Образование наций и национальные движения
: 405 :
Андреас Каппелер
: 404 :
падали. При этом региональные элиты лишь в меньшинстве своем
состояли из русских, а в большинстве — из поляков, прибалтий=
ских немцев, говорящих по=шведски жителей Финляндии, грузин,
говорящих на тюркских языках мусульман. Городское население,
как правило, было этнически пестрым, причем особую роль игра=
ли мобилизованные группы=диаспоры евреев, армян и немцев.
Многочисленные этнические группы украинцев, белорусов, литов=
цев и чувашей состояли, напротив, почти исключительно из кре=
стьян. Этим объясняется то, что конфликты интересов в много=
численных регионах Российской империи первично существовали
не между нерусскими и государством или государствообразующей
народностью, а между этнически различными низшими, средними
и верхними слоями, то есть, например, между эстонскими и латыш=
скими крестьянами — и прибалтийскими немецкими дворянами
и горожанами; между украинскими, литовскими и белорусскими
крестьянами — и польской знатью и городским еврейским населе=
нием; между грузинскими и мусульманскими крестьянами и дво=
рянами — и армянским городским населением. Такое положение
дел облегчало задачи царского правительства, которое — сначала
через сотрудничество с лояльной элитой, а позднее все более при
помощи политики divide et impera — могло держать под угрозой
различные группы нерусского населения.
Социальные и этнические противоречия существовали ла=
тентно, интенсивность социальной и национальной мобилизации,
как замечает Суни и как показал 1917 год, зависела от исторической
ситуации, от внешних факторов, от специфического опыта и кон=
фликтов. Суни приходит к заключению, что социальные факторы
в преимущественно аграрной Российской империи в целом играли
более важную роль, чем национальные, правда, не для всех нацио=
нальностей и не всегда. Из этого следует, что вопрос о преимуще=
ственном значении социальных или национальных факторов в рос=
сийской революции не приводит к более глубокому пониманию
проблемы, а это значит, что исследование взаимозависимости со=
циальной и национальной эмансипации в рамках того или иного
конкретного исторического контекста представляется более разум=
ным, чем эксклюзивный анализ одной из этих двух сил.
Историография России была и остается нацеленной на
центр государства и до сегодняшнего дня пренебрегает перифе=
постоянно организовывали новые забастовки и массовые демон=
страции. Рабочие российского центра, за исключением Петербур=
га, однако, всегда опаздывали. Но осенью, во время всеобщей стач=
ки, ставшей кульминацией революции, вначале именно они были
определяющей силой. И лишь в дальнейшем забастовочные дви=
жения в Царстве Польском, в Лифляндии и в Закавказье вновь
приобрели бульшую интенсивность, чем в России.
Тот факт, что революция крестьян и рабочих в отдельных
периферийных регионах империи проходила более интенсивно
и в более насильственных формах, чем в собственно России, сам
по себе еще ничего не говорит о силе национальных факторов.
Бульшую силу революции в Польше, Лифляндии и в Баку можно
объяснить и тем, что эти регионы были более индустриализирова=
ны, чем многочисленные регионы России. Именно в этих областях
и национальные движения поляков, латышей и армян уже прио=
брели массовый характер.
По трудному вопросу о весомости социальных и нацио=
нальных факторов в Российской революции Рональд Григор Суни
приводит ценные методологические размышления
19
. Он рассма=
тривает категории «класс» и «национальность» (class и nationali
ty) как принципиально равноположенные и напоминает о том, что
обе они не являются объективными, тем более вечными истори=
ческими силами, а представляют собой социальные и интеллек=
туальные конструкты, воображенные группы с воображенными
традициями. Концепт горизонтальной интеграции класса или со=
циальных групп, их отграничения и социальной эмансипации кон=
курирует с концептом вертикальной интеграции национального
общества, его отграничения и политического самоопределения.
Оба концепта выступали с претензией на замену отжившего со=
словного принципа царской империи. В исторической реально=
сти же социальная и национальная эмансипация смешались. Они
могли взаимно нейтрализоваться, либо использоваться в игре друг
против друга; когда рушились этнические и социальные границы,
они, как правило, взаимно усиливались.
Предпосылкой этого были сложная социально=этническая
структура Российской империи и обусловленные ею антагонизмы.
Тогда как в центре русские доминировали во всех социальных
слоях, на периферии этнические и социальные границы часто сов=