Леонтьева О. (отв. ред.). Российская империя в зарубежной историографии

Подождите немного. Документ загружается.

Изобретающее воспоминание

: 461 :

Андреас Реннер

: 460 :

пейской дипломатии, бесспорно русский характер западных губер=

ний империи, надежда на признание со стороны правительства.

В итоге обе действенные силы, общество и «народность», слились

неразрывно в понятии «нации».

Если созданное таким образом понятие «народности» было

окончательно возведено в ранг коллективного архетипа, который

мог употребляться вместо «народа» и «нации», то общество обре=

ло понятное естественное основание и тем самым дополнительный

смысл, который не отвечал ни его масштабам, ни непрочной право=

вой базе. Если образ буржуазного общества в реформируемой Рос=

сии после Крымской войны оставался бессильной абстракцией

, то

кровопролитие Польского восстания возродило его к новой «рус=

ской» жизни. Представление об этносе («народности») побудило

даже сдержанные «Санкт=Петербургские ведомости» возвестить:

«Сейчас как никогда Россия нуждается в собственном обществе,

необходим истинный голос русского племени»

. Представление

о борющейся за право существования русской народности не толь=

ко свело комплекс причин и явлений, связанных с польским вопро=

сом, к кажущимся значимыми фактам, но и обрело смысл и образ=

ность, создающие возможность сопереживания.

Все сказанное должно продемонстрировать неполноту

триумфа этнического русского национализма. Бесспорно, для

«Московских ведомостей» и либеральных газет, подобно «Санкт=

Петербургским ведомостям» и «Голосу», великие реформы имели

преимущественной целью интегрировать, а не подавлять чужие на=

родности. Однако не только автократическое государство сопро=

тивлялось идеалам государственной буржуазной нации, но и вну=

три общества не существовало консенсуса относительно ее путей

и содержания, в то время как естественное существование «народ=

ности» не вызвало споров. Эта несогласованность выступила еще

более отчетливо в другом национальном вопросе — в получившем

развитие в публицистике споре об особом положении балтийских

губерний империи и их немецко=балтийских элит. Тогда очень ско=

ро возникли два лагеря, которые в меньшей степени противостояли

друг другу в деловых вопросах и вопросах реформ, чем в эмоцио=

нально окрашенном противостоянии немецкой самобытности, с од=

ной стороны, и русской народности, с другой

. Вскоре точно так же

еврейский вопрос сфокусировался на этническом антисемитизме

в которых население по языковым и религиозным критериям бы=

ло русским

. Но для «Московских ведомостей» смысл нации полу=

чал прежде всего политико=географическое определение. «Терри=

тория нации священна». Даже перспектива утраты императором

власти только над коренной Польшей (Царством Польским, или

так называемой «Конгресувкой») сравнивалась в этом случае с че=

твертованием живого тела в угоду ищущему мести врагу

Катков сместил акценты лояльности внутри имперского па=

триотизма не с помощью замены его этническим императивом,

но добавлением триады из династии, государственных сословий

и монархии к понятию нации. Это предъявляло неслыханные до=

селе требования к политическим и интеграционным силам отста=

лого и гетерогенного царского государства. Нация могла бы в ка=

честве своего рода обязательства общества мобилизовать его силы,

как это продемонстрировало, не в последнюю очередь, польское

национальное движение. Это не отличалось по своему пафосу от

прежних призывов «Русского вестника» к гражданскому чувству

его читателей, разве что вместо него выступало «русское нацио=

нальное чувство» с мифологическим ядром «народности». «Не то

чтобы внутренние предпосылки нашего существования, или дей=

ствительные силы нашей «народности» недостаточны, они просто

не овладели нашим общественным сознанием»

Подобно «Дню»

, «Московские ведомости» движутся по

пути этнизации национализма. Общество, которое вопреки опти=

мизму послевоенных лет ощущало независимость от государства,

должно было обрести самосознание и представление о собствен=

ной значимости в качестве «русского» и национально=этническо=

го. При этом не имело значения, что последователь Гегеля (в про=

шлом преподаватель философии) Катков, в отличие от Аксакова,

имел социологические представления об обществе. Оба видели

важнейшее для общества поле деятельности в свободной прессе.

Действительно, требование национального единства в обществен=

ном мнении получило всеобщую поддержку, которая могла интер=

претироваться как доказательство существования нации и подчер=

кивала, кроме того, ведущую роль органов прессы как «голоса

нации»

. Множество факторов действовало в одном направлении:

разочарование польской «неблагодарностью» по отношению к пе=

тербургской политике реформ, возмущение вмешательством евро=

Изобретающее воспоминание

: 463 :

Андреас Реннер

: 462 :

основная предпосылка его успеха

. Этот как политический, так

и теоретический рефлекс на непредусмотренное возвращение эт=

носа вовсе не является его первым Ренессансом. В общественной

жизни царского государства суггестивная природность русского

этноса, «народности» уже в 1860=х годах обрела неожиданное по=

литическое звучание. Империя после поражения в Крымской вой=

не переживала глубокий кризис реформ, который можно сравнить

с трансформационными процессами современности. Масштаб рус=

ской «народности» изменил реальность сложного устройства цар=

ского многонационального государства. Следовало не просто при=

дать ей — что до определенной степени оставалось предметом

спора — предпочтительный политический статус по сравнению

с чужими, присоединившимися народностями. Она была к тому же

прибежищем на перспективу для выбирающей аргументы обще=

ственности, которая неспособна была иным образом подчеркнуть

свои притязания на уникальность.

Природность «народности» была важнейшим условием ее

успеха. Она скрывала то обстоятельство, что речь идет как о (бога=

той последствиями) новой интерпретации царской политики, так

же как о социально конструируемой рефлексии сословий, являю=

щихся основой тогдашней общественной жизни. Модель культур=

ной памяти, описывающая воспоминание как форму коммуни=

кации, создающей группы, содержит другой аспект. Конструкт

общего национального прошлого возник внутри литературных

и культурных теорий малой группы интеллигенции, определив=

шей в размышлениях о «народности» свое собственное социаль=

ное положение. В царском государстве этот интеллектуальный дис=

курс был важнейшим двигателем возникновения общества,

которое не могло опереться на сословную или экономическую тра=

дицию автономии, как в Западной Европе. Самодержавие отри=

цало новые возможности для политического формирования нации,

так что этнос из предполагаемого исторического принципа превра=

тился в важнейший полюс задающего тон правого патриотизма.

В традиционной линии развития от Уварова до Победоносцева ре=

жим открыл «народность» для себя, однако она никогда не во=

звысилась до официального государственного национализма. Это

понятие ослабляло жизненно важные правопатриотические тиски

царского многонационального государства и было тем самым,

Непредубежденный наблюдатель мог обнаружить уже

в польском вопросе следы «странной теодицеи», которая приписы=

вается в настоящее время этносам

. В саморефлексии тогдашнего рус=

ского общества эта краткая, содержательная оценка, бесспорно, была

вызвана накладывающимися друг на друга политическими и воен=

ными событиями. Однако объяснить их невозможно простым рас=

суждением. Для этого представленная (в разделе I) модель культур=

ной памяти предлагает два аргумента с продолжением. С одной

стороны, следует подробнее изучить средства информации, в кото=

рых нация обрела очертания концепта интерпретации. Решающим

моментом в исследуемых связях становится возникновение совре=

менной газетной публицистики, поставлявшей актуальные отчеты

о борьбе «народностей». Дневная газета превратила тем самым нацию

в привычную категорию процесса чтения в доступной форме про=

должающейся легенды. Культурная память по=прежнему задавав=

шей тон интеллигенции стала, в другом агрегатном состоянии, доступ=

ной более широкому кругу, приобретя свойство воспроизводимости

С другой стороны, в кризисную пору великих реформ статич=

ные, русские «фигуры воспоминания» приобрели больший вес по

сравнению с динамичными, российскими. В рамках культурной па=

мяти это означало смещение акцентов, а не полностью неожиданную

интерпретацию. В активном общественном употреблении 1860=х го=

дов этнос вошел в расширявшееся дискурсивное сообщество не по

причине естественного стремления к самопознанию, да и не как идео=

логическая маска, но как напоминание о незабываемом. В тогдашних

условиях миф о природной коллективной Самости обладал в боль=

шей мере надежностью, чем политической новизной. С помощью

этой оправдавшей себя риторической фигуры самоутверждения дол=

жны были быть внесены изменения не только в существовавший до

настоящего момента интеллектуальный дискурс «народности», но

и в критерии принадлежности к нему его участников.

4 Выводы

Согласно простой идее, все гениальные идеи просты. Вопреки это=

му национализм долгие годы считался «слишком простым, чтобы

быть истинным», и только в последние годы становится очевидной

Изобретающее воспоминание

: 465 :

Андреас Реннер

: 464 :

8 Ср. обобщение итогов: Elwert G. Op. cit. P. 443 ff.; Heckmann F.

Ethnos, Demos und Nation, oder: Woher stammt die Intoleranz des National=

staats gegen ethnische Minderheiten? // Das Eigene und das Fremde: Neuer

Rassismus in der Alten Welt / Hrsg. von U. Bielefeld. Hamburg, 1992. S. 51–78,

особенно с. 66.

9 Контраргумент против подобных поспешных выводов см.:

Connor W. Beyond Reason: The Nature of the Ethnonational Bond // Connor W.

Ethnonationalism… P. 196–209.

10 См. по этому поводу: Renner A. Russischer Nationalismus und

Öffentlichkeit im Zarenreich 1855–1875. Köln, 2000. S. 35, а также вновь

появившиеся исследования: Simon G. Rußländische Nation — Fiktion oder

Rettung für Rußland? // Berichte des Bundesinstituts für Ostwissenschaftliche

und Internationale Studien. 1999. № 11.

11 Ср.: Billig M. Banal Nationalism. London, 1995. P. 5 ff.; Hutchinson J.

Modern Nationalism. London, 1994. P. 29 ff. В качестве обзора см.: Haupt H.G.,

Tacke C. Die Kultur des Nationalen // Kulturgeschichte heute (GG, Sonderheft

16) / Hrsg. von W. Hardtwig, H.=U. Wehler. Göttingen, 1996. S. 257–285.

12 В немецкой версии: Anderson B. Die Erfindung der Nation. Frank=

furt/Main, 1988. [Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышления

об истоках и распространении национализма. М., 2001].

13 Ср.: Lemberg E. Der Nationalismus. Bd. 1: Psychologie und Geschich=

te. Reinbek, 1964. S. 20 ff.; Smith A. Nationalism and Modernism… P. 97 ff.

14 Smith A. Memory and Modernity: Reflections on Ernest Gellner’s

Theory of Nationalism // Nations and Nationalism. 1996. Vol. 2. P. 371–388,

особенно с. 382.

15 В декабре 1999 года книжный каталог www.amazon.com

предлагал 221 соответствующее наименование (на немецком и англий=

ском языках). В качестве введения в тему см.: Assmann A. Zum Problem

der Identität aus kulturwissenschaftlicher Sicht // Die Wiederkehr des Regio

nalen: Über neue Formen kultureller Identität / Hrsg. von R. Lindner. Frank

furt/Main, 1994. S. 13–35; Eisenstadt S.N., Giesen B. The Construction

of Collective Identity // Archives Européennes de sociologie. 1995. Vol. 36.

P. 72–102.

16 Критические замечания по этому поводу: Handler R. Is “Identity”

a Useful Cross=cultural Concept? // Commemorations: The Politics of National

Identity / Ed. by J.R. Gills. Princeton, 1994. P. 27–40.

17 См. знаменитый доклад Э. Ренана «Что такое нация?» (1882),

опубликованный в след. изд.: Grenzfälle: Über alten und neuen Nationalismus

/ Hrsg. von M. Jeismann. Leipzig, 1993. S. 290–311; Bauer O. Die Sozialdemo

kratie und die Nationalitätenfrage. Wien, 1924. S. 112 ff.; Hobsbawm E.J.

Das Erfinden von Traditionen // Kultur und Geschichte / Hrsg. von C. Conrad,

M. Kessel. Stuttgart, 1998. S. 97–118, особенно с. 114.

скорее, условием возникновения национального вопроса, чем реак=

цией отторжения против них

. С быстрым развитием средств инфор=

мации, в особенности ежедневных газет, с середины 1860=х годов

расширился круг «вспоминающей» интеллигенции. Из элитарно=

го дискурса «народность» как субъект переместилась в новую фор=

му обыденной культуры. Она жила этим и продолжала существо=

вать благодаря тому, что читатель вспоминал о ее существовании

как о чем=то само собой разумеющемся и одновременно постоян=

но открывал ее для себя вновь.

Примечания

1 Мандельштам О.Э. Литературная Москва // Мандельштам О.Э.

Сочинения: В 2 т. Т. 2: Проза, переводы. М., 1990. С. 276.

2 Ср.: Smith A.D. Nationalism and the Historian // Smith A. Ethnicity

and Nationalism. Leiden, 1992. P. 58–80.

3 Итоги этого исследования см.: Alter P. Nationalismus. Frank=

furt/Main, 1985. Новые обзоры: Langewiesche D. Nation, Nationalismus,

Nationalstaat: Forschungsstand und Forschungsperspektiven // Neue Politische

Literatur. 1995. Vol. 40. S. 190–236; Smith A. Nationalism and Modernism:

A Critical Survey of Recent Theories of Nations and Nationalism. London, 1998

[Смит Э. Национализм и модернизм: Критический обзор современных

теорий наций и национализма. М.: Праксис, 2004].

4 Основные критические обзоры см.: Connor W. A Nation is

a Nation, is a State, is an Ethnic Group, is a ... // Ethnic and Racial Studies. 1978.

Vol. 1. P. 377–400; Armstrong J. Nations before Nationalism. Chapel Hill, 1982;

Smith A. The Ethnic Origins of Nations. Oxford, 1987.

5 Mastyugina T., Perepelkin L. An Ethnic History of Russia: Pre=

Revolutionary Times to the Present. London, 1998. P. 1. Ср. также: Mirskii G.I.

On Ruins of Empire: Ethnicity and Nationalism in the Former Soviet Union.

Westport, 1997. P. 39.

6 Ср.: Breuilly J. Approaches to Nationalism // Formen des nationalen

Bewußtseins im Licht zeitgenössischer Nationalismustheorien / Hrsg. von

E. SchmidtHartmann. München, 1994. S. 15–38; Wehler H.U. Deutsche

Gesellschaftsgeschichte. München, 1995. Bd. 3. S. 941 ff.

7 Connor W. Ethnonationalism // Connor W. Ethnonationalism: The

Quest for Understanding. Princeton, 1994. P. 68–86, особенно с. 75. Ср. также:

Elwert G. Nationalismus und Ethnizität: Über die Bildung von WirGruppen //

Kölner Zeitschrift für Soziologie und Sozialpsychologie. 1989. Vol. 41.

S. 440–464, особенно с. 441; Kaschuba W. Wiedergewinnung der Gemein

schaft. Ethnisierung als Identitätsstrategie // Ethnologia Europea / Hrsg. von

K. Beitl, O. Bockhorn. Wien, 1995. S. 123–142.

Изобретающее воспоминание

: 467 :

Андреас Реннер

: 466 :

30 Ср.: Schulze H. Staat und Nation in der europäischen Geschichte.

München, 1994. P. 127 ff.; по поводу немецкого национализма см.: Kaschuba W.

Op. cit. P. 58 ff.

31 Современные обзоры состояния исследований, главным обра=

зом, в гуманитарных науках см.: SetonWatson H. Russian Nationalism in His=

torical Perspective // The Last Empire: Nationality and the Soviet Future / Ed.

by R. Conquest. Stanford, 1986. P. 14–29; Die Russen: Ihr Nationalbewußtsein

in Geschichte und Gegenwart / Hrsg. von A. Kappeler. Köln, 1990; новейший

обзор: Golczewski F., Pickhan G. Russischer Nationalismus: Die russische Idee

im 19. und 20. Jahrhundert. Darstellung und Texte. Göttingen, 1998.

32 Фонвизин Д.И. рассуждение о истребившейся в России совсем

всякой формы государственного направления, и от того о зыблемом со=

стоянии как империи, так и самих государей // Фонвизин Д.И. Избранные

сочения и письма. М., 1947. С. 176–188, особенно с. 181, 184. Ср.: Rogger H.

Op. cit. P. 70 ff.

33 О дальнейшем развитии см.: Kappeler A. Rußland als Vielvölker

reich: Entstehung, Geschichte, Verfall. München, 1992 [Каппелер А. Россия —

многонациональная империя. М., 2000. С. 125–126; Hosking G. Russia:

People and Empire, 1552–1917. London, 1997 [Хоскинг Дж. Россия: народ

и империя (1552–1917). Смоленск, 2000].

34 Подробнее об этом см.: Lemberg H. Die nationale Gedankenwelt

der Dekabristen. Köln, 1963.

35 Hildermeier M. Das Privileg der Rьckstдndigkeit. Anmerkungen zum

Wandel einer Interpretationsfigur der neueren russischen Geschichte // Histo=

rishe Zeitschrift. 1987. Bd. 244. S. 557–603.

36 См. предисловие Н.И. Новикова к его сатирическому произве=

дению «Биржа»: Новиков Н.И. Сатирические журналы. М.; Л., 1951. C. 477.

37 Письмо Александра II генералу М.Д. Горчакову от 11 декабря

1855 года // Русская старина. 1883. Т. 39. С. 604–608, особенно с. 605.

38 Ср.: Сорокин Ю.С. Развитие словарного состава русского лите=

ратурного языка, 30–90=е годы ХIХ века. М.; Л., 1965. С. 205 и след.; Пыпин

А.Н. История русской этнографии. СПб., 1890. Т. 1. С. 17 и след.; Mills Todd

W. Fiction and Society in the Age of Pushkin. Cambridge, Mass., 1986. Р. 19 ff.;

Martin A.M. Romantics, Reformers, Reactionaries: Russian Conservative

Thought and Politics in the Reign of Alexander I. DeKalb, 1997. Р. 30 ff.

39 Чаадаев П.Я. Сочинения и письма. М., 1913. Т. 1. С. 74–93, цита=

та на с. 79 («Lettre premiиre sur la philosophie de lґhistoire») [«Мы, напротив,

не имели ничего подобного. Сначала дикое варварство, затем грубое суеве=

рие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого

национальная власть впоследствии унаследовала, — вот печальная исто=

рия нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры

нравственных сил народа — ничего подобного у нас не было»].

18 Ср. основополагающую идею следующей работы: Halbwachs M.

Das kollektive Gedächtnis. Stuttgart, 1967; историческая перспектива дана

в следующих работах: Assmann J. Das kulturelle Gedächtnis. München, 1999

[Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая

идентичность в высоких культурах древности. М., 2004]; Idem. Kollektives

Gedächtnis und kulturelle Identität // Kultur und Gedächtnis / Hrsg. von J. Ass

mann, T. Hölscher. Frankfurt/Main, 1985. S. 9–19; Assmann A. Erinnerungsräume:

Formen und Wandlungen des kulturellen Gedächtnis. München, 1999. S.130 ff.

19 Halbwachs M. Das Gedächtnis und seine sozialen Bedingungen.

Berlin, 1966. S. 203; Assmann J. Erinnern, um dazuzugehören: Kulturelles

Gedächtnis, Zugehörigkeitsstruktur und normative Vergangenheit // Genera

tion und Gedächtnis / Hrsg. von K. Platt, M. Dabag. Opladen, 1995. S. 51–75.

20 Основополагающая публикация по данной теме: Deutsch K.W.

Nationalism and Social Communication. Cambridge, Mass., 1966.

21 Ср.: Assmann J. Kulturelles Gedächtnis... S. 77 ff.

22 Ср. иную точку зрения: Ibid. S. 50; противоположную позицию:

Nora P. Zwischen Geschichte und Gedдchtnis. Berlin, 1990. S. 11.

23 Ср., например, введение к следующей работе: Ethnic Groups

and Boundaries / Ed. by F. Barth. Cambridge, 1969. P. 14 ff. Введение и разви=

тие темы: Kohl K.H. Ethnologie — die Wissenschaft vom kulturell Fremden.

München, 1993.

24 Ср.: Smith A. The Ethnic Origins of Nations… P. 57 ff.; Kashuba W.

Volk und Nation: Ethnocentrismus in Geschichte und Gegenwart // Nationali=

smus, Nationalitaten, Supranationalitat / Hrsg. von H.A. Winkler; H. Kaelble.

Stuttgart, 1993. S. 56–81, особенно с. 60.

25 По поводу противопоставления демоса и этноса см. основные

положения следующего труда: Francis E. Ethnos und Demos: Soziologische

Beitrдge zur Volkstheorie. Berlin, 1965. S. 34 ff.

26 См. указание литературы к данной теме: Renner A. Russischer

Nationalismus und Öffentlichkeit... S. 28 ff.

27 Ср. общие положения: Confino M. Idéologie et mentalités: Intelli

gentsia et intellectuels en Russie aux XVIII–XIX siècles // Confino M. Société et

mentalités collectives en Russie sous l’Ancien Régime. Paris, 1991. P. 389–422,

а также аргументы, касающиеся всего аристократического сословия в рабо=

те: Greenfeld L. Nationalism: Five Roads to Modernity. Cambridge, 1992. P. 215 ff.

28 Все еще стандартное представление об этом: Rogger H. National

Consciousness in Eighteenth=Century Russia. Cambridge, Mass., 1960. P. 126 ff.;

Cherniavsky M. Between Tsar and People: Studies in Russian Myths. New Haven,

1961. P. 101 ff.

29 См. общие положения: Koselleck R. Volk, Nation // Geschichtliche

Grundbegriffe / Hrsg. von R. Koselleck. Stuttgart, 1992. Bd. 7. S. 141–431,

особенно с. 147.

Изобретающее воспоминание

: 469 :

Андреас Реннер

: 468 :

52 Klier J.D. Imperial Russia’s Jewish Question, 1855–1881. Cambridge,

1995; Löwe H.D. Antisemitismus und reaktionäre Utopie. Hamburg, 1978.

53 Edelman R. Gentry Politics on the Eve of the Russian Revolution: The

Nationalist Party, 1909–1917. New Brunswick, 1980.

54 Ср.: Löwe H.D. Nationalismus und Nationalitätenpolitik als Inte

grationsstrategie im zarischen Rußland // Die Russen: Ihr Nationalbewußtsein

in Geschichte und Gegenwart... S. 55–79, особенно c. 66; Carter S.K. Russian

Nationalism: Yesterday, Today, Tomorrow. N.Y., 1990. P. 29 ff.

55 Duncan P.J.S. Changing Landmarks? Anti=Westernism in National

Bolshevik and Russian Revolutionary Thought // Russian Nationalism: Past and

Present... P. 55–76; также: Heller K. Revolutionärer Sozialismus und nationale

Frage. Frankfurt/Main, 1977.

56 Например, в одной из передовых статей для его газеты «День»

(1863. 27 апреля. № 17. С. 3–5).

57 Следующая цитата: Щебальский П. Польско=русский вопрос //

Русский вестник. 1861. Т. 36. Литературное обозрение и заметки. С. 27–38,

цитата на с. 28.

58 Политическое обозрение // Отечественные записки. 1861.

Т. 136. С. 2.

59 Ср.: Современное обозрение // Современник. 1863. Т. 99.

С. 271.

60 Ср.: Шеппинг Д.О. Русская народность в ее повериях, обрядах

и сказках. М., 1862; День. 1861. 15 октября. № 1. С. 15; Критическое обозре=

ние // Время. 1861. № 1. С. 1–34; Российский государственный историче=

ский архив [далее — РГИА]. Ф. 775. Оп. 1. Д. 83. Л. 4 (Годовой отчет цензу=

ры за 1862 г.).

61 БестужевРюмин Н.Н. Славянофильское учение и его судьбы

в русской литературе // Отечественные записки. 1862. Т. 140. Отд. 3.

С. 679–719, особенно с. 684.

62 Ср.: Исторические сведения о цензуре. СПб., 1862. С. 65;

Walicki A. Op. cit. Р. 466 ff.

63 Чичерин Б.Н. Критика господина Крылова и способа исследова=

ния «Русской беседы» (часть II) // Русский вестник. 1857. Т. 11. С. 174–208,

цитата на с. 180, 206. Ср. также: Розенталь В.Н. Общественно=политиче=

ская программа русского либерализма в середине 50=х годов ХIХ века

(по материалам «Русского вестника» за 1856–1857 гг.) // Исторические

записки. 1961. Т. 70. С. 197–222.

64 Литературные и журнальные заметки; Библиографическая

хроника // Отечественные записки. 1856. Т. 107. С. 43–54.

65 В качестве обзора по эпохе Великих реформ см.: Bruce L.W. The

Great Reforms: Autocracy, Bureaucracy, and the Politics of Change in Imperial

Russia. DeKalb, 1990; Толмачев Е.П. Александр II и его время. В 2 т. М., 1998.

40 Ср. из бесконечного списка литературы великое предреволю=

ционное сочинение Иванова=Разумника «История русской общественной

мысли» (М., 1997. Т. 1. С. 353), а также систематическое изложение проти=

воположной точки зрения у Анджея Валицкого: Walicki A. The Slavophile

Controversy: History of a Conservative Utopia in Nineteenth Century Russian

Thought. Oxford, 1975. P. 447 ff.

41 Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3:

Национализм и европеизм. СПб., 1903 (или издание: М., 1995); Shapiro L.

Rationalism and Nationalism in Russian Nineteenth Century Political Thought.

New Haven, 1967.

42 Об этом см.: Цимбаев Н.И. Славянофильство. М., 1986. С. 58.

43 Renner A. Russischer Nationalismus und Öffentlichkeit... S. 53.

44 Десятилетие министерства народного просвещения, 1833–1844.

СПб., 1864. С. 2. По этой теме см.: Riasanovsky N.V. Nicholas I and Official Na=

tionality in Russia. Berkeley, 1967.

45 Различные варианты обобщения см.: Kappeler A. Russland als

Vielvölkerrreich... S. 224 ff. [Каппелер А. Указ. соч. C. 236]. Другую точку

зрения см.: Anderson B. Op. cit. S. 90 ff. (возрожденный тезис о царском

национализме) [Андерсон Б. Указ. соч. С. 109–110].

46 Подробнее см.: Renner A. Russischer Nationalismus und Öffent

lichkeit... S. 64 ff.

47 По поводу разграничения обыденной, или коммуникативной,

и культурной памяти ср.: Assmann J. Kulturelles Gedächtnis… S. 49 ff.

48 Цит. по: Rohe K. Politische Kultur und ihre Analyse // Historishe

Zeitschrift. 1990. Bd. 250. S. 321–346.

49 Solov’ev V.S. Die nationale Frage in Rußland // Solov’ev V.S. Werke.

Mьnchen, Freiburg, 1972. Bd. IV. S. 7–99; Berdjaev N.A. Die russische Idee.

St. Augustin, 1983 [Соловьев Вл. Национальная проблема в России;

Бердяев Н.А. Русская идея // О России и русской религиозной культуре:

Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990. С. 43–271].

50 Чичерин Б.Н. О народном представительстве. М., 1866;

Струве П.Б. Великая Россия: Из размышлений о проблеме русского могу=

щества // Русская мысль. 1908. № 1. С.143–157; Hamburg G.M. Boris Chiche=

rin and Early Russian Liberalism. Stanford, 1992. Р. 347 ff.; Ferenczi C. Nationa=

lismus und Neoslavismus in Rußland vor dem Ersten Weltkrieg // Forschungen

zur Osteuropäischen Geschichte. 1984. Vol. 34. S. 7–127, особенно с. 19. Но=

вейший обзор: Boobbyer P. Russian Liberal Conservatism // Russian Nationa=

lism: Past and Present / Ed. by G. Hosking, R. Service. London, 1998. P. 35–54.

51 Победоносцев К.П. Великая ложь нашего времени // Победо=

носцев: Pro et contra. Антология. М., 1996. С. 99–114. В качестве обзора

по этой проблеме: Byrnes R. Pobedonostsev: His Life and Thought. Blooming=

ton, 1968.

Изобретающее воспоминаниеАндреас Реннер

: 470 :

81 Собрание отчетов цензора И.А. Гончарова за 1863 год // РГИА.

Ф. 774. Оп. 1 (1863 г.). Д. 8. Л. 14.

82 Например: День. 1863. 27 апреля. № 17. С. 3–5; 11 мая. № 19. С. 2.

83 Московские ведомости. 1863. 23 августа. № 184. С. 1.

84 Там же. 11 апреля. № 77. С. 2; 22 мая. № 109. С. 1 (цитата).

85 Там же. 1864. 15 марта. № 60. С. 2 (цитата); 1863. 4 мая. № 96.

С. 2 (цитата); 22 мая. № 109. С. 1.

86 Ср. напр.: День. 1863. 18 мая. № 20. С. 3.

87 Истинная сила России // Голос. 1863. 17 апреля. № 81. С. 321;

Современное обозрение // Отечественные записки. 1863. Т. 149. С. 72;

Санкт=Петербургские ведомости. 1863. 16 октября. № 229. С. 935.

88 См. письмо И.С. Аксакова графине А.Д. Блудовой от 7 декабря

1861 года: Аксаков И.С. Иван Сергеевич Аксаков в его письмах. СПб., 1892.

Т. 4. С. 200–206.

89 Санкт=Петербургские ведомости. 1863. 4 мая. № 99. С. 411.

90 Ср. обобщение в след. работе: Renner A. Russischer Nationalismus

und Öffentlichkeit... S. 293 ff.

91 См. в качестве обзора: Klier J.D. Op. cit. P. 32 ff.

92 Пыпин А.Н. Вопрос о национальности и панславизме // Совре=

менник. 1864. Т. 100. Отд. 1. С. 185–214, особенно с. 209.

93 Ср.: Assmann J. Kulturelles Gedächtnis… S. 22 f., 56 ff.; Renner A.

Russischer Nationalismus und Öffentlichkeit... S. 174, 177.

94 Критические возражения по этому поводу см.: Jeissmann M. Alter

und neuer Nationalismus // Grenzfälle: Über alten und neuen Nationalismus…

S. 9–26, особенно с. 12.

95 Подобные клише о русском национализме см.: Sakharov A.N.

The Main Phases and Distinctive Features of Russian Nationalism // Russian

Nationalism: Past and Present… P. 7–18.

66 Подробнее об отношениях коммуникации см.: Renner A. Rus=

sischer Nationalismus und Öffentlichkeit… S.118 ff.

67 Ср.: Brooks J. Russian Nationalism and Russian Literature: The Ca=

nonization of the Classics // Nations and Ideology / Ed. by I. Banac et al. Boul=

der, 1981. P. 315–334.

68 См.: День. 1862. 3 марта. № 21; 10 марта. № 22; 17 марта. № 23;

26 марта. № 24.

69 Там же. 10 марта. № 22. С. 1. Курсив оригинала.

70 Там же. 17 марта. № 23. С. 2.

71 Характерна амбивалентность меморандума министра народно=

го просвещения А.В. Головнина от 22 июня 1862 года: РГИА. Ф. 773. Оп. 1

(1862 г.). Д. 377. Л. 110–111, а также оценка в годовом отчете цензуры за

1863 год: РГИА. Ф. 775. Оп. 1 (1864 г.). Д. 1. Л. 124–130, цитата на л. 129.

72 Ср. последнее по времени возражение против подобных кли=

шированных интерпретаций (Riasanovsky N.V. A Parting of Ways: Govern=

ment and Educated Public in Russia, 1801–1855. Oxford, 1976) в следующей

работе: Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи: В 2 т.

СПб., 1999. Т. 2. С. 215, 247.

73 Об этом см. в отношении министра народного просвещения

Головнина Петербургскому цензурному комитету от 21 сентября 1862 года:

РГИА. Ф. 777. Оп. 2 (1862 г.). Д. 1. Л. 167–167 об., цитата на л. 167 об.

74 БестужевРюмин К.П. Итальянский вопрос // Русский вестник.

1856. № 4. С. 127–144, цитата из политической хроники «Русского вестни=

ка» (Современная летопись: Политическое обозрение // Русский вестник.

1859. № 20. С. 274).

75 Ср.: Современная летопись: Политическое обозрение //

Русский вестник. 1859. № 19. С. 62 и след.; Современная летопись: Поли=

тическое обозрение // Русский вестник. 1859. № 20. С. 78 и след.; Совре=

менная летопись: Политическое обозрение // Русский вестник. 1859.

№ 22. С. 88, 182, 222.

76 Современная летопись: Политическое обозрение // Русский

вестник. 1859. № 20. С. 275; Там же. 1859. № 21. С. 89.

77 См. программную статью М.Н.Каткова: [Катков М.Н.] Что нам

делать с Польшей? // Русский вестник. 1863. № 44. С. 469–506, а также пе=

редовую статью в «Московских ведомостях»: Московские ведомости. 1863.

9 марта. № 53. С. 2; 12 апреля. № 78. С. 1; 14 мая. № 103. С. 1. О М.Н. Катко=

ве см.: Renner A. Russischer Nationalismus und Öffentlichkeit... S. 210 ff.

78 Дополнительно об этом см.: Golczewski F., Pickhan G. Op. cit. S. 35.

79 Ср.: Санкт=Петербургские ведомости. 1863. 4 апреля. № 73.

С. 305; 21 апреля. № 87; 15 мая. № 108. С. 445.

80 Из запрещенной передовой статьи в «Дне» от 20 апреля 1863

года; см. корректуры: РГИА. Ф. 775. Оп. 1 (1863 г.). Д. 129. Л. 7.

Cословие, регион, нация и государство

: 473 :: 472 :

объяснить с помощью господствующих теорий модернизации. Как

представляется, конфликтующее соседство «современных» и «уста=

ревших» форм идентичности скорее указывает на «одновремен

ность неодновременного» как на характеристику данного простран=

ства, то есть на категорию исторического мышления, с помощью

которой далее можно объяснить специфическую структуру этих

идентичностей и которая указывает на пределы применимости

теорий модернизации

«Одновременность неодновременного» — аналитическая

категория, впервые использованная Эрнстом Блохом в 1937 году

и связанная с сосуществованием конкурирующих «современных»

и «устаревших» моделей восприятия в многонациональном про=

странстве Риги, — требует применения сравнительного метода

исследования. В этой статье будет поставлен вопрос о том, какие

модели идентичности способствовали в то время ускорению ис=

торических изменений в этнической среде Риги; какая идентич=

ность — немецкая, латышская или русская — была при этом при=

несена в жертву; и как эти представления проявлялись на практике

в политической, социальной и культурной сферах.

Благодаря такой постановке вопроса можно одновременно

затронуть центральную эвристическую и аналитическую пробле=

му историографии истории балтийского региона. До сегодняш=

него дня история этого полиэтнического пространства распада=

ется на противоречащие друг другу историографические традиции,

поскольку каждая нация признавала и изучала лишь свою соб=

ственную историю

. Однако структурные проблемы региона лег=

че выявить в европейском контексте (а некоторые из них можно

увидеть лишь при соблюдении этого условия), если рассматривать

конкурирующие и сотрудничающие национальности не только ин=

дивидуально и изолированно, но и в их взаимодействии и взаимо=

обусловленности. Юрген Кокка своей идеей «переплетающейся

истории» дал импульс попыткам рассмотрения взаимосвязей, вза=

имовлияния, кооперации, взаимного восприятия и всеобщей зави=

симости различных наций и культур восточной части Централь=

ной Европы

. Именно для изучения балтийского региона, чьи

национальные историографии всегда несут в себе только часть ис=

торического целого, такой методический прием дает большие воз=

можности: доселе разделенные национальные истории можно

Ульрике фон Хиршхаузен

Cословие, регион, нация и государство:

Одновременность неодновременного

в локальном пространстве

Центральной Восточной Европы.

Пример Риги 1860–1914 годов

Источник современного национализма —

индустриальное общество

Этим тезисом Эрнест Геллнер предложил исследователям нацио=

нализма теорию, которая, до сих пор в значительной степени

определяет их попытки объяснить этот долговечный феномен

Перенос исторического интереса на такие конституирующие куль=

турные признаки современного формирования нации, как язык

или конструирование прошлого, не поставил под вопрос причин=

ную взаимосвязь между индустриальной современностью и возни=

кновением новейших национализмов

. особые пространства вну=

три крупного полиэтнического региона — Центральной Восточной

Европы — указывают, однако, на то, что и в высокоразвитых инду=

стриальных обществах развитие вовсе не обязательно вело к фор=

мированию национальной идентичности, что традиционные

формы создания общностей, напротив, могли составить конкурен=

цию процессам формирования нации.

Эта работа является попыткой на примере Риги, которая бы=

ла торгово=промышленным центром на северо=западной периферии

Российской империи, развить тезис о том, что возникновение ин=

дустриального общества в специфически сформировавшемся исто=

рическом пространстве могло привести не только к формированию

национальных идентичностей, но и параллельно — стать факто=

ром стабилизации или развития старых интеграционных форм

В дополнение к этому, именно в Риге модернизация успеш=

но осуществлялась усилиями традиционных элит, что нельзя

Cословие, регион, нация и государство

: 475 :

Ульрике фон Хиршхаузен

: 474 :

до сих пор категории сословия и национальности в значительной сте=

пени совпадали, то прежнее избирательное право, основывавшееся ис=

ключительно на сословных критериях, отстраняло от участия в поли=

тической жизни всех, не являвшихся немцами. Поскольку же новое

положение отныне признавало критерием предоставления избира=

тельного права способность субъекта платить налоги, участие в поли=

тической жизни теперь уже было открыто примерно для 13% взросло=

го мужского населения, независимо от их национальности. Было

создано открытое пространство политического действия, которое

в равной мере использовалось немцами, латышами и русскими для ар=

тикуляции их политических представлений и целей, а также для идео=

логического размежевания. Через посредство многотиражной прессы

политизация охватывала не только небольшой электорат, но и воздей=

ствовала на группы мелкой буржуазии и низшие сословия

Если административная русификация привела к постепен=

ному упразднению сословной власти и к политизации обществен=

ного пространства, то культурные мероприятия, проведенные

в 1880–1890=х годах, были направлены на утверждение языковой,

школьной и региональной автономии балтийских губерний.

В 1887 году русский язык становится единственным языком пре=

подавания в дотоле немецкоязычных школах города, а также

в сельских народных школах, где прежде преподавание велось на

латышском языке. Несколько позже русский становится офи=

циальным языком делопроизводства для всех органов городско=

го самоуправления в Прибалтике. Наконец, в 1880=х годах новое

царствование началось с судебных преследований реконвертитов

(латышей и эстонцев, ранее перешедших в православие, а теперь

захотевших вновь вернуться в лоно лютеранской церкви) и еван=

гелических пасторов, занимавшихся миссионерской деятельно=

стью среди православных. Это религиозное преследование немцев,

латышей и эстонцев пошло на спад после смерти Александра III

в 1894 году

. С 1905 года было вновь разрешено преподавание на

родном языке в народных школах. Тесная взаимосвязь этих поли=

тических, экономических и культурных процессов уже указывала

на потенциальную опасность национальных и социальных трений,

которые будут сопровождать рижское общество на его пути в совре=

менность. Десятилетия между 1860 и 1914 годами были отмечены

теми «стремительными переменами, которые разрушают основы»

будет объединить, регион вновь обретет свою историческую спе=

цифику и станет одним из объектов сравнения для «транснацио=

нальной истории в общеевропейском масштабе».

Модернизация городского пространства

В политическом отношении Рига была частью российской империи,

юридически город вплоть до последней трети XIX века смог со=

хранить свою сословную конституцию, восходящую к XIII веку,

а в культурном плане его скорее всего можно было сравнить с не=

мецким торговым городом

. За период между 1867 и 1913 годами на=

селение Риги увеличилось в пять раз, составив 500 000 человек.

Движителем иммиграции первоначально была мощная индустриа=

лизация Риги, которая привлекала в город прежде всего низшие

сельские слои населения из Лифляндии и Курляндии, а с 1890=х го=

дов — также из Литвы и Белоруссии. Если по местной переписи на=

селения 1867 года здесь насчитывалось 42% немцев, 24% латышей,

25% русских и 8% прочих народов, то уже после начала первой ми=

ровой войны в Риге было 13 % жителей немецкой национальности,

41% латышей, 19% русских и 27% лиц других национальностей,

большей частью поляков

. Вместе с тем стремительная индустриа=

лизация привела и к коренным изменениям социальной структу=

ры. Хотя и торговцы, и ремесленники извлекали выгоду из динамич=

ной индустриализации, все же треть занятых в этих сферах работала

теперь на новых больших фабриках на городской окраине или по

ту сторону реки Двины. Эти изменения повлияли на социокультур=

ный рост многих латышей, принадлежавших дотоле к крестьянским

и другим низшим социальным слоям, и сделали Ригу, где в 1913 году

проживало около 20% всего латышского населения, кристаллизую=

щим пространством для формирования латышской нации. Это было

обусловлено, в первую очередь, индустриализацией, коммуникатив=

ным многообразием и упразднением сословного самоуправления,

что дало возможность каждому человеку в отдельности выстраивать

свою жизнь по своему усмотрению.

Введение в 1877 году нового общероссийского городового по=

ложения, что было частью политики административной русифика=

ции империи, дало толчок политической модернизации. Поскольку

Cословие, регион, нация и государство

: 477 :

Ульрике фон Хиршхаузен

: 476 :

различным целям — образования, организации выдачи пособий

и общения

. Наряду с этими союзами газеты также содействовали

пропаганде представления о том, что надо становиться членом ла=

тышской нации. По сравнению с российской глубинкой тираж ла=

тышских газет был весьма высок; в 1878 году он составил примерно

40 000 экземпляров, а в последующие годы продолжал увеличивать=

ся, что свидетельствовало о невероятном общественном резонансе

этих средств массовой информации

. Наконец, и мероприятия сим=

волического характера, — например, практика проведения массо=

вых песенных фестивалей — способствовали тому, что и те, кому до=

селе мысль о существовании латышской нации была чужда,

позволяли себя убедить в необходимости ее

Между тем социокультурная эмансипация и развитие на=

циональной культуры проходили успешно только в борьбе против

сословного господства немцев, при этом немецкая сословная вер=

хушка воспринималась как образ коллективного врага латыш=

ского национализма: «Национальное самосознание возникает

в борьбе народа против других народов», так писал Фрицис Файн=

бергс, один из протагонистов латышского национализма

. Царское

правительство и его местные представители, напротив, рассматри=

вали латышских интеллигентов как союзников в борьбе против

немцев; на локальном уровне, в Риге, это представление вылива=

лось в русско=латышский предвыборный альянс.

Формирование национальной идентичности и в латыш=

ском варианте не обошлось без «изобретения традиции» (Хобс=

баум/Рейнджер). Латышские националисты считали своей миссией

на современном этапе осуществление идеи разрыва с собственной

историей, поскольку в последние 700 лет это была совместная ис=

тория латышей и немцев; взамен они предлагали вымышленную

историю, где латыши времен прихода средневековых крестонос=

цев описывались как родовая общность, уже весьма похожая на

национальное сообщество. Это построение восходило к краеуголь=

ному труду латышской историографии, к «Латышам» лифляндско=

го просветителя Гарлиба Меркеля, который впервые сформулиро=

вал этот миф в 1796 году: «Хотя латыши не переставали ощущать

себя нацией, но, вытесненные в низшее сословие до сих пор не из=

менившимися законами, они столетиями были принижены поч=

ти до положения скота»

Нация как обещание социокультурного взлета:

латыши в Риге

Модернизация городского пространства стала для латышей, про=

исходивших преимущественно из крестьянских и мелкобуржуазных

слоев, катализатором процесса осознания себя как национальной

общности

. Как и в большинстве случаев национального становле=

ния крестьянских народов, в латышском варианте социальные ин=

тересы формулировались прежде всего в национальной оболочке,

чтобы придать им большую весомость при столкновении с этниче=

ски чуждым (немецким) верхним слоем общества. Следовательно,

социально=экономическая эмансипация от сословной зависимо=

сти превращается тем самым в решающий фактор раннего периода

образования латышской нации

. Имея перед глазами пример кон=

центрации немецкой сети корпораций, рижские латыши также пы=

тались осуществить эту цель в социальной практике посредством

устроения касс взаимопомощи и обществ взаимного кредита, а так=

же страховых обществ и всевозможных обществ взаимопомощи.

С 1880=х годов латыши все сильнее доминировали в сфере торговли

и ремесел, в то время как в секторах, предполагавших наличие капи=

тала и технических ноу=хау, они первоначально оставались в роли

рабочих, категории зависимых. Если в начале ХХ века в немецкой

среде корпоративные цели все еще отстаивали гильдии и объеди=

нения городских ремесленников, то классовые интересы латышей

защищала одна партия, основанная в 1904 году — латышская со=

циал=демократия. Ее мобилизующая сила проявилась не только

в регулярно повторявшихся с конца 1890=х годов массовых заба=

стовках, но и в невероятно интенсивном приросте числа членов пар=

тии: с 1500 человек в 1904 году до 8500 в 1907=м

Второй отличительной структурной чертой формирования

латышского нации стало развитие разносторонней латышской куль=

туры

. Прежде всего это было связано с деятельностью Рижского ла=

тышского союза (Rigas Latviešu Biedr

ba)

, учрежденного в 1868 го=

ду. Культурная активность и политика органов правления Союза

были направлены на преобразование устных диалектов в единый ла=

тышский письменный язык, что в значительной степени способство=

вало расцвету латышской литературы. В 1887 году в Лифляндии су=

ществовала уже 231 латышская организация. Они служили самым

Cословие, регион, нация и государство

: 479 :

Ульрике фон Хиршхаузен

: 478 :

тории. Проблема установления этнических границ рассматривалась

не только в программах вновь созданных политических партий

Само переименование ведущего национального органа Baltijas

ēstnesis («Балтийский вестник») в Dzimtenes Vēstnesis («Вестник

Отечества») в 1905 году и возникновение средств массовой инфор=

мации под такими названиями, как Latvija («Латвия») или T

ēvija

(«Отечество») указывают на территориальные, этнически выстро=

енные планы урегулирования, сложившиеся в остром противо=

стоянии с национально индифферентной, обоснованной с истори=

ческой и политической точек зрения территориальной системой

немцев. Только образование Латвийской Республики в 1918 году

должно было положить конец этой системе.

В 1890=х годах мощная индустриализация и сильное влия=

ние латышской социал=демократии привели к ярко выраженной

идеологической сегментации латышского населения. «Нация» как

исходная точка интеграции в этих условиях утратила свое значе=

ние. Напротив, различные идеологические лагеря толковали по=

нятие нации по=своему. Если антиконституционно настроенные

правые националисты высказывались за экономически сильную

нацию внутри самодержавной монархии, то конституционные де=

мократы и социалисты выступили за «свободную Латвию в свобод=

ной России», по=разному расставляя при этом акценты

. Даже

наличие устойчивого обобщенного образа врага в лице немцев не

помогло политически сплотить эти идейные лагери. В предвыбор=

ной борьбе на локальном уровне и на уровне государственном на=

ционалисты=консерваторы и националисты=демократы высту=

пили друг против друга как противники, что существенно

содействовало победам на выборах замкнутой немецкой среды,

выдвинувшейся на первый план.

Поляризация и фрагментация проектов толкования на=

ции стали явными и в культурном пространстве. Песенные фести=

вали, игравшие прежде социально интегрирующую роль, более

не могли объединять разделенное по классовому признаку латыш=

ское общество и слабым эхом повторились в начале ХХ века все=

го лишь один раз. Вслед за созданием национальных мифов, образ=

цом которых был L

āčplēsis, уже в начале 1890=х годов последовало

их разрушение усилиями отдельных национальных интеллиген=

тов: «То, чего не желает сделать история, должна сотворить мифо=

Прошлое латышей представало тотальным опытом утрат.

Нация и ее история изображались нетождественными для того, что=

бы оправдать тезис о радикально новом начале латышской нации

Обращение к мифу, который отразил представления о существо=

вании латышской нации еще в средние века, также принесло этим

воззрениям признание и убедительность; укреплению этой точки

зрения способствовало издание в 1888 году латышского националь=

ного эпоса «L

āčplēsis» («Убийца медведей»), а после создания не=

зависимой Латвийской Республики в 1989–1990 годах это пред=

ставление временно вошло в латышские школьные учебники

Если первоначально в основу латышского национализма

легли социокультурные претензии, то политические требования,

выходившие за рамки требований участия в местном управлении,

сыграли свою роль в фазе формирования нации. Конфликт, в ко=

тором национальные идеалы столкнулись с сословно=региональ=

ными принципами, иллюстрируют прения по вопросу о границах.

Границы, проведенные в начале Нового времени между Эстлянди=

ей, Лифляндией и Курляндией, были узаконены с историко=пра=

вовой точки зрения и гарантировали, прежде всего, сословную

власть эстляндского, лифляндского и курляндского рыцарства,

объединявшего немецко=балтийское дворянство

. Однако в умах

латышских националистов возникло совершенно иное представле=

ние о территориальном делении. Усилиями их картографов были

выдвинуты проекты проведения границ по этническим разграни=

чительным линиям, что разделило бы три губернии на эстонскую

и латышскую территории. Десять тысяч подписей латышей стояло

под соответствующей петицией 1882 года, которая была в катего=

ричной форме отклонена российским правительством

. Идея про=

ведения границ по этническому признаку создавала угрозу не толь=

ко для правительства многонациональной империи; она также

угрожала и сословному господству немецко=балтийского дворян=

ства, поскольку появление на карте «Латвии» — единой террито=

рии, заселенной латышами, — стало бы жестким отрицанием не=

мецко=балтийского построения трех балтийских губерний, которое

ранее обосновывало воображенное единство этого пространства его

исторически сложившимися властными структурами.

Сразу после всплеска политизации в ходе революции 1905 го=

ду снова встали на повестку дня представления о латышской терри=