Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи

Подождите немного. Документ загружается.

мы – как правило, размеров fornyrðislag (эддический размер) и реже dróttkvætt, – аллите-

раций, кеннингов и метафор, придают надписям торжественный стиль. Некоторые мас-

тера, например мастер Балли, особенно часто прибегают к стихотворным формам

(возможно, собственного сочинения); другие, как мастер Эпир, предпочитают прозаиче-

ский текст.

Скандинавские археологи связывали возникновение обычая воздвигать мемориаль-

ные стелы с культурным влиянием англо-саксов в IX–X вв. в результате массовых ви-

кингских походов на Британские острова (Klindt-Jensen. P. 40, 43). Однако убедительных

доказательств заимствования этой традиции нет. Напротив, как указывалось выше, от-

дельные памятники подобного рода встречаются на территории Скандинавских стран

уже в IV в. (см. также камень из Tune, Упланд, Норвегия, V в.: ek wiwaz after. woduri/de

witadahalaiban «Я, Вивар, сделал надпись в память о Водуриде, господине...»: Krause-

Jankuhn. № 105). Кроме того, рунические надписи в Англии наносили в основном на

предметы, каменные стелы появляются здесь значительно позже и имеют форму креста.

Поэтому, видимо, традиция воздвижения рунических камней является собственно скан-

динавской.

Причины распространения этой традиции в конце эпохи викингов исследователи

справедливо искали в культурных и социально-политических сдвигах, которые происхо-

дили в Скандинавии в это время. С одной стороны, ее связывали с походами викингов, в

которых погибало значительно количество скандинавов (Jansson 1987. S. 42; Moltke

1976а. S. 147). Однако, как показала Б.Сойер, в память об участниках заморских походов

установлено лишь 10% рунических стел (Sawyer 1989a), что безусловно свидетельствует

против этого предположения. Надо добавить также, что викингские походы начались за

два столетия до широкомасштабного воздвижения рунических камней и потребность в

увековечении памяти погибших должна была бы возникнуть значительно раньше. С дру-

гой стороны, подчеркивалась возможная роль столкновения язычества и христианства в

Скандинавии конца X–XI в., при котором возникновение традиции установки руниче-

ских камней могло отражать языческую реакцию на новую религию (Friesen 1933b. S.

169). Действительно, надписи и орнаментика на рунических камнях указывают на важное

значение религиозных представлений, языческих или христианских, для заказчиков

памятников, на что указывает помещение на них крестов или языческих символов и

изображений, инвокаций к Богу и Божьей матери (и иных христианских формул) или к

Тору. Соотношение языческих и христианских элементов варьирует в различных регио-

нах Скандинавии в разное время, но не они определяют содержание текстов, поскольку

не включены в обязательную часть надписей (посвятительную формулу), т.е. являются

факультативными.

Анализируя посвятительную формулу надписей, Б.Сойер обратила внимание на то,

что ее основную и неизменную часть составляют имена заказчиков и характеристика их

отношения к умершему (последний элемент включен в 90% надписей; см.: Sawyer 1989a.

S. 190-195). Она предположила – и ее предположение получило поддержку многих ис-

следователей, – что именно письменная фиксация отношений между заказчиком камня и

умершим является главной целью воздвижения камней (Sawyer 1989b; Sawyer 1998;

Wilkeshuis). Необходимость в своего рода юридическом подтверждении этих отношений

для наследования имущества или социального статуса умершего стало необходимым в

конце эпохи викингов в связи с переходом скандинавских обществ к государственности.

Показательны различия в количестве и составе заказчиков рунических камней в Дании и

Средней Швеции: в Дании значительно больше камней установлено одним человеком

(78%), как правило, мужчиной; в Средней Швеции больше камней, установленных груп-

пой родственников (64,5% в Упланде, 56,5% в Сёдерманланде), среди них много камней,

в воздвижении которых участвовали женщины. Эти различия, по мнению Б.Сойер, отра-

жают неравномерность процессов государствообразования в различных регионах Скан-

динавии. На значительном количестве стел указываются также владения умершего

(название хутора) и отмечается, что заказчики являются его наследниками. Таким обра-

зом, тексты на стелах содержали ценную информацию социально-правового характера:

заказчики памятников, определяя в них свое родство с умершим, закрепляли свой соци-

альный и имущественный статус в качестве его наследников.

Вместе с тем установка памятников преследовала и меморативные цели: они долж-

ны были увековечить память о членах рода и тем самым прославить весь род. Именно

поэтому в эпитафии включаются прославляющие погибшего сведения о его деятельно-

сти: участии в походе, положении в обществе, владениях и т.п.

Цели воздвижения рунических памятников обусловливали выбор места для

установки стел. Чаще всего они воздвигались в местах, где памятник могло увидеть, а

надпись прочитать возможно большее число людей (Ekholm): у дорог, около мостов, на

местах местных тингов, в XII в. – на прицерковных кладбищах (Wilson L. 1992; Wilson L.

1994). В ряде случаев поминальные стелы отмечали строительство мостов, у которых они

и ставились (Sawyer 1992). Многие стелы до сих пор находятся на своих первоначальных

местах. В XVI–XIX вв. стали нередки случаи использования рунических памятников в

качестве строительного материала, особенно при возведении церквей. Поэтому ежегодно

при реставрационных работах обнаруживаются неизвестные прежде памятники.

Мемориальные памятники были наиболее яркой, «парадной» формой проявления

рунической письменности. Однако уже в XI в. руническое письмо начинает широко ис-

пользоваться и в других сферах культуры. Широкомасштабные археологические раскоп-

ки средневековых городов во всех Скандинавских странах привели к открытию сотен

надписей на бытовых предметах, но в первую очередь на деревянных дощечках и стерж-

нях и на костях животных. Дерево и кость оказались самым распространенным материа-

лом для бытового письма.

Впервые серьёзное внимание к бытовым надписям (известные ранее, они считались

случайными) было привлечено в результате раскопок средневековой гавани г. Берген

(Норвегия), Брюгген, последовавшими за опустошительным пожаром в 1955 г. В слоях

XIII – XIV вв. было обнаружено около 1100 деревянных стержней и дощечек с различны-

ми по содержанию надписями (первые публикации и исследование бергенских надписей

осуществлялись норвежским рунологом Аслаком Листелем: Liestøl 1963; Liestøl 1968;

Liestøl 1971; Liestøl 1974. См. также: Гуревич 1965. Издание: NlyR. В. VI). Наибольшую

группу составляют дощечки с дырками или заостренным в виде стрелки одним концом,

на которых написаны личные имена или фраза «NN владеет мной» (NlyR. В. VI. Н. 2).

Были здесь деловые письма, подобные следующим: «Торкель монетный мастер, посыла-

ет тебе перец» (Liestøl 1963. S. 10); «Хавгриму, своему товарищу (félagi), посылает Торир

Добрый привет Божий и свой, истинное товарищество (félagskap) и дружбу. Мне сильно

недостает товарища (félagi). Не радует меня ни эль, ни рыба. Хочу я, чтобы ты знал [это]

и не требовал. Ожидавшийся бонд приехал к нам на юг, чтобы посмотреть, как у нас

дела. А ты не требуй больше ничего и не давай знать Торстейну Длинному. Пришли мне

какие-нибудь перчатки. Если Сигрид нуждается в чем-либо, то предложи ей»

(Liestøl 1963. S. 14-15; NlyR. 648). Бергенцы обменивались любовными посланиями:

«Моя любимая, поцелуй меня», на другой стороне этого стержня вырезан футарк, –

возможно, для большей действенности просьбы (Liestøl 1963. S. 15). Более чем на 50

стержнях написаны алфавиты и силлабарии – магические формулы или упражнения в

письме (Seim; Fjellhammer Seim). Наряду с футарками в надписях присутствуют

магические формулы, например, формулы с -istil(l): tistil(l), pistil(l), ristil(l), gistil(l) и т.д.

Представлены лати-ноязычные молитвы или, чаще, их начальные слова: «Pater noster» и

«Ave Maria». Наконец, несколько надписей представляют собой поэтические строки или

строфы. Среди них встречается любовное стихотворение: «Люби меня / я люблю тебя /

Гуннхильд / Поцелуй меня / я знаю тебя» (Liestøl 1963. S. 22).

Вслед за бергенскими находками аналогичные материалы – хотя и в несравненно

меньшем количестве – принесли раскопки 1970-х годов в шведском средневековом го-

роде Лёдёсе (Вестеръётланд). На 42 предметах – инструментах, свинцовых пластинках,

деревянных стержнях и дощечках – имелись надписи. Стратиграфически находки дати-

ровались XII – XIV вв. (Svärdström 1982). Среди них, как и в Бергене, были любовные

послания («Думай обо мне, я думаю о тебе. Люби меня, я люблю тебя», начало XII в. Vg.

279), молитвы, имена владельцев предметов, рунический календарь. Подобные же

находки в 1970-1990-х годах были сделаны в Дании (Хедебю-Шлезвиге, Рибе), Норвегии

(Тронхейме), Швеции (Лунде, Сигтуне).

Все они неоспоримо свидетельствовали, что руническое письмо в средние века было

распространено значительно шире, чем предполагалось ранее. Первым поставил вопрос о

грамотности в эпоху викингов норвежский рунолог А.Листёль (Liestøl 1971). На осно-

вании бергенских материалов он пришел к выводу, что руническое письмо было обще-

доступным, что в конце эпохи викингов им владела значительная часть населения Скан-

динавских стран и что оно широко использовалось в бытовых целях. Последующие на-

ходки подтвердили его заключение. Ныне известно около 1500 средневековых надписей

из Норвегии, 800 – из Швеции (включая датские в то время области Сконе, Халланд и

Блекинге), около 60 – из Дании, около 40 – из Шлезвига, Ольденбурга и Любека (на тер-

ритории современной Германии) (Hagland 1998. Р. 620).

Э.Свэрдстрём указывала, что в бытовом письме выработались особые графические

формы, облегчавшие применение рунического письма, и потому владение им было об-

щедоступно (Svärdström 1972). Поэтому применение рунической письменности в сред-

невековье было повсеместным и многофункциональным, охватывая практически все

сферы жизни (Meijer 1997). Оно не прижилось лишь в одной области: в рукописании на

пергамене оно было вытеснено латинским алфавитом. Предпринятые в XII–XIII вв. по-

пытки использовать рунический алфавит в качестве письма в пергаменных рукописях

распространения не получили (Elliott. P. 62-63).

Проникновение и распространение в Скандинавских странах латинского языка и

письменности после официального принятия в них христианства было в первую очередь

связано с церковным богослужением. Постепенно латинский язык становится главенст-

вующим в клерикальной среде. Однако даже в XII–XIII вв. древнескандинавские языки

(особенно древнеисландский) не вытесняются им, а сосуществуют, используясь в раз-

личных сферах общественной жизни. Латинский алфавит приспосабливается к передаче

фонетической системы скандинавских языков, в него вводится несколько заимствован-

ных в рунике новых букв для обозначения звуков, отсутствующих в латинском языке. По

крайней мере с начала XII в. латинский алфавит начинает все шире использоваться для

записи текстов на древнескандинавских языках.

Руническое письмо при этом не уступает место латинскому алфавиту и продолжает

широко использоваться в бытовой сфере. Сосуществование обеих систем письма привело

к различным формам их взаимодействия, наиболее очевидной из которых является

появление латиноязычных надписей, выполненных руническим алфавитом. До 1980-х

годов, хотя такие тексты и были известны, им почти не уделялось внимания. Лишь в по-

следние два десятилетия начался сбор и исследование подобных надписей в Скандинав-

ских странах (Ertl). По предварительным данным в Швеции (в том числе и на Готланде)

известно около 90 рунических латиноязычных надписей (Gustavson 1982; Gustavson 1984;

Gustavson 1994; Gustavson 1995)

. Аналогичные находки сделаны в Тронхейме (Норвегия,

см.: Hagland 1994; Fjellhammer Seim; Knirk 1998a), в Шлезвиге (Düwel 1989) и других

местах. Было выявлено также взаимодействие рунической и латинской эпиграфики уже в

эпоху Меровингов (Düwel 1994).

Подавляющее большинство латиноязычных текстов, выполненных руникой, пред-

ставляет собой молитвы: «Pater noster» и «Ave Maria», как, например, на деревянной ру-

коятке из Шлезвига (Düwel 1989), как правило, в виде их первых слов; молитвенные об-

ращения к Иисусу Христу, деве Марии, святым или упоминания святых с целью при-

влечь их помощь. Неоднократно рунами высекались латиноязычные надгробные эпита-

фии (anima : famuli : tui : benedikti : tekum : sine fine : rekueskat : in: pace: amen «Да

покоится в мире у Тебя в вечности душа слуги Твоего Бенедикта»: DR. 340). Были из-

вестны традиционные формулы, например, Christus regnat, Christus vincit, Christus

imperavit (Gustavson 1984). По меньшей мере 3 раза встретился палиндром sator arepo

tenet opera rotas (Gustavson 1982). Среди латиноязычных надписей встречаются также

имена (например, æpisko+pus . gisiko), владельческие надписи, аналогичные традицион-

ному тексту на древнескандинавских языках ...á mik «...владеет мной»: ͡ol͡auus mæ

pos[sidet] «Олав владеет мной» (Лунд, XIV в.: Gustavson // Runfynd 1980. S. 194-195);

iohanes : ...ena «Иоанн канонник владеет» (надгробие, Borgs kyrkoruin, Эланд: Gustavson

// Runfynd 1971. S. 266-267). Наконец, велико число надписей самого различного

содержания: на надгробии XII в.: [ie]sus nazareius «Иисус Назареянин» (Sm. 116; извест-

но еще несколько аналогичных надписей: Gotl. 31а, Gotl. 104); на надгробии около

1200 г.: ...konuaersus : s-... «обращенный [в веру]» (Vg. 111); на металлической пластин-

ке: un marka «одна марка» (Vg. 234); на колоколе середины XIV в.: : petrus : kuratus :

«Петр пастырь» (Vermland, 5). Иногда в надгробных надписях используется традицион-

ная формула мемориальных текстов XI в. Возможно и сочетание в одном тексте древне-

скандинавского и латинского языков: iakoub ar : ... kiara : s tain : -biþin : bynir : iþrar :

fyrir : sealu ... þuiar : k... : ...f i : kaira : s-asl- : ...n...... fb ... tecum : bibidikta : in

mu[lieribus] sk risti mik – «Якоб [велел] сделать камень. Bedjen edraboner за душу Рудви-

са(?) ...благословен да будешь ты в женах... высек меня» (курсивом выделена латино-

язычная часть надписи: Gotl. 13).

Таким образом, на протяжении XII–XIV вв. в надгробных эпитафиях и в бытовых

текстах широко представлено использование руники для записи латиноязычных текстов.

Это взаимопереплетение двух различных языков и систем письма весьма показательно

для обстановки сосуществования и взаимодействия в Скандинавии двух культур без ярко

выраженного антагонизма между ними.

2 Сердечно благодарю Хельмера Густавсона за возможность ознакомиться с собранными им, но еще не

полностью опубликованными материалами по этой теме.

Орнаментика рунических памятников

В старшерунический период текст размещался на горизонтальных или вертикаль-

ных прямых полосах (например, A-I.1), изредка отграниченных прямыми линиями. По

мере удлинения текста преобладающим становилось вертикальное – по длине камня –

или горизонтальное расположение строк. Такое размещение текста было типично до на-

чала XI в. (см., например, Б-III.9.4), а в Дании сохранилось и в XI в. (Б-I.1). Превали-

рующее в ранних надписях направление письма справа налево (например, A-I.1) посте-

пенно сменялось направлением слева направо. Иногда, вплоть до XI в., употреблялся

бустрофедон (Б-I.2; Б-III.5.12).

Изменение принципов расположения надписи на камне на протяжении X в. отража-

ет стремление приспособить форму надписи к конфигурации камня и максимально ис-

пользовать его поверхность. Отклоняясь от строго вертикального направления, строки

начинают следовать контуру камня, соединяясь вверху и образуя плавно изогнутые дуги

(Б-III.1.1). Увеличивается пространство между сторонами дуги – бывшими строками. Это

пространство используется для изображения креста или орнамента. Концы дуги иногда

соединялись прямой горизонтальной полосой (Б-III.5.14). Если же дуга не замыкалась, то

ее концы могли изгибаться и, переплетаясь, образовывать различные петли и узлы.

В дальнейшем в Швеции происходит трансформация полосы в так называемого ру-

нического змея (Friesen 1913; Friesen 1933b). Развитие мотива рунического змея, хотя оно

в определенной степени согласуется с формированием таких орнаментальных стилей

XI в., как стили Рингерике и Урнес, создает особый среднешведский рунический стиль,

который распространяется по всей территории Швеции и проникает в Норвегию

(Christiansson). На основе форм изображения змея, в первую очередь его головы,

О.ф.Фрисен разработал хронологическую последовательность типов рунической орна-

ментики: 1) неорнаментированные камни; 2) творчество Асмунда Карасона (ок. 1025-

1050-е годы); 3) памятники в честь участников похода Ингвара (1040-е годы); 4) группа

памятников Фота и Балли (ок. 1060-1075 гг.); 5) памятники Висете и памятники, упоми-

нающие фризскую гильдию (ок. 1060-1075 гг.); 6) памятники Эпира (ок. 1070-1100 гг.).

Хронология О.ф.Фрисена была принята большинством исследователей, хотя в последние

годы высказывались сомнения, можно ли датировать рунические камни более узко, не-

жели вообще XI в.

Исходя из стилистики памятника, иконографии самого змея (его головы, рта, нали-

чия или отсутствия ног), композиции, характера линий, А.-С.Грэслунд предприняла по-

пытку новой типологии рунической орнаментики (Fuglesang 1978; Gräslund 1991-1992;

Gräslund 1994а, 1994b). Она полагает, что при сопоставлении с генеалогическими дан-

ными (упоминаниями на нескольких камнях представителей ряда поколений одной се-

мьи) представляется возможным установить относительную хронологию типов, хотя нет

сомнения, что они следовали не строго один за другим, а временами сосуществовали.

Краеугольным камнем относительной и в еще большей степени абсолютной хронологии

в ее построении, как и в шкале О.ф.Фрисена, является комплекс памятников, посвящен-

ных участникам похода шведского хёвдинга Ингвара и установленных в 1040-е годы (о

походе Ингвара см. ниже). Ею учитываются и другие надписи, содержащие упоминания

известных и датируемых по другим источникам событий (например, получение «датских

денег» при Кнуте Великом), а также сопоставимый археологический материал.

А.-С.Грэслунд полагает – в противоположность предшествующим исследователям,

– что создание стел с младшеруническими надписями в Швеции не ограничивалось

только XI в., а началось не позднее второй половины X в. и продолжалось, по крайней

мере, до второй четверти XII в. (Gräslund 1994a. Р. 126. Fig. 23). В этих хронологических

рамках она выделяет шесть основных типов орнаментики.

Древнейший, существовавший на протяжении всей первой половины XI в. тип име-

ет наиболее характерной приметой изображенную сверху (bird-eye-view) голову змея, т.е.

круглые глаза змея располагаются по бокам треугольной головы. Голова и хвост (чаще в

виде завитка) присоединяются к концам бывшей полосы.

В типе 1 голова змея изображается в профиль и имеет круглый глаз, толстую верх-

нюю губу и округлые, стоящие торчком уши. Хвост – волютообразной формы. Руниче-

ский змей (в редких случаях два) располагается по контуру камня. Как правило, голова и

хвост змея не пересекаются, а соединены бантом (Gräslund 1994a. Р. 119-120. Ср.:

Thompson 1975. Р. 22 ff. - типы A1 и В1). Датировка – примерно первые сорок лет XI в.

Голова змея типа 2 образована вогнутой линией, идущей от уха до кончика носа, и имеет

глаза округлой или каплевидной формы, высоко посаженные уши, открытый рот иногда

с вытянутым языком, загнутыми вверх носом и верхней губой. Хвост – волютообразной

формы. Иногда появляются слегка округленные лапы. Один, реже два змея расположены

по контуру камня (Gräslund 1994а. Р. 120-121. Ср.: Thompson 1975 – типы Al, Bl и С).

Датируется примерно 1020-1050-ми годами. Голова змея типа 3 очерчена выпуклой ли-

нией от ушей до кончика носа, глаз имеет миндалевидную форму и его размер пропор-

ционален голове, ухо невелико, округло и отклонено назад, рот открыт. Хвост раздвоен.

Наиболее обычно изображение одного змея по контуру камня. Головы и хвосты соеди-

нены бантом. Возможны включения дополнительных тонких змей или лент (Gräslund

1994а. Р. 121. Ср.: Thompson 1975 – типы Al, A2, Bl, B2). Датируется примерно 1050-

1080-ми годами. В типе 4 голова сильно удлинена, отчетливо выражен переход от головы

к шее, миндалевидный глаз занимает почти всю голову, небольшое ухо сильно отклонено

назад, рот закрыт. Хвост волютообразен на конце, имеются удлиненные лапки, пе-

реплетающиеся с туловищем. В переплетение включаются тонкие змеи или ленты. Есть

перекличка со стилем Урнес. Змей чаще располагается по контуру камня, но может и

образовывать восьмерку (Gräslund 1994а. Р. 122-123. Ср.: Thompson 1975 – типы А2, A3 и

С). Датируется примерно 1075-1100-ми годами. Тип 5 представлен двумя видами голов:

треугольной, восходящей к типу 4, и округлой с круглым или миндалевидным глазом, с

полуоткрытым ртом и низко посаженным ухом. Туловище, лапы, хвост образуют

сложное переплетение с угловатыми переходами. Расположенный по центру камня змей

имеет пересекающиеся голову и хвост (Gräslund 1994a. Р. 123-124. Ср.: Thompson 1975 –

типы A3 b-с). Датируется примерно 1100-1130-ми годами.

Поскольку почти все типы памятников возникли и развивались уже после принятия

христианства, в композицию большинства из них введены различного вида кресты – от

простого мальтийского (наиболее популярная разновидность) до сложных форм пальме-

точного креста с многочисленными украшениями (Gardell; Stille 1999. S. 96-103). Надо

отметить, что в композицию наиболее ранней категории памятников (змей с головой,

изображенной сверху) также более или менее регулярно включаются кресты.

Кроме рунического змея и крестов на многих камнях встречаются изображения лю-

дей, животных, птиц, кораблей, иногда образующие сцены (Jansson 1987). Для датских

рунических камней характерны маски с круглыми глазами и длинными усами. В Швеции

приобрел распространение мотив большого шагающего зверя (Б-III.1.3), восходящий,

видимо, к фигуре каролингского льва (Rehn). Сюжетные изображения связаны, как пра-

вило, с мифологическими и героическими преданиями (Bergman). Так, например, на двух

камнях представлены сцены из сказания о Сигурде Убийце Фафнира (Б-III.5.5 и Söd. 101.

См.: Säve 1869;Liepe).

Рунические памятники в большинстве случаев высекались профессионалами, мно-

гие из которых ставили в конце текста свое имя в качестве подписи. Камни, сделанные

дилетантами, заметно отличаются техникой и качеством исполнения, ошибками в тексте

(см.: Plutzar. S. 11-12). В настоящее время установлено с большей или меньшей досто-

верностью около 140 мастеров-рунографов (Axelson), работавших в Средней Швеции

(Э.Брате выделял около 60 мастеров: Brate 1925. Об атрибуции публикуемых надписей

см.: Б-Приложение 2).

Одним из первых мастеров-христиан считается Гуннар (kunar), создавший два под-

писанных (Up. 225, Up. 226) памятника; еще 42 памятника атрибутируются ему на осно-

вании стилистических, палеографических и языковых особенностей (Axelson. S. 41-47;

по мнению Э.Брате, – более 20: Brate 1925. S. 14-27). Они находятся главным образом в

Упланде. Надписи, выполненные Гуннаром, архаичны и по языку, и по орнаментике.

Текст располагается, как правило, на замкнутой дважды изогнутой полосе. На обоих

подписанных и на подавляющем большинстве приписываемых ему памятников имеются

кресты; он часто использует формулу «Бог да поможет его душе». Творчество Гуннара,

видимо, может датироваться первой четвертью XI в. (Stille 1992).

Асмунд Карасон (asmuntr karasun) был одним из создателей собственно средне-

шведского стиля в орнаментике рунических камней (Brate 1925. S. 27-42; Friesen 1920a;

Friesen 1933b. S. 206-210; Plutzar. S. 68-70; Thompson 1975). Известно 22 подписанных им

памятника (Axelson. S. 86-88), из которых 18 находятся в Упланде. Кроме того, Э.Брате

указывает, что по орфографическим, палеографическим и изобразительным осо-

бенностям еще 24 упландских памятника могут принадлежать резцу этого мастера; по

сводке Я.Аксельсона, Асмунду можно атрибутировать 54 камня (Axelson. S. 88-96).

О.ф.Фрисен относит работу Асмунда к 1025-1050-м годам, находя в одном из его памят-

ников упоминание упсальского конунга Эмунда Старого (умер ок. 1060 г.). По изобрази-

тельным особенностям А.-С.Грэслунд относит его памятники к типу 4, датируемому ею

1075-1100 гг. (Gräslund 1994a, Р. 122-123); по более распространенному мнению, Асмунд

работал во второй четверти XI в.

Деятельность Асмунда, как считается, была тесно связана с Упсалой и другими ко-

ролевскими владениями в Средней Швеции. Предполагается, что Асмунд находился в

близких (может быть, даже родственных) отношениях со шведскими конунгами. Пола-

гая, что в его памятниках присутствуют некоторые специфически английские черты в

начертании ряда рун, написании слов и в орнаментике (форма креста), О.ф.Фрисен счи-

тал, что мастер Асмунд идентичен клирику Осмунду (Osmundus), упомянутому Адамом

Бременским (1070-е годы), который был отправлен норвежским епископом Сигфридом в

Бремен для получения образования, побывал в Риме и был посвящен в епископы в Пола-

нии (Польше), а затем оказался у шведского конунга Эмунда Старого (Adam. III, 16).

О.ф.Фрисен предполагал, что Асмунд был родственником английского епископа-

миссионера Сигфрида, провел юность в Англии и приехал в Швецию в 1018 г. при воз-

вращении на родину войска Кнута Великого. Некоторое время Осмунд находился при

дворе Эмунда Старого в Упсале, после смерти которого, вероятно, вернулся в Англию и

скончался между 1066 и 1071 годами (Friesen 1920a). Предположение О.ф.Фрисена от-

талкивается прежде всего от тождества имен и близости времени деятельности руногра-

фа и епископа. Однако широкое распространение имени Асмунд как в Скандинавских

странах, так и в Англии, отсутствие хоть каких-либо сведений о мастере Асмунде, а так-

же невозможность, как показал К.Томпсон (Thompson 1975), выявить английские влия-

ния в его творчестве делает предположение О.ф.Фрисена крайне маловероятным (см.:

Рыбаков В.В.).

Влияние творчества Асмунда заметно у большинства последующих мастеров. Од-

ним из его учеников можно считать мастера Фота (fotr), работавшего также по большей

части в Упланде (Brate 1925. S. 79-83; Friesen 1933b. S. 217-219; Crocker). Подписанных

им памятников насчитывается 9 (Axelson. S. 28). Э.Брате считал, что Фот создал до 40

рунических камней (Brate 1925. S. 79-83). По сводке Я.Аксельсона, Фоту можно

атрибутировать около 70 памятников (Axelson. S. 28-38; П.Стилле добавляет к этому

числу еще несколько камней: Stille 1999. S. 175). Большинство созданных им памятников

расположено вдоль пути из Упсалы на юг – в тех же местах, где работал Асмунд. Можно

найти много общего в орфографии их надписей и в способах начертания знаков. Однако

орнаментика памятников, созданных Фотом, самостоятельна и оригинальна. Некоторые

его стелы могут быть названы в числе лучших образцов рунических орнаментированных

камней. Композиции Фота довольно часто включают крест. В связи с большим числом

созданных им памятников О.ф.Фрисен считал, что Фот работал длительное время, и

датировал его творчество 1050 (конец деятельности Асмунда) – 1070-ми годами.

Представителем иной школы был мастер Балли (bali) – автор 20 подписанных и, по

мнению Э.Брате, 17 неподписанных памятников, по преимуществу из Упланда (Brate

1925. S. 51-59; Philippa). Я.Аксельсон насчитывает 23 подписанных и 53 атрибутирован-

ных ему памятника (Axelson. S. 12-22). Вероятно, Балли был родом из области Вестман-

ланд. В наиболее ранних работах Балли выступает как ученик мастера Ливстейна (Stille

1999. S. 161-162), заимствуя ряд орфографических особенностей последнего. Балли часто

обращался к мотиву «большого шагающего зверя»: его композиции во многих случаях

состоят из двух шагающих навстречу друг другу зверей со схематично обрисованными

головами и ногами. Для его работ характерно симметричное расположение петель. Балли

нередко заканчивает надпись стихотворными строками. Все эти особенности, вместе с

орфографией и начертанием знаков, указывают, по мнению О.ф.Фрисена (Friesen 1933b.

S. 212-215) и Э.Брате, на 1050-1060-е годы, но не ранее 1050 г. По мнению А.-С.Грэс-

лунд, поддержанному П.Стилле, орнаментика Балле соответствует типу 3, датируемому

1050-1075 гг. (Gräslund 1994а. Р. 121; Stille 1999. S. 158-160).

Искусство вырезания рунических камней достигло вершины в творчестве мастера

Эпира (ubiR, ybiR; о возможных формах имени см.: Åhlén 1997. S. 27-37), создавшего, по

мнению Э.Брате, 43 подписанных и 25 неподписанных памятников (Brate 1925. S. 97-

112). Я.Аксельсон указывает 51 подписанный и около 70 атрибутированных Эпиру па-

мятников (Axelson. S. 100-113). М.Олен исключает из рассмотрения 5 из отмеченных

Э.Брате камней, подпись в которых плохо сохранилась (Åhlén 1997. S. 37-61). 40 из них

находятся в Упланде, 2 – в Сёдерманланде и 1 – в Гестрикланде (Brate 1925. S. 97-112;

Friesen 1933b. S. 221-225). Вероятно, Эпир учился искусству рунографа у мастера

Игульфаста (igulfastr), вместе с которым подписал рунический камень Up. 961. Эпир

создал собственный стиль композиции и графики, отличающийся редкой гармонично-

стью и изяществом. Сложный и причудливый орнамент состоит из многочисленных пе-

реплетений узких и широких полос, заполняющих почти все пространство внутри петли.

В центре Эпир помещает простой крест. Композиция выглядит продуманно и хорошо

приспособлена к форме камня. Руны вырезаны четко и ясно, надписи почти не содержат

ошибок. Орфография последовательно выдержана (Quak 1978). Как правило, его тексты

кратки и содержат только обязательную мемориальную формулу и подпись: ubir (или

ybiR) risti (runaR) «Эпир высек (руны)». Лишь в 13 подписанных текстах он сообщил

дополнительные сведения о погибшем. Он никогда не использовал стихотворную форму

и ни разу не включил инвокационные формулы (Åhlén 1997). Многочисленность

памятников и особенности орфографии Эпира позволяют считать, что он работал по

меньшей мере до 1100 г., а может быть, и дольше.

Шведский славист А.Шёберг высказал предположение, что рунограф Эпир

идентичен древнерусскому писцу, назвавшему себя ïîï 1óïèðü Ëèõûè (Sjöberg 1982;

Sjöberg 1985а; Sjöberg 1985b; Sjöberg 1993). Записи Упыря – две, содержащие его имя, и

две не подписанные, но, вероятно, принадлежащие ему, – датируются 1047 г. (Столярова.

№ 1-4. С. 10-13). А.Шёберг исходил из созвучия имен ubiR – Øpir и Упырь и с большим

количеством натяжек пытался показать, что др.-рус. лихой может быть синонимично

прозвищу Эпира ofaigR – Ófœigr «не обреченный на смерть», встречающееся в надписи

Up. 485. Никаких сколько-нибудь существенных доказательств тождественности

русского писца и шведского рунографа нет (критику предположения А.Шёберга см.:

Поппэ. С. 321-322; Quak 1985).

Датировка рунических надписей

Проблема датировки всегда была и остается одной из наиболее трудных в

рунологии. При том что относительная хронология рунического письма достаточно

хорошо разработана трудами языковедов, а отдельные памятники могут быть

приурочены к сравнительно узкому промежутку времени (обычно при упоминании в

тексте засвидетельствованных другими источниками событий или лиц, например, на

Еллингских памятниках, на памятниках в честь дружинников Ингвара и т.д.), все же

время создания большинства из них неопределенно.

Проблемы хронологии рунических памятников, как старших, так и младших,

широко обсуждаются в последние годы (см. раздел Chronologie und Sozialgeschichte в кн.:

Runeninschriften als Quelle, где целенаправленно рассматриваются различные аспекты и

принципы определения времени создания тех или иных комплексов рунических

памятников). Как уже отмечалось, новые находки требуют пересмотра сложившихся

датировок и остро ставят вопрос о выработке надежных критериев (Spurkland).

Общепризнано ныне, что в целях датировки памятников необходим

междисциплинарный подход: используется вся совокупность данных языка (Antonsen

1998b), палеографии, орнаментики (Gräslund 1991-1992; Gräslund 1994a; Fuglesang 1998),

содержания текста, археологических материалов (стратиграфической даты, если предмет

найден при раскопках: Thrane). Сочетание всех этих данных позволяет определить время

создания памятника, но обычно в довольно широких пределах: до половины, реже –

четверти века.

Однако при установлении даты конкретного памятника нельзя не учитывать и

возможность преднамеренной архаизации текста или орнамента в соответствии

со вкусами заказчика или мастера. В таких случаях обычно избирался устаревший

тип расположения надписи на камне, архаичные орнаментальные мотивы. Как

правило, орнаментика таких памятников не соответствует палеографическим

особенностям надписи, грамматическим формам, употребляемым в ней.

Случаи «опережения» своего времени более редки, но

встречаются и они. В частности, в шведских надписях первой половины XI в. иногда

используются пунктированные руны мастерами, вероятно, побывавшими в Дании и по-

знакомившимися там с этим видом письма.

История изучения

рунических надписей

Интерес к руническим памятникам как специфическому явлению духовной и куль-

турной жизни скандинавского средневековья впервые возник в XVI в. Отдельные заме-

чания и наблюдения о происхождении и значении рунического письма встречаются в

трактатах братьев Олая Магнуса и Иоханнеса Магнуса по скандинавской истории и гео-

графии, написанных в 1530-1550-е годы. С конца XVI в. начинается интенсивная работа

по собиранию, зарисовке и интерпретации надписей, возглавляемая Юханом Буре (1568-

1652 гг.), который по праву считается первым ученым-рунологом Швеции (см. о нем:

Svardstrom. 1936; Holm // Lexicon Grammaticus). Многочисленные зарисовки шведских

рунических камней, сделанные им и другими художниками (рисунки и рукопись хранят-

ся в Королевской библиотеке в Стокгольме. Часть собранных им надписей вошла в кн.:

Peringskiold 1693), легли в основу первого издания рунических памятников, содержавше-

го 600 надписей (Bureus).

В XVII в., в период укрепления и расцвета шведского абсолютизма, повышается ин-

терес к скандинавским (в первую очередь шведским) древностям, и среди них важное

место занимают рунические памятники (см.: Смирницкий 1939. С. 211-214). Интенсивное

собирание, изучение и публикация надписей приводят к появлению многочисленных

работ по рунологии. В годы правления Карла XI (1660-1697 гг.) по инициативе Юхана

Хадорфа (1630-1693 гг.) была проведена первая инвентаризация рунических памятников

Швеции. Сам Ю.Хадорф и его помощник и преемник Юхан Перингшёльд (1654-1720 гг.

См. о нем: Friedlaender) исследовали и обработали более 1000 надписей (рукопись нахо-

дится в Королевской библиотеке в Стокгольме. Часть собранных надписей вошла в кн.:

Peringskiöld 1699). Большая их часть осталась неопубликованной при жизни ученых, но

собранный ими материал был использован в монументальном издании рунических над-

писей Юхана Ёранссона (1712-1769 гг. См.: Bautil). Сборник содержал изображения 1173

памятников и имел огромное значение для дальнейшего развития рунологических

исследований. Его ценность сохраняется и до сих пор, поскольку часть памятников

пропала или была повреждена за последующие два столетия, и рисунки из сборника

Ю.Ёранссона часто служат единственным источником восполнения или уточнения

текстов.

В XVII в. начинается изучение датских и норвежских памятников. В 1622 г. извест-

ному датскому ученому Оле Ворму (1588-1654 гг. См. о нем: Randsborg 1994. Р. 136-139)

удается добиться королевского указа, обязывающего всех епископов Дании и Норвегии

сообщить о находящихся в их диоцезах рунических памятниках. В течение 20 лет

О.Ворм с помощью художника Йона Сконвига собирал и изучал обнаруженные стелы. В

результате этой работы 90 памятников были опубликованы в 1643 г. (Worm).

3 Библиографию работ по рунологии см.: Arntz 1937; Owe 1995.