпохи начала Крестовых походов весьма незначительны. Капитан Лефевр де Ноэт, специалист
по этому вопросу, писал: «До XIII в. водоизмещение судов, их устройство, оснастка,
управление, так же как и их использование, не претерпели никаких изменений, никакого
заметного усовершенствования».
В те времена существовало два типа судов — парусные и греб-
151
ные. Суда первого типа, широкие и «пузатые», часто были закругленными с носа и «ормы.
Большой четырехугольный парус поднит мался на слегка наклоненную вперед мачту, а
носовая часть несла иногда небольшой кливер, позволявший использовать косой попутный
ветер. Управление осуществляли двумя большими боковыми веслами aplustres. Так выглядел
большой торговый корабль, распространенный по всему Средиземноморью: для управления
им было достаточно нескольких человек.
Гребные суда, узкие и удлиненные, имели на носу таран, который использовался при
абордажных схватках. Их палуба была почти горизонтальной. Четырехугольный парус
позволял двигаться при хорошем попутном ветре, а действия гребцов (их число было
различно, и суда с 50 веслами — pentecontores — часто упоминаются в текстах) давали
большую свободу маневра. В отличие от парусников они могли идти вперед в штиль и даже
при легком встречном ветре. Как и парусники, гре'бные суда управлялись боковыми веслами.
Многочисленность экипажа ограничивала возможность применения гребного судна: в
основном его использовали флоты государей, могущественные города, а также корсары и
пираты. В отличие от парусников это были военные, боевые, пиратские суда.
Отметим мимоходом, что четырехугольный парус и рулевые весла не позволяют идти даже
против слабого ветра и что преодолеть встречные ветры невозможно и на веслах. Вспомним,
какую роль играют ветры в «Илиаде» и в «Одиссее»: Агамемнон не колеблясь принес в
жертву свою дочь Ифигению, чтобы сделать их благоприятными. А ведь он располагал
гребными судами, и расстояние между Авлидой и Троей не превышало 400 км.
Водоизмещение античных кораблей редко превосходило 60 т (90 куб. м), поскольку—о чем
также не следует забывать — они строились так, чтобы их можно было вытянуть на берег в
неблагоприятную погоду. Галера брала на борт 50 пассажиров или 30 лошадей, но на
короткий переход, если было нужно, она могла взять до 400 человек, включая тех, что
находились на палубе. Так перевозили рабов или пленников.
Геродот оценивал скорость кораблей в 700 стадий (120 км) за день и в 600 стадий (105 км) за
ночь при благоприятных условиях и попутном ветре. Пройденные за 24 часа плавания 150 км
были неплохим средним показателем. 'Наоборот, при неблагоприятных условиях плавания
затягивались безнадежно: Рутилий
42
, прождав две недели юго-восточного ветра, затратил на
путь от Остии до Генуи два месяца.
Плавали по счислению курса и с промерами глубин, т. е. с помощью способов, которые не
столь давно были в ходу у рыбаков Средиземноморья. Ночью определяли путь по звездам, но
в облачную, пасмурную погоду никаких ориентиров не было. Морякам помогали лоции и
периплы, но в конечном счете все решал опыт.
Каковы ветры, дующие вдоль африканских берегов? В Атлан-152
тическом океане благоприятные ветры господствуют от Гибралтарского пролива до
Канарских островов, тогда как дальше, до Сенегала, в течение всего года с северо-востока на
юго-запад дуют сильные пассаты. Дальше к югу ветры переменные, но в основном
благоприятные для плавания от Сенегала до Камеруна. Напротив, возвращение тем же путем
было весьма сложным. От Габона до мыса Доброй Надежды весь год дуют встречные ветры,
зато они очень благоприятны для плывущего вдоль берега в направлении экватора.
На восточном побережье Африки положение совершенно иное. В Красном море дуют
переменные, но скорее благоприятные для выхода в Индийский океан ветры. На веслах от
Египта до Баб-эль-Мандебского пролива идут 40 дней; морской путь дублируется су-
хопутным, идущим от Адена до Аммана через Мекку и Медину, что позволяет избежать
обратного рейса, трудного в некоторые сезоны.
От мыса Гвардафуй зимний муссон дует в юго-западном направлении, позволяя легко
добраться до берегов Занзибара и даже до р. Замбези. Летом муссон дует в обратном
направлении, создавая возможность плавания на север. Тем самым были поставлены пределы
плаваниям в древности на судах с четырехугольным парусом и даже с гребцами, неспособных
преодолеть встречный ветер: в Атлантическом океане люди плавали не дальше Канарских
островов, так как иначе они не смогли бы вернуться на своих судах обратно. Напротив, в
Индийском океане смена направлений муссонов давала мореплавателям возможность ходить
южнее экватора, а затем возвращаться в Аден и египетские порты. Не случайно поэтому до
1434 г. южной границей атлантических плаваний оставался мыс Бохадор, тогда как в
Индийском океане до конца XV в. конечным пунктом плавания арабов к югу была •Софала,
расположенная южнее Замбези, на 20° ю. ш.
Таковы предварительные сведения, которые следует изложить, прежде чем приступить к
изучению древних плаваний вдоль берегов Африки. Именно из-за небрежения к ним или их
недооценки большинство авторов преувеличивало дальность некоторых морских путешествий
в Атлантическом океане к югу от Марокко или принимало за достоверные сообщения о
дальних плаваниях.
Мореплаватели античности и раннего средневековья >на берегах Африки. Как полагают
современные ученые, мореплавание, вероятно, возникло только в VII тысячелетии до н. э., и
именно к этому времени следует отнести заселение до того необитаемых островов
Средиземного моря (за исключением уже ранее заселенной Сицилии). Но лишь в III
тысячелетии были совершены морские путешествия между устьем Инда и Месопотамией
вдоль берегов Персидского залива. Во II тысячелетии египтяне отправляют свои суда в страну
Пунт, т. е. в Южную Аравию, и в страну сомалийцев, а финикийцы около 1100 г. до н. э.
основывают в тысячах километрах от своей родины, на североафриканском побережье, города
Утику, Лике и Танжер.
153
Около 600 г. до н. э. было, возможно, совершено необычайное путешествие: плавание вокруг
Африки, о котором сообщает Геродот. Фараон Нехо повелел финикийцам отплыть из
египетского порта на 'Красном море на юг и вернуться через Геракловы столпы,, обогнув
континент с востока на запад. Финикийцы плыли, таким образом, в течение трех лет,
приставая к берегу, когда можно было сеять, и ожидая жатвы, чтобы потом плыть дальше.
«По их рассказам (я-то этому не верю, пусть верит, кто хочет),— пишет Геродот,— во время
плавания вокруг Ливии солнце оказывалось у них на правой стороне» (IV, 42). Уже сам
скептицизм Геродота, сообщавшего об очевидном для нас наблюдении (за~"экватором солнце
находится справа от плывущего с востока на запад), побудил многих авторов поверить в
подлинность этого путешествия.
Впрочем, путешествие от Суэца до "Камеруна не представляет никаких серьезных
трудностей. Достаточно знать, когда наступает благоприятный сезон для плавания вдоль
берегов Восточной Африки (зимний муссон): в это время постоянно дуют попутные ветры.
Положение осложняется в Гвинейском заливе, но особенно or Сенегала. Мы уже видели, что
судно с четырехугольным парусом и без руля (это в равной степени относится и к гребным
судам) не могло возвратиться на север вдоль атлантического побережья Африки, где дуют
самые сильные на всем побережье встречные ветры.
'Каким же образом финикийцы достигли Марокко, где они могли встретить своих
соотечественников? Есть только одна разгадка: они вернулись по суше. Археологические
исследования последних десятилетий доказали, что между Южным Марокко и Южной Мав-
ританией на некотором удалении от берега проходила «дорога колесниц», датируемая I
тысячелетием до н. э. Вдоль нее примерно в двадцати местах было обнаружено около 200
рисованных или: высеченных на камне изображений колесниц. Поскольку этой дорогой
пользовались ливо-берберы, связанные с карфагенянами на побережье Марокко и,
следовательно, понимавшие язык финикийцев, то путешественникам не стоило никакого
труда за хорошее вознаграждение перебраться через Сахару и там встретить суда своих
соотечественников, которые и доставили их из Марокко в Карфаген, а оттуда в Египет.
Итак, все-таки возможно, что это исключительное путешествие, в котором, впрочем,
сомневаются многие исследователи, было действительно совершено, поскольку
существование «дороги колесниц» позволяет объяснить, каким образом финикийцы смогли
преодолеть трудности перехода от Сенегала до Марокко. Лишь спустя 2 тыс. лет его
повторили португальцы, но плывя уже с запада.
Тот же Геродот сообщает (IV, 43) еще об одном путешествии — перса Сатаспа, которому
Ксеркс (около 470 г. до н. э.) в виде наказания повелел совершить плавание вокруг Ливии,
отправившись с запада. Сатасп был вынужден вернуться, не завершив путешествия, что для
нас неудивительно: каким образом мог бы он добраться вопреки ветрам и течениям от
Камеруна до мыса Доброй Надежды и оттуда до Софалы? Каких же мест он достиг? Сатасп
154
сообщает, что встретил «маленьких людей» в одежде из пальмовых листьев. Если бы речь шла
о пигмеях, тогда он, должно быть, добрался до Камеруна, а главное — вернулся оттуда.
Возникает вопрос: не посоветовали ли ему сопровождавшие его лукавые финикийцы
попросту укрыться в какой-нибудь бухточке в Южном Марокко, затаиться на какое-то время,
а потом вернуться и рассказать царю свои басни? Ксеркс, по-видимому, заставил заговорить
сопровождавших Сатаспа, поскольку в конце концов тот был посажен на кол.
Геродот (IV, 196) сообщает и о немой торговле золотом, которую вели в его время (около 450
г. до н. э.) карфагеняне на ливийском берегу к западу от Геракловых столпов. Она могла со-
вершаться только на юге Марокко, если принять во внимание характер ветров. Идет ли речь о
местном золоте (немного золота есть в Сусе) или о суданском, доставленном по «дороге
колесниц»? Ответить на этот вопрос при нынешнем уровне наших знаний мы не в состоянии.
Пока что самой южной точкой, где при раскопках были найдены античные изделия (монеты,
керамика, лампы, мелкие бронзовые вещи и т. п.), является о-в Могадор, лежащий против
Марокканского Атласа. Все это, бесспорно, свидетельствует о том, что карфагеняне и римляне
с VII в. до н. э. по IV в. н. э. постоянно посещали эти берега. Вполне вероятно, что это —
расположенный в одной миле от берега о-в Керне, о котором упоминали Полибий и Плиний.
Впрочем, нет других островов, которые можно было бы идентифицировать с
упоминавшимися Полибием и Плинием, и ни на одном из более южных островов (Эрне, в
заливе Рио-де-Оро, Арген, Тидра, Горе и др.) не 'было найдено, несмотря на поиски ар-
хеологов, ни одного античного глиняного черепка или монеты. В глазах тех, кто, подобно мне,
отрицает возможность древних плаваний южнее мыса Бохадор (за исключением, может быть,