Мак-Нил, Уильям. В погоне за мощью: Технология, вооружённая сила и общество в ХI-XX веках

Подождите немного. Документ загружается.

121

} 3. ~~ ~~  ~~. 1000 – 1600

верной быстротой распространялось по дворам правителей, ору-

жейным мастерским и, наконец, по полевым квартирам действую-

щих армий. Неудивительно, что очень скоро европейские образ-

цы оружия в качественном отношении намного обогнали арсенал

правителей остальных стран цивилизованного мира. Превосходст-

во европейских армий в вооружении и выучке на поле боя в войне

1593 – 1606 гг. стало неприятным открытием для турок-османов, чья

конница впервые столкнулась с организованным ружейным огнем

²⁷

Русским этот отрыв западных соседей открылся в ходе Ливонской

войны 1557 – 1582 гг.

²⁸

Азиатским странам не повезло

—

они столкну-

лись с технологическим превосходством Запада не в начале

xvii

в.,

а позже, когда разрыв мог быть преодолен после прохождения поч-

ти неизбежной фазы поражения и завоевания каким-либо европей-

ским государством. В результате исключительный по масштабу евро-

пейский империализм

xviii

–

xix

вв. стал реальностью.

В этой связи стоит отметить, что второй бронзовый век в Азии

(так же, как и первый) наделил военной мощью малое число при-

шельцев, которые властвовали над покоренным населением благо-

даря монопольному обладанию царственным вооружением

—

колес-

ницами, опиравшимися на укрепления в древности; артиллерией

при поддержке конницы во втором случае. Китай в эпоху династии

Мин и Япония при сегунах Токугава были исключением

—

однако Ки-

таем после завоевания маньчжурами также правила маленькая груп-

па чужеземных завоевателей. Одна Япония осталась этнически од-

нородной

—

потому и неудивительно, что только здесь осталась воз-

можность воззвать к необходимости общенациональных усилий

с целью осуществления решительных политических, технологиче-

ских и общественных реформ для противостояния угрозе европей-

ской экспансии. Более нигде в Азии недоверие и неприязнь между

правителями и подданными не позволили отреагировать подобным

образом.

xvi

вв. могущественные азиатские властители не мог-

ли распознать этой угрозы, поскольку тогда европейцы выступали

в привычных ролях купцов и миссионеров, а буйства иностранных

матросов были обычным явлением для портовых властей. Даже пре-

²⁷

Halil Inalcik, «The Socio-Political Effects of the Diffusion of Firearm in the Middle

East», in

. J. Parry and M. E. Yapp, eds., War, Technology and Society in the Middle

East (London, 1975), pp. 199 – 200.

²⁸

Richard Hellie, Enserfment and Military Change in Muscovy (Chicago, 1971),

pp. 152 – 68.

122

 -

восходство европейских кораблей в водоизмещении, мореходности

и вооружении не насторожило местных жителей

—

ведь эти суда вна-

чале были столь редкими гостями…

Необходимо упомянуть, что сразу по знакомстве с морской мо-

щью пришельцев малые торговые государства забили тревогу. Неко-

торые из них обратились к могущественнейшему из мусульманских

владык

—

османскому султану. Турецкие власти отреагировали строи-

тельством флота на Красном море

—

в первую очередь, для защиты

святых мест, а при необходимости

—

для действий в Индийском океа-

не. Турки послали артиллерийских инструкторов на отдаленную Су-

матру, где те усилили оборонительные возможности местных мусуль-

манских правителей. Однако эти шаги имели в Индийском океане

лишь местный и ограниченный успех, поскольку являвшиеся масте-

рами средиземноморского стиля морского боя османы мало что мог-

ли противопоставить современной тактике пушечного боя.

Последнее утверждение нуждается в кратком разъяснении. Сре-

диземноморский стиль морского боя с античных времен предпола-

гал таран и абордаж, что, в свою очередь, требовало легких, быстрых

и маневренных галер с большим экипажем из гребцов и морских пе-

хотинцев. Подобный флот также представлял собой сухопутную ар-

мию, стоило кораблям причалить к берегу, а их командам

—

присту-

пить к осаде крепости или мирному поиску питьевой воды. Позднее,

xiii

в., появление всепогодных парусных судов внесло усовершен-

ствования в тактику средиземноморского стиля. Новые суда задей-

ствовали арбалет в невиданном прежде количестве и могли уверен-

но держать противника на расстоянии. Торговые суда ни в чем ином

и не нуждались.

Еще более резкие изменения произошли в результате появления

усовершенствованных пушек в конце

в.

—

европейские мореходы

быстро поняли, что революционизировавшие ведение войн на суше

пушки могут с равным успехом сделать это и на море. Прочные парус-

ники, которые уже ходили по Атлантике, могли быть переоборудова-

ны в пушечные корабли, сравнимые по огневой мощи с бастионами,

разработанными в тот же период военными инженерами для защи-

ты крепостных стен. Обладавшие необходимой маневренностью по-

добные плавучие бастионы были одинаково пригодны и для наступ-

ления, и для обороны. Как и в случае с обстрелом крепостных стен

пушками несколько ранее, огонь по легким судам имел катастрофи-

ческие последствия

—

с той разницей, что до появления самолетов

и подлодок в

в. кораблям с тяжелой артиллерией на море проти-

вопоставить было нечего.

123

} 3. ~~ ~~  ~~. 1000 – 1600

Результатом стали крупномасштабные изменения во флотских де-

лах. Скоростные средиземноморские галеры оказались легкой до-

бычей корабельной артиллерии. Столь же беззащитными оказались

и торговые суда Индийского океана; их легкая конструкция была оп-

тимально приспособлена к муссонным ветрам, однако делала невоз-

можным размещение мощных пушек (отдача которых для легких судов

имела те же последствия, что и попадание выпущенного ими ядра).

Пушки, разработанные французами и бургундцами в 1465 – 1477 гг.

превосходно подходили для размещения на прочных тяжелых ко-

раблях. Единственным усовершенствованием был лафет, поглощав-

ший отдачу при выстреле откатом назад: таким образом, орудие ока-

зывалось в удобной позиции для перезаряжания (возвращение ору-

дия при помощи рычагов на огневую позицию требовало от расчета

точности и слаженности). Новые орудия оказались столь тяжелы-

ми, что для сохранения остойчивости судна потребовалось распо-

ложить их возможно ниже. Для этого пришлось прорубать орудий-

ные порты почти на уровне ватерлинии и снабжать их прочными

герметичными крышками на время переходов. Корабль, построен-

ный в 1514 г. для короля Англии Генриха

viii

, определил основные

характеристики класса судов, для которого мощность бортового зал-

па стала столь же значимой, сколь собственно мореходные качества.

Семьдесят лет спустя сэр Джон Хокинс снизил высоту носовой и кор-

мовой надстроек, чтобы улучшить мореходность боевых кораблей

королевы Елизаветы. Благодаря этим нововведениям «артиллерий-

ская революция»

в. состоялась и на европейских океанских судах

—

теперь они обрели подавляющее превосходство над любым флотом

любого другого континента.

Тяжелые пушки, которые являлись почти обязательными и для

торговых кораблей, способствовали поразительно быстрому уста-

новлению европейского владычества над Америкой и Азией (нача-

лось соответственно в 1492 и 1497 гг.). Легкая победа португальской

эскадры над многократно превосходящими силами мусульманско-

го флота у порта Диу в Индии (1509 г.) наглядно продемонстрирова-

ла превосходство дальнобойного (до 200 метров) вооружения евро-

пейцев над традиционной тактикой абордажа южных морей. Старые

приемы оказывались бесполезными против ядер; несмотря на кажу-

щуюся неприцельность дальнего огня, пушечным судам следовало

лишь сохранять дистанцию.

В Средиземном море закат старой абордажной тактики и восход

атлантического стиля морского боя запоздали. Вплоть до заключе-

ния в 1581 г. перемирия, прервавшего на столетие боевые действия

124

 -

испанского и османского флотов, галеры оставались основной удар-

ной силой на Средиземноморье

²⁹

. Именно то обстоятельство, что ос-

новным морским противником были турки, и не позволило испан-

цам посвятить себя идее пушечных судов столь же всецело, сколь это

сделали голландские и английские контрабандисты и пираты, став-

шие грозой Иберийских колониальных империй. Когда сын Карла

Филипп

Испанский (правил в 1556 – 1598 гг.) потерял терпение

и решил вторгнуться в Англию, флот, собранный для этой цели, был

приспособлен скорее для ближнего боя, нежели пушечной дуэли. Да,

основу Великой Армады составляли построенные для трансатланти-

ческих переходов галеоны, несшие достаточное количество орудий

—

однако недостаточная маневренность не позволяла им успешно бо-

роться со сравнительно малыми и проворными английскими судами.

В свою очередь англичане не могли уничтожить прочные галеоны од-

ним пушечным огнем, так что основной причиной постигшей испан-

цев катастрофы был шторм у берегов Шотландии на обратном пути.

Тем не менее поражение Армады было вполне естественным

и продемонстрировало непригодность средиземноморской тактики

в открытых морях. Мыслившие старыми шаблонами испанцы и тур-

ки не имели ни малейшего шанса противостоять океанской морской

мощи Голландии, Англии и столетием позже

—

Франции. Последую-

щий переход морского превосходства к державам северо-западной

Европы во многом способствовал упадку средиземноморских земель,

ставшему очевидным в первой четверти

xvii

в. Корабельные пушки

голландцев и англичан перекрыли средиземноморским народам по-

следний выход из угрожавшего им экологического и экономического

тупика

—

тупика, так искусно исследованного Фернаном Броделем

³⁰

´ ~£~  

Важной особенностью европейской морской мощи

xvi

в. был ее ква-

зичастный характер. В Англии, например, Королевский флот только

начал отделяться от торгового; большинство встретивших в 1588 г. ис-

панскую Армаду кораблей было торговыми судами, обычным источ-

²⁹

См. у John F. Guilmartin, Gunpowder and Galleys, предметное рассмотрение

рационализма, на котором зижделась консервативная тактика средиземно-

морских флотов.

³⁰

Fernand Braudel, The Mediterranean and the Mediterranean World in the Age of

Phillip

, 2 vols. (New York, 1972, 1973).

125

} 3. ~~ ~~  ~~. 1000 – 1600

ником дохода которых являлось сочетание торговли с набегами. В са-

мой Армаде насчитывалось 40 вооруженных купеческих судов и толь-

ко 28 специализированных боевых кораблей

³¹

Голландские, английские и французские купцы, заходившие в объ-

явленные исключительными заморские владения Испании и Пор-

тугалии, обладали всеми преимуществами и недостатками контра-

бандистов. Они могли вести законную торговлю в любом из евро-

пейских портов или совершать набеги на побережье собственно

Испании, ввязываться в торговлю рабами на других берегах, сло-

вом, делать то, что капитан и владельцы корабля находили наиболее

прибыльным. Год за годом оснащенные и вооруженные суда возвра-

щались в свои порты с грузом награбленного и наторгованного, со-

держание которого зависело от возможностей, предоставлявшихся

во время плавания.

Несомненно, это был опасный бизнес, в котором успех или провал

зачастую предопределялся соотношением сил при контакте. Граби-

тель всегда рисковал быть ограбленным еще более сильным коллегой,

а постоянная готовность к применению оружия была столь же опасна

для жизни и здоровья моряков, сколь и для солдат на суше. Вкладчи-

ки, чьи средства делали возможным оснащение судна и наем команды,

также рисковали

—

ведь корабль мог вернуться с пустыми трюмами

или не вернуться вообще. Однако триумфальное возвращение сэра

Френсиса Дрейка и астрономические прибыли от его кругосветного

похода (1577-1580) заставляли забыть о возможных неудачах

³²

Даже скупые правители вроде Мануэля Португальского (1495-1521)

и Елизаветы Английской (1558-1603) сочли выгодным поощрение по-

добного рода путешествий. Оба эти монарха вкладывали личные

средства в заморские проекты: таким образом, королевский автори-

тет обозначал значимость предприятия, в то же время не рискуя го-

сударственными фондами. Амбициозный Мануэль даже попытался

стать единоличным обладателем прибыли от торговли пряностями,

однако для этого был вынужден взять в партнеры генуэзских бан-

киров

—

единственных, кто мог предоставить наличность, достаточ-

ную для снаряжения монарших судов. Проценты по кредиту и каз-

нокрадство королевских служащих урезали доходы португальского

монарха настолько, что тот в дальнейшем перестал вкладывать лич-

ные средства (хотя для всех остальных дело оказалось весьма при-

быльным).

³¹

Garrett Mattingly, The Defeat of the Spanish Armada (London, 1959), pp. 215 – 16).

³²

Прибыль инвесторов составила 4700 %. Там же, с. 87.

126

 -

Елизавета Английская проявила большую скромность и никогда

не пыталась монополизировать заморские предприятия своей дер-

жавы. Выбор достойных вложения проектов проводился на основе

тщательных финансовых и политических расчетов, что и обеспечи-

ло значительные прибыли

³³

Голландская модель была иной, поскольку в Голландии и Зелан-

дии власть после 1570 г. оказалась в руках торговых олигархов, для

которых понятия личной и общественной выгоды были тесно свя-

заны и почти не ограничены понятиями престижа и доблести, до-

минирующими в обществах, где существовали королевские дворы.

Испанская монархия являла собой другую крайность, и во владениях

Филиппа государство играло определяющую роль как в военных, так

и торговых делах. Причиной этому был успех английских, голланд-

ских и французских капитанов-одиночек, которые в 1568 – 1603 гг. пе-

рехватили почти все частные суда Иберийского полуострова. Эти по-

тери

—

хотя и не в полной мере

—

возместили галеоны королевского

флота

³⁴

. Но в то же время Испания могла содержать корабли и вой-

ска лишь благодаря ссудам, полученным от банкиров и спекулянтов

(многие из которых были иностранцами).

Таким образом, невзирая на разницу в процентном соотношении,

каждый заморский проект европейцев представлял собой сочетание

государственного, квазигосударственного или чисто частного пред-

приятия, позволявшее гибко реагировать на новые экономические

возможности. Каждое путешествие было начинанием, требовавшим

принятия новых решений от всех участников. Инвесторы почти все-

гда могли отказаться от сомнительного проекта или в любой момент

перенаправить субсидии в обещавшее стать еще более прибыльным

предприятие.

Пока европейские заморские проекты осуществлялись подобным

образом, вооруженные силы на океанах также должны были доста-

точно четко следовать требованиям финансовых рынков. Усилия от-

дельных капитанов и их экипажей напоминали расширяющееся дей-

ствие молекул газа, проникающих всюду, где можно было ожидать

³³

Судья Адмиралтейского Суда писал в 1590 г.: «Ее Величество приобрела

с момента основания этих начинаний (т. е. с 1585 г.) более 200000 фунтов.»

Kenneth R. Andrews, Elizabethan Pirateering, 1585 – 1603 (Cambridge, 1964), p. 22.

Ежегодный доход Елизаветы составлял около 300000 фунтов, так что доход

от вложений был немалым.

³⁴

Морской торговле иберийцев также препятствовали высокие налоги и высокая

стоимость мачтового леса. См. Andrews, Elizabethan Pirateering.

127

} 3. ~~ ~~  ~~. 1000 – 1600

выгодных сделок

—

и стоило одному вернуться с достаточно большой

прибылью, как по его пути устремлялись другие.

Поэтому вторжение португальцев в Индийский океан (1497 г.)

не стало мимолетным явлением мировой истории, как предшество-

вавшие им гораздо более крупные экспедиции китайских флотов.

Напротив, европейские суда шли к берегам Азии для грабежа или

торговли непрерывным потоком.

С возрастанием числа европейских кораблей росли и их возмож-

ности по оказанию экономического и политического влияния. Через

три столетия, за которые характер сочетания военного и торгового

предпринимательства претерпел заметные изменения, ни одна су-

хопутная империя Азии не могла противостоять мощи Старого Све-

та. Однако до

xix

в. морская торговля и разбой оставались тесно

связанными; даже после организации постоянных военных флотов

во второй половине

xvii

в. денежный приз за захват вражеского суд-

на оставался для офицеров и матросов важным источником дохода.

На суше сочетание наемнических и военных побуждений не было

столь гладким, как на море. В европейских армиях командование

принадлежало выходцам из знати, принципиально (да и практи-

чески) отвергавших низменную корысть денежной расчетливости.

Их идеи отваги и личной чести были попросту несовместимы с фи-

нансовыми, тыловыми и ежедневными управленческими аспектами

военной жизни. В морских делах доблесть находилась в подчинении

у финансов, поскольку до выхода в море корабль необходимо было

оснастить сложным набором снаряжения и продовольствия

—

задача,

невыполнимая без соответствующих денег. На суше снабжение также

требовало денег, однако они не были столь наглядно разделены для

оснащения отдельных подразделений с целью выполнения опреде-

ленных задач. В результате, финансовые ограничения на суше но-

сили более общий характер сокращения численности армий и воен-

ных расходов в целом.

Частью проблемы был тот факт, что лица, принимавшие решения

по созданию армий и ведению кампаний, открыто презирали низ-

менные расчеты. Война считалась делом чести, престижа, героиче-

ского самопожертвования. Большинство монархов и их министров

считали совершенно недопустимым вести ее в соответствии с ко-

рыстными мотивами банкиров и ростовщиков. С другой стороны,

лица, ссужавшие королей деньгами, мало что смыслили в военных

делах. Предполагалось, что ростовщика должно было мало заботить

то, как король потратит ссуженные средства. Таким образом, на суше

никто и не проводил тщательный подсчет затрат и возможных дохо-

128

 -

дов от военного предприятия

—

тогда как при снаряжении морских

экспедиций инвесторы пытались учесть все до последних мелочей.

Путем уступки представлявших ценность прав (чаще всего

—

пра-

ва взимать налоги в будущем), правители могли получить сумму, по-

зволявшую создание армии большей, чем то позволили бы обычные

доходы от налогов. При отсутствии соответствующих налоговых

поступлений подобные армии снабжали себя посредством грабе-

жей

—

т. е. жили непосредственно за счет ресурсов области боевых

действий, вместо того чтобы более равномерно распределить ношу

гражданского населения методом взимания налогов. В то же время

правители, неспособные платить своим солдатам, не могли рассчи-

тывать на их готовность повиноваться (особенно, если война шла

на большом удалении от метрополии).

Вполне ожидаемым решением проблемы было увеличение нало-

говых поступлений; и впрямь, в первые годы после «пороховой ре-

волюции» монархи добились удивительных результатов

³⁵

. Однако

после того как король приводил под свою руку местных соперников,

и их доходы (частично или полностью) перенаправлялись в сунду-

ки государственной казны, дальнейшее увеличение налогообложе-

ния становилось трудноосуществимым. До середины

xvii

в. даже

в наиболее умело управляемых государствах западной Европы под-

данные зачастую отвечали на повышение налогов вооруженным мя-

тежом и вполне могли рассчитывать на успех, если мятежников на-

биралось достаточно много.

Разумеется, королевские войска могли быть задействованы для

усмирения взбунтовавшихся налогоплательщиков

—

именно так на-

чались Голландские войны (1568-1609). Однако подобные меры могли

подорвать способность населения платить налоги, что было проде-

монстрировано в ходе вышеуказанных войн. Банкротство Филиппа

в 1576 г. стало сигналом для его армии, что на получение задол-

женного жалованья рассчитывать не приходится. Взбунтовавшиеся

солдаты разграбили Антверпен

—

самый богатый город Северной Ев-

ропы, который так никогда и не оправился от «испанской ярости».

Роль финансово-коммерческой метрополии перешла к находившему-

ся в руках у повстанцев Амстердаму.

Столь быстрое перемещение финансовой активности было ре-

зультатом действий бесчисленных предпринимателей, которые по-

³⁵

Richard Bean, «War and the Birth of the Nation State», Journal of Economic History

33 (1973): 217, подсчитал, что между 1450 и 1500 гг. налоги в пользу центральной

власти в Западной Европе удвоились, однако затем росли гораздо медленнее.

129

} 3. ~~ ~~  ~~. 1000 – 1600

считали, что товары и деньги будут в большей безопасности в гол-

ландском Амстердаме, где правили бюргеры, нежели в контроли-

руемом испанцами Антверпене. Частные решения подобного рода

означали, что капитал мог быстро уходить в географические обла-

сти, где расходы на его защиту оценивались как минимальные. Ка-

питалисты, которым не удавалось вовремя покинуть зоны тяжело-

го налогообложения, становились очевидцами неуклонного таяния

своих богатств. Эта участь постигла Фуггеров

—

как и в случае с Ан-

тверпеном, удача отвернулась от них в год банкротства Филиппа

(однако, в отличие от города, банкирский дом так никогда и не смог

встать на ноги). Другие удачливые предприниматели (или их сы-

новья) поддались соблазнам и причудам аристократического обра-

за жизни, либо вообще отошли от дел. Только атмосфера общества,

основанного на рыночной деятельности, и могла обеспечить посто-

янное процветание накопления капитала и увеличения прибылей.

Определенный уровень политической независимости, позволявший

обезопасить предпринимательство от грабительского налогообложе-

ния, был жизненно важен для подобных общин

—

хотя, как в случае

с Лондоном, это могли быть лишь анклавы в масштабном политиче-

ском пространстве

³⁶

С другой стороны, правители и подданные имели общий инте-

рес в замене случайных грабежей постоянным налогообложением,

что и позволило мало-помалу повысить налогообложение в ведущих

европейских державах. Однако как бы ни росли налоги, все равно

их всегда было недостаточно для покрытия военных и других расхо-

дов. Время от времени правители отказывались возвращать ссуды,

что приводило к банкротствам, перераставшим в финансовые кризи-

сы (последние длились до тех пор, пока кредиторам и безденежным

правителям не удавалось прийти к соглашению).

Подобным образом в раннее Новое время финансовые ограни-

чения тормозили развитие европейских государств (и иногда даже

парализовывали их действия

—

однако без рокового воздействия

на повседневное функционирование органов управления. Военное

управление предпринимало конвульсивные попытки выжить

—

опро-

³⁶

См. Richard Ehrenberg, Capital and Finance in the Age of Renaissance (London, n.

d.): Frank J. Smoler, «Resiliency of Enterprise: Economic Crisis and Recovery in

the Spanish Netherlands in the early 17th century», in Carter, From Renaissance to

Counter-Reformation, pp. 247 – 68: Geoffry Parker, «War and Economic Change: The

Economic Costs of the Dutch Revolt», in Winter, War and Economic Development,

pp. 49 – 71.

130

 -

метчиво уничтожая доступные ресурсы, затем разваливаясь (частич-

но или полностью), только для того, чтобы процесс возобновился

через несколько месяцев или лет.

Вышеуказанное также наглядно демонстрируется примерами Гол-

ландских войн. Так называемое Гентское Замирение 1576 г. предпи-

сывало вывод всех испанских войск из Нидерландов в качестве со-

ставной части политико-финансового соглашения, на которое Фи-

липп был вынужден пойти. Испанцы, действительно, полностью

ушли в 1577 г., и война возобновилась лишь в 1583 г., когда перемирие

с турками и аннексия Португалии (1580 – 1581 гг.) заставили Филиппа

поверить в наличие ресурсов, достаточных для достижения реши-

тельной победы на севере

³⁷

На тактическом уровне управление подразделениями в период

от Столетней войны до середины

xvii

в. напоминало модель мор-

ской коммерции. Капитан (человек с определенным влиянием или

военным опытом), получал от командования полномочия по найму

солдат роты в каком-либо районе. Такой капитан был полунезависи-

мым предпринимателем

—

таким же, как другие государственные кон-

тракторы. Новоназначенный капитан мог, например, получить опре-

деленную сумму на наем рекрутов

—

или же выплатить аванс рекрутов

из своего кармана в надежде на возмещение расходов. Он отвечал

также за соответствующее вооружение и экипировку солдат

—

пер-

вые могли быть собственностью рекрутов, или приобретались капи-

таном и раздавались (либо предоставлялись в оплату с рассрочкой).

Затраты на содержание войск осуществлялись подобным же мето-

дом

—

с той разницей, что государство с легкостью шло на задержку

жалованья уже нанятым солдатам. Бывалые солдаты, разумеется, пе-

реходили на самообеспечение за счет местности, в которой они нахо-

дились. Иногда их командиры сами организовывали грабеж, налагая

на местное население контрибуции. В крайних случаях, когда не по-

могал и грабеж, солдаты поднимали мятежи (принявшие обыден-

ный характер в период итальянских войн 1520-х гг. и прочно укоре-

нившиеся среди испанских войск в Голландских войнах 1567 – 1609 гг.).

Мятежи

xvi

в. напоминали промышленные забастовки более позд-

ней эпохи и доказали эффективность воздействия на периодически

страдавший от безденежья испанский двор, поскольку единственным

способом положить конец бунту была выдача жалованья. «Верные»

войска попросту не выступили бы против своих собратьев

—

а по-

³⁷

См. Geoffrey Parker, The Army of Flanders and the Spanish Road, 1567 – 1659

(Cambridge, 1972), pp. 336 – 41.