11
ние и Броделя, и Мак-Нила в том, что они реализовали условия для
научного прорыва в историографии, которые сложились только
к 1950 гг. Вскоре после войны во всем мире начался беспрецедентный
рост университетов и исследовательских центров. Колоссально уско-
рившееся накопление научных знаний произвело эффект, который
вполне можно было описать как перерастание количества в качество.
Впервые стало возможно проследить основные процессы мировой
истории, опираясь при этом на вполне надежные, профессионально
обработанные, первично осмысленные и верифицированные дан-
ные, которые накопили историки отдельных стран и хронологиче-
ских периодов. Тем не менее кому-то еще предстоял громадный труд
и, заметим, требовалась немалая уверенность в своих силах, чтобы
свести воедино разрозненные базы исторических данных. Во Фран-
ции это оказался Бродель, в Америке
—
Уильям Мак-Нил.
Задумаемся, а что могли в свое время читать по экономической
и социальной истории, особенно о неевропейском мире, такие
мыслители, как Монтескье, Маркс, да даже еще и Макс Вебер или
Шпенглер? В те времена основной упор (и, заметим, интеллектуаль-
ный престиж) приходился на углубленное текстологическое знание,
особенно религиозного и философского канона. Виртуозное владе-
ние мертвыми и современными языками было вознесено на высоты,
едва ли возможные сегодня. Политическая история, прежде всего За-
пада, была подробно изучена по хроникам. Но это была преимущест-
венно история идей и великих личностей, лишь самых верхних уров-
ней общественной организации. При этом археология едва выходи-
ла из состояния элементарного поиска сокровищ, востоковедение
и антропология «примитивных обществ» создавалась любителями
из миссионеров и колониальных офицеров. Мы склонны забывать,
что общественным наукам вообще-то пока всего три-четыре поколе-
рух, деревенского священника, да с десяток дичающих осликов. Вскоре после
поражения греческих коммунистов в гражданской войне, еще в конце 1940-х
гг., молодежь стала бежать за границу, преимущественно в Америку, куда вско-
ре потянулись за ними и семьи. Многих из своих знакомых военной поры быв-
ший капитан Мак-Нил нашел буквально у себя под боком, в иммигрантских
пригородах Чикаго, где уже никто не помышлял о коммунистических идеях
и тем более о партизанской борьбе
—
демографическое давление некогда пере-
населенной балканской глубинки нашло новый выход в американском капита-
листическом рынке труда. Отголоски этого личного опыта звучат в Мак-Нило-
вой интерпретации Наполеоновских войн, а также в его замечаниях по поводу
современных войн в Чечне и Ираке.