процессов в коре больших полушарий их головного мозга. Последнее связано, в частности, с
высоким уровнем эволюционного развития анализаторов у обезьян, вследствие чего им стал
доступен более сложный анализ окружающей среды, связанный с синтезом ее определенных
элементов и сторон. Особенное значение имеет разнообразие двигательных сигнализаторов,
высокое развитие моторики и кинестетики.
«Соответственно этому,— добавляет И. П. Павлов,— так как эти двигательные ассоциации
должны иметь свой материальный субстрат в нервной системе, в мозгу, то и большие полушария
у обезьяны развились больше, чем у других, причем развились именно в связи с разнообразием
двигательных функций. У нас же, кроме разнообразия движения рук, есть сложность движений
речи» (там же).
Физиологические воззрения И. П. Павлова позволяют на новой фактической
материалистической основе и в свете новых теоретических положений трактовать проблему
возникновения трудовой деятельности у ближайших предков человека. И. П. Павлов очень
близко подходит к проблемам трудовой теории антропогенеза Энгельса. Возникает возможность
подступа и к решению вопроса о начальных ступенях развития человеческого мышления.
Наблюдая за постройкой шимпанзе Рафаэлем пирамиды из деревянных предметов, посредством
чего тот мог доставать высоко подвешенную приманку, И. П. Павлов так оценивал его действия:
«Я говорю, что это и есть разум, вся эта деятельность, когда обезьяна пробует и то и другое, это
и есть мышление в действии». И далее: «Вы точно воочию отчетливо присутствуете при
образовании нашего мышления, видите все его подводные камни, все его приемы. В этом
разумность и есть, а господин Кёлер от этого отмахивается: это, мол, метод проб и ошибок» (там
же, стр. 431).
Многие реакционные физиологи и психологи глубоко ошибочно трактуют высшую нервную
деятельность обезьян — столь близких к человеку животных, приписывая им человеческие
психические свойства. Йеркс считает обезьян «почти людьми». Кёлер находит у них интеллект
того же типа, что и у человека. Качественные различия между человеком и обезьянами, таким
образом, зату-
238
шевываются. Другие, наоборот, проводят слишком резкую грань между человеком и животным,
приписывая первому обладание частицей божества, т. е. «бессмертной душой».
Когда И. П. Павлов говорит о «примитивном мышлении» у обезьян, то он вкладывает в этот
термин чисто физиологическое содержание с учетом качественных отличий от человеческого
разума. Так, он пишет, что, стремясь «уйти от истины, психологи типа Йеркса или Кёлера
пользуются такими пустыми представлениями, как, например: обезьяна отошла, «подумала на
свободе» по-человечески и «решила это дело». Конечно, это дребедень, ребяческий выход,
недостойный выход», у Рафаэля же на деле «все поведение сложилось из анализа и ассоциаций»
(там же, стр. 388).
Преуменьшая различия между человеком и обезьянами, идеалистические ученые всячески
поддерживают виталистическую концепцию происхождения человека, соединяя ее с
представлением о независимости духа от тела, о преобладании первого над последним.
Получается характерное для таких ученых противоречие, вызываемое культивированием в
капиталистических странах «религиозной науки». По представлениям некоторых реакционных
биологов США божественное сотворение мира обнаруживается в его развитии. В сочинениях
подобных ученых утверждается истинность библейского мифа о чудесном творении первых
людей. Такое же искажение истины в науке о жизни и происхождении человека, высшей нервной
деятельности, допускается и некоторыми английскими учеными-идеалистами.