Микешина Л.А. (Сост.) Философия науки. Хрестоматия
Подождите немного. Документ загружается.
системы исходных познавательных координат, за рамки жестки конструкций, ограниченных заданными
исходными смыслами, абстракциями, предпосылками, концептуальными ориентирами и пр. При этом
необходимым моментом «открытой» рациональности, который отличает ее от «закрытой», является
установка на критический рефлексивный анализ исходных предпосылок концептуальных систем, лежащих в
основе данной познавательной позиции, определяющей ее «парадигмы». «Открытая» рациональность тем
самым предполагает перманентное разви-
494
тие познавательных возможностей человека, горизонтов его постижения реальности. Эта предметно-
содержательная установка на все более глубокое проникновение в реальность, не ограниченное какими-либо
заданными априорными структурами, реализуется через радикальную критическую рефлексию над любыми
парадигмами, над любыми «конечными», выражаясь гегелевским языком, картинами и схемами
миропонимания и мироотношения. <...> (2, с. 95-96)
<...> Открытая рефлексивная рациональность преодолевает и ограниченности закрытой рациональности, и
те деструктивные вырожденные формы псевдорациональности, которые возникают при догматизации
закрытой рациональности. Именно при сведении рациональности к этим формам сознания и возникает ее
противопоставление духу свободы, риску, «поступку», напряженности усилий личностного сознания и т.д.
Открытая же рациональность с необходимостью предполагает все эти факторы. <...> (2, с. 96)
<...> Исходным принципом рационально-рефлексивного сознания, <...> его императивом является
положение о том, что реальность всегда шире, богаче, полнее любых человеческих представлений об этой
реальности и что поэтому недопустима канонизация содержания любой картины мира. Такая канонизация
находится в коренном противоречии с самим духом рациональности, с ее исходными принципами. Никоим
образом нельзя постулировать какого-либо окончательного критерия рациональности, в частности
рациональности научной, апеллирующего к определенной «парадигмальной» модели мира, вообще к каким-
либо содержательным исходным предпосылкам. То, что представляется странным или даже невозможным в
рамках принятой в известное время научной картины мира может быть освоено и осмысленно на ином
уровне исходных предпосылок. <...> (2, с. 97-98)
<...> в науке мы имеем дело не с картиной объективной реальности как таковой, а с ее частными моделями,
построенными на основе некоторых исходных установок субъекта, его предпосылок, выбранных им
позиций и пр. Научная модель реальности является результатом взаимодействия, <...> «игры» субъекта
научно-познавательной деятельности с реальностью. Современное методологическое сознание
конкретизирует этот непреложный тезис в двух основных направлениях. Во-первых, эти исходные
установки и предпосылки носят не только чисто познавательный характер. Они определяются всей
мотивационно-смысловой сферой субъектов научно-познавательной деятельности. В нее входят, конечно,
социокультурно детерминированные факторы ценностного сознания — тезисы о социокультурной
детерминации науки и ее ценностной нагруженности усиленно подчеркиваются в современной философии
науки. Но очевидно, что влияние мотивационно-смысловых факторов субъективности на познавательные
установки следует понимать весьма широко, включая особенности индивидуальной психики, всякого рода
ценностные предпочтения и пр. Во-вторых, признавая своеобразие, специфичность позиций различных
субъектов мотивационно-смысловой сферы сознания этих субъектов, следует эту деятельность представлять
как сложный процесс взаимодействия различных позиций, исследовательских программ и т.д. <...> (2, с.
104)
495
<...>
<...> Развитие научной рефлексии в указанных выше направлениях с неизбежностью приводит к четкому
осознанию того, что современная научная рациональность, если брать ее достаточно развитые и сложные
формы может адекватно реализовываться только как открытая рациональность, на высоте возможностей
рационально-рефлексивного сознания. <...> (2, с. 104)
ВАДИМ НИКОЛАЕВИЧ САДОВСКИЙ. (Род. 1934)
В.Н. Садовский — современный отечественный философ и методолог науки, доктор философских наук,
профессор, зав. отделом Института системного анализа РАН. Один из основателей и руководитель
российской научной школы «Философия и методология системных исследований». Организатор,
руководитель и редактор многих коллективных монографий, переводов и научных сборников историко-
научных и философско-методологических работ. Исследовал аксиоматический метод, независимость
моделей научного знания от философских концепций, соотношение истины и правдоподобности, критерии
прогресса науки, методологическую природу и понятийный аппарат системного подхода. Предложил
концепцию общей теории систем как метатеории, показал взаимоотношения философского принципа
системности, системного подхода и общей теории систем, осуществил анализ тектологии (учения об
организации) А.А.Богданова. Главные работы: «Системный подход: предпосылки, проблемы, трудности»
(М., 1968, в соавт. с И.В.Блаубергом и Э.Г.Юдиным); «Основания общей теории систем. Логико-
методологический анализ» (М., 1974).
Другое направление исследований Садовского — методология, эволюционная эпистемология и социология
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
261 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
261
К.Поппера, главные работы которого «Открытое общество и его враги» (Т. 1, 2. М., 1992), избранные
логико-методологические исследования в книге «Логика и рост научного знания» (М., 1983), а также статьи
в сборнике «Эволюционная эпистемология и логика социальных наук» (М., 2000) изданы с комментарием и
под редакцией Садовского. Известны также его исследования по истории отечественной философии и
методологии науки XX века.
Л.А.Микешина
Ниже приводятся отрывки из работ:
1. Садовский В.Н. Системный анализ // Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т. III.
2. Блауберг И.В., Юдин Э.Г., Садовский В.Н. Системный подход // Там же.
3. Садовский В.Н. Карл Поппер и Россия // На пути к открытому обществу. Идеи Карла Поппера и
современная Россия. М., 1998.
4. Эволюционная эпистемология и логика социальных наук. Карл Поппер и его критики. М., 2000.
497
СИСТЕМНЫЙ АНАЛИЗ —
СИСТЕМНЫЙ АНАЛИЗ — совокупность методов и средств, используемых при исследовании и
конструировании сложных и сверхсложных объектов, прежде всего методов выработки, принятия и
обоснования решений при проектировании, создании и управлении социальными, экономическими,
человеко-машинными и техническими системами. В литературе понятие системного анализа иногда
отождествляется с понятием системного подхода, но такая обобщенная трактовка системного анализа вряд
ли оправдана. Системный анализ возник в 1960-х гг. как результат развития исследования операций и
системотехники. Теоретическую и методологическую основу системного анализа составляют системный
подход и общая теория систем. Системный анализ применяется главным образом к исследованию
искусственных (возникших при участии человека) систем, причем в таких системах важная роль
принадлежит деятельности человека. Использование методов системного анализа для решения
исследовательских и управленческих проблем необходимо прежде всего потому, что в процессе принятия
решений приходится осуществлять выбор в условиях неопределенности, которая связана с наличием
факторов, не поддающихся строгой количественной оценке. Процедуры и методы системного анализа
направлены на выдвижение альтернативных вариантов решения проблемы, выявление масштабов
неопределенности по каждому из вариантов и сопоставление вариантов по тем или иным критериям
эффективности. Согласно принципам системного анализа, возникающая перед обществом та или иная
сложная проблема (прежде всего проблема управления) должна быть рассмотрена как нечто целое, как
система во взаимодействии всех ее компонентов. Для принятия решения об управлении этой системой
необходимо определить ее цель, цели ее отдельных подсистем и множество альтернатив достижения этих
целей, которые сопоставляются по определенным критериям эффективности, и в результате выбирается
наиболее приемлемый для данной ситуации способ управления. Центральной процедурой в системном
анализе является построение обобщенной модели (или моделей), отображающей все факторы и взаимосвязи
реальной ситуации, которые могут проявиться в процессе осуществления решения. <...> Системный анализ
опирается на ряд прикладных математических дисциплин и методов, широко используемых в современной
деятельности управления. Техническая основа системного анализа — современные компьютеры и
информационные системы (1, с. 558-559).
СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД —
СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД — направление философии и методологии науки, специально-научного познания
и социальной практики, в основе которого лежит исследование объектов как систем. Системный подход
ориентирует исследование на раскрытие целостности объекта и обеспечивающих ее механизмов, на
выявление многообразных типов связей сложного объекта и сведение их в единую теоретическую картину.
<...>
Системный подход — междисциплинарное философско-методологическое и научное направление
исследований. Непосредственно не решая философских проблем, системный подход нуждается в
философском истолковании своих положений. Важную часть философского обоснования
498
системного подхода составляет принцип системности. Исторически идеи системного исследования объектов
мира и процессов познания возникли еще в античной философии (Платон, Аристотель), получили широкое
развитие в философии нового времени (Кант, Шеллинг), исследовались Марксом применительно к
экономической структуре капиталистического общества. В созданной Дарвином теории биологической
эволюции были сформулированы не только идея, но и представление о реальности надорганизменных
уровней организации жизни (важнейшая предпосылка системного мышления в биологии).
Системный подход представляет собой определенный этап в развитии методов познания, исследовательской
и конструкторской деятельности, способов описания и объяснения природы анализируемых или
искусственно создаваемых объектов. Принципы системного подхода приходят на смену широко
распространенным в XVII-XIX вв. концепциям механицизма и противостоят им. Наиболее широкое
применение методы системного подхода находят при исследовании сложных развивающихся объектов —
многоуровневых, иерархических, самоорганизующихся биологических, психологических, социальных и т.д.
систем, больших технических систем, систем «человек-машина» и т.д. <...>
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
262 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
262
Предпосылкой проникновения системного подхода в науку XX в. явился прежде всего переход к новому
типу научных задач: в целом ряде областей науки центральное место начинают занимать проблемы
организации и функционирования сложных объектов; познание оперирует системами, границы и состав
которых далеко не очевидны и требуют специального исследования в каждом отдельном случае. Во 2-й пол.
XX в. аналогичные по типу задачи возникают и в социальной практике: в социальном управлении вместо
превалировавших прежде локальных, отраслевых задач и принципов ведущую роль начинают играть
крупные комплексные проблемы, требующие тесного взаимоувязывания экономических, социальных,
экологических и иных аспектов общественной жизни (напр., глобальные проблемы, комплексные проблемы
социально-экономического развития стран и регионов, проблемы создания современных производств,
комплексов, развития городов, мероприятия по охране природы и т. п.). <...>
Системный подход не существует в виде строгой теоретической или методологической концепции: он
выполняет свои эвристические функции, оставаясь совокупностью познавательных принципов, основной
смысл которых состоит в соответствующей ориентации конкретных исследований. Эта ориентация
осуществляется двояко. Во-первых, содержательные принципы системного подхода позволяют фиксировать
недостаточность старых, традиционных предметов изучения для постановки и решения новых задач. Во-
вторых, понятия и принципы системного подхода существенно помогают строить новые предметы
изучения, задавая структурные и типологические характеристики этих предметов и таким образом
способствуя формированию конструктивных исследовательских программ. Роль системного подхода в
развитии научного, технического и практически-ориентированного знания состоит в следующем. Во-
первых, понятия и принципы системного подхода выявляют более широкую познавательную реальность по
сравнению
499
с той, которая фиксировалась в прежнем знании <...>. Во-вторых, в рамках системного подхода
разрабатываются новые по сравнению с предшествующими этапами развития научного познания схемы
объяснения, в основе которых лежит поиск конкретных механизмов целостности объекта и выявление
типологии его связей. В-третьих, из важного для системного подхода тезиса о многообразии типов связей
объекта следует, что любой сложный объект допускает несколько расчленений. <...> (2, с. 559-560).
Карл Поппер и Россия
Исторически сложилось так, что один из выдающихся философов XX века Карл Раймунд Поппер (1902-
1994), посетивший множество стран мира и проживавший многие годы сначала в Австрии, затем в Новой
Зеландии и в последние почти пятьдесят лет своей жизни в Англии, никогда не был в России и, более того,
его труды и идеи очень долго и чрезвычайно сложными путями доходили до российского философско-
социологического сообщества. До начала 80-х годов в русском переводе не было опубликовано ни одной
строчки из сочинений Поппера, и только в 1983 году наконец-то появилось первое русское издание его
избранных логико-методологических работ.
Вместе с тем вся жизнь К.Поппера была тесно связана с российскими событиями XX века — в юношеские
годы он был воодушевлен гуманистическими идеями Советской России, в 17 лет — правда, на очень
короткое время, — стал коммунистом, в 20-е и 30-е годы внимательно следил за всем, что происходит в
СССР, в 1937 году на семинаре Кентерберийского колледжа Университета Крайсчерча выступил с
знаменитым докладом «Что такое диалектика?», в котором в целом была дана благожелательная оценка
марксистской диалектики (советские марксисты, однако, оценили этот доклад как пасквиль на диалектику),
затем в годы войны Поппер написал свой классический труд по социальной философии — «Открытое
общество и его враги», содержание которого было направлено против любых форм тоталитаризма, «против
нацизма и коммунизма, против Гитлера и Сталина», и который, по его совершенно справедливому
утверждению, был «его вкладом в победу». В долгие годы холодной войны Поппер никогда не переставал
надеяться на торжество демократии и свободы, с большим воодушевлением он встретил горбачевскую
перестройку, проявил гигантские усилия по организации и осуществлению издания русского перевода
«Открытого общества», который вышел в свет в 1992 году, дойдя до читателя, которому эта книга была
прежде всего адресована, спустя почти полстолетия после публикации английского оригинала. И, наконец, в
конце августа 1991 года Карл Поппер восторженно приветствовал провал путча в СССР «как величайшее
освобождение в истории» (из письма К.Поппера к автору этих строк от 24 сентября 1991 года).
Таким образом, есть все основания говорить о важной «российской стороне» научной деятельности Поппера
и всей его жизни. Она представляется существенно более значительной по сравнению с тем, что сказано о
ней в предыдущем абзаце. Во-первых, поскольку философские и логические сочинения Поппера дошли до
русского читателя в авторском изложении
500
сравнительно недавно, остается задача глубокого их освоения и использования в разрабатываемых в России
философско-логических концепциях. Во-вторых, — и это следует особо подчеркнуть, — социологические
воззрения Поппера тесно переплетаются с современными российскими политическими и социально-
экономическими проблемами, и анализ этих воззрений и приложение к современной ситуации в России
многих содержащихся в этих воззрениях идей оказывается весьма актуальным. (3, с. 12-13)
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
263 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
263
[Логика социальных наук]
Понятия «логика социальных наук» и «логика социального исследования» прочно вошли в
социологическую литературу минимум семьдесят — восемьдесят лет тому назад, а эпизодически
употреблялись и раньше, например, на рубеже XIX и XX веков Г. Тардом в его исследовании «социальной
логики» и другими социологами. Следует, правда, сразу же отметить, что слово «логика» в названных и
аналогичных словосочетаниях используется не в строгом смысле формальной логики, то есть множества
правил достоверного вывода, обеспечивающих получение истинных следствий из истинных посылок, а в
более широком значении — как анализ и обоснование совокупности правил, методов, процедур и т. п.
проведения социологических исследований, иначе говоря, не только и не столько как логика в строгом
смысле, сколько как методология социальных наук. В этой области правила формальной логики являются,
конечно, обязательно применимыми, как и в любой другой научной и не только научной, но и обиходной
сфере, но не на их дальнейшее развитие направлена «логика социальных наук», а на логико-
методологическую разработку форм, методов, процедур, этапов и т.п. социологических исследований.
Поэтому точнее было бы говорить не о «логике социальных наук», а об их методологии, которая, конечно,
включает в себя и соответствующие разделы логики.
В этом уточненном смысле «логика социальных наук» является существенным и неотъемлемым аспектом
любой социологической теории и любого социологического направления, и ее история совпадает с историей
социологии в целом. Во всяком случае уже О.Конт (1798-1857), общепризнанный создатель социологии, в
своих исследованиях социальных систем, социальной статики и социальной динамики неоднократно
обращался к обсуждению вопросов методов и способов социологического исследования и тем самым
затрагивал вопросы «логики социальных наук». Так было бы на всех остальных этапах почти что
двухсотлетней истории развития социологии, временами — особенно на первых порах — без использования
термина «логика» (что не столь существенно), а позднее с явным обращением к специальной логической
терминологии (4, с. 35-36). <...>
Важнейшим достоинством попперовского варианта логики социальных наук является то, что она
разрабатывалась им в контексте современной формальной логики и в рамках выдвинутой им концепции
логики научного исследования. <...> Поппер формулирует основы своей логики научного исследования:
познание не начинается с восприятий или наблюдений; оно начинается с проблем; мы предлагаем пробные
решения наших проблем,
501
подвергаем их критике по существу вопроса, если некоторое пробное решение опровергнуто, мы его
отвергаем и пробуем другое решение, и т.д. В шестом, главном тезисе этой статьи Поппер убедительно
показывает, что разработанный им и только что изложенный в самых общих чертах метод научного
исследования есть в равной мере и метод естественных, и метод социальных наук. Тем самым
обосновывается логико-методологическое единство процесса познания, что делает теорию Поппера
конструктивной и весьма эффективной.
На основе принципа единства познания Поппер решает и другую кардинальную проблему эпистемологии —
проблему объективности научного познания. В противовес глубоко ошибочному, с его точки зрения,
методологическому подходу натурализма, утверждающему, что естественно-научное познание,
основывающееся на наблюдениях, измерениях, экспериментах и индуктивных обобщениях, объективно, в то
время как социальные науки ценностно-ориентированы и поэтому необъективны (как известно, такая
позиция стала в XX веке чуть ли не общепринятой), Поппер убедительно показывает, что «совершенно
неверно считать, что объективность науки зависит от объективности ученого. И совершенно неверно
считать, что позиция представителя естественных наук более объективна, чем представителя общественных
наук. Представитель естественных наук так же пристрастен, как и любой другой человек», иначе говоря, он
так же не свободен от ценностей, как и представитель социальных наук (4, с. 37). <...>
«Самая важная функция чисто дедуктивной логики — быть органом критики». В последующих тезисах 16-
19 Поппер дает пояснения этого тезиса. Здесь мы несомненно имеем дело с его важным нововведением:
традиционно дедуктивная логика считалась методом доказательства и обоснования. Поппер добавляет к
этим ее функциям критическую задачу и, вне всякого сомнения, открывает новый важный аспект
дедуктивной логики. Логика как органон критики оказывается органически вплетенной в любое научное
исследование, в частности социологическое. Необходимо отметить, что критическое мышление, основы
которого были заложены Поппером , оказалось одной из активно разрабатываемых научно-
исследовательских программ во второй половине XX века, часто даже независимо от попперовских
концепций, что не столько важно, потому что имплицитно они на самом деле исходили из его
фундаментальных идей (4, с. 38). <...>
Несомненной заслугой Поппера является то, что он не только провозгласил важнейшей задачей социальных
наук построение объективных объяснений социальных ситуаций, но и разработал метод решения этой
задачи, который он назвал ситуационным анализом, или ситуационной логикой. Этому методу сам Поппер
придавал большое значение: формулируя заключительное предположение в статье «Логика социальных
наук», он выделил «две фундаментальные проблемы чисто теоретической социологии: во-первых, общую
ситуационную логику и, во-вторых, теорию институтов и традиций». В чем же состоит суть ситуационного
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
264 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
264
анализа, или ситуационной логики? <...>
502
Идея ситуационной логики выдвигается Поппером в противовес любым попыткам субъективистского
объяснения в социальных науках. Поппер прекрасно иллюстрирует это в своем интервью «Историческое
объяснение» на примере возможных объяснений действий и поступков Цезаря. Обычно историки, даже
такие крупные, как Р.Коллингвуд, решая такую задачу, пытаются поставить себя в ситуацию, например,
Цезаря, «влезть в шкуру Цезаря», что, как они считают, дает им возможность «точно узнать, что делал
Цезарь и почему он так поступал». Однако каждый историк может влезть в шкуру Цезаря по-своему, и в
результате мы получаем множество субъективных интерпретаций интересующих нас исторических
явлений. Поппер считает, что такой подход очень опасен, так как он субъективен и догматичен.
Ситуационная логика позволяет Попперу построить объективную реконструкцию ситуации, которая
должна быть проверяемой.
Действительно, «социальная наука, ориентированная на объективное понимание, или ситуационную логику,
может развиваться независимо от всяких психологических или субъективных понятий. Ее метод состоит в
анализе социальной ситуации действующих людей, достаточном для того, чтобы объяснить их действия
ситуацией, без дальнейшей помощи со стороны психологии. Объективное понимание состоит в осознании
того, что действие объективно соответствовало ситуации». При этом соответствующие желания, мотивы,
воспоминания и т.п. людей, вовлеченных в эту ситуацию, преобразуются в элементы ситуации —
преследуемые объективные цели, используемые теории и т.п. Полученный в итоге результат может
критиковаться, быть объективно проверенным, фальсифицированным, и в этом случае необходимо строить,
привлекая дополнительные исторические факты, новое объяснение этой ситуации.
Согласно Попперу, объяснения, которые можно получить на основе ситуационной логики, — это
рациональные, теоретические реконструкции и, как всякие теории, они в конечном итоге ложны, но, будучи
объективными, проверяемыми и выдерживая строгие проверки, они являются хорошими приближениями к
истине. Большего же — в соответствии с принципами попперовской логики научного исследования и его
теорией роста научного знания — мы получить не в состоянии.
На основании сказанного считаю, можно с полным основанием утверждать, что ситуационная логика
Поппера является важным вкладом в теории социальных наук.
Общая логико-эпистемологическая концепция Поппера и предложенный им вариант логики социальных
наук имеют не только методологическое значение. Их приложения практически ориентированы. Согласно
Попперу, «теория должна помогать действию, то есть должна помогать нам изменять наши действия». В
частности, «задача теоретических социальных наук — пытаться предвидеть непреднамеренные последствия
наших действий» (4. с. 9-40). <...>
Рецепт улучшения наших действий, сформулированный в результате реконструкции некоторой социальной
ситуации, можно найти в проведенном Поппером объяснении социально-политической теории Гегеля. В
этом анализе есть две стороны: критическая и позитивная. Критическая сторона
503
заключается в решительном отказе от выдвинутой Гегелем теории, согласно которой нравственные
стандарты — это всего лишь факты, что привело к идее тождества Разума и Действительности, к
уничтожению либерализма в Германии и т. п. Позитивная сторона попперовской критики философии Гегеля
состоит в объективном объяснении необходимости признания идущего еще от Канта дуализма стандартов и
фактов, осознании того, «что не все, совершающиеся в мире, хорошо и что за пределами фактов есть
определенные стандарты, на основе которых мы можем судить и критиковать факты».<...>
К сожалению, идеи попперовской логики социальных наук не получили достойного обсуждения и
использования. Одна из причин этого состоит в том, что представители сообщества социальных ученых, как
правило, плохо знакомы с современными логико-методологическими исследованиями и поэтому уделяют
очень мало внимания логическому анализу своих областей знания (4, с. 41).
ЛАРРИ ЛАУДАН. (Род. 1940)
Л. Лаудан {Laudan) — американский философ и методолог науки, исследовал природу научного прогресса и
исследовательских традиций. Защищая позиции рациональности, определяет науку как тип деятельности,
направленный на решение проблем, что составляет основу научного прогресса. Предложил концепцию
ценностных измерений науки и «сетевую модель обоснования» научных теорий, в которой, в отличие от
«иерархической модели», аксиология, методология и фактуальные утверждения взаимодействуют на всех
уровнях исследования. Считает, что реконструкция научного знания не может быть достигнута
социологическими методами, но только в единстве фактуального, методологического и аксиологического
уровней анализа. Наиболее значимые труды о научном прогрессе — «Прогресс и его проблемы» (Progress
and its Problems. L., 1977), «Наука и гипотеза» (Science and Hypothesis. Dordrecht, 1981), «Наука и ценности»
(Science and Values. Berkeley, 1984), «Наука и релятивизм» (Science and Relativism: Some Key Controversies in
the Philosophy of Science. Chicago, 1990).
Л.А.Микешина
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
265 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
265
[Загадка согласия — консенсуса]
<...> Большая часть ученых, работающих в какой-либо области или подобласти естествознания, вообще
говоря, обычно находится в согласии относительно подавляющего числа посылок своей дисциплины. Они
обычно находятся в согласии относительно многих объясняемых явлений и широкого класса
количественных и экспериментальных методик, служащих для установления «фактуальных утверждений».
Кроме этого согласия в сфере того, что подлежит объяснению, имеется согласие на уровне объяснительных
и теоретических сущностей. Химики, например, говорят совершенно свободно об атомной структуре и
субатомных частицах. <...> Биологи согласны относительно общей структуры ДНК и многих общих
механизмов эволюции, причем иногда даже тех, которые непосредственно не наблюдаются.
Отрывки приводятся из работы: Лаудан Л. Наука и ценности // Современная философия науки: знание,
рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. Хрестоматия. Сост., перевод A.A. Печенкина. М.,
1966.
505
Интуитивная мера этой колеблющейся степени согласия проистекает из сравнения естественно-научных
учебников с текстами, скажем, по философии и социологии. (И такие сравнения послужили для философов
и социологов, аккуратно наблюдавших за наукой, отправной точкой для заключения о высокой степени
консенсуса в естественных науках.) Философы печально известны своими дебатами по фундаментальным
вопросам философии, и между конкурирующими школами философов очень мало согласия даже по
периферийным вопросам. Неудивительно поэтому, что философские тексты, написанные, скажем,
томистами, имеют очень мало общего с текстами, написанными позитивистами. Социологи подобным же
образом разделены на ряд воюющих лагерей, причем до такой степени, что существуют вопиющие различия
в учебниках, написанных, скажем, марксистами, герменевтиками, феноменологами, функционалистами и
социометриками. Естественные науки просто не таковы, и это отмечали многие философы и социологи 50-х
— 60-х годов. <...>
Широкое согласие в науке делает замечательным то, что теории, по отношению к которым достигается
консенсус, быстро приходят и уходят. Эта высокая степень согласия, характерная для науки, была бы менее
удивительной, если бы наука, наподобие какой-либо религии, строилась на корпусе доктрин, составлявших
ее постоянную догму. Естественно ожидать, что при таких обстоятельствах консенсус, однажды
достигнутый, поддерживался бы в течение длительного времени. Но наука открывает перед нами
замечательное зрелище области знания, в которой более старые точки зрения на многие центральные
вопросы быстро и часто заменяются новыми и в которой тем не менее большинство членов научного
сообщества успевает, так сказать, поменять лошадей и принять ту точку зрения, которую оно, вероятно,
десятилетием раньше не стало бы даже обсуждать. Более того, изменения происходят на различных
уровнях. Изменяются центральные проблемы дисциплин, происходит сдвиг в базисных объясняющих
гипотезах, и даже правила научного поиска медленно, но меняются. То. что консенсус может быть
сформирован и переформирован в ходе такого движения, поистине замечательно. <...>
Принимая высокий уровень консенсуса в науке как данное, мыслители предшествующего поколения
сконструировали модели науки и особенно принятия научных решений, нацеленные на объяснение того
обстоятельства, что наука структурно и методологически отличается от таких нагруженных идеологией
областей, как социальная и политическая теория или метафизика. Я хочу описать характерные черты
некоторых из этих моделей, поскольку оценка их силы и слабости будет полезна в дальнейшем.
а) Философы и консенсус. Философы 30-х — 40-х годов, сменившие поколение идеалистов и неокантианцев,
бывших в первые десятилетия XX в. сравнительно безразличными к научным проблемам, уже имели в своем
арсенале некоторый наработанный аппарат, позволяющий объяснить, каким образом наука является
деятельностью, в которой достигается консенсус. Действительно, в течение долгого времени философы
были склонны принимать то, что я называю лейбницианским идеалом. Коротко говоря, лейбницианский
идеал состоит в том, что все дебаты относительно фактическо-
506
го положения дел (matters of fact) могут быть беспристрастно разрешены привлечением соответствующих
правил доказательства. По крайней мере, начиная с Бэкона, большинство философов верило, что существует
алгоритм или ряд алгоритмов, которые позволили бы всякому беспристрастному наблюдателю судить о
степени, с которой некоторый корпус данных позволяет рассматривать различные объяснения этих данных в
качестве истинных или ложных, вероятных или невероятных. <...>
Философы аргументировали в пользу существования методологических правил, ответственных за
достижение консенсуса в рациональном сообществе, каковым мыслилась наука. Коль ученые расходятся в
вопросе о статусе двух конкурирующих теорий, они должны только справиться у соответствующих правил
доказательства, чтобы определить, какая теория лучше подкреплена. Если эти правила отказывают при
попытке решить вопрос немедленно (например, если обе теории оказываются равно подтвержденными
доступными данными), то все, что требуется, чтобы преодолеть разногласия, — это собрать новые более
дифференцированные данные, подтверждающие или, наоборот, не подтверждающие одну из
рассматриваемых теорий. Согласно этой точке зрения, научные разногласия непременно преходящи и
временны. Разногласия о фактах могут возникнуть между рациональными людьми только тогда, когда
свидетельства об этих фактах в какой-либо сфере исследования являются относительно слабыми и
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
266 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
266
неполными. Коль разногласие зафиксировано, оно может стать предметом прений на базе сбора большего
числа свидетельств или более точного соблюдения соответствующих правил, регулирующих применение
этих свидетельств. В итоге философы проповедовали, что наука является деятельностью, в которой
достигается консенсус, поскольку ученые неявно, а иногда и явно оформляют свои верования в
соответствии с общепризнанными канонами «методологии науки» или «индуктивной логики», и эти каноны
мыслились как более чем достаточные, чтобы разрешить любое подлинное разногласие о фактическом. В
этой связи многие видные философы науки того периода (например, Карнап, Рейхенбах и Поппер) видели
свою первоочередную задачу в том, чтобы выразить в явной форме правила доказательного рассуждения,
которые ученые неявно применяют, выбирая между теориями.
б) Социологи и научный консенсус. Социологи в отличие от философов не имели сильной традиции,
настраивавшей на ожидание и объяснение существования согласия о фактическом. Действительно, до 30-х
годов едва ли было в наличии даже название «социология науки». Последующие два десятилетия, однако,
ознаменовались впечатляющим расцветом социологических исследований науки. Центральной для
большинства исследований была наша двуединая проблема консенсуса и диссенсуса. Как и философы,
социологи были склонны рассматривать первый как естественное состояние физических наук, в то время
как последний трактовался ими как требующее специального объяснения отклонение от предполагаемой
нормы.
Если философы видели источник консенсуального характера науки в приверженности ученых канонам
логики научного вывода, то социологи доказывали, что наука проявляет высокую степень согласия,
поскольку
507
ученые разделяют совокупность норм или стандартов, управляющих профессиональной жизнью научного
сообщества. <...>
Социологи науки этого периода не были менее, чем их философские коллеги, убеждены в том, что согласие
в науке неизбежно и повсеместно. Они знали, разумеется, о некоторых знаменитых дискуссиях, которые
делили научное сообщество на воюющие фракции. <...>
Точка зрения консенсуса, свойственная философам и социологам 50-х и 60-х годов, не выдержала более
глубокого анализа. Ученые ссорятся слишком часто и по многим важным вопросам, чтобы трактовать
научные разногласия как небольшие отступления от нормы консенсуса. Более того, мы изучили многие из
этих разногласий настолько детально, чтобы увидеть, что объяснительные ресурсы классической философии
и социологии науки не продуктивны, чтобы охватить широкий диапазон ситуаций, в которых возникают
разногласия. Часто оказывается верным, например, что ученые, которые делают все возможное, чтобы
следовать принятым нормам незаинтересованности, объективности и рациональности, обнаруживают, что
они приходят к весьма расходящимся выводам. Мы теперь понимаем, что фактические данные — особенно
на границах исследования — могут быть весьма недостаточными, чтобы определить в науке выбор между
теориями. Мы теперь знаем, что логические эмпиристы были просто не правы, полагая, что все ученые
привержены одним и тем же методологическим и оценочным стандартам. Мы способны показывать снова и
снова, что продолжительные научные разногласия прошлого не были просто querelles de mots (сварами
дурного тона) между эмпирически эквивалентными теориями, но скорее подлинными спорами между
глубоко различными конкурирующими позициями, которые выглядели в то время обоснованными
доступными эмпирическими свидетельствами <...> (С. 297-301).
[Роль несогласия — диссенсуса]
<...> Четыре линии в аргументации, подорвавшей классическую точку зрения консенсуса: открытие того,
что научное исследование более нагружено дискуссиями, чем следовало бы ожидать с более старой точки
зрения, тезис несоизмеримости теорий, тезис недоопределенности теорий и феномен успешного
контрнормального поведения.
а) Распространенность дискуссий. Теории в науке изменяются быстро — общим местом является то, что
вчерашняя научная фикция становится сегодняшней ортодоксией. Однако иногда эти изменения могут
обернуться продолжительными перепалками, приводящими к основательным разделениям внутри научного
сообщества по вере и верности. Я уже упоминал несколько таких дебатов: Коперник — Птолемей, волновая
— корпускулярная теории света, атомизм — энергетизм. Этот список может быть с той или иной степенью
определенности продолжен включением ньютонианства versus картезианства в механике, униформизма
versus катастрофизма в геологии, механики живой силы versus механики импульса, однофлюидной versus
двуфлюидной теорий электричества, Пристли versus Лавуазье в химии, Эйнштейна versus Бора в квантовой
механике, креационизма versus эволюционизма в биологии, недавних дебатов о дрейфе континентов и т.д.
Все упо-
508
минутые расколы были расколами между видными учеными, между теориями, длились по нескольку
десятилетий и не было счета разумной аргументации с обеих сторон. Ситуации, вроде упомянутых, ясно
показывают, что какая бы сила ни исходила от правил и норм науки, они на самом деле недостаточны,
чтобы разрешить быстро и определенно эти дискуссии. <...>
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
267 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
267
Революции не появляются внезапно как гром среди ясного неба, и каждая революция должна предваряться
периодом, когда одни ученые упорно идут за новыми идеями, а другие весьма счастливы, проводя время с
господствующими теориями. Критики модели консенсуса говорят, что с точки зрения этой модели очень
трудно понять, каким образом рациональные люди могут ссориться, чтобы заняться разработкой новых
идей. Томас Кун сжато формулирует это возражение против консенсуального подхода следующим образом:
возникновение новых научных идей «требует процесса решения, который допускает разногласия среди
рациональных идей, а тот алгоритм, который обычно представляли себе философы, должен был уводить
науку от этих разногласий. Кун настаивает, что только существование различий между учеными в
предпочтениях и ценностях позволяет появляться новым теориям. В противном случае «не было бы
стремления выработать новую теорию, сформулировать ее такими способами, чтобы была видна ее
плодотворность или выставлены на обозрение ее точность и границы». <...> Кун определенно прав, когда
заявляет, что модель консенсуса оказывается неспособной осмыслить широкие масштабы и разнообразие
научных разногласий. Поскольку это так, то мы нуждаемся в чем-то большем, чем консенсуальный взгляд
на науку.
б) Тезис о несоизмеримости. <...> Период научной революции характеризуется немирным
сосуществованием многообразия конкурирующих парадигм, за каждой из которой стоят свои поборники.
Описывая эти стычки между конкурирующими парадигмами, Кун показал их хроническую
незавершенность. Она проистекает из-за «несоизмеримости» самих парадигм. Поборники одной парадигмы
буквально не могут понять поборников другой, они живут в различных мирах. Они могут использовать одну
и ту же терминологию, но при этом под одними и теми же терминами обычно подразумевают разные вещи.
Невозможность полного перевода одной конкурирующей парадигмы в другую усугубляется тем фактом,
подчеркнутым Куном в более поздней его книге «Существенное напряжение», что поборники различных
парадигм часто привержены различным методологическим стандартам, а также нетождественным
познавательным ценностям. В результате то, что одна сторона диспута отстаивает в качестве позитивного
атрибута теории, поборники конкурирующей парадигмы могут рассматривать как помеху. Итак, и
содержание теорий, и стандарты, принимаемые при их оценке, ведут к разладу в общении.
в) Недоопределенность теории эмпирическими данными. Смещение фокуса внимания к разногласиям,
вероятно, в еще большей степени стимулировалось аргументами, исходящими из неопределенности.
Коротко говоря, эти аргументы приводят к утверждению о том, что научные правила или оценочные
критерии не позволяют однозначно и недвусмысленно предпочесть некоторую теорию всем ее конкурентам.
К этому утверждению ведет
509
ряд раздельных линий аргументации. Одна из них может быть обозначена как тезис Дюгема — Куайна,
согласно которому теория не может быть логически доказана или отвергнута ссылкой на какой-либо корпус
эмпирических свидетельств. Другой путь к тому же заключению лежит через утверждение (ассоциируемое
по различным причинам с работами Витгенштейна и Нельсона Гудмена), что все правила научного вывода
независимо от того, индуктивный он или дедуктивный, настолько радикально расплывчаты, что им можно
следовать многими взаимно несовместимыми способами. Двигаясь в том же направлении, Кун показал в
«Существенном напряжении», что критерии выбора теории, разделяемые учеными, слишком расплывчаты,
чтобы определять выбор теории. Этот кластер доводов часто интерпретируется в том плане, что наука не
может быть той деятельностью, которая сочинена эмпирицистами и социологами, деятельностью,
управляемой правилами.
(г) Контрнормальное поведение. <...> Новая волна социологов и философов побуждала нас в течение
последних 10-15 лет сконцентрироваться в основном на научных дебатах и разногласиях, ибо с их точки
зрения такие разногласия с гораздо большей вероятностью, чем консенсус, составляют «естественное»
состояние науки. Более того, эти философы и социологи разработали аппарат для объяснения, каким
образом (например, из несоизмеримости и недоопределенности) это разногласие может возникать и
удерживаться. Однако, как я уже заметил, эти исследователи были слабо оснащены, чтобы объяснить, каким
образом случается согласие. <...> Коренной изъян куновского подхода: Кун не располагает ресурсами для
правдоподобного объяснения перехода от кризиса к нормальной науке, перехода еще более поразительного.
Если разногласие возникает в научном сообществе, то, следуя Куну, практически невозможно понять, как
оно исчезает. Когда убеждаешься, насколько важным в куновской картине науки оказывается понятие
консенсуса (в конце концов парадигма есть по своему замыслу то, о чем достигается консенсус, а
нормальная наука представляет собой такой тип науки, который проявляется, когда консенсус доминирует),
то кажется экстраординарным, что Кун не сформулировал представлений о том, как формируется консенсус.
<...> Не трудно видеть, почему у Куна отсутствует концепция формирования консенсуса: его представление
о диссенсусе предполагает столь глубоко укорененные расхождения и несоизмеримости между учеными,
что не остается общей основы, на которой консенсус мог бы снова оформиться. <...>
Кун вовсе не единственный среди современных философов и социологов науки, кто выдвигает
представление о несогласии, оставляющее очень мало, если вообще оставляющее, надежды на объяснение
согласия. Имре Лакатос и Пауль Фейерабенд, например, в одной с ним связке, хотя и по разным причинам
<...> (С. 302-308).
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
268 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
268
[Структура дебатов]
В любом таком сообществе, которое столь же разнородно, сколь научное, и особенно в сообществе,
обладающем глубоко укоренившейся традицией бросать вызов авторитету, традицией щедро награждать
удачный раз-
510
рыв с традицией, консенсус не рождается, а созидается. Так как согласие возникает из предшествующего
несогласия, полезно представить загадку консенсуса в следующем виде: каким образом получается, что
весьма высокая доля ученых, имеющих первоначально различные (и часто взаимно несопоставимые) точки
зрения на некоторый предмет, может в конечном счете прийти к поддержке единой точки зрения на этот
предмет. Поставленная таким образом проблема консенсуса оказывается проблемой динамики конвергенции
ряда разнообразных вер.
Самое популярное современное решение проблемы образования консенсуса в науке предполагает
постулирование того, что я называю иерархической моделью обоснования (justification) и что, по-видимому,
более широко известно как теория инструментальной рациональности. Сторонники этой модели*
[*К.Поппер, К.Г.Гемпель, Г.Рейхенбах] в общем едины, выделяя три взаимоотносительных уровня, на
которых и посредством которых образуется консенсус. На нижнем уровне этой иерархии дебатируется
фактическое. Говоря «фактическое», я имею в виду охватить не только утверждения о непосредственно
наблюдаемых событиях, но и заявление о том, что творится в мире, включая заявления о теоретических и
ненаблюдаемых сущностях. По очевидным причинам я называю дебаты этого сорта фактуальными
разногласиями, а согласие на этом уровне — фактуальным консенсусом. Согласно стандартным
представлениям, ученые разрешают фактуальные разногласия и, стало быть, формируют фактуальный
консенсус, поднимаясь на одну ступень выше в этой иерархии, поднимаясь на уровень общепризнанных
методологических правил <...> (С. 310).
Мы временами видим ученых, которые не способны договориться даже о методологических и процедурных
правилах, позволяющих произвести выбор гипотез или теорий (С. 316) <...> Если два ученых расходятся в
понимании уместности тех или иных правил, но сходятся в отношении более «высоких» познавательных
ценностей и целей, то мы можем в принципе разрешить это разногласие о правилах, оценивая, какой набор
правил наиболее правдоподобен как средство реализации общих познавательных целей. Если мы знаем
ответ на этот вопрос, то мы знаем, какие методологические правила отвечали бы своему назначению, и мы
достигаем разрешения методологического разногласия (по крайней мере постольку, поскольку это
разрешение основывается на разделяемой учеными аксиологии) <...> (С. 317-318).
Но мы открыли также ряд проблематичных ситуаций. Когда правила, разделяемые учеными, оказываются
неспособны диктовать предпочтение на фактуальном уровне, когда цели, разделяемые учеными,
оказываются неспособны определить методологическое предпочтение, когда ценности, разделяемые
учеными, не считаются равнозначными и когда ценности не полностью разделяются, мы, по всей
видимости, приходим к необратимому расхождению — необратимому, однако, если мы держимся за
ограниченные ресурсы классической иерархической модели <...> (С. 321).
Нам надо заменить иерархическую модель той, которую мы можем назвать сетевой моделью обоснований.
Сетевой подход показывает, что мы можем использовать наше знание о доступных методах как инструмент
оцен-
511
ки жизненности полагаемых познавательных целей (например, мы можем показать, что, ввиду отсутствия
метода достижения некоторой конкретной цели, эта цель должна быть признана нереализуемой). Таким же
образом в сетевой модели предполагается, что наши суждения о том, какая теория заслуживает своего
имени, могут действовать против явной аксиологии в направлении снятия напряжения между нашей явной
ценностной структурой и ее неявным аналогом.
Сетевая модель очень сильно отличается от иерархической модели, так как показывает, что сложный
процесс взаимного разбирательства и взаимного обоснования пронизывает все три уровня научных
состояний. Обоснование течет как вверх, так и вниз по иерархии, связывая цели, методы и фактуальные
утверждения. Не имеет смысла далее трактовать какой-либо один из этих уровней как более
привилегированный или более фундаментальный, чем другие. Аксиология, методология и фактуальные
утверждения с неизбежностью переплетаются в отношениях взаимной зависимости (С. 338-339).
ЛЮДМИЛА МИХАЙЛОВНА КОСАРЕВА. (1944-1991)
Л.М. Косарева — философ и историк науки. Окончила Ростовский государственный университет,
физический факультет. Обратилась к философским исследованиям и защитила кандидатскую диссертацию
по философии. Многие годы работала научным сотрудником ИНИОН, изучая различные периоды в
развитии западноевропейской науки, ее закономерности, принципы и предпосылки. Глубокие и обширные
знания в этой области позволили ей создавать аналитические и исторические обзоры фундаментальных
работ на различных языках, предлагать их аргументированную интерпретацию, создавая научную базу для
собственно методологических и философских исследований науки. Исследовала формирование субъекта
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
269 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
269
деятельности и познания Нового времени, становление средневековой картины мира эпохи Реформации,
механической картины мира, а также образ естествознания в гносеологии XVII века. Ею написаны
монографии «Предмет науки. Социально-философский аспект проблемы» (1977), «Социокультурный
генезис науки Нового времени» (1989). Она умерла молодой, но была хорошо известна как талантливый
ученый и художник, благородный человек, возвышенный и стойкий — так пишут о ней друзья,
объединившие ее глубокие и значимые для философии науки исследования в монографию: Косарева Л.М.
Рождение науки Нового времени из духа культуры (М., 1997).
Л.А. Микешина
[Вероятностная гносеология и субъект познания]
[Вероятностная гносеология и субъект познания] <...> В гносеологию Нового времени впервые вводится
субъект. Признание вероятностной гносеологией недоступности для субъекта абсолютно достоверного
знания сущности физического мира (мы специально подчеркиваем это, чтобы отделить данную позицию
вероятностной гносеологии от признания ею абсолютной достоверности математического знания)
исторически является первой попыткой осмысления теорией познания Ново-
Ниже приводятся отрывки из работ:
1. Косарева Л.М. Социокультурный генезис науки Нового времени. М., 1989.
2. Косарева Л.М. Ценностные ориентации и развитие научного знания // Вопросы философии, 1987. № 8.
513
го времени активности познающего субъекта. Даже очищенный в огне радикального декартовского
сомнения разум (в перспективе — кантовский «чистый разум») абсолютно достоверно может знать только
то, что находится во власти ясного и отчетливого мышления: истины самосознания, утверждения
математики. Подобный уровень достоверности недоступен для знания о физическом (не зависящем от
человеческой мысли) мире; для этого принципиально гипотетического, вероятностного знания возможен
лишь уровень моральной, но не математической или метафизической достоверности — такова позиция
Декарта, Лейбница, Бойля, Локка, Ньютона, Гюйгенса.
Появление в натуральной философии XVII в. этико-религиозной по генезису категории «моральная
достоверность» свидетельствует о глубоких социальных переменах, приведших к формированию нового
типа субъекта деятельности и познания и к новой концепции знания о мире. Гипотетизм, вероятностный
характер новой эпистемологии возникает вместе с формированием совершенно нового типа субъекта. В чем
его особенность? В развитом самосознании, в способности самостоятельно принимать жизненно важные
решения, не опираясь на совет «посредника», в роли которого может выступать либо традиция («все так
поступали в подобных случаях»), либо специальное лицо (учитель, гуру — в традиционных культурах
Востока, личный духовник — в средневековом католицизме и т.п.). В формировании такого рода духовной
самостоятельности индивида в социально значимом масштабе огромную роль сыграла Реформация.
Максимальная уверенность в собственной, лично выношенной и выстраданной (а не взятой в готовом виде у
какого-либо авторитетного лица — Платона или Аристотеля, Августина или Фомы) истине — уверенность,
выраженная в лютеровских словах «На том стою и не могу иначе», — стала основой морального сознания
человека Нового времени, сыграв огромную роль и в рождении нового познавательного отношения к миру.
В данную эпоху формирования нового, духовно самостоятельного субъекта деятельности, с развитым
самосознанием и способностью к систематической рефлексии, возникает огромный интерес к
позднеантичным философским системам — скептицизму, стоицизму и эпикуреизму, в которых, по словам
Маркса, «полностью представлены все моменты самосознания». Но основную роль в массовом
формировании самосознающей личности играют в этот период идеологии Реформации (протестантизм,
янсенизм и др.). Для последователя принципов, рожденных Реформацией, личный опыт в познании
природы, опытный подход является единственно нравственно приемлемым. Не слепое доверие к опытам
(или псевдоопытам, как писал Ф.Бэкон) авторитетных лиц — Аристотеля и других, а собственная проверка
их истинности — таким становится новый идеал познания природы (1, с. 138-139). <...>
Наука Нового времени как институт становится возможной при наличии совершенно определенного типа
субъекта, а именно нравственно самостоятельного типа личности, носителя индивидуального морального
сознания с высокоразвитой рефлексивностью. Именно такого типа личностями она была сформирована в
начале Нового времени и именно к такого
514
типа субъективности она обращена. Рефлексивность, противостоящая слепой вере, традиции, авторитету не
является прерогативой только науки и вообще теоретического сознания; она присуща прежде всего
«моральному сознанию, приходящему на смену традиционно-архаическому типу регуляции поведения».
Наука Нового времени, становясь носительницей такого типа морального сознания, начинает выполнять
функцию «разрушителя мнимого всезнания и фиктивной уверенности», свойственных обыденному
сознанию, мифологии, религии. От этих форм сознания науку отличает способность осознавать меру своего
незнания. Наука Нового времени предполагает наличие в индивиде автономного морального сознания и,
«более того, апеллирует к нему». Тяжесть знания о собственном незнании способен вынести лишь
определенный, зрелый тип личности, сформированный культурой эпохи ранних буржуазных революций и
ярко воплотившийся в типе ученого-естествоиспытателя Нового времени.
Научное исследование предполагает готовность человека и умение действовать на свой страх и риск,
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
270 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
270