418
Часть III. Методология научного исследования
числению. Такой подход объясняет нам, почему возможно множество
интерпретаций. Всегда остается «зазор» между тем, что есть мир —
бесконечно изменчивый и становящийся — и устойчивыми,
«понятными» схемами и логикой. Всегда возможно предложить
новые смыслы, «перспективы» и способы «разместить феномены по
определенным категориям», т. е. не только тексты, но сама
действительность открыта для бесконечных интерпретаций, а «разумное
мышление есть интерпретирование по схеме, от которой мы не можем
освободиться». Человек «полагает перспективу», т. е. конструирует из
себя весь остальной мир, меряет его своей силой, осязает, формирует,
оценивает, и ценность мира оказывается укорененной в нашей
интерпретации. В философской интерпретации речь идет об особого
рода «фактах»: не о вещах, но об «отсветах, тенях, уровнях» (М.
Мерло-Понти). Сам интерпретируемый текст значим как
целостность, обладающая более богатым содержанием, не
постигаемым простым анализом значений слов, предложений,
написанных страниц. Вторичная интерпретация текстов —
интерпретация интерпретации — имеет дело с «понятиями о
понятиях», является ведущей для философов, опирающихся на
огромный массив историко-философских текстов, а «истолкование
истолкований — дело более важное, нежели истолкование вещей»
(М. Монтень). В этом случае интерпретатор прежде всего
обеспечивает понимание значений и смыслов текста, который
выступает для него первичной реальностью, соотнося его с другими
текстами самого автора и других мыслителей, а также с
внетекстовыми реалиями — историко-культурными, социальными и
иными условиями создания текста.
Особая задача — осуществляя текстуальный анализ, выявить
неявное знание, скрытые смыслы и значения, концептуальные
предпосылки и принципы. Интерпретация, решающая эти
задачи, следует общим правилам и принципам, не отличается, по
сути дела, от историко-филологической и достаточно часто
заменяет собственно философскую интерпретацию, что может и
не осознаваться. Лингвист, обращаясь к языку текста, может и не
обсуждать проблему, излагаемую в тексте, тогда как философ
всегда обращается к содержанию, к самой проблеме. Применяя
логико-методологические и историко-филологические приемы,
собственно философская интерпретация вместе с тем выходит на
более глубокие уровни. Это либо дорефлексивный и даже
довербальный уровень эмпирических знаний, «жизненного мира»
— горизонт, предшествующий субъектно-объектным
отношениям, либо надэмпири-