Микешина Л.А. (Сост.) Философия науки. Хрестоматия
Подождите немного. Документ загружается.
будут тела, которые не вернутся к своему начальному положению; таким образом, всякое нарушение этого
закона легко найдет себе объяснение. (С. 67)
Антропоморфизм сыграл важную историческую роль в происхождении механики; быть может, он доставит
иной раз символ, который покажется некоторым умам удобным; но он не может обосновать ничего, что
имело бы истинно научный или истинно философский характер. (С. 73)
Значит, закон ускорения, правило сложения сил — только произвольные соглашения? Да, это соглашения,
но не произвольные. Они были бы произвольными, если бы мы потеряли из виду те опыты, которые привели
основателей науки к их приятию и которые, как бы несовершенны они ни были, достаточны для их
оправдания. Хорошо, если время от времени наше внимание бывает обращено на опытное происхождение
этих соглашений. (С. 75)
Принципы — это соглашения и скрытые определения. Тем не менее они извлечены из экспериментальных
законов; эти последние были, так сказать, возведены в ранг принципов, которым наш ум приписывает
абсолютное значение. (С. 90)
Нередко говорят, что следует экспериментировать без предвзятой идеи. Это невозможно; это не только
сделало бы всякий опыт бесплодным, но это значило бы желать невозможного. Всякий носит в себе свое
миропредставление, от которого не так-то легко освободиться. Например, мы пользуемся языком, а наш
язык пропитан предвзятыми идеями, и этого нельзя избежать; притом эти предвзятые идеи неосознанны, и
поэтому они в тысячу раз опаснее других.
Можно ли сказать, что, допустив вторжение вполне осознанных нами предвзятых идей, мы этим усиливаем
вред? Не думаю; по моему мнению, они скорее будут служить друг другу противовесом, так сказать,
противоядием; они вообще будут плохо уживаться друг с другом; одни из них окажутся в противоречии с
другими, и, таким образом, мы будем вынуждены рассматривать проблему с различных точек зрения. Этого
достаточно для нашего высвобождения; кто может выбирать себе господина, тот уже больше не раб. (С. 93)
Мы не обладаем непосредственно ни интуицией одновременности, ни интуицией равенства двух
промежутков времени.
Если мы думаем, что имеем эту интуицию, то это иллюзия.
Мы заменяем ее некоторыми правилами, которые применяем, почти никогда не давая себе в этом отчета.
Но какова природа этих правил?
577
Нет правила общего, нет правила строгого; есть множество ограниченных правил, которые применяются в
каждом отдельном случае.
Эти правила не предписаны нам, и можно было бы позабавиться, изобретая другие; однако невозможно
было бы уклониться от них, не усложнив сильно формулировку законов физики, механики и астрономии.
Следовательно, мы выбираем эти правила не потому, что они истинны, а потому, что они наиболее удобны,
и мы можем резюмировать их так:
«Одновременность двух событий или порядок их следования, равенство двух длительностей должны
определяться так, чтобы формулировка естественных законов была по возможности наиболее простой.
Другими словами, все эти правила, все эти определения — только плод неосознанного стремления к
удобству». (С. 180)
Наука предвидит; и именно потому, что она предвидит, она может быть полезной и может служить
правилом действия. Я хорошо знаю, что ее предвидения часто опровергаются фактами: это доказывает, что
наука несовершенна, и если я добавлю, что она всегда останется такою, то я уверен, что по крайней мере это
предвидение никогда не будет опровергнуто. Во всяком случае ученый обманывается реже, чем
предсказатель, который предрекал бы неудачу. С другой стороны, прогресс хотя и медлен, но непрерывен;
так что ученые, становясь смелее и смелее, обманываются все менее и менее. Это мало, но этого достаточно.
(С. 255)
<...> Либо наука не дает возможности предвидеть, в таком случае она лишена ценности в качестве правила
действия; либо она позволяет предвидеть (более или менее несовершенным образом), и тогда она не лишена
значения в качестве средства к познанию. (С. 255)
<...> первый полученный результат представляет собой «голый» факт, тогда как научным фактом будет
окончательный результат после выполнения поправок. (С. 257)
<...> факт, будучи вполне голым, является, так сказать, индивидуальным — он совершенно отличен от всех
иных возможных фактов. Со второй ступени уже начинается иное. Выражение данного факта могло бы
пригодиться для тысячи других фактов. <...> выражение факта может быть только верным или неверным.
<...> (С. 257)
Словесное выражение факта всегда может быть проверено <...> Наука не могла бы существовать без
научного факта, а научный факт — без голого факта: ведь первый есть лишь пересказ второго. <...> Вся
творческая деятельность ученого по отношению к факту исчерпывается высказыванием, которым он
выражает этот факт <...> Отдельный факт сам по себе не представляет никакого интереса; факт
привлекает к себе внимание тогда, когда есть основание думать, что он поможет предсказать другие факты,
или же в том случае, когда он, будучи предсказан и затем подтвержден, приведет к установлению закона.
<...> (С. 258-262)
<...> Инвариантные законы суть отношения между голыми фактами, тогда как отношения между «научными
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
301 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
301
фактами» всегда остаются в зависимости от некоторых условных соглашений. (С. 268)
<...> что объективно, то должно быть обще многим умам и, значит, должно иметь способность передаваться
от одного к другому; а так как эта пере-
578
дача может происходить лишь «дискурсивным» путем, <...> то мы вынуждены сделать заключение: путь к
объективности есть путь общения посредством речи (рассуждений, логики). (С. 275)
Но что же такое наука? Как я разъяснил в предыдущем параграфе, это прежде всего некоторая
классификация, способ сближать между собой факты, которые представляются разделенными, хотя они
связаны некоторым естественным скрытым родством. Иными словами, наука есть система отношений. Но,
как мы только что сказали, объективность следует искать только в отношениях, тщетно было бы искать ее в
вещах, рассматриваемых изолированно друг от друга.
Сказать, что наука не может иметь объективной ценности потому, что мы узнаем из нее только отношения,
— значит рассуждать навыворот, так как именно только отношения и могут рассматриваться как
объективные. (С. 277)
Нам скажут, что наука есть лишь классификация и что классификация не может быть верною, а только
удобною. Но это верно, что она удобна; верно, что она является такой не только для меня, но и для всех
людей; верно, что она останется удобной для наших потомков; наконец, верно, что это не может быть
плодом случайности.
В итоге единственной объективной реальностью являются отношения вещей, отношения, из которых
вытекает мировая гармония. Без сомнения, эти отношения, эта гармония не могли бы быть восприняты вне
связи с умом, который их воспринимает или чувствует.
Тем не менее они объективны, потому что они общи и останутся общими для всех мыслящих существ. (С.
279)
<...> Отдельный факт бросается в глаза всем — и невежде и ученому. Но только истинный физик способен
подметить ту связь, которая объединяет вместе многие факты глубокой, но скрытой аналогией. <...> Факты
остались бы бесплодными, не будь умов, способных делать между ними выбор, отличать те из них, за
которыми скрывается нечто, и распознавать это нечто, умов, которые под грубой оболочкой факта
чувствуют, так сказать, его душу. (С. 296)
<...> истинным творцом-изобретателем окажется не тот рядовой работник, который старательно построил
некоторые из этих комбинаций, а тот, кто обнаружил между ними родственную связь. Первый видел один
лишь голый факт, и только второй познал душу факта. Часто для обнаружения этого родства бывает
достаточно изобрести новое слово, и это слово становится творцом; история науки может доставить нам
множество знакомых вам примеров. (С. 296)
МАКС ПЛАНК. (1858-1947)
Имя выдающегося немецкого физика Макса Карла Эрнста Людвига Планка (Planck) навечно закреплено в
понятии квантовых представлений, впервые введенных в научный оборот 14 декабря 1900 года, когда он
выступил на заседании Немецкого физического общества с докладом о своей гипотезе и новой формуле
излучения. Предложенная Планком гипотеза и ее дальнейшее развитие привели к подлинной революции в
физике. Планк блестяще наметил путь, на котором принятые (ньютонианские) взгляды на непрерывность
природных процессов должны были быть преодолены. Планковская картина природы, напротив, подводила
к идее, что вместо непрерывности физическим процессам присуща скачкообразность (квантованность).
Планку был чужд узкий профессионализм: он не ограничивался чисто физическими исследованиями, а
стремился выйти за их рамки в область широкой мировоззренческой интерпретации. Важным стимулом его
интеллектуальной жизни были философско-мировоззренческие идеи. В «Научной автобиографии» он
пишет: «С юности меня вдохновило на занятие наукой сознание того отнюдь не самоочевидного факта, что
законы нашего мышления совпадают с закономерностями, имеющими место в процессе получения
впечатлений от внешнего мира, и что, следовательно, человек может судить об этих закономерностях при
помощи чистого мышления». Во многом этому служит планковское понимание физической картины мира.
Под последней он понимает идеальную модель мира, образованную на основе фундаментальной физической
теории. Именно о развитии и одновременно о единстве физической картины мира он пишет в ряде своих
статей.
В.Н. Князев
Построение физической науки происходит на основе измерений, и так как каждое измерение связано с
чувственным восприятием, то все понятия физики берутся из мира ощущений. Поэтому также каждый
физический закон в принципе относится к событиям из мира ощущений. Учитывая это обстоятельство,
многие естествоиспытатели и философы склоняются
Ниже приводятся выдержки из доклада Планка «Двадцать лет работы над физической картиной мира»
(февраль 1929 г., Физический институт Лейденского университета) по изданию: Планк М. Избранные труды.
М., 1975.
580
к представлению, что физика в конечном счете вообще должна иметь дело только с миром ощущений, а
именно, естественно, с миром ощущений человека, что, следовательно, например, так называемый
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
302 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
302
«предмет» в физическом отношении является не чем иным, как комплексом разнообразных
взаимосвязанных чувственных ощущений. Следует всегда подчеркивать, что подобное представление
никогда не может быть опровергнуто чисто логическим путем. Ибо одна логика сама по себе не в состоянии
вывести кого-либо за пределы мира ощущений; она не может принудить его к тому, чтобы признать
независимое от него существование других людей.
Но в физике, как и в любой другой науке, царствует не только логика, но и разум. Не все то, что не содержит
логических противоречий, также и разумно. И разум нам говорит, что когда мы к так называемому предмету
поворачиваемся спиной и удаляемся от него, то все же что-то от него остается. Он говорит нам далее, что
отдельный человек, что все человечество вместе со всем своим миром ощущений, даже вместе со всей
нашей планетой означают лишь крошечное ничто в великой возвышенной природе, законы которой не
определяются тем, что происходит в маленьком человеческом мозгу, но существовали еще до того, как
вообще жизнь появилась на Земле, и будут существовать и впредь, если даже когда-либо последний физик
вследствие этих законов исчезнет.
Благодаря таким рассуждениям, а не благодаря логическим заключениям мы вынуждены принять, что за
миром ощущений есть еще другой, реальный мир, ведущий свое самостоятельное, от людей не зависящее
существование. Мир, который мы никогда, конечно, не могли бы воспринимать непосредственно, но всегда
только посредством ощущений, посредством некоторых знаков, которые он нам передает. Точно так же, как
если бы мы могли рассматривать некоторый интересующий нас предмет только через очки, оптические
свойства которых нам совершенно неизвестны.
Кто не желает следовать за этим ходом мыслей и во введении принципиально непознаваемого реального
мира видит непреодолимую трудность, пусть вспомнит, что дело обстоит совершенно по-разному, в
зависимости от того, имеется ли уже готовая существующая физическая теория, содержание которой можно
точно анализировать и при этом всякий раз устанавливать, что для ее формулировки понятий мира
ощущений вполне достаточно, или же перед нами стоит задача впервые построить физическую теорию по
некоторому числу отдельных имеющихся измерений. Каждая страница истории физики нам показывает, что
эта вторая, несравненно более трудная, задача решалась всегда только на основе допущения реального, от
человеческих чувств не зависящего мира. И не приходится сомневаться в том, что так же будет и в
дальнейшем.
К обоим этим мирам, миру ощущений и реальному миру, надо добавить еще и третий мир, который следует
отличать от двух предыдущих: мир физической науки, или физическую картину мира. Этот мир, в
противоположность обоим предыдущим, есть сознательное, служащее определенной цели творение
человеческого духа, и, как таковое, он переменчив и подвержен известному развитию. Задачу построения
физической картины мира можно формулировать двояко, в зависимости от того, связывать ли картину ми-
581
ра с реальным миром или с миром ощущений. В первом случае задача заключается в том, чтобы реальный
мир по возможности полнее познать, во втором — в том, чтобы мир ощущений по возможности проще
описать. Было бы бесполезно пытаться сделать выбор между обеими этими формулировками. Напротив,
каждая из них, взятая в отдельности, сама по себе, односторонняя и неудовлетворительная. Ибо, с одной
стороны, непосредственное познание реального мира вообще невозможно, а, с другой стороны, на вопрос о
том, какое описание нескольких взаимосвязанных чувственных ощущений является простейшим, вовсе
нельзя, в принципе, ответить. В ходе развития физики неоднократно случалось, что из двух различных
описаний то, которое длительное время считалось более сложным, позднее оказывалось более простым.
Главное состоит в том, что обе названные формулировки задачи не только практически не противоречат
друг другу, но, наоборот, замечательным образом дополняют друг друга. Первая содействует тому, чтобы
пробирающаяся вперед на ощупь фантазия исследователя опиралась на совершенно необходимые для его
работы плодотворные идеи, вторая — крепко удерживает его на надежной почве фактов. Этому
обстоятельству соответствует также и то, что отдельные физики, в зависимости от того, склонны ли они
больше к метафизическому или к позитивистскому направлению мысли, в своей работе, посвященной
физической картине мира, придерживаются больше той либо другой точки зрения.
Но кроме метафизиков и позитивистов имеется еще одна, третья, группа работающих над физической
картиной мира. Она характеризуется тем, что ее главные интересы не обращены ни на соотношения
реального мира, ни на соотношения мира ощущений, но посвящены, скорее, внутренней замкнутости и
логическому построению физической картины мира. Это — аксиоматики. Их деятельность также полезна и
необходима. Но здесь дремлет опасная угроза односторонности, заключающаяся в том, что физическая
картина мира утрачивает свое значение и вырождается в бессодержательный формализм. Ибо если
взаимосвязь с действительностью расторгнута, то физический закон оказывается уже больше не
соотношением между величинами, которые изучаются все независимо друг от друга, а определением,
посредством которого одна из этих величин приводится к другим. Такое превращение потому особенно
соблазнительно, что физическая величина определяется намного точнее посредством уравнения, чем путем
измерения; но оно имеет в своей основе отрицание самостоятельного значения величины, причем дело еще
сильно осложняется тем, что при сохранении наименования величины легко возникает повод к неясностям и
недоразумениям.
Так мы видим, как одновременно с разных сторон, согласно различным точкам зрения, ведется работа по
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
303 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
303
созданию физической картины мира, всегда направленная к одной цели — с помощью законов связать
процессы мира ощущений друг с другом и с процессами реального мира. Разумеется, в различные эпохи
исторического развития на передний план выступает то одно, то другое направление. Во времена, когда
физическая картина мира имеет более стабильный характер, когда считается, что понимание реаль-
582
ного мира уже сравнительно недалеко, как это было во второй половине предыдущего столетия, большее
значение получает метафизическое направление. Напротив, в другие времена, времена изменчивости и
неуверенности, как те, что мы сейчас переживаем, больше на передний план выступает позитивизм, так как
в такое время скрупулезный исследователь скорее склонен к тому, чтобы отойти к единственным твердым
отправным пунктам — процессам в мире ощущений.
Теперь, если мы обозреваем различные изменяющиеся со временем и сменяющие друг друга формы
физической картины мира в их исторической последовательности и ищем характеристические признаки
изменения, то в глаза прежде всего бросаются два факта. Во-первых, можно установить, что при всех
преобразованиях картины мира, рассматриваемой в целом, речь идет не о ритмическом качании туда и
обратно, но о совершенно определенном направлении более или менее постоянного поступательного
развития, обозначаемого тем, что содержание нашего мира ощущений все более обогащается, наши знания о
нем все более углубляются, наше господство над ним все более укрепляется. Разительнее всего это видно на
практических результатах физической науки. То, что мы сегодня можем видеть и слышать на значительно
больших расстояниях, что мы сегодня распоряжаемся значительно большими силами и скоростями, чем
предшествовавшее поколение, — этого не может оспаривать даже самый сердитый скептик. И столь же
мало можно сомневаться в том, что эти успехи означают прочное увеличение нашего познания, которое в
последующие времена не будет рассматриваться как нечто ошибочное, от чего надо отказаться.
И, во-вторых, в высшей степени примечательно следующее. Хотя причиной для всякого улучшения и
упрощения физической картины мира всегда является новое наблюдение, т.е. процесс в мире ощущений,
однако физическая картина мира по своей структуре при этом все больше удаляется от мира ощущений, все
больше лишается она своего наглядного первоначально совсем антропоморфно окрашенного характера.
Чувственные ощущения исключаются из нее во все возрастающей мере — напомним только о физической
оптике, в которой о человеческом глазе уже вовсе нет речи. Тем самым сущность физической картины мира
все больше абстрагируется, причем чисто формальные математические операции начинают играть все более
значительную роль, а качественное различие все более сводится к количественному различию.
Если связать этот второй факт с ранее названным первым, т.е. с постоянным усовершенствованием
физической картины мира в смысле ее значения для мира ощущений, то для этого поразительного и на
первый взгляд кажущегося прямо-таки парадоксальным явления имеется, по моему мнению, только одно
разумное объяснение. Оно заключается в том, что происходящий одновременно с дальнейшим
усовершенствованием физической картины мира дальнейший ее отход от мира ощущений означает не что
иное, как дальнейшее приближение к реальному миру. О логическом обосновании этого мнения не может
быть и речи, так как существование реального мира нельзя доказать чисто рассудочным путем. Но столь же
невозможно, опираясь на логику, опровергнуть его существование. Решение это-
583
го вопроса является скорее делом разумного восприятия мира. И остается справедливой старая истина, что
то мировоззрение лучше, которое приносит самые богатые плоды. Физика составляла бы исключение из
всех наук, если бы в ней также не оказывался справедливым закон, что самые ценные, самые
многозначительные результаты исследования достигаются всегда только на пути к принципиально
недостижимой цели познания реальной действительности. (С. 569-572)
<...> Возможно, предложенная здесь постановка вопроса все еще слишком односторонняя, слишком
антропоморфно окрашенная, чтобы ее можно было применить для удовлетворительного построения новой
физической картины мира, и нужно искать другую. Во всяком случае здесь предстоит решить еще много
сложных проблем, прояснить еще много темных мест.
Ввиду этого особенно трудного положения, в котором в настоящее время оказалось теоретико-физическое
исследование, не легко освободиться от чувства сомнения в том, действительно ли теория с ее
радикальными новшествами находится на правильном пути. Решение этого рокового вопроса зависит
только и единственно от того, в достаточной ли мере при беспрестанно продвигающейся вперед работе над
физической картиной мира сохраняется необходимый контакт между физической картиной мира и миром
ощущений. Без этого контакта даже самая совершенная по форме картина мира была бы не чем иным, как
мыльным пузырем, который может лопнуть при первом же порыве ветра.
К счастью, по меньшей мере сегодня мы можем быть полностью спокойны в этом отношении. Да, мы
можем без преувеличения утверждать, что еще никогда прежде в истории физики теория не шла так тесно
рука об руку с экспериментом, как в настоящее время. Именно экспериментальные факты расшатали
классическую теорию и привели ее к падению. Каждая новая идея, каждый новый шаг продвигающегося на
ощупь исследования возникают под непосредственным воздействием результатов измерений. Как у истоков
теории относительности находился опыт с интерференцией света Майкельсона, так у истоков квантовой
теории находятся измерения Луммера и Прингсхейма, Рубенса и Курльбаума по спектральному
распределению энергии, Ленарда по фотоэлектрическому действию, Франка и Герца по электронным
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
304 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
304
соударениям. Нас бы слишком далеко увело, если бы я стал здесь вспоминать все многочисленные, частично
совершенно поразительные результаты опытов, которые уводили теорию все дальше от классической точки
зрения, указывая на совершенно определенный путь.
Мы можем только надеяться и желать, чтобы эта единодушная совместная работа, в которой принимают
участие все страны, мирно соревнуясь друг с другом, никогда не прекращалась. Ибо постоянное
взаимодействие между экспериментальным и теоретическим исследованиями, всегда являющееся
одновременно стимулом и контролем, также и в будущем останется самой надежной, единственной
гарантией успешного прогресса физической науки.
Куда он нас приведет? Уж в своем вводном слове я имел возможность подчеркнуть, что двоякая цель
исследования — с одной стороны, совершенное овладение миром ощущений, с другой стороны,
совершенное познание
584
реального мира — остается принципиально недостижимой, но было бы абсолютно неверным рассматривать
это обстоятельство как повод для разочарования. Слишком уж много достигнуто явных успехов как
практического, так и теоретического характера — успехов, которые ежедневно множатся. И, возможно
даже, у нас есть все основания рассматривать нескончаемость этого вечного кругового движения вокруг
манящей из недоступной высоты пальмы как особое счастье для пытливого человеческого духа. Ибо
благодаря этому беспрестанному движению оба его стимула — вдохновение и благоговение. (С. 588-589)
ДАВИД ГИЛЬБЕРТ. (1862-1943)
Д. Гильберт (Хильберт) (Hilbert) — немецкий математик и логик, разработал программу обоснования
математики, названную формализмом.
Гильберт — иностранный член-корреспондент (1922) и иностранный почетный член (1934) АН СССР,
лауреат Международной премии имени Н.И.Лобачевского (1904). Его работы в различных областях
математики, логики и оснований математики оказали значительное влияние на развитие математического
познания в целом. В 1900 году на Международном конгрессе математиков в Париже им сформулированы 23
проблемы, которые на многие годы вперед определили направления исследований в области математики.
Первые значительные результаты были получены Гильбертом в области теории инвариантов (1888). В
дальнейшем он увлеченно и продуктивно занимался алгеброй и теорией чисел. С конца 1890-х годов в
центре внимания Гильберта проблемы математического анализа (глубокие исследования по вариационному
исчислению) и геометрии (создание аксиоматики). Последние годы своей жизни он занимался
математической логикой. Программа обоснования математики путем ее полной формализации, которую
разрабатывал Гильберт, оказалась нереализованной. Однако дальнейшая разработка логических оснований
математических теорий во многом пошла по пути, который был им намечен.
Гильберт был разносторонним ученым, которому не чужды проблемы смежных с математикой наук. Он
много занимался проблемами теоретической физики, в которой нашел практические применения теории
интегральных уравнений, а в одной из своих работ очень близко подошел к общей теории относительности
Эйнштейна. Его деятельность, по словам известного французского математика Ж.Дьедонне, нашла свое
отражение даже в таких теориях, которые он сам никогда не разрабатывал. Она была примером
аксиоматического мышления, стремления к логической строгости и взыскательной честности, воплощением
идеала настоящего математика.
Среди наиболее важных работ, изданных на русском языке, можно назвать «Основания геометрии» (М.;Л.,
1948), «Основы теоретической логики» (в соавт. с В. Аккерманом. М., 1947), «Наглядная геометрия» (в
соавт. с С. Кон-Фоссеном. М., 1979), «Основания математики. Логические исчисления и формализация
арифметики» (в соавт. с П. Бернайсом, 2-е изд. М.,
586
1979), «Основания математики. Теория доказательств» (в соавт. с П.Бернайсом, М., 1979).
Б.Л. Яшин
Аксиоматический метод
Просматривая и сравнивая между собою многочисленные работы, посвященные принципам арифметики и
аксиомам геометрии, мы, наряду с многочисленными аналогиями и случаями сходства между этими двумя
предметами, замечаем, однако, и существенное различие в отношении метода исследования.
Припомним сначала, каким путем вводится понятие числа. Исходя из числа 1, обычно представляют себе
что в процессе счета возникают следующие за ним целые рациональные положительные числа 2, 3, 4,... и
развиваются законы счета с ними; затем приходят, опираясь на требование выполнимости вычитания во
всех случаях к отрицательным числам; далее определяют дробные числа как пары чисел; в результате
каждая линейная функция имеет корень, и, наконец, определяют действительное число как сечение или как
фундаментальную последовательность, в силу чего всякая рациональная меняющая знак функция и вообще
всякая непрерывная меняющая знак функция обращается где-либо в нуль. Этот метод введения понятия
числа мы можем назвать генетическим методом, так как наиболее общее понятие действительного числа
развивается в нем из простого понятия о числе путем последовательных обобщений
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
305 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
305
Существенно иначе поступают при построении геометрии. Здесь обычно исходят из предположения о
существовании всех элементов, т.е. заранее предполагают, что существуют три системы вещей, а именно
точки, прямые и плоскости, и затем, в существенном по примеру Евклида, устанавливают между этими
элементами взаимоотношения посредством известных аксиом, а именно аксиом соединения, порядка,
конгруэнтности и непрерывности. При этом возникает необходимость в доказательстве непротиворечивости
и полноты этой системы аксиом, т.е. требуется доказать, что применение установленных аксиом никогда не
приведет к противоречию и, далее, что эта система аксиом достаточна для доказательства всех
геометрических теорем. Избранный здесь способ исследования мы будем называть аксиоматическим
методом.
Поставим себе вопрос, действительно ли для изучения понятия числа единственно подходящим методом
является генетический метод, а для обоснования геометрии — аксиоматический метод. Представляет также
интерес сопоставить друг с другом оба метода и исследовать вопрос о том, какой из этих методов надо будет
предпочесть, когда будет идти речь о логическом исследовании основ механики или какой-либо другой
физической дисциплины.
Мое мнение таково: несмотря на то, что генетический метод имеет высокое педагогическое и эвристическое
значение, все же для окончательно-
Фрагменты даны по кн.: Гильберт Д. Основания геометрии. М.;Л., 1948.
587
го оформления и полного логического обоснования содержания нашего познания предпочтительнее
аксиоматический метод. (С. 315-316)
Об основаниях арифметики
<...> При исследовании основ геометрии можно было обойти некоторые трудности чисто арифметической
природы; но при обосновании арифметики ссылка на другую основную дисциплину становится уже
недопустимой. Я смогу с большей четкостью выявить те существенные трудности, которые встречаются при
обосновании арифметики, если я подвергну краткому критическому разбору взгляды отдельных
исследователей.
Л.Кронекер, как известно, усматривал в понятии целого числа коренной фундамент арифметики; он
составил себе мнение, что целое число, и притом как общее понятие (значение параметра), должно
существовать прямо и непосредственно; это мешало ему познать, что понятие целого числа нуждается в
обосновании и может быть обосновано. Поскольку это так, я позволю себе назвать его догматиком: он
воспринимает целое число с его существенными свойствами как догму, и затем уже не оглядывается назад.
Г.Гельмгольц представляет точку зрения эмпирика; однако точка зрения чистого опыта опровергается, как
мне кажется, указанием на то, что из опыта, т.е. посредством экспериментов, никогда нельзя прийти к
заключению о возможности или существовании сколь угодно большого числа, ибо число предметов,
являющихся объектом нашего опыта, даже если оно велико, все же не превосходит некоторого конечного
предела.
Э.Б.Кристоффеля и всех тех противников Кронекера, которые под влиянием правильного чувства,
подсказывавшего им, что без понятия иррационального числа весь анализ оказывается осужденным на
бесплодие, пытались спасти существование иррационального числа путем отыскания «положительных»
свойств этого понятия или другими аналогичными способами, — я позволю себе назвать оппортунистами.
Однако опровержение точки зрения Кронекера, по моему мнению, ими, по сути дела, не было достигнуто.
Из ученых, которые глубже проникли в существо понятия «целое число», я упомяну следующих:
Ж.Фреге ставит себе задачу обосновать законы арифметики средствами логики, понимая эту последнюю в
обычном смысле. Его заслугой является правильное понимание существенных свойств понятия «целое
число», а также значение полной индукции.
Но, проводя последовательно свою точку зрения, он среди прочих положений принимает и тот основной
закон, согласно которому понятие (множество) определено и может быть непосредственно применено, если
только относительно каждого объекта известно, подпадает ли он под это понятие или нет: при этом он не
налагает никаких ограничений на понятие «каждый» и, таким образом, оказывается под ударами тех
теоретико-множественных парадоксов, которые заключаются, например, в понятии множества всех
множеств и которые показывают, как мне кажется, что толкования и средства исследования логики, понятые
в обычном смысле, не в состоянии удовлетворить тем строгим требованиям, которые ставит тео-
588
рия множеств. Устранение подобных противоречий и объяснение этих парадоксов следует с самого начала
рассматривать как главную цель при исследованиях, касающихся понятия числа.
Р.Дедекинд ясно осознал те математические трудности, которые встречаются при обосновании понятия
числа, и весьма проницательно начал с построения теории целого числа. Все же его метод я позволю себе
постольку назвать трансцендентальным, поскольку он доказывает существование бесконечного путем,
основная идея которого используется таким же образом и философами; этот путь я, однако, не могу
признать удобопроходимым и надежным, так как при этом приходится пользоваться понятием совокупности
всех вещей, а в этом понятии кроется неизбежное противоречие.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
306 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
306
Г.Кантор чувствовал упомянутое противоречие, и это его чувство нашло свое выражение в том, что он
различал «консистентные» и «неконсистентные» множества. Но так как Кантор не установил, по моему
мнению, никаких строгих критериев для этого различия, то я его точку зрения по этому пункту должен
характеризовать как оставляющую еще широкое поле для субъективного мнения и не дающую поэтому
никакой объективной уверенности.
Я придерживаюсь того мнения, что все затронутые трудности могут быть преодолены и что можно прийти к
строгому и вполне удовлетворительному обоснованию понятия числа и притом с помощью метода, который
я называю аксиоматическим. (С. 322-324)
О бесконечном
С давних пор никакой другой вопрос так глубоко не волновал человеческую мысль, как вопрос о
бесконечном; бесконечное действовало на разум столь же побуждающе и плодотворно, как едва ли
действовала какая-либо другая идея; однако ни одно другое понятие не нуждается так сильно в разъяснении,
как бесконечность.
Обращаясь к задаче о выяснении сущности бесконечного, мы должны по возможности кратко представить
себе, какое содержательное значение соответствует бесконечному в действительности; мы посмотрим
сначала, что нам дает в этом отношении физика.
Первым наивным впечатлением, производимым явлениями природы и материей, является впечатление чего-
то непрерывного, континуального. Если мы имеем перед собою кусок металла или некоторый объем
жидкости, то нам навязывается представление о том, что они неограниченно делимы, что сколь угодно
малый кусок их опять-таки обладает теми же свойствами. Но повсюду, где методы исследования в физике
материи достаточно усовершенствованы, мы наталкиваемся на границы этой делимости, которые лежат не в
несовершенстве нашего опыта, а в природе самой вещи, так что можно было бы прямо-таки воспринимать
тенденцию современной науки, как освобождение от бесконечно малого; теперь можно было бы старому
тезису «natura non facit saltus» (природа не делает скачков) противопоставить антитезу: «природа делает
скачки».
Известно, что вся материя составлена из маленьких кирпичиков — из атомов, — и что их комбинации и
соединения образуют все многообразие макроскопических веществ.
589
Однако физика не останавливается перед учением об атомном строении материи. Рядом с ним в конце
прошлого столетия выступает, сначала очень непривычно действующее, учение об атомном строении
электричества. В то время как раньше электричество считалось жидкостью и было примером непрерывно
действующего агента, теперь оказалось, что и оно построено из положительных ядер и отрицательных
электронов.
Помимо материи и электричества, в физике имеется еще и другая реальность, для которой также имеет
место закон сохранения, именно — энергия. Но, как установлено теперь, и энергия не допускает простого и
неограниченного деления на части: Планк открыл кванты энергии.
И каждый раз получается тот итог, что однородный континуум, который должен был бы допускать
неограниченное деление и тем самым реализовать бесконечное в малом, в действительности нигде не
встречается. Бесконечная делимость континуума — это операция, существующая только в человеческом
представлении, это только идея, которая опровергается нашими наблюдениями над природой и опытами
физики и химии.
Второй раз мы наталкиваемся в природе на вопрос о бесконечности при рассмотрении Вселенной в целом.
Мы должны теперь исследовать протяженность Вселенной, чтобы узнать, нет ли здесь бесконечно большой
величины.
Мнение, что Вселенная бесконечна, долгое время господствовало: до Канта и даже после него вопрос о
бесконечности Вселенной не вызывал никаких сомнений.
Но опять-таки современная наука, и в частности астрономия, подняла этот вопрос сызнова и попыталась
решить его не с помощью недостаточных методов метафизического умозрения, а на основах, опирающихся
на опыт и покоящихся на применении законов природы. При этом выявились веские возражения против
бесконечности. Предполагать, что пространство бесконечно, вынуждает нас геометрия Евклида. Хотя
геометрия Евклида и является системой понятий, не противоречивой в самой себе, но отсюда, однако, еще
не следует, что она выполняется в действительности. Имеет ли это место — это может решить только
наблюдение и опыт. При попытках умозрительно показать бесконечность пространства вкрадывались также
и очевидные ошибки. Из того факта, что вне какого-либо куска пространства всегда снова имеется
пространство, следует только неограниченность пространства, а не его бесконечность. Но понятия
неограниченность и конечность не исключают друг друга. Математические исследования дают нам так
называемую эллиптическую геометрию — естественную модель конечного мира. Отказ от евклидовой
геометрии является теперь не только чисто математическим или философским умозрением, но мы пришли к
этому отказу также и с другой стороны, которая первоначально не имела ничего общего с вопросом о
конечности Вселенной. Эйнштейн показал необходимость отойти от геометрии Евклида. На основании
своей гравитационной теории он берется и за космологические вопросы и показывает возможность
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
307 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
307
конечности Вселенной, причем все найденные астрономами результаты вполне согласуются с
предположением об эллиптическом мире. (С. 341-343)
590
<...> Математический анализ можно в известном смысле назвать единой симфонией бесконечного.
Громадные успехи, достигнутые в исчислении бесконечно малых, основываются большей частью на
действиях с математическими системами, состоящими из бесконечного числа элементов. Так как очень
легко напрашивалось отождествление бесконечного с «очень большим», то вскоре возникли
несогласованности, так называемые парадоксы исчисления бесконечно малых, часть которых была уже в
древности известна софистам. Основным шагом вперед явилось обнаружение того факта, что многие
положения, справедливые для конечного, — часть меньше целого, существование минимума и максимума,
перемена мест слагаемых или сомножителей — не могут быть непосредственно перенесены на бесконечное.
В начале своего доклада я уже упоминал, что эти вопросы были выяснены благодаря проницательности
Вейерштрасса, и теперь анализ в своей области стал безошибочным наставлением и практическим
инструментом для пользования бесконечным.
Однако сам анализ еще не ведет нас к глубочайшему проникновению в сущность бесконечного. Такому
проникновению гораздо больше способствует дисциплина, которая стоит ближе к общефилософским
приемам мышления и которая была призвана опять, уже в новом свете, поставить весь комплекс вопросов,
касающихся бесконечного. Этой дисциплиной является теория множеств, создателем которой был Георг
Кантор. (С. 345-346)
Если хотят кратко характеризовать новое понимание бесконечного, которому положил начало Кантор,
можно, пожалуй, сказать следующее: в анализе мы имеем дело с бесконечно малым и бесконечно большим
только как с предельным понятием, как с чем-то становящимся, образующимся, производящимся, т.е., как
говорят, с потенциальной бесконечностью. Но это не есть само собственно бесконечное. Таковое мы имеем,
например, рассматривая самую совокупность чисел 1, 2, 3, 4, ... как некое законченное единство или точки
отрезка как совокупность вещей, предстоящую перед нами в законченном виде. Этого рода бесконечность
мы будем называть актуальной бесконечностью.
Уже Фреге и Дедекинд, сделавшие очень многое для обоснования математики, оба, независимо друг от
друга, применили актуальную бесконечность для того, чтобы обосновать арифметику независимо от всякого
наглядного представления и опыта, на чистой логике и развивать ее дедуктивным путем только посредством
логики. Их стремление состояло в том, чтобы конечное число не брать из наглядного представления, а
вывести чисто логически, существенно используя при этом понятие бесконечных множеств. Кантор же
разработал понятие бесконечного систематически. <...> (С. 346)
<...> Итак, в конце концов, благодаря гигантской совместной работе Фреге, Дедекинда и Кантора,
бесконечное было возведено на трон и наслаждалось временем своего высшего триумфа. Бесконечное в
своем дерзком полете достигло головокружительной высоты успеха.
Но реакция не заставила себя ждать; она разыгралась очень драматически. Произошло нечто, аналогичное
тому, что случилось при развитии ис-
591
числения бесконечно малых. На радостях по поводу новых богатых результатов стали явным образом
недостаточно критически относиться к законности умозаключений; поэтому уже при простом образовании
понятий и применении умозаключений, постепенно ставших обычными, выявились противоречия, сначала
единичные, а затем все более резкие и все более серьезные: так называемые парадоксы теории множеств.
<...> (С. 348-349)
<...> Где же искать надежность и истинность, если даже само математическое мышление дает осечку?
Но существует вполне удовлетворительный путь, по которому можно избежать парадоксов, не изменяя при
этом нашей науке. Те точки зрения, которые служат для открытия этого пути, и те пожелания, которые
указывают нам направление, суть следующие:
1. Мы будем заботливо следить за плодотворными способами образования понятий и методами
умозаключений везде, где является хотя бы малейшая надежда, будем ухаживать за ними, поддерживать их,
делать их годными к использованию. Никто не может изгнать нас из рая, который создал нам Кантор.
2. Надо повсюду установить ту же надежность заключений, которая имеется в обыкновенной, низшей
теории чисел, в которой никто не сомневается и где возникают противоречия и парадоксы только
вследствие нашей невнимательности.
Достижение этой цели возможно, очевидно, лишь после того, как мы полностью выясним сущность
бесконечности.
<...> Уже Кант учил — и это составляет существенную часть его учения, — что математика обладает не
зависящим от всякой логики устойчивым содержанием, и потому она никогда не может быть обоснована
только с помощью логики, вследствие чего, между прочим, стремления Дедекинда и Фреге должны были
потерпеть крушение. Наоборот, кое-что уже дано в нашем представлении в качестве предварительного
условия для применения логических выводов и для выполнения логических операций: определенные,
внелогические, конкретные объекты, которые имеются в созерцании до всякого мышления в качестве
непосредственных переживаний. Для того чтобы логические выводы были надежны, эти объекты должны
быть обозримы полностью во всех частях; их показания, их отличие, их следование, расположение одного
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
308 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
308
из них наряду с другим дается непосредственно наглядно, одновременно с самими объектами, как нечто
такое, что не может быть сведено к чему-либо другому и не нуждается в таком сведении. Это — та основная
философская установка, которую я считаю обязательной как для математики, так и вообще для всякого
научного мышления, понимания и общения и без которой совершенно невозможна умственная
деятельность. В частности, в математике предметом нашего рассмотрения являются конкретные знаки сами
по себе, облик которых, согласно нашей установке, непосредственно ясен и может быть впоследствии
узнаваем. (С. 349-351)
В заключение мы хотим из всех наших рассуждений сделать некоторое резюме о бесконечном. Общий
вывод таков: бесконечное нигде не реализуется. Его нет в природе, и оно недопустимо как основа нашего
разумного
592
мышления, — здесь мы имеем замечательную гармонию между бытием и мышлением. В
противоположность стремлениям Фреге и Дедекинда, мы пришли к убеждению, что в качестве
предварительного условия для возможности научного познания необходимы некоторые геометрически-
наглядные представления и рассмотрения и что одна только логика недостаточна. Оперирование с
бесконечным может стать надежным только через конечное.
Роль, которая остается бесконечному, это только роль идеи, — если, согласно Канту, под идеей
подразумевать понятие, образованное разумом, которое выходит за пределы всякого опыта и посредством
которого конкретное дополняется в смысле цельности, — более того, идеи, которой мы можем вполне
доверять в рамках, поставленных теорией, намеченной и защищаемой мною здесь. (С. 364)
Об интуиционизме
Каково же теперь истинное положение вещей в отношении упрека о вырождении математики в игру?
Источником чистых теорем существования является логическая ε-акси-ома, на которой, в свою очередь,
основано построение всех идеальных высказываний. А каков результат ставшей тем самым возможной игры
формул? Эта игра формул допускает, что все содержание идей математической науки можно единообразно
выразить и развить таким образом, чтобы вместе с тем соотношения и отдельные теоремы были понятны.
Выставить общее требование, согласно которому отдельные формулы сами по себе должны быть изъяснимы
— отнюдь не разумно; напротив, сущности теории соответствует, что при ее развитии нет необходимости,
между прочим, возвращаться к наглядности или значимости. Физик как раз требует от теории, чтобы
частные теоремы были выведены из законов природы или гипотез с помощью одних только умозаключений,
не вводя при этом дальнейших условий, т.е. на основании чистой игры формул. Только известная часть
комбинаций и следствий из физических законов может быть контролируема опытом, — подобно тому как в
моей теории доказательства только реальные высказывания могут быть непосредственно проверяемы.
Ценность чистого доказательства существования в том именно и состоит, что благодаря ему исключаются
отдельные построения и многие разнообразные построения объединяются одной основной идеей,
вследствие чего четко выступает только то, что существенно для доказательства: смысл доказательства
существования состоит в сокращении и экономии мысли. Чистые теоремы о существовании служили в
действительности важнейшими вехами исторического развития нашей науки. Но подобные соображения не
влияют на верующих интуиционистов.
Игра формулами, о которой Броуер так пренебрежительно отзывается, кроме математической ценности
имеет еще важное общефилософское значение. Эта игра формулами совершается по некоторым, вполне
определенным правилам, в которых выражается техника нашего мышления. Эти правила образуют
замкнутую систему, которую можно найти и окончательно задать. Основная идея моей теории
доказательства сводится к описанию
593
деятельности нашего разума, иначе говоря, это протокол о правилах, согласно которым фактически
действует наше мышление. Мышление происходит как раз параллельно разговору и письму путем создания
и нанизывания положений. Если где-либо имеется совокупность наблюдений и явлений, заслуживающая
того, чтобы стать предметом серьезного и основательного исследования, то это именно здесь — ведь задача
науки и состоит в том, чтобы освободить нас от произвола чувства и привычки, предостеречь нас от
субъективизма, который стал уже заметным во взглядах Кронекера и который, как мне кажется, достиг
своего наибольшего развития в интуиционизме.
Наиболее острую и страстную борьбу интуиционизм повел против закона исключенного третьего;
например, в простейшем случае эта борьба была направлена против вывода, по которому утверждение,
содержащее число-переменную, либо справедливо для всех целочисленных значений этого переменного,
либо существует число, для которого упомянутое утверждение ложно. Этот закон исключенного третьего
есть следствие логической ε-аксиомы и никогда не приводил ни к малейшей ошибке. К тому же совершенно
ясно и понятно, что неправомерное применение этого закона исключено. <...> Отнять у математиков закон
исключенного третьего — это то же, что забрать у астрономов телескоп или запретить боксерам
пользование кулаками. Запрещение теорем существования и закона исключенного третьего почти
равносильно полному отказу от математической науки. <...> Теоремы теории функций, если брать только
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
309 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
309
отдельные примеры из нашей науки, теория конформных отображений, основные теоремы теории
дифференциальных уравнений в частных производных и рядов Фурье — суть лишь идеальные
высказывания в указанном мною смысле, и для своего развертывания требуют логическую ε-аксиому. (С.
381-383)
АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ БОГДАНОВ (МАЛИНОВСКИЙ). (1873-
1928)
A.A. Богданов — российский ученый и философ. В 1899 году окончил медицинский факультет
Харьковского университета. Со студенческих лет активно участвовал в революционной борьбе. С 1911 года
отошел от политики и переключился на научно-преподавательскую, научно-организационную и
писательскую деятельность. С 1921 года посвятил себя естественно-научным исследованиям; организовал
Институт переливания крови и был его директором. Метод трансфузий (переливания крови) он
рассматривал как возможность применения в медицине положений, развиваемых «всеобщей
организационной наукой», как средство повышения жизнеспособности организма, продления человеческой
жизни. Наиболее рискованные опыты Богданов проводил на себе. Двенадцатый эксперимент закончился для
него трагически — тяжелой болезнью и смертью.
За тридцать лет своей работы Богданов написал ряд оригинальных трудов в области политической
экономии, философии, истории идеологий и проблем пролетарской культуры. Венцом его творческой
деятельности явилась «Тестология. Всеобщая организационная работа».
Исходный пункт тектологии — признание необходимости подхода к изучению любого явления с точки
зрения его организации; любую систему (комплекс) следует изучать с точки зрения как отношений всех ее
частей, так и отношений ее как целого со всеми внешними системами. Законы организации системы едины
для любых объектов.
Выделяется три рода комплексов. Организационный комплекс — «целое больше суммы частей» (при этом
чем больше целое отличается от суммы самих частей, тем более оно организовано). В неорганизованных
комплексах целое меньше суммы своих частей. В нейтральных комплексах целое равно сумме своих частей.
Основные организационные механизмы — механизмы формирования и регулирования. Универсальный
регулирующий механизм — «подбор» («отбор») как положительный, так и отрицательный. Взаимодополняя
друг друга, оба отбора стихийно организуют мир.
Следует отметить, что идеи тектологии по меньшей мере созвучны идеям (и даже предвосхищают их)
появившихся позднее таких общенаучных направлений, как кибернетика, общая теория систем,
структурализм, теория катастроф и синергетика. Так, например, один из основных принципов кибернетики
— принцип обратной связи — полностью соответствует текто-
595
логическому «механизму двойного взаимного регулирования» («биорегулятор»).
Богданов понимал тектологию как «развитую и обобщенную методологию науки», для него
методологическая ценность тектологии была несомненной.
М.М. Чернецов
ПРЕДИСЛОВИЕ
Весь опыт науки убеждает нас, что возможность и вероятность решения задач возрастает при их постановке
в обобщенной форме. (Кн. 1, с. 46)
<,..> Всякая задача может и должна рассматриваться как организационная; таков именно их всеобщий и
постоянный смысл. Раскроем его в основных чертах.
Какова бы ни была задача — практическая, познавательная, эстетическая, она слагается из определенной
суммы элементов, ее «данных»; самая же ее постановка зависит от того, что наличная комбинация этих
элементов не удовлетворяет то лицо или коллектив, который выступает как действенный субъект в этом
случае. «Решение» сводится к новому сочетанию элементов, которое «соответствует потребности»
решающего, его «целям», принимается им как «целесообразное». Понятия же «соответствие»,
«целесообразность» всецело организационные; а это значит выражающие некоторые повышенные,
усовершенствованные соотношения, подобные тем, какие характеризуют организмы и организации,
соотношение «более организационное», с точки зрения субъекта, чем то, какое имелось раньше. Это
относится безусловно ко всем, действительным и возможным, задачам. (Кн. 1, с. 48)
<...> Что прибавляет к реальному содержанию задач, что убавляет в трудностях решения, если мы поняли,
что все они — организационные? Отвечаю: обобщенно-осознанная их постановка дает обобщенно-
сознательный подход к ним; это первый этап выработки всеобщих методов их решения. (Кн. 1, с. 49)
ОРГАНИЗАЦИОННАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ
<...> Исходя из фактов и из идеи современной науки, мы неизбежно приходим к единственно целостному,
единственно монистическому пониманию Вселенной. Она выступает перед нами как беспредельно
развертывающаяся ткань форм разных типов и ступеней организованности — от неизвестных нам элементов
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
310 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
310