Лотман Ю.М., Живов В.М., Аверинцев С.С., Панченко А.М. и др. Из истории русской культуры. Том IV (XVIII

Подождите немного. Документ загружается.

Temps future! vision sublime! Les peuples sont hors de 1'abime. Le desert morne est traverse

(Hugo 1924, 239).

— Будущее! Превосходное видение! Народы перешли через бездну. Чахлая пустыня пройдена

<перевод мой.>.

334

Это была мечта о социально справедливом, избавленном от кровавых эксцессов мире,

который сменит эпоху надвигающихся европейских войн (тогда еще казалось, что

«взрывателем» окажется франко-прусский конфликт). В основу этого идеального

будущего мира были положены идеи социального утопизма. В. Курочкин, русский

переводчик Беранже, так изложил идеи Фурье, явно придав им ноты, созвучные русскому

социализму той эпохи:

„Подыми свою голову смело! — Звал к народу Фурье: — разделись На фаланги и дружно трудись

В общем круге, для общего дела. Обновленная вся, брачный пир Отпирует земля с небесами, — И

та сила, что движет мирами, Человечеству даст вечный мир"

(Курочкин 1947, 348-349).

Идеи раздробления человечества на враждующие части и всемирного его объединения

пульсирующе сменяют друг друга в потоке истории.

Окончание Второй мировой войны и образование ООН вновь возродило эти надежды.

Правда, период «утробного» существования затянулся до распада Советского Союза, что

явилось как бы итоговой чертой окончания Второй мировой войны. Сейчас мы

переживаем складывание нового мира со всеми неизбежными при этом новыми

надеждами, иллюзиями и разочарованиями. Однако иллюзии истории так же

неповторимы, как сама история. Пушкин, увлеченно слушавший в Москве вдохновенные

импровизации Мицкевича, писал:

Нередко Он говорил о временах грядущих,

Отметим, что стихи эти явно рассчитаны на устное исполнение, поскольку графически два

употребления слова «мир» тогда писались по-разному, и полная синонимия возникала лишь при

устном исполнении.

335

Когда народы, распри позабыв, В великую семью соединятся. Мы жадно слушали поэта

(Пушкин III, 331).

Складывание единой истории человечества — факт. Надежда на то, что процесс этот сам

по себе решит все конфликты, видимо, — иллюзия. Тем не менее переживаемое нами

время содержит в себе некоторые объективные основания для оптимистических

прогнозов. Ничто не может уберечь человечество от новых, и может быть, еще более

трагических конфликтов. Но те конфликты, которые составляли содержание пережитых

нами веков истории, видимо, обречены быть исчерпанными. Фольклорный эпос

устойчиво ставит героя на распутье, как правило, отнюдь не оптимистическое. Нравится

это нам или нет, мы, как человечество, сейчас стоим на распутье, а распутье подра-

зумевает непредсказуемость, выбор и особо значимую роль творческой инициативы. Вот

это и есть тот величайший урок, который человечество может извлечь из европейской

культуры XVIII века: жизнь в обстановке постоянной потребности выбора, т. е.

перманентного отсутствия жесткой предсказуемости. Последствия такой ситуации

глобальны и многозначны, но одно из них можно уверенно назвать: рост значения

творческих процессов, необходимость приспособиться к миру, который лучше всего

отражается художественными моделями. Этот урок европейского XVIII века обретает все

более глубокий и глобальный смысл. Немецкая поговорка говорит: «Wer die Wahl hat, hat

die Qual» («Кто имеет выбор, имеет и страдания»).

Элементарная модель поведения строится по схеме: ситуация — поступок, положение —

действие. На этом уровне действующий не имеет еще выбора, и само его действие

представляет собой автоматическую реакцию. Дальнейшие усложнения системы все более

и более разделяют ситуацию и поступок и все в более нарастающих масштабах

увеличивают возможность выбора, разделяю-

336

щего первое и второе. Наконец, сфера поступков составляет самостоятельный пласт,

свободный по отношению к предшествующим. Поступок заменяется условным знаком

поступка, а тот, кто действует, все более оказывается включенным в сферу выбора (по

существу, родственную художественной деятельности). Если истолковать слова

Достоевского: «Красота спасет мир» в том смысле, что трагические конфликты

человеческой жизни могут быть исчерпаны при перенесении их в сферу искусства с

его практически бесконечной вариативностью, то можно сказать, что предсказание

Достоевского оказалось пророческим. Отсюда особое представление об исторической

миссии тех форм человеческой деятельности, которые в возрастающей степени

позволяют исчерпывать конфликты в их образных двойниках. Если понимать красоту

как открытую в неисчерпаемости непредсказуемость и вспомнить, что она неизбежно

вызывает активность другого полюса, компенсирующего подвижность устойчивостью

— полюса нравственности, религии, стабильных в своем разнообразии и динамике

этических норм, то можно вновь повторить пророчество Достоевского: «Красота

спасет мир».

Научиться жить в обстановке выбора, т. е. в обстановке свободы, — видимо, одна из

наиболее сложных задач, которые задавал человечеству сфинкс истории. Возможно,

что именно искусству суждено преподать нам уроки поисков ответа на загадку

выживания.

ЛИТЕРАТУРА

Авдеева А. Записки о старом и новом русском быте. СПб., 1842.

Алексеев-Попов В. С. О социальных и политических идеях Жан-Жака Руссо // Ж.-Ж. Руссо.

Трактаты. М., 1969.

Алпатов М. В. Александр Андреевич Иванов. Жизнь и творчество: В двух томах. М., 1956.

Афанасьев А. Н. I—III. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В трех томах. М., 1984.

Бакланова Н. А. «Тетради» старца Авраамия // Исторический архив. М.; Л., 1951, Вып. 6.

Баратынский Е. А. I—II. Поли. собр. стихотворений: В двух томах. Л., 1936.

Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе. М., 1977.

Бегичев Д. Н. Семейство Холмских. Некоторые черты нравов и образа жизни, семейной и

одинокой, русских дворян. М., 1841.

Белинский В. Г. I—XIII. Полн. собр. соч. М., 1953—1959.

Верхов П. Н. Ранние русские переводчики Горация // Известия АН СССР. Отд. обществ,

наук. 1936. № 10. 1039— 1056.

Беркоп П. Н. Проблемы изучения русского классицизма // XVIII век. Русская литература

XVIII века. Эпоха классицизма. М.; Л., 1964. Вып. 6.

Благой Д. Д. История русской литературы XVIII века. М., 1960.

Блок А. А. I—VIII. Собр. соч.: В восьми томах. М.; Л., 1960—1963.

Болотов А. Мысли и беспристрастные суждения о романах как оригинальных российских,

так и переведенных с иностранных языков // Литературное наследство. М., 1933. Т. 9—10.

Буганов В. И., Преображенский А. А., Тихонов Ю. А. Эволюция феодализма в России.

Социально-экономические проблемы. М., 1980.

Буслаев Ф. И. I—II. Мои досуги: В двух частях. М., 1886.

Быкова Т. А., Гуревич М. М. Описание изданий, напечатанных кириллицей (1689 — январь

1725 г.). М.; Л., 1958.

338

Винский Г. С. Мое время. СПб., 1914.

Воскресенский Н. А. Законодательные акты Петра I. M.; Л., 1945.

Волков М. Я. Монах Авраамий и его «Послание Петру I» // Россия в период реформ Петра I. M.,

1973.

Вяземский П. А. Старая записная книжка. Л., 1929.

Гердер И. Г. Избранные сочинения. М.; Л., 1959.

Глинка. Записки Сергея Николаевича Глинки. СПб., 1895.

Глинка В. М., Помарнацкий А. В. Военная галерея Зимнего дворца. Л., 1981.

Гоббезий. Фомы Гоббезия Начальный основания философи-ческия, о гражданине. СПб.; М., 1776.

Гоголь Н. В. I—XIV. Полн. собр. соч. М.; Л., 1937—1952.

Грамотки XVII — начала XVIII века. Под реД. С.И. Котнева. М., 1969.

Грибоедов А. С. Сочинения. М., 1956.

Грозный. Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951.

Гуковскнй Г. А. Русская поэзия XVIII века // Вопросы поэтики. Л., 1927. Вып. 10.

Гуковскнй Г. А. О русском классицизме // Поэтика. Временник отдела словесных искусств

государственного института истории искусств. Л., 1929. Т. V.

Гуковскнй Г. А. Очерки по истории русской литературы XVIII века. Дворянская фронда в

литературе 1750— 1760 гг. М.; Л., 1936.

Гуковскнй Г. А. Очерки по истории русской литературы и общественной мысли XVIII века. Л.,

1938.

Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века. М., 1939.

Гуковскнй Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957.

Давыдов Д. В. Сочинения под редакцией В. Н. Орлова. М., 1962.

Даль В. И. I—IV. Толковый словарь живого великорусского языка: В четырех томах. М., 1981—

1982.

Декабристы. Летописи гос. литературного музея: В трех книгах. М., 1938.

Державин Г. Р. Стихотворения. Л., 1957.

Дмитриев И. И. Полное собрание стихотворений. Л., 1967.

Духовный регламент... Духовный Регламент Всепресветлей-шаго, Державнейшаго Государя

Петра Первого, Императора и Самодержца Всероссийскаго. М., 1904.

339

Живов В. М. Кощунственная поэзия в системе русской культуры конца XVII — начала XIX

века // Уч. зап. Тартуского ун-та. (Труды по знаковым системам. XIII). Тарту, 1981. Вып. 546.*

Заборов П. Р. Русская литература и Вольтер. XVIII—первая треть XIX века. Л., 1978.

Западов А. В. Мастерство Державина. М., 1958.

Зернова А. Б. Материалы по сельскохозяйственной магии в Дмитровском крае // Советская

этнография. 1932. №3.

ШИРМ I—П. Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века: В

двух томах. М., 1952.

ИРЛ 1941. История русской литературы: В одиннадцати томах. М.; Л., 1941—1956.

ИРЛ 1958. История русской литературы: В трех томах. М.; Л., 1958—1964.

ИРЛ 1980. История русской литературы: В четырех томах. Л., 1980—1983.

Кантемир. Сатиры и другая стихотворяеския сочинения князя Антиоха Кантемира, с

историческими примечаниями и с кратким описанием его жизни. СПб., 1762.

Кантемир Антиох. Собр. стихотворений. Л., 1956.

Капнист В. В. I—П. Собр. соч.: В двух томах. М.; Л., 1960.

Карамзин Н. М. I—III. Соч.: В трех томах. СПб., 1848.

Карамзин Н. М. Неизданный сочинения и переписка Николая Михайловича Карамзина.

СПб., 1862.

Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. СПб., 1914.

Карамзин Н. М. Поли. собр. стихотворений. М.; Л., 1966.

Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. Л., 1984.

Карновкч Е. П. Замечательные богатства частных лиц в России. СПб., 1874.

Карпов В. Н. Воспоминания // В. Н. Карпов. Воспоминания. Ник. Шипов. История моей

жизни — М.; Л., 1933.

Кацурагава Хосю. Краткие вести о скитаниях в северных водах («Хокуса Монярку»). М.,

1978.

Ковалевская Н. Н. Художник-декабрист Ф. П. Толстой (1783—1873) // Очерки по истории

декабристов. М., 1954.

* См. также настоящее издание с. 705—757.

340

Кудруна. Кудруна. М., 1984.

Кузьмина В. Д. Девгениево деяние (Деяние прежних времен храбрых человек). М., 1962.

Кулакова Л. И., Западов В. А. А. И. Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву»:

Комментарий. Л., 1974.

Купреяяова Б. Н. К вопросу о классицизме // XVIII век. М.; Л., 1959. Вып. 4.

Курочкин В. С. Собрание стихотворений Л., 1947.

Лабзина А. Е. Воспоминания Анны Евдокиевны Лабзиной. 1758—1828. СПб., 1914.

Лермонтов М. Ю. I—VI. Сочинения в шести томах. М.; Л., 1954.

Лозинская Л. Я. Во главе двух академий. М., 1978.

Ломоносов М. В. I—XI. Поли. собр. соч. М.; Л., 1950—1963.

Лотман Ю. М. Источники сведений Пушкина о Радищеве (1814—1822) // Пушкин и его время.

Исследования и материалы. Вып. 1. Л., 1962.

Лотман Ю. М. 1962а. Истоки «толстовского направления» в русской литературе 1830-х годов //

Уч. зап. Тартуского ун-та (Труды по русской и славянской филологии. У). Тарту, 1962. Вып. 119.

Лотман Ю. М. Руссо и русская культура XVIII века // Эпоха Просвещения. Из истории

международных связей русской литературы. Л., 1967.

Лотман Ю. М. Руссо и русская культура XVIII — нач. XIX века // Ж.-Ж. Руссо. Трактаты. М.,

1969.

Лотман Ю. М. 1969а. О метаязыке типологических описаний культуры // Уч. зап. Тартуского ун-

та (Труды по знаковым системам. IV). Тарту, 1969. Вып. 236.

Лотман Ю. М., Успенский В. А. Споры о языке в начале XIX в. как факт русской культуры

(«Происшествие в царстве теней, или судьбина российского языка» — неизвестное сочинение

Семена Боброва) // Уч. зап. Тартуского ун-та (Труды по русской и славянской филологии. XXIV).

Тарту, 1975. Вып. 358.

Лотман Ю. М. Из комментариев к «Путешествию из Петербурга в Москву» // XVIII век. А. Н.

Радищев и литература его времени. Л., 1977. Вып. 12.

Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л., 1980.

341

Лотман Ю. М., Успенский В. А. Отзвуки концепции «Москва — третий Рим» в идеологии Петра

Первого (К проблеме средневековой традиции в культуре барокко) // Художественный язык

средневековья. М., 1982.

Лукин В. И. Сочинения и переводы В. И. Лукина и Б. Е. Ель-чанинова. СПб., 1868.

Лунин М. С. Сочинения, письма, документы. Иркутск, 1988.

Мандельштам О. I—III. Собр. соч.: В трех томах. N. Y., 1971.

Марин С. Н. Поли. собр. соч. М., 1948.

Материалы... Материалы для изучения А. Н. Радищева и его окружения: «Сочувственник» А. Н.

Радищева. А. М. Кутузов и его письма к И. П. Тургеневу // Уч. зап. Тартуского ун-та (Труды по

русской и славянской филологии. VI). Тарту, 1963. Вып. 139.

Мерите П. I—III. Сочинения в трех томах. М.; Л., 1934. Мещерский Н. А. История иудейской

войны Иосифа Флавия

в древнерусском переводе. М.; Л., 1958. Михайлов А. Д. Роман Фенелона «Приключения

Телемака».

К вопросу об эволюции французского классицизма

на рубеже XVII—XVIII вв. // XVII век в. мировом

литературном развитии. М., 1969. Монтескье Ш. Избр. произведения. М., 1955. Муравьев А. Н.

Автобиографические записки // Декабристы:

Новые материалы. М., 1955. Мюссе Альфред де I—II. Избр. произведения: В двух томах.

М., 1957. Неверов Я. М. Записки Я. М. Неверова // Русская старина.

1883. Т. XI.

Некрасов Н. А. I—III. Поли. собр. стихотворений в трех томах. Л., 1967.

Неплюев И. И. Записки Ивана Ивановича, Неплюева (1693—1773). СПб., 1893.

Нечкина М. В. А. С. Грибоедов и декабристы. М., 1947.

Новиков Н. И. Избранные сочинения. М.; Л., 1951.

Олеарий. Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и

обратно. СПб., 1906.

Островский А. Н. I—XII. Поли. собр. соч. в 12 томах. М., 1973—1980.

342

Павленко Н. И. Идеи абсолютизма в законодательстве XVIII в. // Абсолютизм в России (XVII —

XVIII вв.). М., 1964.

Павлов-Сильванский Н. Государевы служилые люди. Происхождение русскаго дворянства.

СПб., 1898.

Пекарский П. I—П. Паука и литература в России при Петре Великом: В двух томах. СПб., 1862.

Петр Великий I—XII. Письма и бумаги императора Петра Великого: В двенадцати томах. СПб.;

М., 1887— 1977.

Петров А. В. Царевич Алексей Петрович в его выписках из Барония // Историко-литературный

сборник. Посвящается В. И. Срезневскому (1891—1916). Л., 1924.

ПЛДР. Памятники литературы Древней Руси (XI — нач. XII вв.). М., 1978.

ПЛДР. Памятники литературы Древней Руси (XII в.). М., 1980.

Повесть о Дракуле. Повесть о Дракуле. М.; Л., 1964.

Погодин М. П. Две записки Татищева, относящиеся к царствованию императрицы Анны // Утро.

Литературный сборник. М., 1859.

Полоцкий С. Избр. соч. М.; Л., 1953.

Портнова Н. И., Фомин Н. К. Дело о дворянстве Жуковского // Жуковский и русская культура.

Л., 1987.

Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве. М., 1951.

Походные комедианты I—II. Походные комедианты. Соч. г-на Л***: В двух частях. М., 1801.

Поэты 1790— 1810-х годов. Поэты 1790—1810-х годов. Л., 1971.

Прокопович Ф. I—III. Феофана Прокоповича, архиепископа Великаго Новаграда и Великих Лук,

святейшего правительствующего Синода ВицеПрезидента, а потом первенствующего Члена Слова

и Речи поучи-тельныя, похвальныя и поздравительныя собранные и некоторые вторым тиснением,

а другие вновь напечатанный: В трех частях. СПб., 1760—1765.

Прокопович Ф. Соч. М.; Л., 1961.

ПРП I—VIII. Памятники русского права: В восьми выпусках. М., 1952—1961.

ПСРЛ I—XV. Полное собрание русских летописей: В пятнадцати томах. Л., 1908—1929.

343

Пумпянский Л. В. Тредиаковский и немецкая школа разума // Западный сборник I. M.; Л., 1937.

Пумпянский Л. В. Ломоносов и немецкая школа разума // XVIII век. Русская литература XVIII — нач.

XIX века в общественно-культурном контексте. Л., 1983. Вып. 14.

Пушкин А. С. I—XVI. Поли. собр. соч. Л., 1937—1959.

Пушкин в воспоминания»... I—II. А С. Пушкин в воспоминаниях современников: В двух томах. М.,

1974.

РА. Русский Архив. М., 1876. Кн. III.

Рабинович М. Д. Социальное происхождение и имущественное положение офицеров регулярной

русской армии в конце Северной войны // Россия в период реформ Петра I. M., 1973.

Радищев А. Н. I—III. Поли. собр. соч.: В трех томах. М.; Л., 1938—1952.

Радищев А. Н. Стихотворения. Л., 1975.

Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву; Вольность: [Ода]. СПб., 1992.

Разумовская М. В. Становление нового романа во Франции и запрет на роман 1730-х годов. Л., 1981.

Растопчин Ф. В. Соч. СПб., 1853.

РЗ I—IX. Российское законодательство X—XX веков.: В девяти томах. М., 1984—1991.

РИЖ. Русский исторический журнал. 1917. Кн. 1—2.

Рождественский Всеволод. Избранные произведения в двух томах. Т. 1. Л., 1988.

Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре // Трактаты. М., 1969.

Рылеев К. Ф. Поли. собр. стихотворений. Л. 1934.

Рылеев К. Ф. Поли. собр. стихотворений. Л., 1971.

Сборник ответов... Сборник ответов на вопросы по литературоведению. IV международный съезд

славистов. М., 1958.

Семенова Л. Н. Очерки истории быта и культурной жизни России: Первая половина XVIII века. Л.,

1982.

Серман И. 3. Русский классицизм. Поэзия. Драма. Сатира. Л., 1973.

Сиповский В. В. I—II. Очерки из истории русского романа: В двух томах. СПб., 1909—1910.

Слепцов В. А. I—II. Сочинения в двух томах. М., 1957.

Слово... Слово о полку Игореве. Л., 1952.

344

Снядецкий И. О творениях классических и романтических // Вестник Европы. 1817. № 27.

Соловьев С. М. I—VI. История России с древнейших времен: В шести книгах. СПб., 1893—1895.

Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М., 1977.

Суворов А. В. Письма. М., 1986.

Сумароков А. П. I—X. Поли. собр. всех сочинений в стихах и прозе, покойного Действительного

Статского Советника, Ордена Св. Анны Кавалера и Лейпцигского Ученого Собрания Члена: В

десяти частях. М., 1781—1787.

Сумароков А. П. Димитрий Самозванец. Трагедия Александра Сумарокова. СПб., 1807.

Сумароков А. П. Избр. произведения. Л., 1957.

СЯП I—IV. Словарь языка Пушкина: В четырех томах. М., 1956—1961.

Талеман де Рео Жедеон. Занимательные истории. Л., 1974.

Тнхонравов Н. С. I—II. Памятники отреченной русской литературы. Собраны и изданы

Николаем Тихонраво-вым: В двух томах. СПб., 1863.

Тихонравов Н. С. Ф. В. Ростопчин и литература 1812 г. // Соч.: В трех томах. М., 1898.

Толмачев Яков I—II. Военное красноречие, основанное на общих началах словесности, С

присовокуплением примеров в разных родах оного: В трех частях. СПб., 1825.

Толстой Л. Н. I—XXII. Собр. соч.: В двадцати двух томах. М., 1978—1985.

Толстой Ф. П. Записки гр. Толстого. Русская старина. Февраль. 1873.

Тредиаковский В. К. Письмо, в котором содержится Рассуждение о Стихотворении, поныне на

свете изданном от Автора двух Од, двух Трагедий и двух Эпистол, писанное от приятеля к

приятелю (1750) // Сборник материалов для истории Императорской Академии Наук в XVIII веке.

СПб., 1865. Ч. П.

Тредиаковский В. К. Избр. произведения. М.; Л., 1963.

Трефолев Л. Н. Предсмертное завещание русского атеиста // Исторический вестник. Январь,

1883.

Тютчев Ф. И. Поли. собр. стихотворений. Л., 1939.

Урусова Е. П.. Переписка княгини Е. П. Урусовой со своими детьми // Старина и новизна. М.,

1905. Кн. 10.

345

Успевскнй Б. А. Царь и самозванец: самозванчество в России как культурно-исторический

феномен // Художественный язык средневековья. М., 1982.

Фасмер М. I—IV. Этимологический словарь русского языка: В четырех томах. М., 1971.

Фонвизин Д. И. I—П. Собр. соч.: в 2-х томах. М.; Л., 1959.

Хованский П. И. Частная переписка князя Петра Ивановича Хованского, его семьи и

родственников // Старина и новизна. М., 1905. Кн. 10.

Цветаева Марина. Избр. произведения. М.; Л., 1965.

Чернов С. Н. М. В. Ломоносов в одах 1762 г. // XVIII век. Сб. статей и материалов. М.; Л., 1935.

Чулков М. Д. I—IV. Пересмешник, или Славенския сказки: В четырех частях. М., 1783—1784.

Страницы «предуведомления» не нумерованы.

Шипов Ник. История моей жизни // В. Н. Карпов. Воспоминания. Ник. Шипов. История моей

жизни. М.; Л., 1933.

Шишкин А. Б. Поэтическое состязание Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова // XVIII век.

Русская литература XVIII — начала XIX века в общественно-культурном контексте. Л., 1983. Вып.

14.

Шишкин А. Б., Успенский Б. А. Тредиаковский и янсени-сты. Paris, 1990.

Щербатов М. М. I—II. Сочинения князя М. М. Щербатова: В двух томах. СПб., 1896—1898.

Adam A. Baroque et Preciosite // Revue des Sciences humaines. Juliet-dec., 1949.

Le Ballet.... Le Ballet de I'ilusion sera danse du college de Clermont de la Companie de Jesus de

troisieme jour d'Aoust, MDCLXXII.

Boileau. Les oeuvres de N. Boileau Despreaux, avec des eclarcissemens historiques. Paris, MDCCXL.

Corneille. Oeuvres completes. 1963.

Glotz Marguerite, Maire Madeleine. Salons du XVlIle siecle. Paris, 1949.

Gukovskij Gr. Von Lomonosov bis Derzavin // Zeitschrift filr slavische Philologie. Leipzig, 1925. Bd. II.

Heft 3/4.

Hugo Victor. Morceaux choisis de Victor Hugo. Poesie. Paris, 1924.

I Fioretti... I Fioretti del glorioso messere Santo Francesco e de'suoi Frati. Firenze, 1903.

Kazoknieks Mara. Studien zur Rezeption der Atnike bei russischen Dichtem zu Beginn des XIX

Ja.rhunderts. Miinchen, 1968.

346

Lacroix Paul I—VI. Ballets et mascerades de cours de Henri Ш a Louis XIV (1581—1652), recueillis et publics

d'apres les editions originates. Geneve, 1868. T. I. —Turin, 1870. T. VI.

Lathuillere Roger. La preciosity. Etude historique et linguistique. Geneve, 1966.

Meynieux Andre. La literature et le metier d'ecrivain en Russie avant Pouchkine (Cahiers d'etudes litteraires.

Etudes critiques. Deuxieme cahier). Paris, 1966.

Nogaret Guy Chaussinard. La noblesse su XVIII

sciecle. De la feddal-liteaux lumieres. Paris, 1976. .

Picard Roger. Les salons litteraires et la societe francaise. 1610—1789. N.Y., 1943.

Pure AbM Michel de. La Pr&ieuse ou le mystere des ruelles. Paris, 1938. T. I—II.

Reichter Claude. La diabolie, la seduction, la renardie, I'ecriture. Ed. di-minuit, Paris, 1979.

Rousseau J. J. I—VI. Oeuvres completes. 1824. Saussure F.de. Cours de linguistique generate. 1962.

Thesee. Tragedie sera representee au college de Clermont de la Companie de Jesus. Ballet de la verite pour tragedie

de Thesee. Paris, MDCLXIII.

Todorov Tzvetan. Introduction a la symbolique // Po^tique. 1972. № 11. Todorov Tzvetan. Theories du symbole.

1977.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

СТАТЬИ ПО ТИПОЛОГИИ И ИСТОРИИ

КУЛЬТУРЫ

ПРОТ. Г. ФЛОРОВСКИЙ Петербургский переворот*

1. В системе петровских преобразований церковная реформа не была случайным

эпизодом. Скорее напротив. В общей экономии эпохи эта реформа была вряд ли не

самой последовательной и принципиальной. Это был властный и резкий опыт

государственной секу ля р и з а ц и и («перенесение к нам с Запада, так сказать,

еретичества государственного и бытового», — заметил однажды Голубинский)...

Опыт этот удался. В этом весь смысл, вся новизна, вся острота, вся необратимость

петровской реформы...

Конечно, у Петра были «предшественники», и реформа уже до него «подготовлялась».

Однако, эта подготовка еще не соизмерима с самой «реформой», — и Петр слишком

мало похож на своих предшественников. Несходство это не только в темпераменте; и

не в том, что Петр «повер-

IV глава из книги «Пути русского богословия» (Париж, 1937 г.).

По замыслу издателя данная републикация делается по отдельным главам: в каждом томе

читателю предлагается соответствующий рассматриваемому периоду фрагмент из книги.

Предыдущие переиздания «Путей... » выполнялись репринтным способом, тем самым они

сохраняли не только ошибки парижских издателей и белградских наборщиков, но и трудности в

расшифровке ценнейшего библиографического аппарата книги. В нашей попытке приблизить

текст к современным нормам мы соблюдаем принципиальные требования автора к орфографии

и пунктуации. В частности, позволив себе разбиение подразделов на абзацы на основании подоб-

ного оформления других работ Г. В. Флоренского 30-х годов, мы сохраняем авторские

многоточия. Поскольку Г. В. Флоровский цитировал источники, адаптируя их к современным

ему нормам графики, мы, в свою очередь, не реконструируем этот уровень передачи текста.

Примечания и ссылки помещаются после каждого подраздела соответственно. Библиография

приведена в виде алфавитного указателя на стр. 416.

Подготовка текста М. Г. Обижаевой при участии М. В. Пржев-ской. Подстрочные переводы

иноязычных текстов сделаны для настоящего издания М. Г. Обижаевой и М. Ф. Гришаковой.

350

нул к Западу». В западничестве он не был первым, не был и одиноким в Москве конца

XVII века. К Западу Московская Русь обращается и поворачивается уже много раньше. И

Петр застает в Москве уже целое поколение, выросшее и воспитанное в мыслях о Западе,

если и не в западных мыслях. Он застает здесь уже прочно осевшую колонию киевских и

«литовских» выходцев и выучеников, и в этой именно среде находит первое сочувствие

своим культурным начинаниям. Новизна петровской реформы не в западничестве, но в

секуляризации. Именно в этом реформа Петра была не только поворотом, но и

переворотом. «Сочинил из России самую метаморфозис или претворение*, по выражению

современника. Так реформа была задумана, так она была воспринята и пережита. Сам

Петр хотел разрыва. У него была психология революционера. Он склонен был скорее

преувеличивать новизну. Он хотел, чтобы все обновилось и переменилось — до

неузнаваемости. Он сам привык и других приучал о настоящем думать всегда в

противопоставлении прошлому. Он создавал и воспитывал психологию переворота. И

именно с Петра начинается великий и подлинный русский раскол...

Раскол не столько между правительством и народом (как то думали славянофилы),

сколько между властию и Церковью. Происходит некая поляризация душевного бытия

России. Русская душа раздваивается и растягивается в напряжении между двумя

средоточиями жизни, церковным и мирским. Петровская реформа означала сдвиг и даже

надрыв в душевных глубинах...

Изменяется самочувствие и самоопределение власти. Государственная власть

самоутверждается в своем само-довлении, утверждает свою суверенную

самодостаточность. И во имя этого первенства и суверенитета не только требует от

Церкви повиновения и подчинения, но и стремится как-то вобрать и включить Церковь

внутрь себя, ввести и включить ее в состав и в связь государственного строя и порядка.

Государство отрицает независимость церковных прав и полномочий, и самая мысль о

церковной независи-

351

мости объявляется и обзывается «папизмом». Государство утверждает себя самое как

единственный, безусловный и всеобъемлющий источник всех полномочий, и всякого

законодательства, и всякой деятельности или творчества. Все должно стать и быть

государственным, и только государственное попускается и допускается впредь. У

Церкви не остается и не оставляется самостоятельного и независимого круга дел, ибо

государство все дела считает своими. И всего менее у Церкви остается власть, ибо

государство чувствует и считает себя абсолютным. Именно в этом вбирании всего в

себя государственной властью и состоит замысел того «полицейского государства»,

которое заводит и учреждает в России Петр...

«Полицейское государство» есть не только и даже не столько внешняя, сколько

внутренняя реальность. Не столько строй, сколько стиль жизни. Не только

политическая теория, но и религиозная установка. «Полицеизм» есть замысел

построить и «регулярно сочинить» всю жизнь страны и народа, всю жизнь каждого

отдельного обывателя ради его собственной и ради «общей пользы» или «общего

блага». «Полицейский» пафос есть пафос учредительный и попечительный. И

учредить предлагается не меньшее что, как всеобщее благоденствие и благополучие,

даже попросту «блаженство». И попечительство обычно слишком скоро обращается в

опеку...

В своем попечительном вдохновении «полицейское государство» неизбежно

оборачивается против Церкви. Государство не только ее опекает. Государство берет от

Церкви, отбирает на себя, берет на себя ее собственные задачи. Берет на себя

безраздельную заботу о религиозном и духовном благополучии народа. И если затем

доверяет или поручает эту заботу снова духовному чину, то уже в порядке и по титулу

государственной делегации («vicario nomine

»), и только в пределах этой делегации и

поручения Церкви отводится в народно-государственной

Именем наместника (лат.).

352

жизни свое место, но только в меру и по мотиву государственной полезности и нужды. Не

столько ценится и учитывается истина, сколько годность, — пригодность для политико-

технических задач и целей. Потому само государство определяет объем и пределы

обязательного и допустимого даже в вероучении. И потому на духовенство возлагается от

государства множество всяких поручений и обязательств. Духовенство обращается в

своеобразный служилый класс. И от него требуется именно так и только так о себе и

думать. За Церковью не оставляется и не признается право творческой инициативы даже в

духовных делах. Именно на инициативу всего более и притязает государство, на

исключительное право инициативы, не только на надзор...

«Полицейское» мировоззрение развивается исторически из духа Реформации, когда

тускнеет и выветривается мистическое чувство церковности, когда в Церкви привыкают

видеть только эмпирическое учреждение, в котором организуется религиозная жизнь

народа. С такой точки зрения и церковность подпадает и подлежит государственной

централизации. И «князю земскому» усваивается и приписывается вся полнота прав или

полномочий и в религиозных делах его страны и народа...

Такая новая система церковно-государственных отношений вводится и торжественно

провозглашается в России при Петре, в «Духовном Регламенте». Смысл «Регламента»

очень прост и слишком ясен. Это есть программа Русской Реформаци и...

2. «Регламент» был общим делом Феофана Прокопо-вича и самого Петра. В Феофане

Петр нашел понятливого исполнителя и истолкователя своих пожеланий и мыслей, не

только услужливого, но и угодливого. Феофан умел угадывать и договаривать не только

недосказанное, но и недодуманное Петром. И умел не только досказывать, но и

подсказывать. В «Регламенте» многое подсказано Фео-

Примечания и ссылки к п. 1 см. на с. 359—360.

353

фаном. Но не всегда сразу сообразишь, где здесь подсказ и где чтение в мыслях...

По форме и по изложению «Регламент» всего менее регламент. Это «рассуждение», а не

уложение. И в этом именно его исторический смысл и сила. Это скорее объяснительная

записка к закону, нежели самый закон. Но для петровской эпохи вообще характерно, что

под образом законов публиковались идеологические программы. «Регламент» есть, в

сущности, политический памфлет. В нем обличений и критики больше, чем прямых и

положительных постановлений. Это больше, чем закон. Это манифест и декларация новой

жизни. И с намерением под таким памфлетом и почти сатирою отбирались и требовались

подписи у духовных властей и чинов, — и при том в порядке служебной покорности и

политической благонадежности. Это было требование признать и принять новую

программу жизни — признать новый порядок вещей и принять новое мировоззрение. Это

было требование внутреннего перелома и приспособления...

Петровское законодательство вообще отличалось попечительным резонерством. И самое

доказательство превращалось в своеобразное средство приневоливания и принуждения.

Не позволяется возражать против внушительных указных «понеже». Правительство

спешит все обдумать и рассудить наперед, и собственное рассуждение обывателей

оказывается тогда ненужным и лишним. Оно может означать только некое

неблагонадежное недоверие к власти. И составитель «Регламента» поторопился все

рассудить и обосновать наперед, чтобы не трудились рассуждать другие, чтобы не

вздумали рассудить иначе...

Петровский законодатель вообще слишком любил писать желчью и ядом («и кажется,

писаны кнутом», — отзывался Пушкин о петровских указах). В «Регламенте» много

желчи. Это книга злая и злобная. В ней слишком много брезгливости и презрения.

Отвращение в «Регламенте» сказывается еще больше, чем прямая ненависть. И

чувствуется в нем болезненная страсть разорвать с

354

прошлым — и не только отвалить от старого берега, но еще и сломать самый берег за

собою, чтобы и другой кто не надумал вернуться...

Петр в России хотел церковное управление организовать так, как было оно организовано в

протестантских странах. Такое переустройство не только отвечало его властному

самочувствию, и не только требовалось логикой его общей идеи власти или «воли

монаршей». Оно соответствовало и его личному религиозному самочувствию или са-

момнению. В своем мировоззрении Петр был вполне человеком реформированного мира,

хотя в быту и сохранял неожиданно много привычек или прихотей московской старины. И

было что-то нескромное и нечистое в его прикосновении ко святыне, не говорим уже о

припадках его кощунственного буйства, в которых изливались тайные подполья его

надорванной души. Есть что-то демоническое во всей обстановке петровской эпохи...

Феофан составил «регламент» именно для такой «коллегии» или «консистории», какие

для духовных дел учреждались и открывались в реформированных княжествах и землях.

Это должно было быть государственное, не церковное учреждение, — орган власти и

управления государева в церковных делах. В самом «Регламенте» в объяснение того, «что

есть Духовное Коллегиум*, Феофан ссылается не на церковные примеры и не на каноны.

Он называет Синедрион, Ареопаг, разные иные «дикастерии», в частности, «коллегии»,

учрежденные Петром. Феофан обычно аргументирует от соображений государственной

пользы. И необходимость введения коллегиального начала в церковное управление

Феофан доказывает в «Регламенте» именно доводами от государственной безопасности.

«Велико и се: что от соборнаго правления не опасатися отечеству мятежей и

смущения, яковые происходят от единого собственного правителя духовного. Ибо

простой народ не ведает, како разнствует власть духовная от самодержавной, но

великою высочайшаго пастыря чес-тию и славою удивляемый, помышляет, что токовый

355

правитель есть то вторый Государь, самодержцу равно-силныи или и болшии его, и

что духовный, чин есть другое и лучшее государство*. Особенно неудобно судить и

сводить злых «единовластителей» духовных, — ведь для этого нужен «собор

селенский». Феофан и не скрывает, что стремится подорвать и пресечь «высокое

мнение» о церковных предстоятелях в народе. Нужно, чтобы не было на них «лишней

светлости и позора». И нужно для этого показывать подчиненность духовного чина.

«А когда еще видит народ, что соборное сие Правителство монаршим указом и

сенатским приговором установлено есть, то и паче пребудет в кротости своей, и

весьма отложит надежду иметь помощь к бунтам своим от чина духовного*.

Феофан подчеркивает и напоминает: < Коллегиум прави-телское под державным

Монархом есть и от Монарха уставлено». И все предостерегает, как бы кто, под

видом ревности церковной, не восстал на «Христа Господня». Ему доставляет явное

удовольствие эта соблазнительная игра словами: вместо «Помазанника» называть царя

«Христом». Удивляться ли, что встревоженные противники отозвались на это: уже

скорее Анти-христ! Впрочем, не один Феофан так говорил, и не он из киевлян первый

начал в Москве эту недостойную игру священными словами...

Возвеличение царской власти и доказательство ее беспредельности — вот любимая

тема Феофана. С наибольшей резкостью и полнотой он высказался по этому вопросу в

«Правде воли Монаршей». Почти одновременно с «Регламентом» Феофан составил

еще одну любопытную книжечку под таким неуклюжим, но очень характерным

заголовком: «Розыск исторический, коих ради вин, и в Яковом разуме были и

нарицалися императоры римстии, как язычестии, так и християнстии, понтифексами

или архиереями многобожнаго закона; а в законе христианстем христианстии государи

могут ли нарещися епископи и архиереи, и в каком разуме» (1721). На этот последний

вопрос Феофан не колеблется ответить утвердительно: «If на сие ответствуем, что

могут не только Епископами, но

356

и Епископами Епископов нарещися*. Феофан опять двусмысленно играет словами. Ведь

«епископ» значит буквально «надсмотритель». И вот, ^Государь, власть высочайшая,

есть надсмотритель совершенный, крайний, верховный и вседеиствительныи, то есть

имущий силу и повеления, и крайнего суда, и наказания над всеми себе подданными чинами

и властьми, как мирскими, так и духовными. И понеже и над духовным чином

государское надсмотрительство от Бога установлено есть, того ради всяк законный

Государь в Государстве своем есть воистину Епископ Епископов». Здесь софистическая

игра многозначными словами. И создается впечатление, что и христианские епископы так

называются только по своей надзирающей должности, а не по своему сану или досто-

инству. Так Феофан и думал в действительности...

Феофан разделял и исповедовал типическую доктрину века, повторял Пуфендорфа,

Гроция, Гоббса. Это были, в известном смысле, официозные идеологи петровской эпохи.

Лотман Ю.М., Живов В.М., Аверинцев С.С., Панченко А.М. и др. Из истории русской культуры. Том IV (XVIII - начало XIX века)

Подождите немного. Документ загружается.