Могильницкий Б.Г. История исторической мысли XX века: Курс лекций. Выпуск I: Кризис историзма

Подождите немного. Документ загружается.

120

История исторической мысли XX века

В итоге своего исследования Н.С. Трубецкой реконструирует психо-

логию типичного тюрка, определявшую его жизненный уклад и миросо-

зерцание. Он, в частности, указывает на ясность, простоту и схематизм

мировоззрения тюрок, благодаря чему достигалось устойчивое равнове-

сие на ясном основании, не допускавшее разлада между мыслью и

внешней действительностью, между догматом и бытом. «Смотря на ми-

росозерцание именно как на незыблемое основание душевного и быто-

вого равновесия, тюрк в самом миросозерцании проявляет косность и

упрямый консерватизм. Вера, попавшая в тюркскую среду, неминуемо

застывает и кристаллизуется, ибо она там призвана играть роль незыб-

лемого центра тяжести - главного условия устойчивого равновесия»

Н.С. Трубецкой отмечает социальную и культурную ценность туранской

психики, сообщающую нации культурную устойчивость и силу, утверждав-

шую культурно-историческую преемственность и созидающую условия эко-

номии национальных сил, подчеркивая ее благотворную роль в русской ис-

тории. Он пишет: «Весь уклад жизни, в которой вероисповедание и быт со-

ставляли одно («бытовое исповедничесгво»), в котором и государственные

идеологии, и материальная культура, и искусство, и религия были нераздель-

ными частями единой системы, системы теоретически не выраженной и соз-

нательно не формулированной, но тем не менее пребывающей в подсознании

каждого и определяющей собой жизнь каждого и бытие самого националь-

ного целого, - все это, несомненно, носит на себе отпечаток іуранского пси-

хического типа». «А ведь это именно и было то, - настаивает ученый, — на

чем держалась старая Русь, что придавало ей устойчивость и силу»

В этом влиянии - исток русского самодержавия, того присущего его

социально-политической организации раболепия, которое сверху донизу

пронизывало всю русскую государственность. Впрочем, Н.С. Трубецкой

указывает на существенный ограничитель самодержавной власти русских

царей, опять-таки связанный с туранским влиянием. Отмечая, что беспре-

кословное подчинение являлось основой туранской государственности,

ученый вместе с тем утверждает, что, будучи последовательно до конца

проведенным, как и все в туранском мышлении, оно в идее распространя-

лось и на самого верховного правителя, который мыслился беспрекослов-

но подчиненным какому-нибудь высшему принципу, являвшемуся одно-

временно руководящей основой жизни всех его подданных.

Здесь я подхожу к другому важнейшему в исторической концепции

евразийцев фактору формирования российской государственности -

Там же. С. 66.

Там же. С 71.

Лекция ГШ. Историческая концепция евразийства

121

православию, являвшемуся таким управляющим принципом. Обратите

внимание, какой широкий смысл вкладывает Н.С. Трубецкой в это по-

нятие. Православная вера понимается им как «органическое соединение

религиозных догматов и обрядов с особой православной культурой, ча-

стным проявлением которой был и государственный строй с его иерар-

хической лестницей». «Именно этот высший принцип, одинаковый как

для каждого подданного, так и для самого царя, а, конечно, не принцип

голого рабства, - настаивает ученый, - спаял Русь в одно целое и управ-

лял ею». Иными словами, православие в трактовке Трубецкого - это

целая цивилизация, в рамках которой «само собою укладывалось все -

частная жизнь, государственный строй и бытие Вселенной»

Итак, в исторической концепции евразийцев туранство и православие

выступают двумя главными истоками российской государственности.

«Русский царь, - писал Н.С. Трубецкой, - являлся наследником монголь-

ского хана». Но русская государственность не была прямым продолжени-

ем монгольской. Она имела качественно иное содержание и идеологиче-

ское оправдание. «Чудо превращения татарской государственности в рус-

скую, - полагал он, - осуществлялось благодаря напряженному горению

религиозного чувства, благодаря православно-религиозному подъему,

охватившему Россию в эпоху татарского ига. Это религиозное горение

помогло древней Руси облагородить татарскую государственность, при-

дать ей новый религиозно-этический характер и сделать ее своей. Про-

изошло обрусение и оправославление татарщины»

. Впрочем, отмечает

ученый, и само православие испытало туранское влияние, обнаружив-

шееся в его своеобразной догматизации и схематизации, отсутствии гиб-

кого религиозного мышления, «бытовом исповедничестве».

Подведем итоги. В пределах «месторазвития» Россия - Евразия

складывается могущественное русско-евразийское государство, покон-

чившее с тем процессом измельчания и деградации, который шел в до-

татарской Руси. «Прививка к русской психике характерных туранских

черт, - указывает Н.С. Трубецкой, - сделала русских тем прочным ма-

териалом государственного строительства, который позволил Москов-

ской Руси стать одной из обширнейших держав»

Для всякой нации, заключает Трубецкой, иноземное иго является не

только несчастьем, но и школой. Так было и с татарщиной. Пришли

татары, стали Русь угнетать, а попутно и учить. Из этой школы выросло

Там же. С. 72.

Там же. С 73.

Там же. С 74.

122

История исторической мысли XXвека

могучее православное государство, спаянное внутренней духовной дис-

циплиной и единством «бытового исповедничества», т.е., напоминаю,

единством вероисповедания и быта. Наступил «золотой век» русской

истории, продолжавшийся вплоть до того времени, пока из прорублен-

ного Петром Великим «окна в Европу» не подули европейские идеи,

приведшие к европеизации правящего класса.

Следствием стало разрушение той стройной «подсознательной фило-

софской системы», которая объединяла в одно целое религию, культуру,

быт и государственный строй и на которой держалась вся русская жизнь,

без чего основой государственности неизбежно должна была стать голая

сила принуждения. Россия стала страной милитаристской и крепостниче-

ской по преимуществу. К этому Н.С. Трубецкой добавляет присоединяв-

шееся временами ожесточенное гонение на все исконно русское, офици-

альное признание национальной русской культуры варварством и духовное

засилье европейских идей (к числу которых евразийцы наряду с либера-

лизмом относили социализм и марксизм), что позволяет ему обозначить

этот период русской истории как эпоху «романо-германского ига». Она

продолжалась, как и татаро-монгольское иго, более двухсот лет и заверши-

лась в 1917 г. Но если плодом первого ига явилась московская государст-

венность, то плодом второго стал большевизм, показавший, чему Россия за

это время научилась у Европы, каковы идеалы европейской цивилизации,

когда они осуществляются в действительности. Вывод из сопоставления

двух аттестатов — татарской и романо-германской школы, заключает

Н.С. Трубецкой, очевиден: татарская школа была вовсе уж не гак плоха

Такова в самых общих чертах евразийская концепция истории России.

Несомненно, она уязвима для критики. Едва ли можно согласиться с явной

идеализацией московского периода русской истории, как и с категорическим

неприятием периода петербургского. Да и самое его обозначение как романо-

германского ига слишком далеко от действительности, чтобы относиться к

этому серьезно. И все же не эти и подобные им суждения должны определять

общую оценку евразийской исторической концепции. Ее научное значение

заключается в самой постановке вопроса о туранском истоке российской

государственности и, более широко, русского национального характера или,

говоря современным языком, российской ментальности. Коль скоро мы при-

знаем евразийскую природу российской цивилизации (Россия не Европа и не

Азия, а Евразия), ее азиатская (гуранская) компонента должна столь же тща-

тельно изучаться, как и европейская (восточнославянская). Заслуга евразий-

См.: Там же. С. 75-76.

Лекция ГШ. Историческая концепция евразийства

123

цев в том и состоит, что они впервые не только обосновали необходимость

такого изучения, но и положили ему начало. Да и сам термин «Евразия»

именно благодаря им вошел в широкий обиход.

4. Историческая концепция Г.В. Вернадского

Евразийская концепция истории не осталась в сфере общих умозаключе-

ний. Впечатляющий опыт ее реализации в практике исторического исследова-

ния принадлежит перу выдающегося русского историка-эмигранта, профессо-

ра Йельского университета (США) Георгия Владимировича Вернадского

(1887-1973). Уже в его ранних работах «Начертание русской истории с евра-

зийской точки зрения» (Прага, 1927) и «Опыт истории Евразии с половины VI

в. до настоящего времени» (Берлин, 1934) содержатся ее первые попытки.

Окончательное завершение историческая концепция ученого получи-

ла в написанной на английском языке десятитомной «Истории России»,

доведенной до XVIII в. Опубликованная в первые послевоенные десяти-

летия (за исключением вышедшего в 1943 г. первого тома), она несет на

себе печать своего времени. С горьким сарказмом Г.В. Вернадский пи-

шет, что «благодаря странной иронии судьбы Стамбул сегодня рассмат-

ривается как оплот западного мира, в то время как «святая Москва» стала

для многих жителей Запада столицей неверных и оплотом отвратительно-

го Востока»

. Тем более пристально всматривается он в драматическую

историю своей страны, стремясь донести до западного читателя все ее

величие и весь ее трагизм, переплетающиеся в неразрывном единстве.

Созданная глубоким знатоком российской истории на основе разно-

стороннего анализа многообразных источников и обширной русской

(включая советскую) и мировой историографии, соединяющая истори-

ческий дискурс с широкими концептуальными построениями, прони-

занная гуманистическими идеями ее автора, написанная прекрасным

литературным языком, эта книга стала заметным событием в научной

жизни своего времени, была переведена на многие иностранные языки,

в том числе, но, увы, только во второй половине 90-х гг., на русский.

Анализ этой книги выходит за рамки моего курса. Меня занимает

лишь один вопрос - в какой мере в ней отразилась евразийская историче-

ская концепция. Скажу сразу, что представленная здесь концепция рус-

ской истории не тождественна евразийской. Она шире, пластичнее, мно-

гоцветнее, свободна от присущих ей крайностей. В частности, Г.В. Вер-

надский, признавая выдающееся значение московского периода в истории

Вернадский Г.В. История России. Монголы и Русь. Тверь - Москва.

1997. С. 11.

126

История исторической мысли XX века

выступали в роли наследников Чингисхана», Г.В. Вернадский ссылается

на мнение Н.С. Трубецкого. «По словам князя Трубецкого, - пишет он,

- Российская империя может быть названа наследницей Чингисхана»

Вследствие особой значимости в исторической концепции Г.В. Вер-

надского монгольской темы остановимся на ней подробнее. Монголь-

ское завоевание Руси и его последствия он характеризует как зенит

влияния степных народов на Россию, являвшегося постоянным факто-

ром в русской истории вплоть до XVIII в. Этому завоеванию и его

долговременному влиянию на Русь посвящена целая книга его «Исто-

рии России» - «Монголы и Русь», в наибольшей степени носящая на

себе печать евразийской исторической концепции.

Определяя в предисловии к ней монгольский период как одну из наиболее

значимых эпох во всей русской истории, обусловившей глубокие перемены во

всем политическом и социальном устройстве страны, Г.В. Вернадский обстоя-

тельно рассматривает монгольские завоевания, политическую и социальную

историю монголов, их военное искусство, административное устройство. Уче-

ный признает, что монгольское нашествие было ужасным несчастьем для под-

вергшихся ему стран. Вместе с тем, наряду с другими оценками его, он приво-

дит мнение Н.С. Трубецкого, что русская государственность в одном из своих

истоков произошла из татарской. Фактически вся книга, в особенности ее 5-я

глава «Влияние монголов на Русь», является развернутым, хорошо аргументи-

рованным обоснованием этого мнения.

«Проблема монгольского влияния на Русь, - справедливо пишет

Г.В. Вернадский, - многокомпонентна. Мы сталкиваемся здесь скорее с

комплексом важных проблем, чем только с одним вопросом... Влияние

монгольской модели на Московию дало свой полный эффект отложенного

действия. Более того, в некоторых отношениях прямое татарское влияние

на русскую жизнь скорее возросло, чем уменьшилось после освобождения

Руси»

. Не было ни одной сколько-нибудь значительной области жизне-

деятельности русского народа, которая не испытала этого влияния.

В подтверждение этому Г.В. Вернадский детально рассматривает ра-

дикальные перемены, происшедшие под монгольским влиянием в обра-

зе правления, административном устройстве, военном деле, налоговой

системе, в положении общественных классов, в развитии русской ин-

теллектуальной и духовной жизни, в самом русском языке, обогащен-

Вернадский Г'. В . История России. Московское царство. Ч. ГС 10.

Вернадский Г.В. История России. Монголы и Русь. С. 341 -342.

Лекция У11\. Историческая концепция евразийства

127

ном заимствованными из монгольского и тюркских языков словами и

понятиями. После падения Золотой Орды «сонмы татар» пошли на

службу к московским царям. Значительная часть русских дворянских

семей была татарского или иного восточного происхождения. Татары,

резюмирует Вернадский, став частью русского государства и общества,

сыграли значительную роль в создании русской евразийской империи.

Не продолжая далее характеризовать взгляды Г.В. Вернадского,

подчеркну только, что они раскрыли богатый научный потенциал евра-

зийской концепции русской истории, ее несводимость к определенным

идеологическим установкам. Думается, что этот потенциал не исчерпан

и поныне.

***

Так вырисовывается место евразийцев в развитии общественно-

исторической мысли XX в. Осознание глубокого кризиса европейской

культуры канализировалось ими в обосновании особой, евразийской

природы русской культуры и русской государственности, что находи-

лось в общем русле ниспровержения европоцентризма, являвшегося,

напомню, одним из важнейших элементов парадигмы истории в XIX в.

В широком сознании западная цивилизация переставала воспринимать-

ся как общечеловеческая, эталон Цивилизации с большой буквы. Свой

вклад в это внесли евразийцы. Он является тем более значимым, что, не

ограничиваясь общими рассуждениями о равноценности человеческих

культур, они в своей исторической концепции представили конкретный

опыт изучения одной из таких культур. Но самый сильный удар по ев-

ропоцентристской картине мира нанесла книга немецкого мыслителя

О. Шпенглера «Закат Европы», характеристике которой посвящена сле-

дующая лекция.

Лекция IX

«ИСТОРИЧЕСКАЯ МОРФОЛОГИЯ»

ОСВАЛЬДА ШПЕНГЛЕРА

Есть книги, которые являются духовными символами своего време-

ни. В силу разного рода причин, сходящихся в одной точке, - особого

дара ученого, органически сочетающего мощь теоретического мышле-

ния с богатством воображения и глубиной интуиции, острых общест-

венных стрессов, порожденных социально-политическими катаклизма-

ми, столь же радикальными, сколь и неожиданными, в свою очередь,

порождающими в обществе широкие ожидания теории, способной объ-

яснить разом утратившее былую устойчивость и ясные очертания на-

стоящее и прогнозировать еще более неопределенное и смутное буду-

щее, - они становятся фактом общественного сознания, выражая веду-

щие тенденции своей эпохи, ее страхи и надежды.

Мера популярности этих книг отнюдь не определяется степенью их на-

учности, верифицированное™ содержащихся в них положений, достовер-

ностью их фактологической основы. Нередко они становятся предметом

резкой критики специалистов, вскрывающих их многочисленные фактиче-

ские ошибки и неточности. Однако такая критика бьет мимо цели. Ибо не

фактическая достоверность заботит авторов этих трудов. Это книги Боль-

шого мифа, построенного на стройной системе мифологем, призванных

объяснить не только прошлое человечества, но и его будущее.

Но парадоксальным образом в этих неверифицируемых мифологе-

мах достаточно адекватно отражается пульс времени, его духовные

приоритеты. Собственно, в этом и выражается талант авторов таких

книг, формулирующих в мифологических образах ответы на самые

жгучие вопросы современности, что и обусловливает их широкую об-

щественную востребованность.

Очень немногим мыслителям посчастливилось создать такие труды.

В их числе О. Шпенглер, чей «Закат Европы» без преувеличения стал

«книгой XX века». Неоднозначно встреченная в академических кругах

уже при своем появлении в начале столетия, несмотря на шумный успех

у широкой* публики, ставшая впоследствии объектом уничтожающей

критики ученых разных стран, эта книга и сегодня остается знаковой,

Лекция ГУ. «Историческая морфология» Освальда Шпенглера

129

обеспечивая ее автору прочное место в истории исторической мысли

XX в. Шпенглеру принадлежит еще несколько трудов. О некоторых из

них я буду говорить дальше. Но в науку он вошел как автор одной кни-

ги, обессмертившей его имя. В своей лекции я попытаюсь объяснить,

почему это произошло. Но сначала - о его жизненном пути и общих

идейно-теоретических представлениях.

1. Жизненный путь

Освальд Шпенглер родился 29 мая 1880 г. в городе Бланкенбурге

(Восточная Пруссия) в протестантской семье почтового чиновника. Вос-

питывался в консервативно-националистическом духе под большим

влиянием пангерманской пропаганды. Любопытным свидетельством это-

му служит сохранившийся проект будущего мироустройства, написанный

им в шестнадцатилетнем возрасте под примечательным названием «Но-

вый порядок для Европы и остального мира». В центр его помещалась

«Великая Германия», включавшая в свои границы нынешние Чехию, Ав-

стрию, Бельгию, Голландию и Люксембург. Позднее в ее состав должны

были войти Северная Франция, Прибалтика и Польша.

Уже в гимназии обнаружились блестящие способности будущего

мыслителя в самых разных областях знания (история, география, мате-

матика). В числе его любимых писателей были Гете и Достоевский. Но

особенно большое влияние на формирование его взглядов оказали фи-

лософия Ницше и музыка Вагнера. В 1904 г. Шпенглер получил степень

доктора естественных наук за диссертацию о Гераклите, защищенную в

Гамбургском университете. Затем некоторое время он работал в Гам-

бурге учителем естествознания и математики, одновременно также пре-

подавал немецкий язык и литературу.

Полученное в 1900 г. наследство позволило О. Шпенглеру, страдавшему от

многих болезней, в том числе психических, оставить преподавание. Он поселя-

ется в Мюнхене и пробует себя в литературе. Однако после нескольких не-

удачных опытов обращается к политической публицистике. В это время окон-

чательно складываются его идейные взгляды, пронизанные борьбой против

либерализма и идеи прогресса. В 1911 г. в преддверии I Мировой войны он

задумывает книгу о Германии, предполагавшую резкую критику немецкого

либерализма за его, по убеждению Шпенглера, самоубийственную антинацио-

нальную политику, грозящую стране катастрофическими последствиями.

Фактические данные в этом разделе заимствуются из : Патрушев Л . И .

Миры и мифы Освальда Шпенглера (1880-1936) II Новая и новейшая история.

1996. №3.

130

История исторической мысли XX века

В разгар работы над книгой началась мировая война, в которой

О. Шпенглер провидчески увидел переломное событие в судьбах евро-

пейской культуры. Уже в декабре 1914 г. в одном из писем он писал: «Эта

война - не завершающее событие, а начало новой эпохи, которая может

принести совсем другие катастрофы». Что понималось под новой эпохой,

проясняется из другого его письма, датированного июлем 1915 г.: «Мы

ясно понимаем, что та Германия, которая борется сегодня против всего

мира, является не Германией Гете, а второй Америкой». Еще определенее

эта мысль звучит в неотправленном письме императору Вильгельму II:

«Вы в Вашей Германии больше не увидите великих поэтов, мыслителей,

музыкантов. Вы правите американцами или римлянами железного типа

Цезаря, что одно и то же. Ваше величество, этот великий поворот есть

Ваше дело, эпоха, которую Вы украсите своим именем».

Это - эпоха германского преобладания в мире. Едва ли ни до конца войны

Шпенглер не сомневался в торжестве немецкого оружия. Даже в мае 1918 г. в

одном из писем он выражал уверенность в грядущей победе и установлении

протектората Германии над всем европейским континентом вплоть до Урала

В свете этих мыслей О. Шпенглер перерабатывает задуманную еще

до войны книгу, первый том которой под названием «Закат Европы»

был опубликован в 1918 г. и выдержал за три года 53 издания (второй

том вышел в свет в 1922 г.). Не здесь ли кроются причины ошеломляю-

щего успеха книги в поверженной и уничтоженной Германии, в одноча-

сье превратившего отставного гимназического учителя во властителя

умов сограждан? Утверждаясь в мысли о неотвратимости всего хода

событий, ее читатели находили утешение в том, что судьба Германии

есть судьба всей западной культуры. Как писал известный советский

философ В.Ф. Асмус, «парадоксальность судьбы шпенглеровской книги

состоит в том, что самый пессимизм, которым она вся насквозь проник-

нута, стал - на известное время - «метафизическим утешением» господ-

ствующих классов Германии. Сама универсальность этого пессимизма,

распространение мрачного прогноза на всю западноевропейскую куль-

туру смягчили в известной степени ощущение трагической катастрофы,

постигшей в 1918 году Германию»

Тем более, что в этом новом мире, складывавшемся на развалинах

западной культуры, О. Шпенглер отводил Германии первенствующую

См.: N о 11 е Е. Geschichtsdenken im 20 Jahrhundert. Berlin, Frankfurt / Main

1991.

S. 223.

Асмус В.Ф. Маркс и буржуазный историзм // Асмус В.Ф. Избран-

ные философские труды. М., 1971. Т. II. С. 382.

Лекция IX. «Историческая морфология» Освальда Шпенглера

131

роль. На смену неудавшемуся «рывку к мировому господству» с помо-

щью военной силы он предсказывал победоносный интеллектуально-

технологический рывок.

Для понимания дальнейшей эволюции О. Шпенглера известный ин-

терес представляет его книга «Пруссачество и социализм» (1920), целью

которой провозглашалось «освобождение немецкого социализма от

Маркса». В этой книге ревностный консерватор, каким всегда был

Шпенглер, выступает в неожиданном обличье поборника социализма,

причем социализма истинного, не искаженного «марксистскими извра-

щениями». Родиной такого социализма провозглашалась Пруссия, ут-

верждалось, что старопрусский дух и социалистический образ мыслей

есть одно и то же. В Пруссии наилучшим образом были осуществлены

социалистические принципы, которые в изображении Шпенглера вы-

глядели следующим образом: организация производства и обращения с

помощью государства; каждый - слуга государства; господство

жесточайшей авторитарной формы власти.

Нельзя не видеть опасного сходства такого понимания социализма с

гитлеровским национал-социализмом. Хотя едва ли справедливо, как

это иногда делалось, отождествлять взгляды Шпенглера с нацизмом и

изображать его в качестве идейного предшественника германского фа-

шизма, столь же неверно вообще отрицать существование такой про-

блемы. По выражению видного современного немецкого историка

Э. Нольте, Шпенглер «с озабоченным сочувствием наблюдал за подъе-

мом национшг-социализма как единственной альтернативы социализму»

Однако для него был неприемлем «барабанный социализм» нацист-

ских демагогов. В 1933 г. он отклонил предложение Геббельса о со-

трудничестве. В этом же году выходит его последняя книга «Годы ре-

шений», содержавшая резкие выпады по адресу нацистских бонз, «этих

взвинченных вечных юнцов», не имеющих опыта и не желающих его

набираться, и приверженцев нацизма - стада баранов, охотно закры-

вающих глаза на собственное бессилие. Незадолго до смерти О. Шпенг-

лер порвал свои, до того весьма тесные, связи с Архивом Ницше и его

хранительницей Э. Ферстер-Ницше, выразив тем самым свой протест

против нацистской фальсификации творчества философа. По существу

это был разрыв с режимом. Не случайно после его смерти, последовав-

шей в Мюнхене в ночь с 7 на 8 мая 1936 г., ходили слухи, что ученый

был убит гестаповцами.

"Nolte Е. Op. Cit. S. 223.

132

История исторической мысли XX века

2. Историческая методология

Разговор о главном труде О. Шпенглера начну с анализа лежащей в

его основании исторической методологии. Суть ее можно определить

как воинствующий антирационализм, выражающийся в последователь-

ном отрицании научности истории, ее противопоставлении в этом плане

естествознанию. Полярность природы и истории, полагал мыслитель,

образует величайшую противоположность между двумя родами позна-

ния, какая вообще может существовать. Она равнозначна противопо-

ложности научного и жизненного опыта. Иными словами, история, как

наиболее первоначальная и исконная форма жизненного опыта, не име-

ет ничего общего с наукой

Отрицание научности истории воплощается Шпенглером в отрицании

причинности в мире исторических явлений. Над всей картиной истории

господствует не причинность, а судьба. Идея судьбы занимает центральное

место в его построениях. Вслед за Ф. Ницше он усматривал ее смысл в воле

к будущему, в предопределении к выполнению миссии, предназначенной

стране, народу или отдельному человеку, - господствовать или подчинять-

ся. О. Шпенглер вкладывает двойное значение в выражение amor fati. Для

сильных оно означает любовь, благосклонность судьбы, а для слабых -

любовь к судьбе, покорность ей. Судьбу надо любить. Не склонять перед

ней голову, а с гордым сознанием собственного предназначения идти ей

навстречу. Ибо, завершает он свою книгу изречением Сенеки, «желающего

идти судьба ведет, сопротивляющегося же - тащит»

Постижение судьбы, а значит и самой истории, над которой она царит,

настаивает Шпенглер, не поддается способам научного познания. Исто-

рическая дисциплина не может претендовать на объективное отражение

прошлого в научных терминах, так как «история, - утверждает он, - это

образ, при помощи которого воображение человека стремится почерпнуть

понимание живого бытия мира по отношению к собственной жизни и

таким способом придать ей углубленную действительность»

Понятно, что такую историю нельзя познать с помощью рациональ-

ной методологии. Ее можно лишь постичь силою воображения, которому

нельзя научиться: оно либо есть от рождения, либо его нет. Поэтому, по-

лагал Шпенглер, если естественным наукам можно научиться, то истори-

ком надо родиться. Ибо главным методом исторического познания явля-

См.: Асмус В.Ф. Цит. соч. С. 382-386.

"Шпенглер О. Закат Европы. М., 1998. Т.2. С. 539.

'Шпенглер О . Закат Европы. Новосибирск, 1993.Т. 1. С. 42.

Лекция IX. «Историческая морфология» Освальда Шпенглера

133

ется интуиция, или, по определению мыслителя, физиогномический ме-

тод. Основными элементами его провозглашаются вчувствование, созер-

цание, сравнение, непосредственная внутренняя достоверность, точная

чувственная фантазия. Владение этими средствами дает историку внут-

реннюю свободу и поднимает постижение истории на такую высоту стро-

гой точности и определенности, о которых физик может только мечтать

Правда, читатель остается в недоумении, каким образом достигается эта

точность и определенность и, главное, как они могут быть удостоверены.

I Іо методология Шпенглера вовсе не предполагает обсуждение подобных

вопросов. Она предназначена не для реконструкции претендующего на

объективность строго верифицируемого образа прошлого, а для создания

картины будущего, столь грандиозной и крупномасштабной, что там про-

сто не может быть места для верифицируемой исторической детализации.

В истории исторической мысли XX в. О. Шпенглер открывает чере-

ду пророков, для которых обращение к прошлому является всего лишь

отправным моментом для смелого прогнозирования будущего. Обрати-

те внимание, как он четко определяет целевую установку своих по-

строений. «В этой книге, - пишет он о «Закате Европы», - будет сделана

попытка определить историческое будущее». Не больше и не меньше.

Так историк в XX в. писать не мог. Так мог писать только пророк, обла-

дающий сверхъестественным даром предвидения. И далее он конкрети-

зирует замысел книги: «Задача ее заключается в том, чтобы проследить

дальнейшие судьбы той культуры, которая сейчас является единствен-

ной на земле и проходит период завершения, именно культуры Запад-

ной Европы, во всех ее еще не законченных стадиях»

Очевидно, что решение такой задачи предполагает владение совершен-

но иной методологией, чем та, которой традиционно пользовались истори-

ки. Место тщательного анализа исторических источников занимает не ог-

раниченный никакими рамками свободный полет авторской фантазии. О

каких-либо проверяемых доказательствах здесь просто не может быть речи.

Приходится всему верить на слово, даже странному утверждению, что за-

падная культура в начале XX в. была «единственной на земле».

Не удивительно поэтому, что методология Шпенглера вызывала ост-

рую и во многом справедливую критику профессиональных историков.

Однако представляется, что даже самые серьезные из них были в этой

критике чересчур прямолинейными. Сошлюсь на оценку Шпенглера

крупнейшим историком XX в. Л. Февром, одним из основоположников

См.: Асмус В.Ф. Цит. соч. С. 388-389.

'Шпенглер О . Закат Европы. Т. 1. С. 34.

134

История исторической мысли XX века

знаменитой французской исторической школы «Анналов». Для фран-

цузского историка О. Шпенглер категорически неприемлем как пророк,

волхв, ясновидец, провозвестник нацизма. Его книгу он сравнивает с

«политической микстурой, состряпанной этим ловким и пленительным

краснобаем», восклицая: «Так при чем же тут история?»

И все же история здесь «при чем». Принятая в книге методология при

всем ее антиинтеллектуализме, в чем ее в числе многих критиков обвинял

тот же Февр, может тем не менее быть полезной и для историка, обогащая

его видение прошлого и настоящего. Как свидетельствует опыт самого

Шпенглера, «физиогномический метод» позволил поставить ряд действи-

тельно важных для исторического познания проблем, и я попытаюсь вас

убедить, что его книга не является «пузырьком с политической миксту-

рой» с быстро полинявшей исторической этикеткой, что поставленные в

ней вопросы и сегодня сохраняют свое научное значение.

В первую очередь это относится к центральной проблеме книги, по-

священной судьбам западной культуры. Представляет интерес уже сам

подход мыслителя к постижению этой культуры, который он определя-

ет как морфологический. О. Шпенглер формулирует идею «морфологии

всемирной истории, мира как истории», охватывающей «все образы и

движения мира в их глубочайшем и последнем значении» и строящей из

них «картину жизни, не ставшего, но становления»".

Отсюда вытекает значение метода аналогии, которым широко пользуется

О. Шпенглер, сопоставляя различные проявления духовной жизни в разных

локальных культурах с целью выявления общей картины мира как истории и

в этом контексте выявляя своеобразие западной культуры, ее особого духа.

Вопреки утверждению Шпенглера, его метод меньше всего мог претендо-

вать на естественнонаучную точность и определенность. Значение его лежит в

иной плоскости. Он позволил преодолеть узкие цеховые рамки подхода к ис-

торической действительности, когда ее различные сферы были закреплены но

ведомству разных, мало сообщающихся между собой дисциплин. Вследствие

этого единая история распадалась на разрозненные ломти истории дипломати-

ческой, экономической, культурной и т.п. Взамен этого О. Шпенглер рисует

широкую панораму движения истории без каких-либо внутренних перегоро-

док, все формы которой представляют взаимосвязанную целостность.

Фундаментальной категорией для постижения этой целостности вы-

ступает культура, объединяющая все формы жизнедеятельности челове-

Февр Л. От Шпенглера к Тойнби /7 Февр Л. Бои за историю. М.,

1991.

С. 78.

Шпен г л ер О . Закат Европы. Т. 1. С. 37.

Лекция IX. «Историческая морфология» Освальда Шпенглера

135

ка. Формулируя таким образом понимание культуры, О. Шпенглер явля-

ется одним из родоначальников культурологического подхода к изуче-

нию истории, получившего столь широкое распространение в XX в. По-

смотрим же, какой смысл вкладывает философ в это понятие, какие уста-

навливаются с его помощью закономерности исторического развития.

3. Культура и цивилизация

О. Шпенглер видел свою заслугу в том, что сумел заменить «птолеме-

евскую систему» истории, согласно которой все высокие культуры со-

вершали свой путь вокруг западной, как центры всего мирового процесса,

«коперниковской», провозглашающей, что ни одна из культур не занима-

ет первенствующего положения. Если традиционная историография мыс-

лила исторический процесс «монистически» как единый процесс восхо-

дящего развития человечества от древности через средние века и новую

историю к современности, то у Шпенглера история распадается на ряд

самостоятельных миров-культур, каждый из которых движется по собст-

венной орбите: «все это отдельные миры становления, все они имеют

одинаковое значение в общей картине истории, притом нередко превы-

шая эллинство величием духовной концепции и мощью подъема»

Должен заметить, в критике европоцентризма у Шпенглера были

предшественники, прежде всего Н.Я. Данилевский. По-видимому, он

был уже знаком с книгой «Россия и Европа». Во всяком случае, некото-

рые его суждения, как вы сможете легко убедиться, напоминают взгля-

ды русского мыслителя. Поэтому претензии О. Шпенглера на роль Ко-

перника в философии едва ли могут считаться обоснованными. Но бу-

дем помнить, что именно в «Закате Европы» идея локальных разнокаче-

ственных культур получила фундаментальное обоснование, благодаря

которому стала прочным достоянием исторической мысли XX в. Имен-

но в его книге эта идея актуализировалась в проблему исторических

судеб западной цивилизации.

В истории человечества О. Шпенглер выделяет 8 культур: египетскую,

вавилонскую, индийскую, китайскую, арабскую, античную, западную и

культуру народа майя. Каждой культуре присущ особый стиль, каждая из

них существует для того, чтобы выразить этот стиль во всех сферах своей

жизни. Каждая культура непроницаема для других и уникальна. Но все они,

подобно биологическому организму, проходят одинаковый жизненный

путь, продолжающийся примерно ЮОО лет: рождение, развитие и гибель.

Там же. С. 52.

136

История исторической мысли XX века

Он начинается с примитивной эпохи и завершается пришествием нового

варварства, когда все вульгаризируется и омертвляется.

Исключение из этого правила составляет культура народа майя, единст-

венный пример насильственной смерти культуры, умерщвленной в полном

великолепии своего цветения. Для Шпенглера это убедительное доказатель-

ство того, что в человеческой истории в целом нет никакого смысла и что

глубокое значение присуще только жизненному потоку единичных культур.

Обратимся к их характеристике. Жизненный путь каждой культуры

запрограммирован Судьбой, а ее конкретное содержание - определенной,

присущей ей душой, создающей особую систему соответствующих друг

другу прасимволов в религии, философии, искусстве и науке, опреде-

ляющих ее своеобразие. Гак, в основе античной культуры лежит аполло-

новская душа, арабской - магическая, западной - фаустовская и т.д.

Что здесь Шпенглер имел в виду, поясню на примере его сопоставления

античной (аполлоновской) и западной (фаустовской) культуры. Первая из

них, пишет он, развила из таинственных недр своей перводушевности свой

образ мира, который в символике ее мифов, математических и физических

теорий, философских систем, в ее архитектуре, искусстве, поэзии неизмен-

но раскрывался как мир телесно-практический, пластический, строго замк-

нутый и завершенный, конечный. Совершенно иная перводушевность у

западной, фаустовской культуры. Мир западноевропейского человека, со-

гласно Шпенглеру, это мир беспредельно больших просторов, характери-

зующийся напряженным самопознанием и интенсивной личной жизнью,

исполненный тоскливых порывов к бесконечности.

Отмечу еще одно принципиальное различие этих культур, деклари-

руемое О. Шпенглером. Западная культура исторична, она обладает

чувством времени, тогда как античная ориентирована на вневременное,

природное или космическое. Немцы изобрели механические часы - жут-

коватый символ бегущего времени, бой которых на бесчисленных

башнях средневековых европейских городов символизировал неумоли-

мую поступь самой истории. Ничего подобного не было в лишенных

чувства времени античных городах, где вплоть до Перикла дневное

время измерялось только длиной солнечной тени.

Однако при всем своеобразии каждой культуры существуют фунда-

ментальные соответствия в их развитии, что и делает возможным по-

строение с помощью метода аналогии «морфологии всемирной исто-

рии». Ибо при всем своеобразии каждой культуры все они, настаивает

О. Шпенглер, проходят «равновременные» эпохи. Он составляет табли-

цу таких эпох в духовном развитии, искусстве, науке и политике, в ос-

нове которой лежит смена времен года.

Лекция IX. «Историческая морфология» Освальда Шпенглера

137

В качестве примера рассмотрим аналогии, которые находит мысли-

тель в духовном развитии таких разных культур, как индийская, антич-

ная и западная. Так, весна индийской культуры начинается около

1500 г. до н.э., античной - около 1100 г. до н.э., западной - около 900 г.

н.э. В это разное время в разных местах происходит одно и то же. Из

духа соответствующего ландшафта рождается миф большого стиля как

творение пробуждающейся мечтательной души - веды в Индии, олим-

пийская религия в Греции, католицизм на Западе.

Летом проявляются самые ранние бюргерско-городские и критиче-

ские порывы. Эта эпоха отмечена рационалистически-мистическим ос-

кудением религиозной стихии и интеллектуальным фанатизмом, что

проявляется у пифагорейцев, в упанишадах (заключительная часть вед)

и, особенно, в пуританстве.

Осень означает кульминацию «строго духовно формирующей силы» и,

одновременно, выступление интеллектуалов больших городов. Здесь соот-

ветствуют друг другу Будда, софисты и французские энциклопедисты.

Зимой угасает душевно-формирующая сила, расцветает цивилиза-

ция, иррелигиозный и неметафизический мировой город, торжествует

скепсис; как последний культ распространяется культ науки, пользы,

счастья. Здесь друг другу соответствуют буддизм, эллинизм, утилита-

ризм Бентама и сциентизм Конта.

Итак, слово произнесено. Мы подошли к ключевому понятию всей

исторической теории Шпенглера, построенной на противопоставлении

культуры и цивилизации. Всякая культура неизбежно переходит в ци-

вилизацию. Ее пришествие знаменует зиму культуры, ее духовную

деградацию, истощение ее творческих сил. Цивилизация есть судьба,

рок культуры, ее отрицание.

Чем они отличаются друг от друга? Культура по своей природе ре-

лигиозна, цивилизация безрелигиозна. Культура национальна, цивили-

зация интернациональна. Ее символизирует мировой город, населенный

оторванными от своей национальной почвы людьми. Культура проис-

ходит от культа; она связана с культом предков, она невозможна без

священных преданий. Цивилизация есть воля к мировому могуществу, к

устроению поверхности земли. Она завершается смертью.

Казалось бы, напрашивается очевидный вывод: философия истории

Шпенглера пронизана глубоким пессимизмом, воплощенным в самом

названии ее книги «Закат Европы», закат, за которым неизбежно

должна последовать ночь. Но мышление немецкого философа отнюдь

не следовало законам формальной логики. Вопреки только что приве-

денной его оценке цивилизации он выступил ее певцом, что придавало

138

История исторической мысли XX века

Лекция IX. «Историческая морфология» Освальда Шпенглера

139

всей книге определенную тональность, которую никак нельзя назвать

пессимистической.

Одним из первых это подметил Н.А. Бердяев. Оригинальность

Шпенглера, писал русский мыслитель, в том, что он не хочет тосковать

по умирающей великой культуре прошлого. Он хочет жить настоящим,

хочет принять пафос цивилизации. Он хочет быть гражданином миро-

вого города цивилизации

Именно в характеристике цивилизации реализуется поставленная

Шпенглером задача книги, которая, напоминаю, заключается в том, чтобы

выяснить историческое будущее, проследить дальнейшие судьбы западной

культуры. Поскольку в самом начале своей книги он называет эту культуру

единственно существующей сейчас на земле (еще один парадокс: куда же

пропали арабская, китайская и индийская культуры?), то естественно, что все

его рассуждения о цивилизации имеют четкую историко-географическую

привязку. Речь в книге ведется о западной цивилизации, о ее основопола-

гающих характеристиках, о ее настоящем и будущем.

4. Западная цивилизация

Поскольку все культуры проходят одинаковые фазы в своем разви-

тии, О. Шпенглер не считал уникальной ситуацию, переживаемую за-

падной культурой в пору ее зимы. Напротив, он подчеркивал, что при

всем своеобразии ее внешних проявлений, от социалистов и импрессио-

нистов до электрических трамваев и подводных мин, в действительно-

сти она «представляла собой феномен, наличие которого можно просле-

дить во всех окончательно созревших культурах».

Следовательно, делал он вывод, современность есть переходная ста-

дия, определенно наступающая при определенных условиях, предва-

ряющая наступление новой эпохи, что неоднократно уже повторялось в

истории других культур. Таким образом, заключал ученый, «будущ-

ность Запада не есть безграничное движение вверх и вперед по линии

наших идеалов, тонущее в фантастически необъятном времени, но стро-

го ограниченный в отношении формы и длительности и неизбежно пре-

допределенный, измеряемый несколькими столетиями частный фено-

мен истории, который можно на основании имеющихся примеров обо-

зреть и определить в его существенных чертах»

См.: Бердяев Н.А.1 Іредсмертные мысли Фауста /У О. Шпенглер и «За-

кат Европы». М., 1922.

Ш п е и г л с р О . Закат Европы. Т. 1. С. 79.

Этим «частным феноменом истории» и является западная цивилиза-

ция, которой О. Шпенглер олводит строго определенное время сущест-

вования (1000-2200 гг.) и для определения существенных черт которой

он обращается к опыту прошлого, точнее говоря, к его образам. Прежде

всего, это образ Цезаря, символизирующий римскую цивилизацию,

пришедшую на смену античной культуре. Но этот образ является для

Шпенглера также символом западной цивилизации. «Мы, - пишет он, -

люди цивилизации, а не готики или рококо; нам приходится иметь дело

с суровыми и холодными фактами поздней эпохи, параллели которой

можно найти не в перикловых Афинах, а в цезарском Риме»

Обращение в характеристике западной цивилизации к «цезарскому

Риму» позволило Шпенглеру существенно корректировать ее общую

оценку как факта деградации западной культуры, так как в этом образе

присутствует несомненно позитивное начало, противостоящее упадку.

Это начало философ обозначает понятием империализм (цезаризм). В

империалистической политике европейских государств он усматривал

огромную созидательную силу, своеобразную цивилизапионную скрепку,

сообщающую обществу необходимую ему жизненную силу и энергию.

Наиболее ярким проявлением империалистической политики является

цезаризм, под которым О. Шпенглер имел в виду не только завоевательные

войны, но и определенную государственно-политическую систему, способ-

ную эффективно противодействовать порождаемым цивилизацией нега-

тивным явлениям. Опаснейшим из них он считал появление «четвертого

сословия». Это, по его словам, нечто абсолютно бесформенное, оно не при-

знает своего прошлого и не обладает будущим. Это - масса, принципиаль-

но отвергающая культуру с ее органическими формами, равно как всякие

различия в ранге, всякое упорядоченное владение, упорядоченное знание.

Это - радикальное ничто. Правда, бесформен по своему внутреннему су-

ществу и сам цезаризм, знаменуя возврат из мира завершенных форм к

первобытности, к космически-внеисторическому. И все же каким бы тяже-

лым, неисторичным ни было переживаемое Европой время - «Да здравст-

вует Цезарь!» В воплощенной в этом имени воле к власти Шпенглер видел

спасительный для западной цивилизации шанс

Другой спасительный шанс О. Шпенглер усматривал в развитии естествен-

ных наук и техники и связанном с этим росте индустриального могущества

Запада. Эта вторая после цезаризма великая созидательная сила, вселявшая в

Там же. С. 81.

См.: Сендеров В. Заклясть судьбу? Злободневность Освальда Шпенг-

лера //Новый мир. 1999. № 11. С. 151-152.