"всех" не вызывет сомнений: "все" ("все вместе", неиндивидуа-лизированная масса, ассоциация,
коллектив, народ, общество, трудящиеся) есть, а "каждого" (каждого отдельного, обособленного
индивида, независимой личности) нет и быть не может в рамках ком-мунизированной ассоциации,
поскольку суть коммунизации как раз и состоит в преодолении этого "каждого" в отдельности, в
его слиянии со "всеми" вместе в качестве "сочлена коллектива", коммуни-зированного и
коллективизированного момента (элемента, "винтика") в структуре всеобщего целого.
Кстати говоря, коммунизированная ассоциация "всех" вместе потому и возможна, что в ней нет
индивидуального начала (автономного индивида), нет "каждого" как отдельного, независимого,
самостоятельного, свободного субъекта.
В "Критике Готской программы" при изображении высшей фазы коммунизма речь уже идет не о
"свободном развитии каждого", а о "всестороннем развитии индивидов"
1
. Но тот же вопрос о
самой возможности появления и свободного бытия индивида в пра-воотрицающих условиях
обобществления средств производства и форм жизни не то что остается без ответа, а вообще не
ставится. И не случайно, поскольку в рамках марксизма и коммунизма на него нет и не может
быть адекватного положительного ответа.
Кстати говоря, эта невозможность свободного индивида в условиях социализации средств
производства и всей жизни лишает известные марксистские формулы о труде и распределении при
социализме и коммунизме ("каждый по способностям..." и т. д.) надлежащего субъекта —
свободной личности, без чего о реализуемости этих формул не может быть и речи.
Свобода, которая отрицается коммунизмом, известна и понят-
1
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19. С. 20.
Глава 1. Собственность и право L133
на, — это всеобщая формальная (правовая) свобода и равенство индивидов в условиях
буржуазного строя. Будущая же "свобода" ("свобода" при отрицании права, государства,
индивидуальной собственности, моральной автономии личности и утверждении
всепоглощающего, тотального коллективизма, господства обобществленных средств и форм
жизни, плановой централизации и т. д.) как раз и невозможна как свобода ни логически, ни, как
показал исторический опыт социалистического тоталитаризма, практически. Отрицание свободы
реально-исторически оказалось утверждением несвободы и тоталитаризма.
В капиталистическом обществе каждый имеет право (т. е. обладает правоспособностью) быть
собственником средств производства, но реально собственниками (т. е. обладателями уже реально
приобретенного, субъективного права на определенные объекты собственности) являются только
некоторые члены общества, лишь те, кто в стихии жизненных отношений сумел эту всеобщую и
равную для всех абстрактно-правовую возможность превратить в действительность, в наличную
собственность. Здесь, при капитализме (в отличие от сословно-политических ограничений права
на собственность в докапиталистических формациях) формально равное право приобрести
собственность (как, впрочем, и потерять ее, лишиться собственности) имеет каждый индивид в
качестве отдельного человека самого по себе, а не в качестве члена того или иного социального
или политического слоя, сословия или класса. С этим, кстати говоря, связан и индивидуализм
буржуазной идеологии и практики, буржуазного гражданского общества и порождаемого им
правового государства — словом, буржуазный индивидуализм, означающий буржуазный
либерализм, т. е. правовое равенство, независимость и свободу каждого человека как такового во
всех сферах общественной и политической жизни. Индивид является, таким образом, исходной
фигурой, персонификацией, субъектом и носителем экономических, юридических и политических
отношений буржуазного строя.
Поэтому переход от капитализма к социализму, от частной собственности к собственности
общественной, ликвидация индивидуальной собственности на средства производства фактически