Мансуэлли Г. Цивилизации древней Европы

Подождите немного. Документ загружается.

организовали территориальные государства, Внешняя политика новых королевств не брала в

расчет покоренные народы: это была политика готов, вандалов, франков, бургундов, а не

смешанных обществ, образованных в результате слияния или наложения разных народов. Если

сказать более точно, это была персональная политика варварских королей-конунгов. Долгая

история германцев, славян и объединений, рожденных в процессе миграций, представляла собой

лишь непрерывную серию альянсов и конфликтов, в которой нередко можно было увидеть, как

один и тот же народ или племя с поразительной скоростью меняет свою политическую

ориентацию.

При Юстиниане под руководством Трибониана было кодифицировано все

римское законодательство, получившее общее название Corpus juris: императорские указы («Кодекс Юстиниана» в 12 книгах);

извлечения из сочинений правоведов («Дигесты» в 50 книгах); руководство законоведения («Наставления» в 4 книгах) и

«Новеллы» (примечания на греческом языке).

332

Глава 16 От Античности к Средневековью

Врагом была не только Римская империя или Византия: новые государства вступили друг с

другом в борьбу за новые земли, не руководствуясь при этом ни этническими, ни религиозными

соображениями.

* * *

В Европе миграции не встречали каких-либо природных барьеров; переселения не имели иных

границ, кроме морского побережья на крайнем Западе, и поэтому переход к оседлой стадии на

Западе произошел быстрее. В то время как на Балканах и части Восточной Европы политика

Византии прилагала все усилия, чтобы воспрепятствовать вторжению и расселению варварских

племен, на Западе начиная с IV в. ничто не могло помешать созданию и укреплению новых

государств. Производство благ и экономика находились в руках зависимых народов, и варвары

были вынуждены, для того чтобы осуществлять контроль над ними и взимать налоги, согласовать

свои организационные формы с римскими структурами, и чем более протяженными были

завоеванные территории, тем более рассеянным становилось их население. Эта ситуация,

вероятно, объясняет новое стремление королей ограничить роль древнего собрания свободных

воинов, по сути демократического института, и заменить его советом короны, который пришел на

смену собранию, избиравшему короля, и намного меньше ограничивал его абсолютную власть.

Военные предводители, следовательно, были згмнтересованы в образовании государств, по

крайней мере в юридическом и политическом плане: они стремились лишь перенять методы цент-

рализации римского государства в эту позднюю эпоху. Монархия поздней империи поражала их

своим блеском и престижем, но еще больше тем, что она ограничивала власть императора намного

меньше, чем власть, которой располагали племенные вожди варваров. Это притязание послужило

поводом для борьбы в рамках остготского государства, связанного с исключительной личностью

Теодориха.

Теодорих оказался перед лицом сложнейшей ситуации. Как официальному представителю

Византии, где он был консулом и военачальником, ему было поручено освободить Италию от

333

Часть IV Европа и Рим

узурпатора Одоакра. Но Италия по-прежнему оставалась древним центром империи: Рим был не

только местонахождением сената, но и резиденцией папы, духовного лидера, авторитет которого

только возрастал за счет несостоятельности политической власти. Все более тяжелые отношения

папства и Византии еще больше осложняли политические отношения между восточным двором и

королем готов. Сверх того, приходилось гарантировать своим сторонникам сохранение арианской

веры. Жесткое разделение военных функций готов и гражданских функций римлян было только

теоретическим. Военная власть не упускала случая, чтобы выйти за установленные границы.

Противоречия между обычным правом германцев и юридическим сознанием римлян не могли, с

другой стороны, быть сняты эдиктами короля, несмотря на усилия последнего примирить два

противодействующих принципа. Если экономическая проблема была частично решена благодаря

импульсу со стороны земледелия — продовольственной базы меньшинства завоевателей, то в

культурном плане оппозиция оставалась явно выраженной: готы отвергали римскую

цивилизацию. Попытки короля достичь согласия с римским элементом — длительная благо-

склонность по отношению к римским ученым и интеллектуалам, политические функции, которые

им доверялись, — свелись в конечном итоге к чисто формальным мерам. Их военачальниками

являлись германцы, но король сохранил в должности римлян, служивших при дворе и в сенате. Он

активно заботился о том, чтобы выглядеть не как предводитель варваров, но как представитель и

источник императорской власти и узаконить свою власть в глазах покоренных римлян, — он

облачался в пурпур и носил императорские знаки отличия. «Теодорих, король Божьей милостью,

прославленный в войне и в мире» — гласит надпись в Равенне: Rex Theodoricus favente Domino et

bello gloriosus et otio. Впрочем, этот король народа воинов, казалось, не любил войну. Он осознал,

что период мира ему необходим, для того чтобы достичь двух целей: создать единое государство

римлян и готов и сделать свое королевство политическим центром западного мира. Хотя это так и

осталось мечтой, попытка политического объединения стала, несомненно, наиболее оригинальным

проявлением гения Теодориха.

334

Глава 16 От Античности к Средневековью

Политика короля готов проясняет нам ситуацию V—VI вв. — ситуацию стремительного упадка

Западной империи: две основные составляющие новой европейской реальности оставались еще

слишком чуждыми друг другу, чтобы отказаться от своей исключительности, от своих традиций и

своего духа ради объединения. Возможно, проявляя меньший талант, короли вестготов в Испании

и вандалов в Африке сталкивались с аналогичными трудностями. Их власти не удалось глубоко

укорениться в толще романизированного пласта: несколько десятков лет не могли стереть века

романизации. Перед лицом крепкой политической организации и грозного военного могущества

эти варварские меньшинства оказались не способными сопротивляться: готы Италии и вандалы

Африки быстро уступили при попытке отвоевания земель, предпринятой Юстинианом.

* * *

Однако в ту же эпоху варвары нашли путь к успеху в Галлии. Галло-римская среда своим

устройством существенно не отличалась от африканской и испанской: государство Сиагрия

сохранило римскую структуру. Но франкам, более прагматичным, удалось заложить фундамент,

на котором два века спустя Карл Великий возведет грандиозное здание своей империи. Хлодвиг,

возможно менее образованный, чем Теодорих, и отнюдь не превосходивший его в знании империи

Востока, лсако используя римскую организацию, добился, однако, более ясного сближения двух

народов. Он реализовал их духовнее единство, которое обратило его и франкскую аристократию Б

католицизм. Отныне франки были интегрированы в западное сообщество, которое своим

духовным центром признавало резиденцию папы римского. Папство и Византийская империя,

несомненно, способствовали реализации политической программы Хлодвига, но именно ему

самому и франкам, которые не колеблясь вступили на путь интеграции, принадлежит заслуга

создания условий долговременного соглашения. Исключительная разумность этой политики

становится очевидной, если учитывать слабость, присущую франкскому государству,

разделенному по праву наследования между многочисленными правителями и раздираемому

335

Часть IV Европа и Рим

амбициями аристократии i. Эта ситуация была вызвана несостоятельностью королей и, кроме того,

глубокими различиями в структуре между западной частью домена, где сохранялась галло-

римская организация, и восточной частью, верной своим исконным порядкам. Монархия Хлодвига

играла роль катализатора; франкское право явно, сознательно искало путей примирения

германской и римской систем. Дух франков, более реалистичный и независимый, чем у готов и

вандалов, слишком послушно воспринявших восточный пример Византийской империи, характе-

ризует их как истинных основателей средневековой организации. Именно у них феодальная

система оформилась юридически и начала реализоваться на практике. Средневековый феодальный

строй привел также к встрече двух различных традиций: традиции римского патроната, которая

все чаще побуждала humiliates

искать покровительстваpotentiores* и которая со временем заме-

нила прежнее право, и германской концепции необходимости аристократии, концепции,

происхождение которой связано с племенной организацией и которая предполагала на самом деле

расширение территориальных владений, управление ими и их защиту. Но, жалуя бенефиции

своим верноподданным, король тек самым способствовал настоящей децентрализации

Несомненно, в феодальном феномене германский элемент одержал верх над римским. У ряда

народов, история которых

Последние годы правления меровингских королей ознаменовались ростом крупного землевладения и частной власти

крупных земельных собственников и зарождением нового феодального уклада. Поэтому уже при сыновьях Хлодвига

произошло сильное ослабление королевской власти, что впоследствии привело и к смене королевской династии (751).

Унижаемых (лат.).

Власть имущих (лат.).

Бенефиции (от лат. beneficium — благодеяние, милость) — в раннем Средневековье этот термин обозначал земельное

пожалование на условии выполнения конной или иной службы. После смерти жалователя или получателя земли возвращались

собственнику или его наследникам.

Бенефициальная реформа была осуществлена при майордоме Карле Мар-телле (715—741). Невзирая на то что на первых

порах эта реформа позволила усилить центральную власть, в то же время она способствовала установлению и укреплению

личных связей между жалователем и получателем, то есть формированию в дальнейшем вассально-ленных связей, что в свою

очередь усиливало военное влияние крупных магнатов и в конечном итоге привело к политической децентрализации.

336

Глава 16 От Античности к Средневековью

также начиналась с миграций, например у славян, всякое влияние римского прошлого

исключалось; несмотря на очевидные аналогии, процесс феодализации здесь происходил иначе.

Но это различие процессов отнюдь не было полным. И можно сказать, что феодальная система

представляет один из общих аспектов средневековой Европы.

* * *

Домениальный строй, по существу сельскохозяйственный, повлек за собой упадок городов и всего

того, что было связано с городской жизнью; он характеризует феодализм с экономической точки

зрения и представляет собой, как было точно подмечено, временную систему; он привел к закату

античного мира и подготовил наступление новой эпохи. Экономика такого же обширного

комплекса, как Римская империя, логически не могла продолжать существовать в столь различных

структурах. Впрочем, экономически Европа значительно расширилась. Экономическая реальность

со временем сообразовывалась с исторической. Скандинавские племена варягов, которые

предприняли завоевание русской равнины и основали там Киевское государство ', придали до тех

пор невиданный импульс торговле, которая от Балтики до Каспия и отдаленных евро-азиатских

окраин развивалась, как мы видели, с доисторических времен. Очень древние дороги стали вновь

использоваться. Этк

дороги, важные с доисторических времен, но разделенные римс'им лимесом,

были соединены, образовав западную дорожную сеть, благодаря движению мигрирующих групп,

в частности гуннов, ав-.ц>ов и алансв.

Искусство отражает нестабильность этой эпохи, когда одно за другим создавались неустойчивые

образования, завоевания чередовались с новыми перемещениями и миграциями. Европейское

' По-видимому, речь идет об одной из теорий происхождения первого рус-

ского государства — Киевской Руси, согласно которой славянские племена были завоеваны и завоеватели образовали здесь

свое государство. Эта теория вполне вписывается в историю происхождения варварских королевств на Западе. Но существует и

другая теория, согласно которой славянские племена сумели отстоять свою независимость, а впоследствии добровольно

призвали варяжских князей.

337

Часть IV Европа и Рим

искусство за пределами Римской империи представляет собой искусство кочевников. Так же как у

скифов, это прежде всего мобильное искусство. Опыт, приобретенный в скифо-сармат-ском

пространстве во времена ранней империи, быстро распространился на Западе. Украшения

западных провинций свидетельствуют о внимании к цвету, сочетаниям полудрагоценных камней,

эмалей и золота. Но фигуративная составляющая этих изделий весьма посредственна.

Преобладание цветовых решений сопровождается возвращением к геометрическому декору и ис-

пользованием эффектов поверхности — блеска металлов и сияния камней. Азиатские влияния,

принесенные кочевниками из Южной России и с Кавказа, ставшие наиболее ощутимыми после

вторжений гуннов, сохраняли контакт с Центральной Азией и Дальним Востоком. Евро-азиатский

характер искусства варваров очевиден. Собственно римское искусство поздней империи также

дорожило цветом и уже продемонстрировало тот роскошный стиль, которым воспользовалась

впоследствии Византия. Между двумя мирами, римским и византийским, с одной стороны, и вар-

варским — с другой, происходил непрерывный тесный обмен. В производстве золотых и

серебряных украшений поздней империи очень часто использовалась техника клуазоне

(перегородчатая эмаль) и шамплеве (выемчатая эмаль), филиграни и грануляции. По всей Европе

распространились великолепные ткани и красочные ковры, а вместе с ними — декоративное

своеобразие Азии. Долгое время лишенные архитектуры и постоянных сооружений, германские,

азиатские и славянские народы больше прельщались искусством декорирования тканей, кож,

парадного оружия и украшений. Это также обусловлено их экономикой и культурными

предпочтениями.

Азиатские заимствования, передаваемые от одной племенной группы к другой, смешивались с

другими элементами, столь же значительными, связанными с древними континентальными

основами. Искусство германского народа по своей манере и техникам соотносится с искусством

Ла Тен, что объясняется не только значительным распространением латенской культуры по всему

континенту, но и общими древними основами, истоки которых уходят в более отдаленное

континентальное прошлое. Германское искусство столь же фантастично, сколь кельтское, но,

338

Глава 16 От Античности к Средневековью

возможно, менее склонно к барочному изобилию, предпочитая геометризированную ритмичность

и симметричные композиции. После миграций кельтское искусство, еще долго процветавшее на

западных окраийах древнего мира — в Британии и Ирландии, увековечит эту традицию,

интегрировавшись в культурный комплекс, из которого позже выйдет средневековое искусство.

Другие импульсы пришли из Скандинавии, где исконные темы сочетались с древними или

недавними заимствованиями, принесенными по континентальным дорогам. Испытывая эти

различные влияния, новое искусство стремилось охватить весь древний мир, локальные

проявления этого сложного искусства крайне разнообразны, но свободный обмен способствовал

повсеместному распространению большинства элементов.

Переселенцы, обосновавшиеся на территории империи, переняли ее архитектуру, но только

применительно к VIII—IX вв. действительно можно говорить об оригинальной европейской

архитектуре, возникшей в новой исторической ситуации. Распространение христианства, с другой

стороны, способствовало распространению как на Западе, так и на Востоке форм и концепций

средиземноморской эстетики, которые оказали глубокое влияние на континентальную среду.

Использование образов было необходимостью для христианского культа и апостольства, и эта

потребность способствовала подъему фигуративного искусства в средневековой Европе, вопреки

иконоборческим тенденциям VIII в., которые, впрочем, нашли отклик только на католическом

Западе. Конечный триумф иконопочитания ш.-> Востоке обусловил расцвет образного искусства

славян. Так впервые во всей Европе утвердилась потребность в обратных изображениях. Влияние

христианской иконографии ощущалось даже у народов, долгое время сохранявших верность

язычеству, в частности у народов Северной Германии и Скандинавии.

Богатое мифологическое наследие западных кельтов и германцев свидетельствует о христианских

заимствованиях, так же как мифология славян. Славянские национальные корни, недостаточно

изученные в деталях, несут на себе следы северных влияний, принесенных варягами.

Византийское евангельское учение, распространяясь к северу, соединялось с другими элементами.

Германские легенды, до того как были зафиксированы письменно,

12'

339

Часть IV Европа и Рим

представляли собой смешение очень древних мифов, отражающих космогонические

представления, и более поздних легенд, прославляющих подвиги героев — современников

миграций и завоевания Запада. Сказания и легенды, которые дошли до нас, не дают нам ясного

представления о традициях, предшествовавших Средневековью; тем не менее они показывают,

что переход, впрочем умело подготовленный некоторыми миссионерами, от иррационального

язычества варваров к христианству происходил без тех конфликтов и сопротивления, которые

сопровождали противостояние рационального язычества классической Античности и религии

таинств. Многообразные верования, которые не могли быть организованы рациональным образом,

уступили место христианской универсальности и сохранились только в мифах, сказках и иных

фольклорных формах.

* * *

Хотя распространение христианства сначала принимало политические формы, благодаря ему

родилось ощущение единства вне различных конфессий, которые разделяли западный римский и

восточный византийский блок. В течение раннего Средневековья христианская вера уже явно

отстранилась от политики: она стала чертой цивилизации. В целом христианский универсализм

представлял последний и наиболее важный средиземноморский вклад в континентальную

цивилизацию. На новых духовных основах он обновлял и расширял универсализм, основанный

Римом на праве и государстве. Восстановление Римской империи — renovatio romani imperil, —

провозглашенное позже Карлом Великим, четко показывает эту преемственность. Рим, столица

языческой империи, оставался резиденцией папства, духовной столицей христианства.

Легитимность власти покоилась на этой моральной основе. Император уже не только управлял

доменом, теперь он становился пропагандистом веры. Его авторитет и сила его армий отныне

были поставлены на службу религии, что предписывалось его божественной инвеститурой. Такой

была средневековая интерпретация божественности, которой наделялись императоры поздней

империи. Это привело к синтезу, который произошел, если можно так сказать, в результате

340

Глава 16 От Античности к Средневековью

переворота: теперь империя не только представляла религию, но именно религия дала начало

империи. Притязание восточной империи на то, чтобы считаться единственной хранительницей

легитимной власти, ^гакже потеряло актуальность, и в конечном итоге ей пришлось признать

сложившийся порядок вещей. Политика Карла Великого в последние пятнадцать лет его жизни

полностью освободилась от варварской концепции власти, основанной на силе и подданстве. В IX

в. этнические различия и противоречия между завоевателями и завоеванными потеряли всякое

значение, и это плод не только правления Хлодвига, но в конечном счете — и Римской империи.

Не стоит, таким образом, приписывать одному Карлу Великому интеграцию германских групп,

объединенные территории которых отныне идентифицировались с Европой. На самом деле речь

идет о завершении более обширного процесса, чем интеграция германских элементов с

предшествующими элементами и традициями. Универсальность Римской империи соединилась с

организацией, характерной для германских традиций: из прошлого заимствовали то,что оказалось

жизнеспособным, пытаясь интегрировать его в настоящее.

РАЗНООБРАЗИЕ И ЕДИНСТВО

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В предшествующих главах мы попытались очертить историю европейских народов, избегая в то

же время чрезмерных обобщений и описания деталей, в которых иногда увязают авторы

учебников по археологии. Мы не стремились к выделению главных линий, но сконцентрировали

наше внимание на некоторых аспектах и моментах, которые образуют, на наш взгляд, ключевые

точки этой многотысячелетней истории, — континентальные центры, средиземноморская

циркуляция, их материальные связи, роль эллинизма, Рима и Византии, волны вторжений и т. д.

Эта сложная структура, где наши знания, еще неполные или недостаточно точные, сохраняют

пробелы, требует рефлексии. Делать выводы в пределах этого очерка было бы проявлением

самонадеянности; и тем не менее важно поставить точку в отношении стольких сведений и

проблем.

Изучение доисторического этапа заставляет, в первую очередь, выйти за пределы этого общего

места древней истории, в соответствии с которым все сводилось к восточному и среди-

земноморскому детерминизму. Разумеется, континентальное развитие в основном являлось

результатом процессов, которые уже принесли свои плоды на Ближнем Востоке, а затем в

Средиземноморье. Но раз этот сдвиг произошел, мы не можем ограничиваться рассмотрением

Европы в связи с Востоком: Европа должна рассматриваться также с точки зрения самой Европы.

В известной сегодня работе Гордона Чайлда эта проблема была четко сформулирована. Немного

позже, в 1940 г., С. Ф. Хавкес привел

342

Послесловие

убедительные доказательства в подтверждение своего тезиса об оригинальности европейских

цивилизаций бронзового века. Это заставило Гордона Чайлда пересмотреть свое исследование и

придать большее значение тому, что не сообщалось о Европе в плане отношений Запада и

Востока: его собственные изыскания привели к тем же выводам. Наконец, совсем недавно авторы

коллективного труда, составленного под руководством и при участии Андре Леруа-Гурана,

показали, что цивилизации Европы позднего доисторического периода уходят своими корнями в

палеолитическое прошлое. Европейская действительность на самом деле постигается в этой

отдаленной эпохе, и это позволяет нам еще раз подчеркнуть, что нельзя «отсекать», как очень

часто делалось, одну эпоху от другой.

На всем протяжении истории от неолита до эпохи металла мы становимся свидетелями

метаморфоз настоящей мозаики цивилизаций, в которой прослеживаются определенные взаимо-

отношения, особенно с точки зрения устройства этих цивилизаций. Первый этап соответствует

непрерывному перемещению очагов, затем следует фаза относительной стабильности в северном

пространстве, Средней Европе, части Иберийского полуострова и на Балканах.

Несомненно, существуют некоторые детальные неточности в представлении об этих феноменах,

— но если эта неточность возникает собственно в источниках наших знаний, то остается добавить,

что это всего лишь предложенная нам интерпретация.

Каждый новый этап раскопок открывает неизвестную цивилизацию; они отличаются деталями,

морфологическим своеобразием основных предметов, техникой или материальной культурой. И

если мы бегло просмотрим старый Reallexikon, составленный Эбертом, мы увидим

доисторическую эпоху с данной точки зрения — в аспекте многообразных типов и культур.

Дошло до того, что исследователи задаются вопросом, существовала ли собственно европейская

реальность вне этих нюансов и этой бесконечной фрагментарности доисторических культур. Но не

нужно упускать из виду, что различия культур могли объясняться внутренним развитием,

поскольку невозможно установить достаточно точную их хронологию, которая

343

Разнообразие и единство

отражала бы через их преемственность все этапы эволюции. До тех пор пока остаются неясности в

том, что касается хронологических уточнений, эта проблема не сможет найти приемлемого

решения.

Разнообразию неолитических койне, обусловленному оседлостью земледельческих групп,

противостоит распространение общих форм на обширных пространствах, вызванное прогрес-

сивным динамизмом халколита и эпохи металла. Начиная с этого времени, когда мы становимся

свидетелями важных процессов, таких как распространение колоколовидных кубков и боевых

топоров, наблюдается явное географическое сходство некоторых пространств, например

пространств цивилизации курганов или полей погребальных урн. Каким бы ни было значение

внешних импульсов в их формировании, географический аспект приводит нас к выводу, что эти

цивилизации развивались автономно'. То же можно сказать о цивилизации Гальштат и пред-

шествовавших ей цивилизациях, которые существовали в тех же территориальных рамках.

Воздействие субстратов, процессы аккультурации, а также другие признаки показывают, что, по

крайней мере в эпоху, когда эти цивилизации приобретали свои типичные черты, они не могли

быть обусловлены только действием новых волн, пришедших извне. Теория последовательных

«вторжений», ставшая неприемлемой в слишком схематичной и упрощенной форме, которую

придала ей старая протоисторическая наука, однако, не была отвергнута. Главное — определить

границы ее применения и временные рамки. Если обратиться к «великим вторжениям» конца

эпохи древнего мира — единственным, которые мы можем детально рассмотреть, следуя точной

хронологической шкале, — то заметим, что фундаментальное значение имели не вторжения как

таковые, но их последствия, которые привели к интеграции, анализируемой в последней главе

книги и соответствующей истинному началу исторической Европы. При сходных условиях,

вероятно, в доисторическую и протоисторическую эпохи также имели место перемещения групп,

которые приходили извне, прежде всего с востока или же с внутренних территорий континента.

Мы можем составить некоторое представление о последних, в первую очередь используя все, что

знаем о расселении кельтов в эпоху Ла Тен. События, кото-

344

Послесловие

рые разворачивались во внутренних континентальных регионах, известны нам лишь по откликам

народов, зафиксированным ими в письменных источниках. Нашествие кимвров и тевтонов не

должно рассматриваться изолированно; это было не только предвестие «великих вторжений», но

свидетельство передвижений, весьма обычных для древней Европы. Эта нестабильность

объясняется тем, что доисторический и протоисторический мир не имеет границ и что Европа

долгое время оставалась верной племенной, а иногда даже мелкоплеменной структуре. Эта си-

туация разрешилась только с образованием государственных организмов, в частности во время

«Великого переселения». Греки также были совершенными «европейцами»: их партикуляризм

лишь крайнее проявление эволюции до- и протоисторического положения вещей. Если римлянам

удалось преодолеть это впоследствии, то не только потому, что они подавляли независимость

городов и племен, но и потому, что они заимствовали на Востоке государственную концепцию

обширного территориального пространства и интегрировали в данную систему то, что античные

авторы считали завершенной формой цивилизации, то есть город. В конечном итоге это стало воз-

можно только благодаря гибкости их юридических принципов, поддающихся адаптации среди

других народов. «Римский» опыт, как мы видели, сыграл заметную роль в формировании госу-

дарственных систем раннего Средневековья. Варьируясь лишь в некоторых локальных аспектах,

романизаци,;

;

как таковая, реализованная самой мощной организационной системой из известных

древней Европе, не смогла ускользнуть от того, что было общим для всей континентальной

исторли. Парадокс не только в том, что общеевропейский дух ьо все времена определялся

отсутствием единообразия, точнее — отказом долгое время оставаться на одних и тех же

позициях, «критической точкой зрения», которую хотелось бы уловить в поведении доисто-

рических групп по отношению к тому, что их волновало. Поэтому мы предпочли бы обозначить

словом «койне» то, что обычно называют цивилизациями: чем более обширной была территория,

тем выше было число локальных вариаций.

То, что сказано нами в отношении цивилизации, равным образом проявляется в области

лингвистики. Хотя считается, что

Разнообразие и единство

Послесловие

в эпоху Античности распространение индоевропейских языков не было столь интенсивным, как

сегодня, преобладание индоевропейских наречий составляет тем не менее один из наиболее

важных общих аспектов. Но начиная с классической эпохи, когда появляются документы,

содержащие достаточно обширную информацию о внутренних континентальных территориях, в

индоевропейских языках проявляются значительные отличия, так что их группы, например в

Италии, формируют настоящую мозаику. И мы имеем все основания предположить, что так было

и в других районах. Вплоть до римской эпохи и даже до Средневековья этрусский островок в

Италии, остатки лигурского языка, широко распространенные средиземноморские языки и языки

Иберийского полуострова отличались почти исключительным преобладанием соответствующих

наречий. Несомненно, все они имели общие основы и неоспоримое родство, но начиная с Ан-

тичности они снова проявляют тенденцию к различению, прежде чем оказаться изолированными

друг от друга, образовав национальные языки, которые, наконец, вследствие того же процесса

разнообразились почти неуловимыми вариациями местных наречий. Лингвистический аспект,

таким образом, столь же сложен, как археологическая картина, отражающая многочисленные

культуры. В этом плане устойчивость старых пластов имеет, возможно, меньшее значение, чем

превращения, которые произошли с крупными языковыми группами. Топонимика в этом отно-

шении предоставляет обширный материал по лингвистической истории Европы, который, к

сожалению, еще мало используется; она тесно связана с географической проекцией, к которой

необходимо обращаться, как уже отмечалось выше, дабы лучше понять культурные факты,

обнаруженные археологией. Это, разумеется, не означает, что лингвистические аспекты

совпадают с культурными; подчеркнем» что это просто аналогия между эволюционными

процессами. Эллинизированная культура и открытая средиземноморская политика этрусков

контрастируют с их лингвистической изолированностью, а цивилизация Галыптат была общей для

кельтов и иллирийцев. Отождествление кельтов с культурой Ла Тен нельзя считать абсолютным.

Но если пути распространения языков и культур, лингвистической и культурной аккультурации и

отличались в разные промежутки времени,

346

тем не менее в них проявляются общие черты. Старый тезис о соответствии между

лингвистическими и культурными факторами полностью не теряет, однако, своего значения,

поскольку рассматривает их как составные элементы этноса. Напомним в связи с этим об

исследовании Массимо Паллотино, посвященном формированию этрусского этноса. Впрочем, нет

смысла говорить об этносах, когда они уже известны, то есть когда мы можем обратиться к

прямым или косвенным историческим источникам и сделать вывод, что этнос соответствует

конечной, а не отправной точке. Эти феномены, естественно, характеризуют не только Европу, но

Европа в этом отношении крайне интересна для исследования.

Что касается религиозных аспектов, то они также связаны с письменной традицией:

действительно, сложно очертить их только по данным памятников. Что касается доисторического

периода, результаты сравнительной этнологии могут быть приняты только с большими

оговорками, совпадения и аналогии не означают тождества. Несмотря на то что религиозная

потребность в образной или символической репрезентации проявляется повсеместно, она

реализуется со значительными вариациями во времени и пространстве, если даже не с

расхождениями. Переход к практике кремации, заменившей традиционное погребение,

ознаменовал одну из великих доисторических «революций» и провозгласил приход нового народа.

Этот процесс, крайне нюансированный во времени, возможно, не имел единого очага и иногда

происходил независимо от культурных \ зменений, например в мегалитическом пространстве. Это

позволяет еще раз констатировать, что внешние импульсы никогда не предопределяли

абсолютных изменений и что изменения не исключают сохранения некоторых традиционных

элементов. Впрочем, внутри доисторических цивилизаций, так же как у исторических народов,

кремация никогда не была единственным обрядом; параллельно практиковались другие формы, до

тех пор пока христианство не добилось повсеместного распространения обряда ингумации.

Религии «классических» народов, греков и римлян, распространяли вовне только формальное

влияние: идеализм греков, их неисчерпаемая поэтическая фантазия, гибкость религиозных пред-

ставлений, постоянно реагирующих на исторические условия

Разнообразие и единство

и развитие мысли, можно понять только в эллинистической среде. Лишь иррациональные аспекты

мистерий были восприняты вне этой среды, но речь шла об изживших себя доисторических

основах, которые больше не имели связи с рациональным мышлением поэтов и философов. Если

бы римская религия оказалась в большей степени связана с другими аспектами — контрактуа-

лизмом, отсутствием духовного и эстетического интереса, — то она была бы так тесно связана с

определенной средой, что не могла бы адаптироваться за ее пределами. Именно благодаря по-

средничеству формальных эллинистических заимствований римляне, в ходе завоеваний и

реорганизации, смогли распространить элементы, которые позволили религиозным слоям

внутриконти-нентальных районов Европы приспособиться к римскому религиозному ритуалу и,

прежде всего, воплотить свои собственные представления в образных формах. Божества кельтов,

иллирийцев или германцев, по сути, не очень сильно изменились, облачившись в классические

формы и приняв греческие и римские имена. Религиозная история древней Европы завершается

повсеместным распространением христианства, но, занимая разные позиции по отношению к

христианству, европейцы продемонстрировали свою способность модифицировать новые импуль-

сы в соответствии со своим собственным духом; начало европейского Средневековья еще не

отличалось единством: западной, римской, концепции противопоставлялась концепция восточная,

византийская.

Так, камень за камнем, в ходе тысячелетий происходило становление Европы, не только в

географическом смысле, как понимали ее древние, но и в духовном, которым мы наделяем ее сего-

дня. Напоминая огромной тигель, где смешивались разнородные элементы» Европа смогла

извлечь пользу из суммы опыта, эквивалентов которому не было нигде. Но что правильно:

говорить о европейских цивилизациях или о европейской цивилизации? Очень хочется сделать

вывод, что европейское единство не обладало единством. Это парадоксальное на первый взгляд

определение, однако, в своей основе является поверхностным: единство возникает только в том

случае, если за пределами частных фактов отмечается постоянный динамизм, который

поддерживается за счет их взаимодействия. С доисторических времен проявляется это

348

Послесловие

разнообразие фактов и следов, которые мы обнаруживаем через века даже в лоне великих

исторических цивилизаций, сложную целостность которых постепенно восстанавливает

современная наука. Все это подводит нас к констатации того, что эта множественность обусловила

всю европейскую историю, которой не был знаком ни застой, ни неподвижность. Но в ходе этого

непрерывного движения ничто из того, что было действительно жизнеспособно, не было утрачено.

Если бы нас, как людей, живущих в XX в., попросили сформулировать концепцию Европы и

обосновать ее, мы не смогли бы дать лучшего ответа, чем просто напомнить об этой длительной

исторической традиции. Именно она, уже в Новое время, сделала Европу проводником всего

человечества.

Хронологические таблицы

Хронологические таблицы составлены на основе данных, собранных по многочисленным

специализированным изданиям. Установить общую сравнительную хронологию доисторических

цивилизаций достаточно трудно, это связано с самим характером источников, со сложностью

определения хронологической последовательности, наконец, с неточностью способов датировки,

самым достоверным из которых на сегодня по большей части является радиоуглеродный метод.

Были предложены различные таблицы, которые заметно отличаются друг от друга в зависимости

от позиции автора и, особенно, от сферы научных исследований. Таким образом, приведенные

здесь даты — по крайней мере, относящиеся к доисторическому периоду (до 1500 г. до н. э. для

Европы) — должны рассматриваться как приблизительные и неточные.

Мы вынуждены были выбрать для различных периодов различные отправные системы:

географическую для более древних, историческую — для более поздних цивилизаций, поскольку

они более тесно связаны с существованием определенных народов.

Палеолит и мезолит

Таблица 1

Цивилизации Тип человека Основные стоянки

Нижний палеолит

Галечная (олдувай-

ская) культура: при-

митивно обработан-

о и

ный камень

и t-

Абвильская, шелль-

Питекантроп (че-

Абвиль, Шелль, Кавер-

ская (500-400?): руби-

ла, реже эолиты

люсть из Мауэра) шэм (Великобрита-

ния), Торре-ин-Пьетра

Г-I

(Италия) и др.

Клэктонская

Клэктон-сш-Си (Вели-

кобритания), Сент-Ад-

ресс и др.

Ашельская (400 — Скелет из Сванском- Сент-Ашель, пещеры

О Н

и с;

200?): рубила и

эолиты, начиная со

среднего ашеля

применяется техника

леваллуа

ба

Ниццы, Монако,

Сванскомб (Велико-

британия), Марккле-

берг (Германия), Тор-

ре-ин-Пьетра (Ита-

лия), Торральба

(Испания) и др.

Средний палеолит

И к Деваллуа-

мустьерская

Неандерталец Mycn e, Ла-Кина, Лч-

Фгрраси, Эль-Касти-

. Л

У -;

льо (Испания), Киик-

а «

н о

Коба (Украина), Ла-

8 *

ций (Италия) и др.

Верхний палеолит

к m

Шательперронская Homo sapiens: чело-

век из Шанселада, из

Шательперрон, Комб-

Капель, Арси-сюр-

J U

3 *

н о

Гримальди, из Кро-

Кюр

£ «

Р1

Маньона

353

Окончание таблицы 1

2 3

Верхний палеолит

Ориньякско-перигор-

Ориньяк, Гримальди

ская

(Италия), Монт Circe

(Италия), Фогельхерд

(Германия), Виллен-

R и

дорф (Австрия), Bukk

(Венгрия) и др.

О m

Граветская

Ла-фавет

Протосолютрейская

Ложери-От

Я о я

И с

Солютрейская

Протомадленская

Солютре, Парпалло

(Испания), Альтамира

(Испания), Ласко

3 н Мадлеиская Увеличение плотно- Мадлен, Плакар, Ло-

сти населения

(Фран-

жери-От, Альтамира

ция) (Испания), Ласко, Нио

Мезолит

Азильская

Мас-д'Азиль

Советеррская

Советерр-ла-Леманс

тыс. лет

до

Маглемуазская

Тарденуазская

Маглемозе (Дания)

Фер-ан-Тарденуа,

Мугем (Португалия)

и др.

Эртебелле

Эртебелле (Дания)

м *

° в

я я

к 5

s ft-

atf

ЙЕТ-

ffi

U и

w Г^

soS.

u О

о. о

*• я

Продолжение таблицы 2

2 3 4

6 7

Сер. 6-го тыс.

Ранний неолит

в Греции

5-е тыс.

Начало халколита

Нач. 5-го — сер.

Ранний неолит в

до н. э.

(Телль-Халаф) 4-го тыс. Поздний

Италии (Мольфет-