Мак-Нил, Уильям. В погоне за мощью: Технология, вооружённая сила и общество в ХI-XX веках

Подождите немного. Документ загружается.

351

} 8. ~-´~~ Á~~. 1884 – 1914

Несмотря на продолжающуюся постройку кораблей, после 1909 г.

план адмирала Тирпица по созданию достаточно сильного для разгро-

ма британцев в Северном море флота оказался невыполненным. Его

исходные предположения оказались неверными. Вместо того чтобы

оказаться втянутой в соперничество с Францией и Россией, Велико-

британия заключила с ними союз. Более того, в 1910 г. британское пра-

вительство доказало свою способность устанавливать новые диффе-

ренцированные налоги как для строительства флота, так и осуществ-

ления социальных программ в недоступных германцам масштабах.

Более того, к 1912 г. Тирпиц и германский флот столкнулся с но-

вым внутренним соперником в лице сухопутных войск. Призрак ре-

волюции преследовал прусских офицеров еще с 1848 г. Даже триумф

1870 – 1871 гг. не устранил страха перед реальными возможностями

подлинно массовой армии и опасения имущих классов лишиться сво-

их привилегий. Рост численности населения позволил военному ру-

ководству призывать на военную службу все меньший процент от об-

щей численности молодых людей. Сокращение сухопутных войск

до удовлетворительного для прижимистых депутатов рейхстага ми-

нимума позволило в то же время сохранить однородность и аристо-

кратичность офицерского корпуса

—

надежного заслона на пути про-

поведуемой социалистами революции.

К концу первого десятилетия

в. в свете ускорившихся темпов

финансируемого Францией перевооружения России действенность

подобной политики стала выглядеть сомнительной. Скоротечный

разгром в Первой балканской войне 1912 г. германского протеже

—

Турции

—

странами, вооружение которым поставила Франция, еще

более обострил ощущение углубляющейся изоляции Германии. Во-

енные советники кайзера сошлись во мнении, что, несмотря на риск

возможной революции, армия должна быть увеличена путем призы-

ва большего числа мужчин на срочную службу. Кроме того, было ре-

шено вооружить войска артиллерией более крупного калибра. За-

траты на осуществление подобной программы были значительны-

ми и напрямую соперничали с планами строительства флота. Более

того, новый канцлер Теобальд фон Бетман-Хольвег активно поддер-

живал армейскую программу в качестве сдерживающего фактора за-

просов адмирала Тирпица

⁷⁹

Fritz Fischer, War of Illusion: German Policies from 1911 to 1914 (London 1975),

pp. 116 ff. См. интересный анализ стоявшей перед германской армией дилем-

мы у Bernd F. Schulte, Die deutsche Armee, 1900 – 1914, zwischen Beharren und

Verandern (University of Hamburg dissertation, 1976).

352

 -

Россия также стала оправляться от последовавших вслед за по-

ражением в русско-японской войне революционных возмущений

—

факт, поставивший под сомнение выполнимость плана Шлиффена.

Если России удалось бы развить достаточно густую сеть железных

дорог для мобилизации своих объемных людских ресурсов, то у Гер-

мании могло не хватить времени на разгром Франции, прежде чем

подвергнуться вторжению русских орд. Еще с 1893 г. Великий гене-

ральный штаб (как после 1871 г. начал называться прусский Генштаб)

безоговорочно верил в то, что единственным способом ведения вой-

ны на два фронта было нанесение первого удара по Франции через

территорию Бельгии, пока русские все еще находились в процессе

отмобилизовывания личного состава. Именно таково было заключе-

ние начальника Великого генерального штаба в 1891 – 1905 гг. Альфре-

да фон Шлиффена, поставленного перед необходимостью разреше-

ния проблемы франко-русского сближения 1891 – 1894 гг.

Ежегодно план Шлиффена подвергался тщательному пересмотру

с учетом поступавших разведданных относительно изменений в ре-

сурсах противников Германии и самой империи. Однако с момента

написания в 1893 г. и до момента боевого применения в 1914 г. осно-

вополагающая идея оставалась неизменной. Германских штабистов

мало заботило то обстоятельство, что нейтралитет Бельгии гаран-

тировался международным договором 1839 г., под которым стояла

и подпись Пруссии. Вторжение могло вызвать принятие ответных

военных мер со стороны Великобритании, поскольку независимость

Бельгии (в противовес Франции) являлась долгосрочной задачей

официального Лондона. Однако когда вслед за франко-британским

союзным договором 1904 г. последовало заключение аналогичного

русско-британского договора (1907 г.), германцы пришли к заклю-

чению, что Великобритания все равно рано или поздно (а может,

с самого начала войны) присоединится к ее противникам. Быстрый

и окончательный разгром Франции во мнении германцев стоил вы-

зываемого вторжением в Бельгию неминуемого противостояния

⁸⁰

Еще одним важным последствием скрупулезной подробности раз-

работки в 1893 – 1914 гг. плана германского наступления был тот факт,

что однажды запущенный механизм мобилизации невозможно было

остановить. Все должно было работать с точностью часового меха-

низма. Любое вмешательство извне неминуемо приводило к сбою

и в итоге парализовывало предусмотренное планом отлаженное пе-

⁸⁰

Относительно плана Шлиффена см. Gerhard Ritter, The Schliffen Plan: Critique

of a Myth (London, 1958).

} 8. ~-´~~ Á~~. 1884 – 1914

ремещение людей и материалов. Таким образом, достаточно затруд-

нительное для Бисмарка в 1866 и 1870 – 1871 гг. подчинение военных

действий политическим соображениям

⁸¹

стало окончательно невоз-

можным. Никто, включая самого кайзера, после принятия решения

о начале военных действий не мог изменить план. Подобные жест-

кие ограничения существовали также во Франции, России и Авст-

рии, хотя меньший престиж армии делал политическое вмешатель-

ство (даже во времена кризиса) гораздо более возможным по сравне-

нию с Германией.

Нельзя было более убедительно продемонстрировать иррацио-

нальность рационального, профессионализированного планирова-

ния. Загадочным образом сомнамбулическая поступь, которой веду-

щие державы пришли к войне в августе 1914 г., точно ознаменовала

центральную дилемму нашего столетия

—

противоречивость целого,

вызванная (или многократно усугубленная) более полной гармони-

ей или превосходной организацией его составных.

⁸¹

Gordon A. Craig, The Politics of the Prussian Army (New York, 1964), pp. 193 – 216.

354

} 9

МИРОВЫЕ ВОЙНЫ ХХ ВЕКА

В наиболее урбанизированных странах Европы в августе 1914 г. люди

с радостью пошли на войну. Почти каждый считал, что сражения

продлятся лишь несколько недель. В ожидании решающих битв гра-

ничащий с истерией боевой пыл ослепил сознание германского,

французского и британского обществ. Сменившее его разочарова-

ние было не менее глубоким

—

и тем не менее, несмотря на четыре

долгих кошмарных года ежедневных бесконечных списков убитых

в газетах и тупикового противостояния на Западном фронте, воля

к продолжению войны оказалась сильнее.

Остается лишь догадываться о причинах столь странного пове-

дения. Определенное отношение к вышесказанному имеет укоре-

нившийся в образовательной системе культ героизма с его акцен-

том на патриотизме и воспевавших ратный труд классиков. В пред-

шествовавшем Первой мировой войне десятилетии не меньшей

была и роль классовой борьбы во всех ведущих государствах Евро-

пы. Испытываемые по отношению к соседям чужестранным страх

и ненависть позволяли избавить потенциальных солдат от анало-

гичных чувств к соседям непосредственным

—

опыт, убедительно

подтвержденный как применительно к социалистам и пролетари-

ям, так и в отношении класса имущих. Вероятно, многочисленные

и разнообразные психологические подвижки, вызванные переходом

от сельского уклада жизни к городскому, также нашли свое воплоще-

ние в оргии патриотизма и милитаризма 1914 г. Значительно мень-

ший энтузиазм населения восточноевропейских стран относитель-

но начала войны является подтверждением вышеприведенного фак-

та

—

ведь процесс урбанизации затронул значительно меньшую часть

населения этих государств, а крестьянское большинство все еще сле-

довало традиционному укладу. Однако, несмотря на все усилия,

по-

Marc Ferro, La Grande Guerre (Paris, 1969) and Emmanuel Todd, Le fou et le

proletaire (Paris, 1979) задействовали большее воображение в рассмотрении

данного вопроса. Тодд предполагает, что классы ремесленников и лавочни-

355

} 9. ´~ ´ ³³ ~

пытки объяснить феномен Первой мировой войны остаются слиш-

ком сложными для восприятия. Прошедшие войну люди оказались

попросту неспособны уместить случившееся и пережитое в любые

рамки дотоле известного опыта. Вскружившие миллионы голов меч-

ты о славе развеялись от чувства ужаса и беспомощности в безыс-

ходной траншейной войне, месяц за месяцем неумолимо перемалы-

вавшей людские массы. Всплеск вильсонианской и ленинской ри-

торик в 1917 г. лишь подчеркнул уникальность, исключительность

и беспрецедентность этой борьбы. Воцарившeеся повсюду настрое-

ниe ожидания конца света по завершении войны быстро сменилоcь

столь же сильным неприятием всего, связанного с кровопролитием.

Большинство тех, кому удалось выжить, действовали по убеждению,

что произошедшее в 1914 – 1918 гг. было атавистическим искажением

норм цивилизованной жизни.

Однако даже если мы возьмем за основу современное суждение

и согласимся с тем, что Первая мировая война была подобием Арма-

геддона, внезапным и жестоким образом положившего конец целой

эпохе европейской и всемирной истории, то по прошествии стольких

десятилетий становится ясным

—

Великая война также ознаменовала

наступление новой эры в мировой истории, эры, в которой мы все

еще барахтаемся в наших 1980-х. Отсюда следует неприменимость рас-

смотрения уместности Первой мировой войны как беспрецедентной

катастрофы, оборвавшей естественный ход исторического развития.

По крайней мере, Вторая мировая война доказала, что 1914 – 1918 гг.

не были уникальным событием. По мере того как 1945 г. все более от-

даляется от нас, теряя первичность в восприятии современного об-

щества, становится возможным рассмотреть два великих вооружен-

ных столкновения

в. в более безболезненной перспективе.

   ~}Å

 ~   ´³ ³

Особенно многообещающими видятся три нижеследующих подхода.

Во-первых, все войны следует рассматривать в качестве попыток вне-

сения изменений в баланс силовой политики в системе соперничаю-

щих государств. Разумеется, метод, которым государства-союзники

ков в предшествовавший 1914 г. период находились в особенно неблагоприят-

ном положении и сублимировали сексуальное и экономическое возмущение

посредством переноса цели для насилия на внешнего врага.

356

 -

противодействовали германской мощи в Первой и Второй мировых

войнах, полностью соответствует основополагающим составным

двух более ранних эпизодов европейской истории. Речь идет о двух

этапах войны, целью которой было обуздание мощи державы Габс-

бургов в 1567 – 1609 и 1618 – 1648 гг., а также о более масштабной вой-

не, предотвратившей господство Франции на континенте в 1689 – 1714

и 1793 – 1815 гг. Так же, как и в 1914 – 1918 и 1939 – 1945 гг., в каждом из вы-

шеперечисленных примеров коалиция стран выступала против госу-

дарства, вплотную подошедшего к обретению гегемонии на европей-

ском пространстве. Точно так же взаимно противоречащие интере-

сы, взаимное недоверие и радикальные отличия в идеологии внутри

коалиции не помешали союзникам одержать победу настолько пол-

ную, чтобы позволить себе роскошь перессориться между собой пос-

ле окончания войны

В предшествовавшие столетия воины и подданные не имели права

вмешиваться в расчеты правителем баланса сил. Однако в ходе двух

мировых войн

в. от граждан и военнослужащих каждой из проти-

воборствующих сторон и каждого воюющего государства ожидалась

вера в цели, явно противоречащие подобным расчетам, долженст-

вующим служить надежным компасом в государственных делах. Пе-

реносить страдания и умирать за поддержание баланса сил, который

сделал возможным (и даже спровоцировал) войну, было совершенно

неприемлемым для всех сражавшихся. По идеологическим или иным

причинам государственные деятели также раз за разом предприни-

мали действия, противоречащие принципам силовой политики

Для емкого и точного описания этой позиции относительно войн Германии

в. см. Ludwig Wilhelm Dehio, The Precarious Balance: The Politics of Power

in Europe, 1494 – 1945 (London, 1963). Для более философского осмысления см.

Martin Wight, Power Politics (Harmondsworth, 1979).

Подобно Вудро Вильсону и Франклину Делано Рузвельту в Соединенных Штатах,

Ленин в России строил свою политику на объявлении политики баланса сил

порочным пережитком. Даже Гитлер время от времени нарушал правила игры:

самым ярким примером является его инициатива после нападения японцев

на Перл-Харбор в 1941 г., избавившая Рузвельта от почти неразрешимого выбо-

ра. Объявление Германией войны Соединенным Штатам позволило Вашинг-

тону приступить к выполнению согласованной с Великобританией страте-

гии, рассматривавшей разгром Германии в качестве первоочередной зада-

чи. Если бы Гитлер не сделал этого шага первым, трудно представить, каким

образом Рузвельту удалось бы в условиях неотомщенного нападения японцев

на тихоокеанском театре убедить Конгресс объявить войну еще и Германии.

357

} 9. ´~ ´ ³³ ~

Даже если государственные деятели, граждане и солдаты верили

в сказанное ими о порочном и неприемлемом характере политики

баланса сил, поведение правительств и перемены в общественном

мнении еще вполне вписывались в неизбежную геометрию раскла-

да сил. Само существование суверенных государств позволяет пред-

положить, что когда одно из них становится достаточно сильным,

чтобы угрожать независимости остальных, то все способствующее

поощрению силовых шагов в отношении потенциального гегемона

обретает самые благоприятные условия в считающих себя подвер-

женными опасности странах. В подобной обстановке быстрая смена

настроений и симпатий общества не только возможна, но и проис-

ходит в действительности за несколько месяцев и даже недель, при-

водя к созданию и распаду союзов и коалиций. Противоречащие ин-

тересы и несовместимые идеалы выходили на передний план лишь

при условии отсутствия провоцирующих проведение политики ба-

ланса сил внешних угроз. Подобное утверждение уместно примени-

тельно к Соединенным Штатам и Советскому Союзу в период между

двумя мировыми войнами

—

слабость Германии поощрила их на на-

меренное отступление от силовой политики. Обе державы замкну-

лись в собственных границах, чтобы блюсти чистоту своих полити-

ческих догм.

Как бы то ни было, баланс сил видится недостаточным для полно-

го объяснения причин этих двух войн. Ожесточенность, с которой

они велись, и далеко идущие преобразования, вызванные напряже-

нием сторон, перевернули общество. Цели войны и политические

идеологии могли дезориентировать всех участников процесса

—

од-

нако за яростными битвами безошибочно угадывался демографиче-

ский фактор, столь же неумолимый, сколь и геометрия силового со-

перничества.

Подобное восприятие предлагает второй подход к пониманию

двух войн. Если, как предполагалось в шестой главе, демократиче-

ская и промышленная революции были, помимо всего прочего, ре-

акцией на испытываемое Западной Европой с конца

xviii

в. демо-

графическое давление, то конвульсии войн

в. могут быть истол-

кованы подобным же образом. Они могут рассматриваться как ответ

на столкновение роста населения с пределами, установленными тра-

диционным укладом сельской жизни (в частности, в Центральной

и Восточной Европе, а также, в гораздо более разнообразных прояв-

лениях

—

на обширных пространствах Азии). Разумеется, основным

нарушителем всех наличествовавших общественных отношений яв-

лялся тот факт, что по достижении совершеннолетия крестьянские

358

 -

сыновья не могли, подобно своим предкам с незапамятных времен,

вступать в брак и принимать на себя обязанности взрослых членов

общества, поскольку земли было недостаточно. В подобных обстоя-

тельствах традиционные модели сельской жизни оказались под не-

выносимым давлением; семейные роли и моральные обязательства

сельского уклада не могли быть выполнены. Единственным остав-

шимся вопросом было то, какая форма революционного идеала ока-

жется наиболее привлекательной для возмущенной молодежи.

Еще с середины

xviii

в. население Европы и всего мира вышло

из состояния сравнительного равновесия. Снижение уровня дет-

ской смертности позволило большему по сравнению с предыдущи-

ми столетиями числу детей дожить до совершеннолетия. Однако уро-

вень рождаемости не только не снизился, но и стал расти, посколь-

ку уменьшение числа смертельных эпидемий привело к выживанию

большего количества супружеских пар в репродуктивном возрасте

⁴

На протяжении столетия рост числа населения означал для Цент-

ральной и Восточной Европы лишь рост богатства. Возросший объ-

ем рабочей силы позволил самыми разнообразными методами усо-

вершенствовать обработку земель, распахать новые пространства

и повысить уровень сельскохозяйственного производства. Однако

все они имели предел, и в 1880-х стало очевидно резкое снижение

прибыльности в почти всех деревнях на пространстве между Рейном

и Доном. Это явление ознаменовало два изменения. Первым стал не-

виданный объем эмиграции в 1880 – 1914 гг., вызвавший переселение

миллионов на западный берег Атлантики, а также на восток

—

вглубь

Сибири. Вторым изменением было выражаемое в самых разных фор-

мах революционное брожение в деревнях и городах стран Централь-

ной и Восточной Европы.

Давление на сельский уклад и традиционные общественные мо-

дели постоянно возрастало до 1914 г., когда Первая мировая война

направила напряжение по новому руслу. Смерть многих миллионов

действительно способствовала частичному разрешению этой про-

блемы в перенаселенных областях Центральной и Восточной Ев-

ропы. Однако лишь Вторая мировая война, вызвавшая гибель зна-

чительно большего количества людей, а также массовый исход бе-

женцев и перемещения целых этнических групп, позволили странам

⁴

Относительно концепции «демографической революции» см. K.-F. Helleiner,

«The Vital Revolution Reconsidered», in D.

. Glass and E. C. Eversley, Population in

History (London, 1965), pp. 79 – 86; Ralph Thomlinson, Population Dynamics, Caus-

es and Consequences of World Demographic Change (New York, 1965), pp. 14 ff.

359

} 9. ´~ ´ ³³ ~

Центральной и Восточной Европы повторить французский ответ

на революционные выступления в начале

xi#

в. (а именно управлять

рождаемостью в соответствии с осознаваемыми экономическими об-

стоятельствами и ожиданиями). В итоге после 1950 г. рост численно-

сти населения перестал подвергать европейское общество серьезно-

му давлению

⁵

Разнообразие опыта по разрешению проблемы роста численно-

сти населения способно многое объяснить в подходах и поведении

европейских держав в преддверии Первой мировой войны. Как пред-

полагалось в шестой главе, в середине

xi#

в. Франция и Великобри-

тания пошли совершенно разными путями в разрешении внутренней

напряженности, вызванной быстрым ростом численности сельского

населения этих стран в 1780 – 1850-х гг

⁶

. Этот факт был засвидетельст-

вован повышением уровня заработной платы в 1850-х и последующие

годы. Сознательное ограничение рождаемости во Франции поста-

вило рост населения в зависимость от экономических опыта и ожи-

даний. Те, кто не мог найти приемлемую работу в Великобритании,

уезжали в европейские колонии, где рабочие места наличествовали

в избытке

⁷

Ситуация в России напоминала британскую в том смысле, что

отток в доступные в политическом отношении и малозаселенные

⁵

Для рассмотрения явлений, связанных с населением в период войны, см Kuli-

scher, Europe on the Move: War and Population Changes, 1917 – 1947 (New York, 1948).

⁶

Ирландская проблема Великобритании не оказалась разрешенной катастрофи-

ческим неурожаем картофеля и последовавшим голодом 1845 – 1846 гг., однако

в силу ускоренного процесса эмиграции и жесткой практике запрета на брак

до вступления во владение земельным наделом рост численности неожиданно

сменился снижением. После 1845 г. политическая напряженность в Ирландии

вызывалась не ростом численности населения, а ставшей уделом ирландских

крестьян продолжительной сексуальной фрустрацией в ожидании вступления

в брак. Относительно психологических и общественных последствий устано-

вившегося после голода демографического режима см. Conrad Arensburg, The

Irish Countryman, (London, 1937).

⁷

Цепная миграция, когда удачливый эмигрант оказывался в состоянии отложить

достаточное количество денег, чтобы оплатить переезд родственников, позво-

лило значительному числу даже самых бедных перебраться за океан. В итоге

опустение английских деревень и сокращение объема производства зерно-

вых после 1873 г. не привели к серьезным политическим волнениям, а вызва-

ли рост эмиграции с Британских островов, достигший наивысших показате-

лей в 1911 – 1913 гг. См. R. C. K. Ensor, England, 1870 – 1914 (Oxford, 1936), p. 500.

360

 -

пограничные земли был доступен сельскому населению, которое

не могло более следовать традиционному укладу жизни у себя на ро-

дине. В 1880 – 1814 гг. более шести миллионов русских переселились

в Сибирь и около четырех миллионов

—

на Кавказ. В то же время

около двух с половиной миллионов жителей западных окраин Рос-

сии (в большинстве своем поляков и евреев) перебрались за океан

⁸

Благодаря железным дорогам и вызванным снижением стоимости

наземных перевозок многообразным проявлениям промышленно-

коммерческой экспансии, эти «предохранительные клапаны» допол-

нялись расширяющимися возможностями для трудоустройства в го-

родах. Однако вскипавшее в большинстве сельских областей России

недовольство наглядно проявилось в ходе внезапной вспышки рево-

люционного насилия 1905 – 1906 гг.

Французы и британцы на западе и русские на востоке в конце

xix

—

начале

в. оказались перед лицом поистине сложной демографи-

ческой проблемы. Например, в Германии среднегодичное превыше-

ние уровня рождаемости над смертностью в 1900 – 1910 гг. составляло

860 тыс. человек

—

однако в то же время промышленно-коммерче-

ская экспансия открыла столько новых рабочих мест, что для обра-

ботки сельских хозяйств на востоке приходилось нанимать поляков

⁹

И все же давление, оказанное воздействием быстрой урбанизации

на традиционный уклад жизни, было крайне серьезным. Активно

выходившие на политическую арену новые городские слои зачастую

оказывались пугающими для правящей германской элиты, родиной

которой в основном были сельские районы и маленькие города. Осо-

бенно угрожающей виделась популярная в среде промышленных ра-

бочих марксистская революционная риторика; в то же время мно-

гих германцев беспокоила волна славянской миграции с востока. Ре-

зультатом вышеперечисленного стало ощущение нахождения в оса-

де и значительно более безоговорочная, нежели того требовал здра-

вый смысл, поддержка Австро-Венгрии летом 1914 г

¹⁰

⁸

Marcel Reinhard, Andre Armengaud and Jacques Dupaquier, Histoire generale de la

population mondiale, 3d ed. (Paris, 1968), pp. 401, 470; Donald W. Treadgold, The

Great Siberian Migration (Princeton, 1957), pp. 33 – 35.

⁹

В 1880 – 1914 гг. около полумиллиона германских крестьян покинули земли на вос-

токе страны. Согласно данным William W. Hagen, Germans, Poles and Jews: The

Nationality Conﬂ ict in the Prussian East, 1772 – 1914 (Chicago, 1980), их общее

число составило 482 062 человек.

¹⁰

Анализ того, как «архаический» характер политического руководства Германии

в преддверии войны способствовал разразившейся катастрофе был впервые