Лахманн Р. Дискурсы фантастического

Подождите немного. Документ загружается.

МЕДИУМ:

ФАНТАЗМАТИЗАЦИЯ

ФОТОГРАФИИ -

«КЛАРА

МИЛИЧ»

ТУРГЕНЕВА

Это искусство [фотографии] сродни первобыт-

ному

театру,

Живой Картине, изображению

не-

подвижного, загримированного лица,

за

кото-

рым угадывается мертвец.

Ролан Барт

Еще сильнее, чем в романе Гончарова, разрастается фантазм в

одном из поздних текстов Тургенева. Не только взгляд и дискурс,

но

и медиум изображения становится тут пространством фантас-

тического. Новое медиальное средство, фотография, вступает в

конкуренцию с письмом, но не для того, чтобы засвидетельствовать

подлинность действительного. Скорее напротив: фотография при-

нимает на себя

груз

концептов, свойственных романтической фан-

тастике, и интерпретируется как репрезентация недействительно-

го, потустороннего.

Раскрытая Готхильфом Генрихом Шубертом «ночная сторона

естествознания»

249

находит соответствие и в литературе: ночная

сторона реализма — это фантастика. В ситуации, определяемой

концом

эпохи Просвещения (и в то же время ее своеобразным про-

должением), реалистическая фантастика вступает в обладание на-

следством романтизма. Технические медиальные средства, прежде

всего оптические, поставляются просвещенным естествознанием

для того, чтобы обосновать и подтвердить новые модусы восприя-

тия

250

Однако, в порядке противодействия, сами эти средства под-

вергаются затемнению при проецировании таких феноменов,

которые, в свою очередь, нуждаются в прояснении. Потому что

средства оптики выступают в роли посредников при вызывании и

248

ит по:

http://novaiatp.by/03/barthes_camera_lucidapdf

{Barthes

R. La

chambre claire.

Note

sur la

photographie

(1980)

Barthes

Œuvres complètes,

III. Ed.

E.Marty. Paris, 1995.

1129).

249

См.: Schubert

G. H.

Ansichten

von der

Nachtseite

der

Naturwissenschaft.

Dresden,

1808.

250

См.:

Crary

Techniques

the Observer: On Vision

and

Modernity

in the

Nineteenth

Century. Cambridge (Mass.),

1998.

234

//.

Территории

фантастического

заклинании

невидимого. Сомнамбулизм, ясновидение, галлюцина-

ции

побуждают к тому, чтобы всерьез считаться с невидимостью

как

с видимостью. Физиологически фундированная психология,

обратившаяся к феномену сомнамбулизма, а также физические

объяснения

феномена медиумизма — вот тот материал, который

охотно усваивает реалистическая фантастика. При этом она не

только тематизирует «ночную сторону» общеупотребительных ме-

диальных практик, но и вырабатывает своеобразную поэтику при-

ближения к неизобразимому, проблематизирующую собственную

медиальность, выбивающуюся из стандартов фикциональной сло-

весности или полностью изменяющую ее параметры. Однако те

описания

и объяснения феноменов, которые были даны адептами

«ночной стороны естествознания» с их принудительно редукцио-

нистскими

физиологическими подходами, в данном

случае

не при-

нимаются, и даже напротив — загадочные феномены остаются тре-

вожно необъяснимыми. Из этого

следует,

что непонятный

феномен

никогда не подтверждает какого-либо зримого существо-

вания;

он выступает как неустойчивый знак незримого, нефакти-

ческого, отсутствующего и ускользающего. Изобличение ненадеж-

ности объяснений и крушение всех попыток рационалистического

освоения — вот что позволяет рассказам о медиумическом контакте

с мертвецами, сомнамбулическим озарениям и феномену двойно-

го зрения сохранить ту

ауру,

которая легко предстанет смешной,

если углубиться в область физики. То, что в конечном итоге речь

всегда идет об изображении неслыханно дерзкого перешагивания

границы

между

жизнью и смертью, подтверждается и способом ин-

сценировки

непроницаемой загадочности и непостижимости мира:

при

этом оказываются задействованы в первую очередь проекты

инаковости (чужого, забытого, табелированного и вытесненного).

Ибо

обеспечиваемая

«Другим»

внезапность познания непознавае-

мого почти всегда оборачивается ускользанием за пределы действи-

тельности, т.е. в потустороннее.

Уильям

Хоуитт

в своей «Истории сверхъестественного»

251

пытается прояснить чудесное, усматривая средство к тому в рас-

крытии некоего прежде неизвестного закона, обеспечивающего

сверхъестественному, удивительному место в ряду феноменов из-

вестных, описанных в их закономерностях. Однако предлагаемое

251

См.:

Howitt

W. History

the Supernatural.

In all Ages and

Nations

and in

all Churches Christian

and

Pagan Demonstrating

Universal Faith.

Vol.1—2.

Philadelphia,

1863.

Указанием

на

труд

Хоуитта

обязана монографии

Нэнси

Трейл

фантастике,

которой рассматривается

в том

числе позднее творче-

ство Тургенева (Traill N.H. Possible

Worlds

of the

Fantastic.

The

Rise

of the

Paranormal

Literature. Toronto, 1996).

Медиум:

Фантазматизация

фотографии...

235

им

понятие закона слишком тесно связано с тем, что он обозна-

чает словом

«faith»,

так что описание феноменов, которые его ин-

тересуют,

колеблется

между

доказательством подлинности и испо-

веданием веры. В

главах

«Истории...», посвященных

тому,

как

проявлялось

и какие формы принимало сверхъестественное в XIX

веке,

Хоуитт

следует

аргументативной стратегии, постоянно вра-

щающейся вокруг того, как на смену скепсису приходило

убежде-

ние.

Первоочередную важность имеют для него показания при-

знанных

авторитетов в области естествознания и рационального

мышления:

сталкиваясь со сверхъестественным, они поначалу

рационалистически

отрицают этот феномен, но затем недоверие

сменяется

изумленным вниманием. Особенно интересует

Хоуит-

та область «сверхъестественного» в Германии, и рисуемый им об-

раз месмеризма, магнетизма, сомнамбулизма и ясновидения отме-

чен той двойной расстановкой акцентов, которая позволяет кон-

такту с потусторонним выглядеть одновременно и нуминозным, и

поддающимся регулировке. В «Истории...»

Хоуитта,

поскольку

она

касается XIX столетия, подчеркнуто большое внимание уделя-

ется романтизму, так что медиальным средствам, особенно опти-

ческим,

еще не отводится никакой определенной роли. Только в

1890 г. Александр Аксаков в книге «Анимизм и спиритизм»

252

де-

лает фотографию основным гарантом действительности. Здесь не-

обходимо отметить два пункта: во-первых, отвержение галлюци-

национных

гипотез Эдуарда фон Гартмана, который в своем

труде

спиритизме пытался объяснить так называемые сверхчувствен-

ные

феномены как простые порождения сознания, а во-вторых —

со всею настойчивостью преподносимый ход доказательства,

ищущий

себе опоры в эксперименте. В этой связи особенно ин-

тересно претендующее на естественнонаучную строгость изобра-

жение «феноменов материализации чувственно невоспринимае-

мых объектов», причем главным предметом внимания становится

«трансцендентальная фотография»

253

. В качестве вещественных

доказательств

служат

изображения на фототипических пластин-

ках, подтверждаемые «описанием различных светящихся образов,

252

См.:

AksakovA. Animismus und Spiritismus. Versuch einer kritischen Prüfung

der mediumistischen Phänomene

mit

besonderer Berücksichtigung

der

Hypothesen

der Hallucination

und des

Unbewußten.

Als

Entgegnung

auf

Dr.

E. von

Hartmann's

Werk «Der Spiritismus».

Bde. Leipzig, 1890. Русская

версия:

Аксаков

АН.

Ани-

мизм

спиритизм.

Критическое исследование медиумических

явлений

и их

объяснения

гипотезами «нервной силы», «галлюцинации»

«бессознательно-

го».

ответ Эдуарду фон Гартману.

Т. 1—2.

СПб., 1893; 2-е,

испр.

доп. изд.

—

СПб.,

1901.

253

Ibid.

Bd. I. S. 48f.

236

IL Территории

фантастического

данным через ясновидящего

медиума»

254

а также «узнаванием

усопших»

255

Трактат Аксакова о материализации и, конечно, о

дематериализации выводит на свет ночную сторону фотографии,

притом далеко опережая спекулятивные построения поклонников

дагерротипии и стереоскопии, склонных к магической интерпре-

тации медиального средства. Впрочем, Аксаков

делает

ставку на

фотографию не столько в функции медиума, сколько в функции

аппарата, удостоверяющего подлинность. Медиумом остается, как

сомнамбулизме и магнетизме, одаренный индивидуум. По-види-

мому, с этим связано предложение Аксакова заменить установив-

шееся понятие спиритизма понятием медиумизма

256

. Психологизм

противопоставляется нуминозному физикализму (сторонником

последнего выступает Аксаков в своей критике Гартмана), субъек-

тивная галлюцинация приходит в столкновение с фотографичес-

ки

материализуемым ясновидением. Именно этими ориентирами

определяется та умозрительная область, в пределах которой вра-

щаются также сочинители философских и литературных текстов.

На

этом фоне

следует

рассматривать и позднее творчество клас-

сического реалиста Тургенева, чей разбираемый ниже текст явля-

ет собой нечто вроде нового прочтения трактата

Артура

Шопен-

гауэра о духовидении.

В «полуфантастическом рассказе вроде Эдгара По», как обо-

значает сам Тургенев свою написанную в 1882 г. в Буживале по-

весть «После смерти»

257

, он обрабатывает некоторые моменты по-

разительного происшествия, получившего резонанс в русской

прессе и хорошо известного ему по письмам московских друзей.

Речь шла о случившемся прямо на сцене самоубийстве знамени-

той оперной певицы и артистки. Ее смерть, последовавшая от от-

равления ядом, привела одного молодого человека, лично знако-

мого

Тургеневу,

в любовную лихорадку, которая приняла форму

психоза (при том, что при жизни певицы он видел ее в

театре

только раз)

258

. Поздняя повесть Тургенева, ставящая «презани-

мательный психологический факт ...посмертн[ой] влюбленно-

254

Aksakov

Animismus und Spiritismus.

S. 53.

255

Ibid.

S. 82.

256

Понятие

«медиумизм»

новейших исследованиях истории фотографии,

ссылающихся

том числе

на

книгу Аксакова, искаженно цитируется как

«ме-

диумнизм».

257

Позже повесть получила заглавие «Клара Милич. (После смерти)».

Текст цитируется далее

по

изданию:

Тургенев

КС.

Поли. собр.

соч. и

писем:

28 т.

Соч.

Т.

XIII. М.;

Л., 1967. С.

76-134;

коммент.:

С.

575-592.

258

Этой певицей, также артисткой, была Евлалия Павловна Кадмина

(1853—1881).

Происшествие случилось

1881

г. в

Харькове. Магистр зоологии

Владимир Дмитриевич Аленицын, который никогда

не

был лично знаком

эксцентричной

самоубийцей, узнал

роковом сценическом действе, как

все,

Медиум:

Фантазматизация

фотографии... 237

ст[и]»

259

в сложное интерпретационное обрамление, филигранно

точна в реабилитации фантазма и последовательна в своей на-

правленности на разложение реалистической поэтики.

Перенесение загадочного, но притом реально подтвержденно-

го случая психоза в область фантастического легитимирует, во-пер-

вых, обращение к популярной предромантической, романтической

постромантической топике и риторике, а во-вторых, позволяет

прибегнуть к разнородным дискурсам XIX века, подвергающим

рассмотрению амбивалентный

статус

фантастики. Именно соеди-

няя

просветительские концепты с антипросветительскими, меди-

цинское

проникновение в сферу аномальных чувственных воспри-

ятий

— с проникновением психологическим, а также привлекая к

делу

новое медиальное средство, фотографию, Тургенев создает

ситуацию семантической неразрешимости в выборе

между

техни-

кой

и магией, представляемым и материализуемым.

Как

прежде дагерротипия, так теперь фотография, и в особен-

ности стереоскопия, провоцирует возникновение определенных

медиально-теоретических дискурсов, соединяющихся с

двумя

кон-

трастными и притом интерферирующими линиями аргуметации.

Они

помогают литературному дискурсу ввести в игру двойную

пуантировку, создающую колебания

между

отрицанием и подтвер-

ждением фантазматического.

Тургеневу

удается

с возрастающей

нарративной убедительностью нагружать знаки двойным смыс-

лом,

260

— или, наоборот, расчленять

знаки,

пуская в ход сновиде-

ния

и галлюцинации, рисуя упоение фантомами и магическое при-

сутствие. Тургенев апеллирует не только к литературным, но и к

философским,

психологическим, народно-мифологическим и эс-

хатологическим дискурсам, которые при соотнесении

между

собой

начинают взаимно комментировать и корректировать

друг

друга.

Тщательно выдерживаемое Тургеневым полисемантическое

употребление элементов, являющихся конститутивными для этого

текста, с необходимостью приводит к их неоднократной актуали-

зации

— в зависимости от той или иной интерпретационной доми-

нанты.

Поэтому в

ходе

дальнейшего изложения обратные ссылки

на

теоретические рассуждения о галлюцинации, бытовавшие в

XIX веке, совмещаются с попытками интерпретации повести в све-

те наблюдений и размышлений о новых медиальных

средствах.

Именно

здесь появляются — пусть в аргументативно модифициро-

ванном

виде — те мотивы, которые были определяющими для

из

газет.

1880-е

гг. и

даже позже появилось несколько литературных обра-

боток этого эротического психоза

(в

форме драмы

рассказов).

259

Слова

из

письма Тургенева

Ж.А. Полонской

от 1

января

1882 г.

(Тур-

генев

КС.

Поли. собр. соч.

писем: Письма.

Т.

XIII. Кн.

1. Л.,

1968.

С. 168).

260

Он сам

обозначает

это

словами

«то

символическое» (Там же.

С. 167).

238 //. Территории фантастического

дискуссии

спиритизме

медиумизме. То,

что

повесть Тургенева

загробной любви как бы держит наготове

одновременно скры-

вает эсхатологическую пуанту, станет очевидно

ходе

дальнейшей

интерпретации.

Прежде всего следует выделить

повести Тургенева

те

транс-

реалистические черты, которые кроются

комбинации конкури-

рующих объяснений фантастических событий.

Как

один

из

значительнейших текстов философского дискур-

са

XIX

века, функционирующий,

по

крайней мере частично,

в ка-

честве претекста

подтекста

смыслопостроении тургеневской

повести, может рассматриваться трактат

Артура

Шопенгауэра

«Опыт

духовидении

и о

том,

что с

ним связано»

261

. Направлен-

ная

против «Грез духовидца»

262

(1766) Иммануила Канта фено-

меналистская реабилитация Шопенгауэром привидений,

«от-

верженных»

XVIII

веком, делает предметом гносеологического

рассмотрения господствовавшее

в XIX

веке ложное понимание

духовидения

духослышания. При этом автор объявляет живот-

ный

магнетизм, как

основывающееся

на

нем ясновидение,

фе-

номеном,

который поддается естественнонаучному объяснению,

называет сомневающихся

в том не

«неверящими,

но

незнающи-

ми» («nicht

ungläubig,

sondern

unwissend»)

263

Шопенгауэр,

для ко-

торого вся литературная продукция

по

теме имеет лишь второсте-

пенное

значение, ссылается

на

медицинские

психологические

исследования, сообщения

психологических экспериментах,

также

на

отчеты врачей-психиатров

магнетизеров;

его

аргумен-

тация,

сопровождающаяся частыми ссылками

на

основные тези-

сы «Мира как воли

представления», показывает

в нем

филосо-

фа,

руководствующегося двойным, физиолого-метафизическим

интересом. Феномен ясновидения

того механизма восприятия,

261

См.: Schopenhauer

А.

Versuch

über

das

Geistersehn

und was

damit

zusam-

menhängt

Schopenhauer

Sämtliche

Werke.

Hg. von W

Frhr.

von

Löhneysen.

Bd.

Frankfurt

Main,

1986. S.

273—372.

влиянии Шопенгауэра

на

Тур-

генева

см.:

Koschmal

W. Vom

Realismus

zum

Symbolismus.

Zur

Genese

und

Morphologie

der

Symbolsprache

in den

späten Werken

I.S.

Turgenevs.

Amsterdam,

1984.

S. 27 f., 71, 86, 93.

262

См.: Kant

Träume

eines

Geistersehers,

erläutert

durch

Träume

der

Meta-

physik

Kant

Werke

in 10 Bdn. Hg. von W.

Weischedel.

Darmstadt,

1975.

Bd. 2.

S. 923—989. Хоуитт, напротив,

одобрением реферирует суждения Канта

Сведенборге (Howitt W. History

the Supernatural.

100—109), впрочем обо-

значая

не

окончательно преодоленную скептическую позицию Канта как «не-

последовательность» .

263

Schopenhauer

А.

Versuch

über

das

Geistersehn...

S. 278.

Медиум:

Фантазматизация

фотографии...

239

который

вызывается животным магнетизмом, он пытается объяс-

нить

при помощи параллели с феноменом сна, рассматриваемо-

го им как специфическая функция мозга

264

. При восприятии,

минующем органы чувств, вступает в действие «орган сна» —

определяющая инстанция при магнетическом сне и сомнамбулиз-

ме.

Шопенгауэр, как впоследствии и Фрейд, ссылается на типо-

логию сновидений, предложенную Артемидором Дальдианским

265

«Онейрокритиконе», принимает его разграничение

между

«тео-

рематическими» и «аллегорическими» снами

266

и, добавляя третий

тип:

«Ahnung»

(«предчувствие»), подводит читателя к рассказам об

отдельных медицинских случаях, самый примечательный из кото-

рых, «Die Seherin von

Prevorst»

(«Ясновидящую из Префорста»)

Юстинуса Кернера, он неоднократно цитирует

267

Для Шопенгауэра сон остается основополагающей операцией,

которую он равно опознает и в магнетическом сне, который он

рассматривает только как возведенный в новую степень сон есте-

ственный,

и в ясновидении как более глубокой или высокой потен-

ции

сновидения. Речь идет о

«Allwissenheit»

(«всеведении») во сне,

«gesteigerte

Erkenntniskraft» («возрастающей силе познания»), из

чего делается заключение, что деятельность мозга продолжается

вопреки

сну и состоянию

покоя.

Нельзя не заметить, как ориенти-

рованная

на естественные науки объяснительная стратегия

Шопен-

гауэра постоянно обращается вспять, к подчеркиванию тайны и

загадки, хотя его декларируемая цель состоит в том, чтобы при

помощи

философской теоремы об

«objektive

Welt»

(«объективном

мире») как

«blosses

Gehirnphänomen»

(«чисто мозговом феномене»)

отнять

у «избыточно

чудесного»

его

«absolute

Unbegreiflichkeit» («аб-

солютную непостижимость»)

268

. Свойственная Шопенгауэру тен-

денция

к физиологизации (равнозначная тенденции к материали-

264

Ibid.

S. 280.

265

концептуальной взаимосвязи фрейдовской теории сновидений

«Онейрокритикона» Артемидора см.:

Heise

Traumdiskurse.

Die

Träume

der

Philosophie

und die

Psychologie

des

Traums.

Frankfurt

Main,

1989. S. 59 ff.

266

Аллегорические

сны

нуждаются

переводе, чтобы быть понятыми;

пригодная

для этой цели символика была разработана Артемидором.

Шопен-

гауэр, совсем

на

предфрейдовский лад, указывает

на

«совершенно своеобыч-

ное,

остальном совершенно

чуждое

спящему, демоническое лукавство

ост-

роты,

каким выстраивается

проводится аллегория»

(s. 308).

267

Хоуитт

в 3-й

главе своего первого тома, носящей заглавие «Mani-

festations

the Supernatural

Germany», посвятил «Ясновидящей

из

Префор-

ста»

и ее

окружению особый раздел, весьма заслуживающий прочтения.

Юс-

тинус Кернер именуется

там

«значительнейшей фигурой

спиритуалистских

кругах

Германии»

(р. 62).

268

Schopenhauer А. Versuch über

das

Geistersehn...

S. 310.

240

//. Территории

фантастического

зации

и объективации) относится к кантовской психологизации так

же, как позиция Аксакова относится к позиции Гартмана

269

Это лишний раз подтверждает дихотомическую фигуру мыш-

ления

— противопоставление субъективных и объективных фантаз-

мов,

заставляющее литераторов концентрировать изобразительные

усилия, с одной стороны, на субъективном воображении, а с дру-

гой стороны — на объективном внешнем оформлении. Скептичес-

кое пренебрежение к суевериям о привидениях приводит к более

высокой оценке возможностей воображения, при том что система

аргументации, базирующаяся на физиологически-материальных

основаниях, обусловливает потребность в более обстоятельном

описании

феноменов, направленном на их конкретные внешние

проявления.

Это, в свою очередь, благоприятствует развитию усо-

вершенствованного реализмом искусства детали, которое пытает-

ся

путем точного называния элементов и их компоновки обнару-

жить связь в бессвязном.

В своем объяснении веры в привидения Шопенгауэр основы-

вается на различении

между

естественным и сверхъестественным

как

«zwei

grundverschiedenen, jedoch

zugleich

vorhandenen Ordnungen

der

Dinge»

(«двумя

в корне различными, но одновременно наличе-

ствующими порядками вещей»)

270

и нимало не сомневается в их

двойном присутствии в любой культуре. Однако он идет далее, аб-

страгируясь на время от этой дифференциации и предлагая

пони-

мать естественное и сверхъестественное не как различные, а как

«идентичные категории

существ»

271

Представленное выше различение удивительного и чудодей-

ственного, найденное Гофманом в новелле «Пустой

дом»,

оказы-

вается интересным дополнением к размышлениям Шопенгауэра.

Удивительными

могут

считаться явления, которые Шопенгауэр

старается привести в контекст физиологически объяснимого, в то

269

Ср.

Канта: «Теперь

не

следует стесняться указать видимые разумные

причины

для

столь часто вырастающих

на

пути философов историй

приви-

дениях, равно как для разнообразных влияний духов,

которых время

от

вре-

мени

заходит речь. Пусть души усопших

чистые

духи

никогда

не

могут яв-

ляться нашим внешним чувствам

или

как-либо иначе вступать

союз

материей, но, вероятно, они могут влиять

на

человеческий

дух,

принадлежа-

щий

одной

ними великой республике,

влиять таким образом,

что

пред-

ставления, которые они

нем пробуждают, одеваются

по

закону его фантазии

сходные одежды

приводят

появлению сообразных им предметов как вне-

шних

по

отношению

нему [т.е. человеческому

духу].

Этот обман чувств

мо-

жет коснуться любых органов,

и, с

какими

бы

нелепыми химерами

ни

был

он

сопряжен, нельзя удержаться

от

того, чтобы

не

предположить стоящие

за

ним

духовные влияния»

{Kant

Träume eines

Geistersehers...

S. 950).

270

Schopenhauer

Versuch

über

das

Geistersehn...

S. 312.

271

Ibid.

Медиум:

Фантазматизация

фотографии...

241

время как понятие чудесного улавливает позывные того простран-

ства, которое скрыто под покровом загадочного и таинственно-

го, — того пространства, для описания которого Шопенгауэр

постоянно

прибегает к сформулированному им понятию

(«Urphä-

nomen»

— «прафеномен»)

272

. Прафеномен подразумевает нечто из-

начально необъяснимое, присутствующее как неуничтожимый ос-

таток в

«höchst

seltsamen

und

unerklärlichen

Tatsachen»

(«крайне

странных и необъяснимых

фактах

ретроспективного двойного зре-

ния,

сомнамбулизма, животного магнетизма»).

Аналог

этим не-

прозрачным фактам Шопенгауэр видит в

«весьма

вместительном

здании электричества». Здесь необходимо особо отметить топику

спиритуалистской интерпретации света, электричества, магне-

тизма, гальванической материи и эфира — как элементов, скреп-

ляющих разошедшиеся врозь миры — тело и

душу.

В переводе Хо-

уитта

из Юнга—Штиллинга это становится основным пунктом

рассмотрения сверхъестественного

273

. Также в «Ночной стороне ес-

тествознания» Шуберта электричество рассматривается в контек-

сте «взаимодействия невседневной земной природы с высшим ми-

ровым целым»

274

Создается впечатление,

будто

Тургенев, вводя фотографию в

обозначенный контекст, воспринял аналогию, предложенную

Шопенгауэром. Характеризуя протагониста повести, он прибега-

ет к двойной перспективе, приводящей к семантическим раздвое-

ниям,

которые остаются в силе вплоть до вторжения фантастичес-

кого.

Яков

Аратов,

сын небогатого дворянина, считавшего себя

правнуком знаменитого колдуна Брюса

275

и слывшего чернокниж-

ником

из-за своих химических и алхимических штудий, представ-

лен меланхолическим анахоретом с ясно выраженными аскетичес-

ки-монашескими

чертами. Он точно так же верит в тайны души и

могущество незримых сил, как и в науку. Его пристрастие к фо-

тографии, технику и таинства которой он, хворый и восхищенный,

изучает

в темной комнате, является следствием этой двойственной

предрасположенности. В повести Тургенева выступают как

données

sémantiques

«прафеноменальные», аподиктически выраженные

утверждения Шопенгауэра вроде

следующих:

«Всякое прорица-

тельство,

будь

то во сне, в сомнамбулическом прозрении, в двой-

272

Ibid.

S. 348.

273

Ср.:

«Этот

свет, или

эфир,

есть элемент, связующий

душу

тело,

ду-

ховный

материальный миры»

{Howitt

W. History

the Supernatural...

Vol. 1.

55).

274

Schubert

Ansichten

von der

Nachtseite

der

Naturwissenschaft.

275

Яков

В.

Брюс (1670—1735), сподвижник Петра

активно участвовав-

ший

в его

просветительских начинаниях, приобрел

народе репутацию чер-

нокнижника

после смерти императора.

242

II.

Территории

фантастического

ном

зрении и в чем бы то ни было, состоит лишь в обретении пути

освобождению познания от временной обусловленности»

276

; и

далее: «Непосредственное влияние воли на

других

людей и в про-

странственную отдаленность составляет основной характер ма-

гии»

277

. В особенности характерно следующее высказывание Шо-

пенгауэра:

Животный магнетизм, исцеления

при

помощи внушения,

магия, двойное зрение,

сны

наяву, привидения

видения всяко-

го рода

— все

это родственные

между

собою явления ...которые

на-

дежно

неопровержимо

свидетельствуют

некоей связи существ,

имеющей

своем основании совершенно иной порядок вещей,

чем порядок

природы

— чем тот

порядок, который основывается

на

законах пространства, времени

причинности,

в то

время как

ука-

занный

иной порядок является более глубоким, более исконным

непосредственным, поскольку первые

самые общие законы

природы,

имеющие чисто формальный характер,

данном

случае

не

имеют силы)

278

Двуликие феномены такого рода Шопенгауэр препоручает, без

явного

намека на иронию, ведению той дисциплины, которую он

именует «практической метафизикой» (так уже

Бэкон

Веруламский

определял магию), или «в некотором роде экспериментальной ме-

тафизикой»

279

С экспериментально-метафизической точки зрения

его занимает функционирование «органа сна» в состоянии бодр-

ствования:

«Перед нами встают тогда обманчивые образы, настоль-

ко

подобные тем, которые приходят в мозг посредством чувств, что

их можно спутать с ними». Этому способствует, наряду со «вторым

зрением» (или «дейтероскопией»), «явлениями

духов»

и «видения-

ми», также сложный феномен галлюцинации. Шопенгауэр при-

водит формы проявления галлюцинации, ее непосредственные и

обратные влияния, желая, во-первых, придать вес понятию галлю-

цинации

в медицине и психологии, а во-вторых — заставить нуми-

нозно-прафеноменальное

выступить как можно более отчетливо.

Он

вновь цитирует Кернерову «Ясновидящую из Префорста» как

доказательство похожего на сон состояния, проявляющегося, меж-

ду прочим, и в бесстрашии ясновидящей, которая «совершенно

спокойно

оставляет

духа

постоять и подождать, пока она доест

суп»

280

Рассуждения Шопенгауэра о функции органа сна велись в

276

Schopenhauer А. Versuch über das Geistersehn... S. 318.

277

Ibid.

278

Ibid.

S. 319.

279

Ibid.

S. 323.

280

Ibid.

331.