Мейер, К. Шостакович. Жизнь. Творчество. Время

Подождите немного. Документ загружается.

£64 ГЛАВА 16 (1942 - 1944)

мым внести кое-какие поправки в припев. Его внимание при-

влекли мелочи, которые можно было исправить в течение не-

скольких минут. На вопрос: «Трех месяцев вам хватит?» —

Шостакович предусмотрительно ответил: «Достаточно пяти

дней». Но такой ответ явно встревожил Сталина, который, оче-

видно, считал, что над столь ответственным заданием следует

работать гораздо дольше. В результате государственным гим-

ном стала песня Александрова, а Хачатурян, для которого

было очень важно победить на конкурсе, еще долго припоми-

нал Шостаковичу его промах.

Автографы всех произведений были переданы в Государ-

ственный центральный музей музыкальной культуры. Свой

гимн, написанный на слова Михаила Голодного, Шостакович

неоднократно использовал. В последний раз он парафрази-

ровал его мелодию в сочинении, написанном в 1960 году по за-

казу властей города Новороссийска; эта запись в исполнении

курантов и оркестра вмонтирована там в часы, стоящие на

площади Героев перед Огнем вечной славы.

А гимн Александрова еще раз стал причиной для беспокой-

ства: когда наступили времена хрущевской «оттепели», уже

неудобно было петь: «Нас вырастил Сталин...» После долгих

дискуссий и споров решили переделать текст, заменив Сталина

Лениным. Таким вот образом «военный корабль» оставался

официальным советским гимном вплоть до конца существо-

вания СССР. В годы войны Александров сочинил другую по-

пулярную в то время песню — «Священная война». Сталин

с удовольствием называл ее «песней-танком», но сегодня редко

о ней вспоминают.

Наступил предпоследний год войны — 1944-й. Шостакович

несколько месяцев работал над партитурой оперы «Скрипка

Ротшильда» Вениамина Флейшмана, который незадолго до

начала советско-германской войны учился в его классе компо-

зиции. Над оперой по Чехову Флейшман работал с 1939 года

до июня 1941-го. После немецкого вторжения он ушел добро-

вольцем на фронт и, вероятно, уже в первые недели войны

погиб. Оперу он не закончил, другие его произведения пропа-

ли. Поэтому Шостакович решил докончить и инструментовать

«Скрипку Ротшильда». Он завершил партитуру 5 февраля, и в

тот же день в Новосибирске состоялось исполнение Восьмой

симфонии со вступительным словом Ивана Соллертинского.

Через несколько дней, в ночь с 10 на 11 февраля, этот самый

СМЕРТЬ СОЛЛЕРТИНСКОГО ^^^

близкий друг композитора неожиданно умер от сердечного

приступа. Для всех его смерть стала величайшей неожиданно-

стью: деятельный и отличавшийся крепким здоровьем Соллер-

тинский никогда ни на что не жаловался. Советская культура

и наука понесли огромную утрату.

Обычно замкнутый и скупой на слова Шостакович, получив

известие о смерти Соллертинского, написал их общему другу

Исааку Гликману:

«Дорогой Исаак Давыдович. Прими мои самые горячие со-

болезнования по поводу кончины нашего с тобой самого близ-

кого и дорогого друга Ивана Ивановича Соллертинского.

Иван Иванович скончался 11-го февраля 1944 года. Мы с то-

бой его больше никогда не увидим. Нет слов, чтобы выразить

все горе, которое терзает все мое существо. Пусть послужат

увековечением его памяти наша любовь к нему и вера в его

гениальный талант и феноменальную любовь к тому искусству,

которому он отдал свою прекрасную жизнь, — к музыке. Нету

больше Ивана Ивановича. Это очень трудно пережить»"*.

В письме к вдове читаем:

«Дорогая Ольга Пантелеймоновна!

Невозможно словами выразить все то горе, которое охвати-

ло меня при известии о смерти Ивана Ивановича. Иван Ивано-

вич был моим самым близким и дорогим другом. Всем своим

развитием я обязан ему. И жить без него мне будет невыноси-

мо трудно. Время разлучило нас. За последние годы мы мало

с ним виделись и мало общались. Но всегда мне радостно было

сознание, что на свете живет Иван Иванович с его замечатель-

ным умом, ясным кругозором и неисчерпаемой энергией. Кон-

чина его — это жестокий удар для меня.

Мы с Иваном Ивановичем много говорили обо всем. Гово-

рили и о неизбежном, что нас ожидает в конце жизни, т. е. о

смерти. Мы оба боялись ее и не желали. Мы любили жизнь.

Но знали, что рано или поздно с ней придется расстаться.

Иван Иванович ужасно рано ушел от нас. Смерть вырвала его

из жизни. Он умер, я остался. Говоря о смерти, мы всегда вспо-

минали наших близких и родных людей. Мы с волнением ду-

мали о наших детях, женах, родителях и всегда давали друг

другу торжественное обещание в случае смерти одного из нас

всеми возможными средствами помогать осиротевшим нашим

родным. Дорогая Ольга Пантелеймоновна, если Вам будет

трудно, если Вам будет тяжело, умоляю Вас, во имя священной

ГЛАВА 16 (1942 — 1944)

ДЛЯ меня памяти об Иване Ивановиче, сообщайте мне об этом,

и если я смогу чем-нибудь помочь, то приложу к этому все

усилия.

Если Вам не будет очень трудно, то напишите мне, отчего

скончался Иван Иванович. Телеграмма о его смерти была в

высшей степени краткой. А мне так важно знать, что с ним

случилось. Крепко жму Вашу руку. Целую осиротевших детей.

Ваш Д. Шостакович»"'.

После смерти Николая Рубинштейна Чайковский сочинил

фортепианное трио, посвященное его памяти. Много лет спустя

Рахманинов написал трио памяти Чайковского. В свою оче-

редь, Антон Аренский сочинил фортепианное трио, посвящен-

ное умершему виолончелисту Карлу Давыдову. И Шостакович

тоже почтил память друга своим фортепианным Трио. Уже

довольно давно он вынашивал идею написать произведение в

этом жанре. Еще в декабре 1943 года он разговаривал об этом

с Соллертинским и делал наброски нового сочинения. Теперь,

через четыре дня после смерти друга, он вернулся к этому про-

изведению, но работу начал совершенно заново: старым замыс-

лам не нашлось места в новой партитуре.

Над Трио Шостакович работал относительно долго, пол-

года. Весной была создана только первая часть, а остальные

три — летом, снова во время отдыха в Доме творчества под

Ивановом.

Трио — это своеобразная камерная параллель к Восьмой

симфонии. И хотя оно не столь масштабно, а чувства скрыты

в нем глубже, оно также принадлежит к самым трагическим

творениям композитора.

Шостакович закончил новую партитуру 13 августа 1944 го-

да, и ею тут же заинтересовались известнейшие музыканты.

Давид Ойстрах, Святослав Кнушевицкий и Лев Оборин хоте-

ли как можно скорее исполнить это сочинение. Но композитор

лишил их первенства и снова доверил первое исполнение чле-

нам Квартета имени Бетховена. Цыганов и Сергей Ширинский

при участии автора сыграли Трио 14 ноября 1944 года в уже

освобожденном Ленинграде. 28 ноября концерт был повторен

в Москве.

На том же концерте состоялась премьера Второго струн-

ного квартета. Создавался он одновременно с Трио, тоже под

Ивановом.

ФОРТЕПИАННОЕ ТРИО. ВТОРОЙ СТРУННЫЙ КВАРТЕТ ^^^

В сентябре Шостакович писал Шебалину: «...беспокоит меня

молниеносность, с которой я сочиняю. Без сомнения, это не

хорошо. Сочинять с такой скоростью, как это делаю я, нельзя.

Это весьма серьезный процесс, "нельзя его гнать галёпом" (как

сказала одна моя знакомая балерина)... Сочиняю я с адской

скоростью и не цогу остановиться... Утомительно, не слишком

приятно и, по окончании, полное отсутствие уверенности

Б том, что ты с пользой провел время. Но дурная привычка

берет свое, и я сочиняю по-прежнему слишком скоро».

В том же письме он писал: «Дорогой Роня. На днях я вспом-

нил, что прошло ровно 20 лет, как мы с тобой знакомы. <...>

Сегодня закончил 2-ю часть квартета, который уже здесь начал

сочинять. Начал без перерыва 3-ю часть (предпоследнюю).

Квартет хочу посвятить тебе в ознаменование вышеупомянуто-

го юбилея. "Дарёному коню в зубы не смотрят", но мне хоте-

лось бы угодить тебе этим opus'oM»-".

Второй струнный квартет, произведение спокойное и бес-

конфликтное, по своему строению приближается к сюите, а его

части снабжены названиями: Увертюра, Речитатив и Романс,

Вальс, Тема с вариациями.

Прекрасный прием обоих камерных произведений был про-

должением полосы успехов, сопутствовавших Шостаковичу с

1941 года. В 1945 году ему в третий раз присудили Сталинскую

премию (в данном случае II степени) — за Трио. В следуюшем

году появилась первая советская монография о композиторе —

небольшая работа музыковеда Ивана Мартынова, посвященная

жизни и творчеству Шостаковича с самого начала до Восьмой

симфонии включительно. Впрочем, это была не первая публи-

кация о нем. Уже в 1942 году Николай Слонимский посвятил

ему обширный очерк, изданный в Соединенных Штатах. Затем

Виктор Серов издал в Америке книгу, написанную на основе

бесед с Надеждой Васильевной Галли-Шохат, сестрой матери

композитора, проживавшей в США с 1923 года. В 1945 году

парижское издательство «Edition Romance» выпустило книгу

об авторе Ленинградской симфонии, написанную Маргаритой

Сальберг-Вачнадзе.

Глава 17

1944 — 1946

Девятая симфония. — Третий струнный

квартет. — Переезд в Москву

В конце 1944 года кто-то из музыкантов

выразил убеждение, что Шостакович вскоре создаст симфонию,

посвященную победе Советского Союза, и добавил, что уверен

в этом так же, как в самой победе. Когда другой музыкант

прямо спросил композитора, имеет ли он намерение написать

произведение, воспевающее будущую победу, то услыщал: «Да,

я уже думаю о следующей, Девятой симфонии. Я хотел бы

использовать в ней не только оркестр, но и хор, и певцов-соли-

стов. если бы нашел подходящую литературу и текст и, кроме

того, не опасался, что меня могут заподозрить в желании

вызвать нескромные аналогии»'. Таким образом, музыкальная

литература должна была обогатиться невиданной дотоле сим-

фонической трилогией, две первые части которой — Седьмая

и Восьмая симфонии — подводили бы к монументальной и

торжественной Девятой симфонии.

Зимой 1944/45 года стало известно, что Шостакович присту-

пил к сочинению нового симфонического произведения. Неко-

торым из его друзей удалось даже услыщать первые такты

только что начатой партитуры — победный мажор в темпе

энергичного allegro. На различных встречах автор доверитель-

но рассказывал слушателям о своей новой работе, прибавляя,

что пишет с большим воодушевлением. Чрезвычайно быстро,

чуть ли не за несколько дней, он закончил экспозицию первой

части, через неделю — разработку. И внезапно прекратил со-

чинять. Никто тогда не понял причины этого шага. Любые

намеки на Девятую симфонию в разговорах Шостакович игно-

ДЕВЯТАЯ СИМФОНИЯ ^^^

рировал, а его неприступность и скрытность не позволяли вы-

пытать то, о чем сам он не хотел говорить. Только однажды,

через полтора года, он неожиданно поведал, что начал писать

другой вариант Девятой симфонии, но и этот быстро показался

ему негодным.

Тем временем летом в советской прессе появилась информа-

ция агентства ТАСС о скорой премьере Девятой симфонии

Шостаковича, «посвященной торжеству нашей великой По-

беды».

В первый раз советские музыканты познакомились с новым

произведением за несколько недель до официальной премьеры.

Шостакович сыграл его в четыре руки со Святославом Рихтером

в Комитете по делам искусств на Неглинной улице. Немного-

численные слушатели остро раскритиковали новую симфонию.

«Мы приготовились слушать новую монументальную оркест-

ровую фреску, — вспоминал позднее критик Давид Рабино-

вич. — Но прозвучало нечто совсем иное, в первые мгновения

поразившее своей неожиданностью»^.

Премьера Девятой симфонии 3 ноября 1945 года в Ленин-

граде вызвала еще большее удивление. Вместо масштабного по

размерам и содержанию произведения, обещанного ТАСС, слу-

шатели услышали миниатюрную симфонию-скерцо, которая

вся целиком длилась меньше, чем первая часть Седьмой или

Восьмой. К тому же неожиданным был ее классический стиль,

родственный многим фрагментам Концерта для фортепиано, и

внезапное возвращение к столь типичному для Шостаковича

гротеску, который в последний раз появлялся три года назад в

неизвестной тогда неоконченной опере «Игроки».

Девятая симфония создавалась в необыкновенно быстром

темпе: подобно Первому квартету, она была сочинена за не-

сколько дней. Первую часть композитор закончил в Москве,

после чего выехал в Иваново, где 12 августа завершил вто-

рую часть, 20-го — третью, 21-го — четвертую и 30 августа

1W5 года — финал.

Одним из очевидцев работы над Девятой симфонией был

Даниэль Житомирский, который в августе того года находил-

ся под Ивановом:

«В эти дни, кроме Прокофьева, Глиэра, Кабалевского, я

постоянно видел Шостаковича. Август был на редкость пого-

жий и располагал к летним досугам. Но Шостакович в них

почти не втягивался. У него явная антипатия к любым видам

270 ГЛАВА 18 (1946 — 1948)

пассивной созерцательности, вообще к незаполненному, "ней-

тральному" протеканию времени. Он не любит поэтому ни

медлительных прогулок с разглядыванием облаков, ни тем бо-

лее досужих, случайных бесед. Участие в каком-нибудь актив-

ном процессе

—

единственная мыслимая для него форма суще-

ствования. <...> В разговоре он предельно лаконичен; его

реплики отрывисты, афористичны, часто с ироническим под-

текстом. Он как бы все время торопится "перейти к делу".

Иногда соглащался поиграть в четыре руки. Сильнейшим че-

тырехручным ансамблем были Шостакович и Кабалевский. В

их отличном исполнении мне довелось прослущать несколько

симфоний Гайдна, Бетховена, Брукнера... Работа над Девятой

симфонией шла — по крайней мере для постороннего взгля-

да — как бы "между прочим"; не заметно было у автора ни

особой озабоченности, ни погруженности в себя. Между тем

процесс сочинения протекал с необычайной интенсивностью.

За свой рабочий столик Шостакович присаживался обычно

по утрам на два-три часа. При этом не стремился ни к особой

изоляции, ни к тишине (доска на вбитых в землю палках

устроена была коллективными усилиями друзей в маленьком

палисаднике около дома, у самой дороги). Композитор делал

вначале схематические эскизы каждой части (фиксируя лишь

ведущие два-три голоса), а затем сразу набело записывал дан-

ную часть в виде партитуры. Ювелирно отточенное произведе-

ние создавалось с удивительной легкостью и быстротой»^

По воспоминанию Житомирского можно заключить, что

Шостакович писал не только с молниеносной скоростью, но и

почти сразу начисто. Между тем, как и всегда перед началом

большой партитуры, он долго обдумывал облик будущего про-

изведения. Свидетельство тому — два листка нотной бумаги,

сохранившиеся в коллекции автографов писателя Алексея

Крученых. В фортепианном изложении, без обозначений ин-

струментов записаны фрагменты будущей симфонии: перво-

начальные варианты четвертой части, начало финала, а также

наброски к третьей части, которая, впрочем, должна была быть

другой. Сохранившийся автограф, один из очень немногих в

этом роде, проливает любопытный свет на творческий процесс.

Девятая симфония, особенно в первой части, наиболее

приближается к раннеклассической модели, хотя композитор

оперирует в ней вполне собственным, индивидуальным гармо-

ническим языком.

ДЕВЯТАЯ СИМФОНИЯ

271

Небольшая первая часть, длящаяся около 5 минут (первые

части обеих предыдущих симфоний длились свыше 25 минут!),

сразу создает атмосферу простоты и юмора. Капризная первая

тема, несколько родственная теме финала Шестой симфонии,

полна легкости и безмятежности. Отчетливая тональность —

Es-dur выступает почти в чистом виде, хотя композитор в

высшей степени оригинальным образом слегка «загрязняет» ее

посторонними звуками. Еще более радостный характер отлича-

ет вторую тему, не столько контрастирующую, сколько допол-

няющую первую музыкальную мысль. По классическому образ-

цу экспозиция обеих тем повторяется, после чего начинается

разработка, лишенная столь обычного для Шостаковича дра-

матизма и генеральной кульминации, по-гайдновски наполнен-

ная искусной мотивно-тематнческой работой, изысканная и

одновременно простая, поражающая своим совершенством.

Лаконичная реприза повторяет экспозицию с небольшими из-

менениями; на этот раз обе темы звучат в основной тональ-

ности произведения ~ Es-dur.

Большой простотой отличается и лирическая, чрезвычайно

красивая вторая часть (Moderato), очень камерная фактура

которой иногда выдвигает на первый план всего лишь несколь-

ко инструментов. Например, вся первая тема поручена исклю-

чительно кларнету, который сопровождают только несколько

звуков, исполняемых виолончелями и контрабасами pizzicato

unisono (пример 26).

Эта необыкновенно тонкая, интимная музыка, изобилующая

гармоническими и тембровыми нюансами, играет роль интер-

меццо между первой частью и третьей — скерцо.

Три остальные части исполняются без перерыва. Здесь

Шостакович повторяет конструктивную идею предыдущей

симфонии, хотя и с помощью диаметрально противоположных

средств. Бравурное небольшое скерцо близко аналогичной

части Шестой симфонии. В свою очередь, неожиданно появля-

ющееся короткое драматическое Largo принадлежит словно бы

другому миру, не имеющему ничего общего с легкостью и без-

мятежностью предыдущих частей. Сольный речитатив фагота

и драматические эпизоды медных инструментов нарушают

классическую гармонию произведения, напоминая скорее неко-

торые фрагменты первой части Восьмой. Это Largo, длящееся

всего несколько минут, переходит в сатирический финал, кото-

рый является явным продолжением скерцо; это веселая, безоб-

272

ГЛАВА 15 (1941 — 1942)

Moderato J= 208

Симфомия № 9, II Ч.

pizz.

V-c... .

C-b

^ ^

—===ii:

—> >

—^^

' м

—f—4—

•ш

лачная музыка, мастерская в полифоническом отношении и

захватывающая благодаря совершенно неожиданному инстру-

ментальному составу.

Было очевидно, что первыми исполнителями новой симфо-

нии станут Евгений Мравинский и ленинградский оркестр. Во

время репетиций композитор очень волновался. По воспомина-

ниям Раисы Глезер, которыми она поделилась с автором дан-

ной книги, эксцентрично-гротескная музыка была причиной

того, что Шостакович, не обращая ни на кого и ни на что

внимания, нервно ходил по пустому залу филармонии, выкри-

кивая: «Цирк, цирк», как будто хотел этим словом объяснить

дирижеру характер своей вещи. Мравинский же методично и не

спеша углублялся в произведение, почти не обращая внима-

ния на реакцию друга. Но Девятая не стала для него такой же

близкой, как Пятая или Восьмая. Через десять дней после

премьеры он еще раз продирижировал ею в Москве и больше

никогда к ней не возвращался. Зато симфонией заинтересо-

вались другие дирижеры, многие из них включили ее в свой

репертуар, так что она быстро стала одним из самых популяр-

ных произведений Шостаковича.

ДЕВЯТАЯ СИМФОНИЯ ^^^

Реакция критиков и музыкантов на Девятую симфонию

была разной, но чаще негативной. Израиль Нестьев писал, что

Шостакович создал произведение, вызывающее недоумение,

далекое от «тех идей и эмоций, которыми были охвачены его

современники», и выражал беспокойство, что «глубокий мыс-

литель-гуманист еще не переборол в себе иронического скепти-

ка и стилизатора»'*. Девятую симфонию критиковали и впо-

следствии, демагогически обвиняя композитора в непонимании

проблем, которые ставит перед художником современность, в

искажении действительности, в безыдейности и аполитичности.

На Западе реакция критики тоже была чрезвычайно острой.

После американской премьеры писали: «Никто не ожидал, что

Девятая симфония будет так отличаться от прежних произведе-

ний Шостаковича, никто не ожидал также, что она будет такой

банальной, неубедительной и неинтересной»^

Композитор словно бы предвидел такую реакцию. Если пе-

ред премьерой Ленинградской симфонии он нервно повторял:

«Она не понравится, она не понравится!» — то перед первым

исполнением Девятой сказал: «Музыканты будут ее играть с

удовольствием, а критики — разносить»^. Дирижер Гавриил

Юдин описывал другой разговор с композитором: «Как-то в

начале февраля 1946 года я встретил Дмитрия Дмитриевича и

сказал: "На моей улице — праздник: я буду третьим по поряд-

ку дирижером, который исполнит твою новую Девятую симфо-

нию! После Мравинского и Гаука!" Он откликнулся сначала

невеселой шуткой: "Да, понимаешь. Восьмая у меня была псев-

дотрагической, а вот эта. Девятая, — псевдокомическая!"»'

Право первого исполнения Девятой симфонии в США полу-

чил Сергей Кусевицкий. Партитура, которую ему передали, по

какой-то случайности не имела обозначений метронома, и по-

этому, когда он сделал пробную запись на пластинку и послал

ее Шостаковичу, композитор категорически потребовал изме-

нить многие темпы. Кусевицкий, уже сжившийся со своей ин-

терпретацией, вынужден был заново изучить партитуру и сде-

лать повторную запись.

Еще в ноябре 1945 года великий дирижер писал Элен Блэк,

директору музыкальной корпорации «Am-Rus»: «Я очень наде-

юсь, что Вы увидите Шостаковича и еще раз передадите ему от

моего имени приглашение приехать в Бостон продирижировать

американской премьерой своей Девятой симфонии. Если он

пожелает, я сам продирижирую программу целиком из его со-