Мамфорд Л. Миф машины. Техника и развитие человечества
Подождите немного. Документ загружается.
VIII.
Владыки
как
перводвигатели
собственностью,
вокруг
которой
на
протяжении
всей
истории
сохра
нялась
аура
царской,
если
не
божественной,
неприкосновенности.
Первым
признаком
такой
неприкосновенности
была
установленная
для
бога
доля
в
порождениях
земли,
взимаемая
храмом;
впоследствии
этот
древний
обычай
плавно
перешел
и
в
традицию
церковной
деся
тины
в
средневековом
христианстве.
В
то
же
время,
каждому
члену
общины
причиталась
своя
привычная
доля.
Пока
люди
чтили
богов
и
повиновались
царю,
им
были
обеспечены
безопасность
и
не
которая
частица
божественной
щедрости.
Так
называемое
«государство
все
общего
благосостояния»
сегодня
сохраняет
-
или,
лучше
сказать,
«восстановило»
-
многие
из
этих
политических
особенностей.
Регулируемый
государством
коммунизм,
по-видимому,
отмечал
наиболее
ранmoю
стадию
становления
царской
власти:
сама
земля,
общие
функции
и
общие
права
попадают
под
контроль
царя,
а в
слу
чае
необходимости
его
указы
и
законы
вытесняют
вековечные
обы
чаи
и
установления
местной
общины.
Ведь
это
благодаря
царю
об
щина
пользуется
благоволением
богов;
и
пока
народ
платит
дань
зер
ном
и
тру
дом,
ему
обеспечена
надежная
жизнь.
Существование
тако
го
рода
коммунизма
засвидетельствовано
в
Египте
и
Месопотамии,
и
опять-таки
в
Перу;
и
если
царская
власть
покоилась
на
подобных
традиционных
устоях,
лишь
расширяя
и
укрепляя
их,
-
это,
возмож
но,
объясняет,
почему
укоренились
наиболее
грубые
проявления
данной
системы,
хотя
вскоре
в
установившиеся
отношения
вкрались
откровенные
проявления
неравенства
-
например,
между
рабами,
свободными
общинниками
и
знатью,
-
сопутствовавшие
росту
част
ной
собственности.
То,
что
до
сих
пор
называется
суверенитетом
государства,
в
пол
ной
мере
сохраняет
исконные
царственные
притязания
на
власть
и
привилегии
на
имущественное
первенство
и
беспрекословное
пови
новение,
а
также
на
такие
кары
или
жертвоприношения,
какие
суве
рену
покажется
уместным
применить
во
имя
национального
благо
денствия.
Подобная
солидарность
между
облеченным
божественной
вла
стью
правителем
и
его
подданными
достигла
классического
выраже
ния
в
Египте:
по
словам
Франк
форта,
«
...
доверие
народа
к
своим
«пастырям»
приводило
к
тому
... ,
что
фараону
надлежало
иметь
всю
полноту
абсолютной
власти,
которой
его
наделило
божество
и
кото
рая,
как
ничто
другое,
позволяла
ему
обеспечивать
благосостояние
всего
общества».
Однако
те
же
отношения
господствовали
в
равной
мере,
пусть
и
с
некоторыми
нюансами,
повсюду,
например,
как пи
шет
Уилсон,
-
в
Египте.
«Это
царь
возводил
храмы
и
города,
выиг-
16-1192
241
Миф
машины
рывал
сражения,
издавал
законы
и
строил
щедрые
гробницы
своим
приближенным»,
-
вторит
ему
Крамер,
описывая
деятельность
царя
Лагаша
4О
•
О
том
же
говорят
и
некоторые
фигуры
речи,
традиционно
используемые
царскими
особами:
например,
в
Шекспировой
истори
ческой
драме
«Генрих
У»
короли
обращаются
друг
к
другу
именами
своих
стран
-
«Англия»
и
«Франция».
Отношения
между
царем
и
подданными
выходили
за
рамки
та
ких
понятий,
как
верность
клану, семье,
соседям:
этим
объясняется,
почему
цари
-
и
даже
выскочки-самозванцы,
тираны,
-
нередко
зару
чались
народной
поддержкой
-
в
противовес
таким
второстепенным
соперникам
в
борьбе
за
власть
и
авторитет,
как
магнаты
и
знать.
Под
мистической
аурой
абсолютной
власти,
функции
которой
впоследст
вии
возьмет
на
себя
машина,
первоначально
формировались
и
выпол
нялись
исключительно
уникальным
институтом
царской
власти.
Поначалу
идея
такой
власти
связывалась
с
идеей
об
управлении
и
ответственности
перед
богами.
К
2000
г.
до
Н.э.
НИ
один
фараон
не
мог
надеяться
на
бессмертие,
если
он
не
служил
делу
праведности
и
справедливости
(которые
олицетворяла
богиня
Маат
41
).
В
тексте,
от
носящемся
к
периоду
Среднего
царства,
Атум
42
провозглашает:
«Я
учинил
великое
наводнение,
дабы
бедняк
имел
те
же
права,
что
и
знатный
человек.
Я
сделал
так,
чтобы
каждый
человек
уподобился
прочим».
В
таком
заявлении
можно
увидеть
признание
настойчивого
давления,
целью
которого
было
не
только
узаконить
власть
но
и
сде
лать
ее
нравственной,
-
то
есть,
удерживать
ее
в
известных
границах
и
заставить
ее
уважать
человеческую
жизнь.
Так
божественный
глава
этой
иерархии
власти
возвращался
-
по
крайней
мере,
на
словах,
-
к
эгалитарным
общественным
и
нравст
венным
идеалам
деревенской
культуры.
Правда,
в
этих
отношениях
всегда
сохранялась
некая
двойственность:
доброта
правителя,
под
черкивавшаяся
в
египетских
текстах,
выступает
наравне
с
его
спо
собностью
внушать
страх
и
карать
смертью.
В
то
же
время,
память
о
более
ранних
общинных
атрибутах
царской
власти,
J:laBepHoe,
час
тично
оттеняла
повседневные
напоминания
о
личных
прихотях
вла
дыки
и
суровости
его
ближайшего
окружения.
Однако,
как
нередко
явствует
из
документов,
чиновники,
исполнявшие
царские
приказы,
отождествляли
себя
с
самим
источником
власти
и
часто
злоупотреб
ляли
царской
самоуверенностью,
не
являя
взамен
царской
милости.
Более
примитивные
типы
общин
с
успехом
действуют
едино
душно,
цепко
держась
за
прочно
укоренившиеся
привычки
и
«неза
памятные
обычаи»:
конформизм
-
вот
цена
взаимной
терпимости,
а
остракизм
-
суровейший
вид
наказания,
какой
обычно
назначается
в
242
VHI.
Владыки
как
перводвигатели
таком
обществе.
Но
чтобы
обеспечить
выполнение
царских
приказов
с
помощью
ремня
передач,
образованного
длинной
цепочкой
людей,
зачастую
действовавшего
на
большом
расстоянии
от
самого
центра
власти,
царская
власть
нуждалась
в
более
отлаженном
механизме
послушания.
Чтобы
государственная
организация
срабqтывала
без
помех
как
единое
целое,
согласие
всего
народа
должно
было
быть
автоматическим
и
полным.
Механическое
повиновение
достигалось
путем
различных
сим
волических
и
практических
ухищрений,
и
в
первую
очередь,
-
созда
нием
непреодолимого
психологического
барьера
между
царем
и
все
ми,
кто
пытался
к
нему
приблизиться.
Особа
царя
была
не
просто
неприкосновенна
и
неприкасаема:
допускавшиеся
в
его
присутствие
обязаны
были
простираться
ниц,
словно
мертвецы,
полностью
осоз
навая,
что,
случись
им
оскорбить
царя,
ничто
не
спасет
их от
смерти.
В
присутствии
царя
высший
сановник
пресмыкался
как
последний
раб.
Процитируем
одно
из
писем,
найденных
в
Телль-эль-Амарне
(ок.
1370
г.
до
н.э.).
«К
двум
стопам
Царя,
моего
господина,
небесного
Бога
Солнца,
семижды
семь
раз
я
припадал,
и
навзничь
и
ниц».
Про
ситель
же
называл
себя
«первым,
на
кого
ты
ступаешь».
Такое
подобострастие,
такое
добровольное
самоуничижение
ни
когда
не
имели
аналогий
среди
скромных
членов
любой
деревенской
общины,
до
тех
пор
пока
и
в
эти
общины
не
просочились
«uивилизо
ванные»
нравы
и
порядки.
Однако
муштра
в
послушании
постепенно
превратила
людей
в
((Вещи»,
которых
одним
царским
приказом
мож
но
было
использовап\
как
покорное
стадо
для
выполнения
особых
поручений,
сколь
бы
они
ни
нарушали
ход
их
семейной
жизни
и
не
противоречили
нормальной
рутине
деревенского
быта.
Не
последним
из
зол
этой
системы
было
ощущение
человеческо
го
унижения,
возникавшее
из
обязанности
чиновников
рабски
подчи
няться
приказам
вышестоящих
властей.
Как
указывает
М.И.
Финли,
свободные
граждане
Древней
Греции
и
Древнего
Рима
крайне
не
охотно
принимал
и
административные
должности
именно
по
вышена
званной
причине;
поэтому
даже
очень
важные
правительственные
и
военные
посты
часто
доставались
рабам,
которые,
уже
в
силу
самого
своего
положения
обязанные
подчиняться,
не
ощущали
подобного
унижения.
В
мегамашине
не
было
места
личной
инициативе
или
от
ветственности:
ведь
такая
свобода
могла
бы
привести
к
отмене
оши
бочных
приказов
или
к
неповиновению
безнравственным
приказам
Преданные
человеческие
винтики
мегамашины
во
все
времена
оста
вались
эйхманами
43
-
вдвойне
униженными,
так как
они
не
сознавали
собственного
унижения.
16*
243
Миф
машины
Впрочем,
вместе
с
понятиям
и о
подчинении
и
абсолютном
пови
новении,
послужившими
фундаментом
для
сооружения
огромной
человеческой
машины,
появились
и
возможности
ослушания,
измены
и
бунта.
И
для
того,
чтобы
божественные
полномочия
царя
должным
образом
почитались,
царской
власти
приходилось
опираться
на
силу:
и
не
просто
на
голую
силу,
а
на
силу
в
самой
свирепой
и
садистской
ее
форме,
в
какую
отливались
кошмарные
и
бесчеловечные
прихоти
жестокости.
Совсем
недавними
примерами
таких
изобретательных
и
жутких
извращений
власти
могут
послужить
злодеяния,
учиненные
«цивилизованными»
правительствами
в
Варшаве,
Освенциме,
Токио
и
Вьетнаме.
И
здесь
вновь
образцами
для
царей
служили
боги:
так,
Мардук,
сражаясь
со
своей
давней
соперницей
Тиамат,
прибег
к
помощи
«зло
го
Ветра»,
Смерча,
Урагана;
тот
впрягает
в
свою
вихревую
колесницу
скакунов
-
«Убийцу,
Беспощадного,
Топтуна,
Быстрого».
«Остры
были
их
зубы,
отравленные
ядом.»
Опять-таки,
эта
черта
присуща
не
только
славившимся
своей
яростью
и
воинственностью
вавилонянам,
ассирийцам
или
хеттам.
В
метафорах,
использованных
в
самом
древ
нем
из
«Текстов
пирамид»,
где
описывается
обожествленный
фараон,
мы
встречаемся
со
своеобразной
нескрываемой
каннибальской
стра
стью
во
всем,
что
относится
к
размаху
власти
божественного
царя
Царская
власть
-
как
она там
изображена
-
являлась
поистине
людоед
ской
прожорливостью.
В
поисках
параллелей
к
этим
пугающим
симво
лам
можно
обратиться
к
пьесе
одного
нашего
современника,
который
описывает,
как
женщина
поедает
гениталии
своего
любовника.
Чтобы
не
быть
голословным,
я
приведу
здесь
выдержки
из
этого
текста
впереводе
Эрмана:
«Он
-
тот,
кто
поедает
людей;
кто
питается
Богами,
кто
распо
ряжается
посыльными
и
рассылает
приказы...
Бегун-со-всеми
Ножами
...
душит
их
для
него,
извлекая
их
внутренности,
он
-
вест
ник,
с
которым
рассылается
смерть
...
Он
-
тот,
кто
поедает
их
вол
шебство
и
проглатывает
их
великодушие.
Большие
идут
ему
на
зав
трак,
средние
-
на
обед,
а
малые
-
на
ужин
...
Он
переломил
хребет
со
спинным
мозгом,
ОН
вынул
сердца
Богов,
он
пожрал
Красную
Коро
ну,
он
проглотил
Зеленую
Корону.
Они
кормится
легкими
Мудрецов,
наслаждаясь
тем,
что
питается
сердцами
и
их
магией».
Видеть
в
подобном
описании
лишь
изысканный
риторический
прием
-
значит,
намеренно
закрывать
глаза
на
социальный
контекст
данных
слов.
Грубое
принуждение
являлось
необходимым
сопрово
ждением
массовой
организации
общества
и
особых
порядков,
насаж
давшихся
царем.
Повествование
Геродота
полно
отталкивающих
244
VIII.
Владыки
как
перводвигатели
описаний
безумной
жестокости
правителей
-
например,
история,
ко
торую
он
рассказал
о
Камбисе
44
.
Один
из
ближайших
друзей
царя
намекает
ему,
что
он
пьет
слишком
много
вина,
а
это
вредно
для
ума
и
тела.
Вознамерившись
доказать,
что
вино
не
оказывает
на
него
ни
какого
действия,
Камбис
принимается
пить
безрассуднее
прежнего,
а
затем
берет
лук
и,
велев
поставить
на
другом
конце
зала
сына
этого
неосторожного
друга,
прицелившись,
убивает
юношу,
после
чего
вырывает
у
него
из
груди
пронзенное
сердце,
чтобы
показать,
сколь
безупречно
достигла
цели
его
стрела.
Первобытное
общество,
как
правило,
признает
два
главных
пре
ступления:
нарушение
табу
на
кровосмешение
и
убийство
Но
с
по
явлением
новой
системы
управления
и
новых
сводов
законов,
вве
денных
царями,
число
возможных
преступлений
возросло
и
наказа
ния
сделались
более
устрашающими.
Неповиновение
приказам
вы
шестоящего
по
чину
считалось
худшим
из
грехов;
и
даже
«рассужде
ния»
в
ответ
на
приказание
рассматривались
как
серьезное
оскорбле
ние.
Если
можно
судить
по
обычаям
индейцев-чейеннов,
то,
навер
ное,
такое
отношение
было
отголоском
палеолитической
охоты:
одно
из
трех
преступлений,
за
которые
у
чейеннов
полагается
нести
нака
зание,
-
неповиновение
приказам
вождя
во
время
охоты
на
буйвола.
Вулли
приводит
слова
одного
хеттского
закона:
«И
если
рабу
случится
разгневать
своего
хозяина,
пусть
его
либо
убьют,
либо
изу
родуют
ему
нос,
глаза
или
уши.»
Подобные
увечья
были
излюблен
ной
формой
наказания.
Сравнив
эти
законы
с
благопристойными
и
человечными
обычаями
современных
примитивных
народов,
мы
поймем,
как
угнетающий
культ
власти
привносил
в
людские
нравы
ту
-степень
свирепости
и
низости,
которые
были
неведомы
более
ранним
племенным
группам,
где
если
кто-то
и
наносил
телесные
увечья,
то
только
себе
-
и,
главным
образом,
из
магических
соображений.
Даже
в
сравнительно
мягком
кодексе
Хаммурапи
45
дозволялось
систематически
наказывать
пытками
или
постоянно
калечить
тела
людей,
хотя
подобная
практика
была
совершенно
чужда
архаическим
малым
общинам
до
наступления
железного
века.
Эти
садистские
ме
тоды,
применявшиеся
в
равной
степени
и
в
воспитании,
оставили
след,
который
лишь
недавно
удалось
изгладить.
В
шумерских
шко
лах,
как
рассказывает
Крам
ер,
привычной
фигурой
был
чиновник
с
кнутом
для
поддержания
порядка;
а
древнеегипетский
глагол
«учить»
означал
также
«наказывать».
Собственно,
последнее
словоупотреб
ление
сохранилось
и
до
наших
дней:
так,
родители,
наказывая
ребен
ка,
нередко
приговаривали:
«Я
тебя
научу,
как
надо
себя
вести!»
(по
ка
не
возобладал
принцип
«
вседозволенности»
с
его
садизмом
навы-
245
Миф
маШИНbI
ворот,
метнувшийся
в
противоположную
крайность
и
обрашаюший
наказание
на
всех
кого
угодно,
кроме
ребенка).
Помимо
убийства
и
изнасилования,
самые
страшные
преступле
ния,
наказываемые
цивилизованными
властями,
восходят
вспять
к
«
непростительному
греху»
-
неподчинению
суверену.
Принуждение
-
вплоть
до
убийства
-
было
царской
формулой,
позволявшей
утвер
ждать
власть,
обеспечивать
послушание
и
взимать
добычу,
дань
и
налоги.
По
существу,
всякое
царское
правление
было
правлением
террора.
С
расширением
царской
власти
этот
подспу
дный
террор
сделался
неотъемлемой
частью
новой
техники
и
новой
экономики
изобилия.
Иными
словами,
скрытая
сторона
прекрасного
сна
пред
ставляла
собой
кошмар,
который
цивилизация
до
сих
пор
так
и
не
сумела
окончательно
стряхнуть
с
себя.
L
IO'I'IIAJI_
t
МWIIfЮIIO
пAIIдApIы
ЮЮ_
1
М(Юl)ОО
8IIAC11I
t
oo_1Iftrol4
S.
БI'EМJI
/ЮТР!Ь1IJIIi
6.JfЮIAП1'OМТEJIЙ
ГЛАВА
ДЕВЯТАЯ
Сотворение
мегамашины
1.
НезрllЛ1ая
машина
Воздавая
должное
безграничности
и
мощи
Божественной
царской
власти
и
в
качестве
мифа,
и
в
качестве
действующего
установления,
я
приберег
для
более
пристального
рассмотрения
один
ее
важный
ас
пект,
ее
величайшее
и
оказавшееся
наиболее
стойким
нововведение
-
изобретение
первичной
машины.
Это
необычное
изобретение,
по
су
ти,
оказалось
самой
ранней
моделью
для
всех
позднейших
сложных
машин,
хотя
постепенно
акцент
смешался
с
человеческих
рабочих
звеньев
на
более
надежные
механические
элементы.
Уникальной
за
дачей
царской
власти
стало
набрать
нужное
количество
живой
рабо
чей
силы
и
распоряжаться
ею
для
выполнения
таких
масштабных
работ,
какие
никогда
раньше
не
предпринимались.
В
результате
этого
изобретения
пять
тысяч
лет
назад
были
проведены
огромные
инже
нерные
работы,
способные
поспорить
с
лучшими
сегодняшними
дос
тижениями
в
сфере
массового
производства,
стандартизации
и
де
тального
проектирования.
Эта
машина
обычно
ускользала
от
внимания
и
потому,
естест
венно, так
и
оставалась
не
названной
вплоть
до
нашей
эпохи,
когда
появился
гораздо
более
мошный
и
современный
тип,
использующий
целое
множество
вспомогательных
машин.
Для
удобства
я
буду
обо
значать
архетипическую
форму
разными
именами,
в
зависимости
от
конкретной
ситуации.
Так
как
составляюшие
этой
машины,
даже
если
она
функциони
ровала
как
совершенно
слаженное
целое,
неизбежно
разделялись
пространством,
в
некоторых
случаях
«незримой
машиной»;
когда
же
речь
пойдет
о
выполнении
сложной
работы
с
высокой
коллективной
организацией,
я
буду
называть
ее
«рабочей
машиной»;
а
примени
тельно
к
действиям
коллективного
принуждения
и
уничтожения,
она
заслуживает
прозвания
(имеюшего
хождение
и
сегодня)
«военной
машины».
При
сочетании
сразу
всех
компонентов
-
политических,
хозяйственных,
военных,
бюрократических
и
царских,
-
ей
подойдет
термин
«мегамашина}}:
иначе
говоря,
Большая
машина.
Техническое
оборудование,
порожденное
такой
мегамашиной,
становится
«мега
техникой»
-
в
отличие
от
более
скромных
и
разнообразных
способов
технологии,
которые
вплоть
до
нашего
столетия
продолжали
выпол-
249
Миф
машины
нять
большую
часть
повседневной
работы
в
цехах
и
на
полях,
иногда
с
помощью
энергетических
механизмов.
Люди
обычных
способностей,
полагаясь
только
на
мускульную
силу
и
традиционные
навыки,
могли
выполнять
широкий
круг
задач,
в
том
числе
изготовлять
посуду
и
ткать,
без
всякого
внешнего
пону
ждения
и
научного
руководства,
за
исключением
знаний,
заключен
ных
в
традициях
местной
общины.
Не
так
обстояло
дело
с
мегама
шиной.
Только
цари,
полагаясь
на
учение
астрономической
науки
и
опираясь
на
религиозные
санкции,
оказались
способны
собрать
мега
машину
и
управлять
ею.
Это
было
незримое
сооружение,
состоявшее
из
живых,
но
пассивных
человеческих
деталей,
каждой
из
которых
предписывалась
особая
обязанность,
роль
и задача,
чтобы
вся
грома
да
коллективной
организации
производила
огромный
объем
работы
и
воплощала
в
жизнь
великие
замыслы.
Поначалу
ни
одному
мелкому
вождю
было
не
под
силу
органи
зовать
мегамашину
и
привести
ее
в
движение.
И
хотя
абсолютное
утверждение
царского
могущества
покоилось
на
сверхъестественных
санкциях,
сам
по
себе
институт
царской
власти
не
получил
бы
столь
широкого
распространения,
если
бы
эти
притязания
не
оправдыва
лись
колоссальными
свершениями
мегамашины.
Её
изобретение
яви
лось
высшим
достижением
ранней
цивилизации
-
техническим
под
вигом,
который
послужил
моделью
для
всех
позднейших
форм
меха
нической
организации.
На
протяжении
почти
пяти
тысяч
лет
эта
мо
дель
передавалась
(причем
иногда
все
ее
части
сохранялись
в
хоро
шем
рабочем
состоянии,
а
иногда
в
видоизмененной
форме)
исклю
чительно
благодаря
человеческим
средствам,
прежде
чем
она
была
переработана
в
некую
материальную
структуру,
наиболее
всего
отве
чавшую
ее
особенностям,
и
превратилась
во
всеобъемлющий
свод
установлений,
охватывающий
все
стороны
жизни.
Понять
момент
возникновения
мегамашины
и ее
дальнейшую
«родословную»
значило
бы
по-новому
взглянуть
на
истоки
нашей
нынешней
чрезмерно
механизированной
культуры,
на
судьбу
и
участь
современного
человека.
Мы
обнаружим,
что
первоначальный
миф машины
отразил
причудливые
надежды
и
желания,
которые
с
лихвой
исполнились
уже
в
нашу
эпоху.
В
то
же
время,
он
налагал
суровые
ограничения
и
принуждал
к
жестокому
рабству;
и
эти
об
стоятельства
-
как
напрямую,
так
и
в
силу
вызванного
ими
противо
действия
-
сегодня
угрожают
человечеству
куда
более
гибельными
последствиями,
чем
в
эпоху
пирамид. Наконец,
мы
увидим,
что
с
са
мого
начала
все
благие
деяния
механизированного
производства
ом-
250