Кнышенко Ю.В. История первобытного общества и основы этнографии

Подождите немного. Документ загружается.

секреты по наследству. Медь, единственный из известных ин-

дейцам металлов, ценилась высоко и шла на изготовление

украшений и дорогостоящих кинжалов, рукоятки которых не-

редко орнаментировались, как это имело место у тлинкитов,

блестящими раковинками. Еще выше оценивались встречав-

шиеся у большинства племен побережья медные пластины.

Ю. ,П. Лисянский описал у тлинкитов одну из пластин

длиной 91 сантиметр, шириной внизу—56, а вверху—

28 сантиметров. Стоимость пластин равнялась от 20 до

30 бобров.

Наряду с естественным разделением труда между полами

и начавшимся обособлением ремесла, развивалась межпле-

менная специализация труда, порожденная разнообразием

природных условий и культурными традициями, что привело

к систематическому возникновению прибавочного продукта и

росту обмена. Цимшиане, например, славились по всему по-

бережью резными изделиями из рога, в частности изящными

ложками. Кроме того, они поставляли в больших количествах

вываренный из рыбы-свечи жир своим соседям хайда, а так-

же континентальным индейцам, речной путь к которым назы-

вался жировым. В свою очередь хайда продавали цимшиа-

нам орлиные перья.

Однако наибольшим спросом на побережье пользовались

поставляемые племенем хайда легкие морские лодки и рыба

палтус, водившаяся в изобилии к северу от островов Короле-

вы Шарлотты. Впрочем, вяленый палтус в значительных раз-

мерах продавали и некоторые племена нутка; они же торго-

вали и .китовым жиром считавшимся лакомством, ибо они

являлись едва ли не единственными на побережье охотника-

ми на морских исполинов. Желанным товаром являлись дере-

вянная посуда квакиютлеи, шерстяные накидки тлинкитов на

лубовой основе с красивыми узорами из цветных ниток. Ра-

бов поставляли преимущественно цимшиане на севере и чи-

нуки на юге.

Широкую известность посреднической торговлей между

племенами рыболовов и индейцами-охотниками глубинных

районов материка приобрели на юге бела-кула, а на севере —

тлинкиты, которые, по словам Ф. П. Литке, были «пристра-

стные к торговле и расчетливы». Обмен носил натуральный

характер, 'причем наиболее ходкие предметы торговли, напри-

мер связки раковин, меха, выделенная из оленьих кож одеж-

да, прессованные плитки морской травы, приобретали функ-

ции денег.

306

На некоторые товары стихийно складывались твердые це-

ны. Так, у северной группы племен ящик прессованных пли-

ток морской травы приравнивался к десяти шкурам сурка,

игравших роль разменной монеты, а большой ящик рыбьего

жира или шкура оленя стоили сорок шкурок. У береговых се-

лишей сухой рыбный порошок упаковывался в корзинки из

рыбьей кожи определенной емкости.

Нередко цены на продукты зависели от общественного по-

ложения покупателя и продавца. Достоинство вождя обязы-

вало его платить за товары дороже; у него также покупали

по повышенным ценам. В центрах обмена вырабатывались

межплеменные жаргоны. Таким торговым языком у оседлых

рыболовов стал язык чинук, обогащенный многими словами

индейских языков северо-западного побережья.

Каков был социальный строй у индейцев северо-западного

побережья Северной Америки к моменту появления белых

путешественников и колонистов? В буржуазной, в первую

очередь американской, исторической литературе господствует

мнение, будто в-конце XVIII в. северная группа племен жила

материнским родом, южная—патриархально-безродовым стро-

ем, изначально существовавшим, а центральная переживала

переходное состояние от патриархата к матриархату. По не-

понятным причинам многие ученые в США и Канаде считают

материнский род более поздней ступенью социального разви-

тия, чем отцовский, и поэтому они в своих трудах пришли к

необоснованному выводу, будто уровень общественного строя

тлинкитов, хайда и цимшиан был самым высоким среди ин-

дейцев морского побережья. Кроме того, нередки утвержде-

ния, что материнские родовые институты были заимствованы

племенами северной группы у атапасков Аляски либо у на-

родов Азии.

В действительности, как показала на большом фактиче-

ском материале Ю. П. Аверкиева, все эти группы племен на-

ходились в целом на одной стадии общественного развития,

переживая процесс разложения материнского рода и форми-

рования патриархальных порядков, причем, чем дальше к

югу, тем явственнее выступали соседские связи, шедшие на

смену кровнородственным. У берегов селишей, например, пе-

режитки материнского рода сказывались главным образом в

области семейно-брачных отношений. Даже у тлинкитов, ме-

нее других племен продвинувшихся по пути становления пат-

риархальных институтов, род экономически распался задолго

до прибытия европейцев, имело место значительное иму-

20* 30>

щественное и социальное неравенство среди свободного на-

селения, появилось и развивалось патриархальное рабство^

Хотя индейское общество сохранило родоплеменную струк-

туру, основной ее социально-экономической ячейкой явля-

лась домашняя община, имевшая некоторые черты сходства

с овачирой у ирокезов, но по существу уже представлявшая

собой патриархальную семью на ранней ступени ее развития.

По традиции места в реках и фиордах, где ловили рыбу, го-

ры и долины, где охотились и собирали ягоды, номинально

считались родовой собственностью, однако фактически они

были уже поделены на отдельные участки между домохозяй-

ствами, главы которых обладали наследственными правами

и составляли верхушку родоплеменной знати.

В связи с тем что у индейцев побережья термины «вождь»

и «богатый» в сущности совпадали, то старейшиной рода

обычно избирался глава экономически наиболее сильной до-

машней общины, члены которой жили в добротном деревян-

ном доме, выстроенном в центре селения. Число членов пат-

риархальной семьи доходило иногда до 200 человек, и посе-

лок обычно состоял из нескольких домохозяйств одного рода.

На развалинах материнского рода у индейцев северо-запад-

ного побережья складывался не отцовский род, а формиро-

вались соседские общины.

Аристократы, прибиравшие к рукам родовую собствен-

ность, носили ценные накидки из куниц или собачьей шер-

сти, имели богатые украшения и, в частности, у многих пле-

мен только они имели привилегию прокалывать уши в одном

или нескольких местах, продевая сквозь отверстия, как это

было у цимшиан, шерстяные нити с подвесками из ценных

раковин. О знатности женщин у тлинкитов можно было су-

дить по величине втулки в ее нижней губе, сделанной из де-

рева, кости или камня, достигавшей порой размеров блюдца.

О бедных женщинах, не имевших втулки, говорили, что они

не имеют «рта».

Вожди чурались простой работы и занимались рыбной

ловлей, охотой на китов, причем у нутка только они имели

право добывать морских выдр, а если простолюдину случа-

лось убить этих животных, то он обязан был отдавать им

шкуры за мелкое вознаграждение. Будучи военачальниками,

знать обогащалась во время удачных грабительских экспеди-

ций, присваивая себе львиную долю добычи. Богатые имели

несколько жен, хотя чаще всего довольствовались двумя, из

которых первая считалась старшей. Помимо этого, они при-

зов

обретали рабынь-наложниц, как, впрочем, и состоятельные

женщины нередко держали при себе рабов-любовников.

Родовая верхушка, чванясь богатством и положением в

обществе, обычно называла себя «настоящими людьми» и в

свою очередь распадалась на ранги, а свободных рядовых

общинников высокомерно именовала «маленькими людьми»,

или «слабыми людьми». Положение последних было незавид-

ное.-Простолюдины приносили вождям, выступающим в ка-

честве представителей общины и владельцев родовых земель,

определенную часть продуктов своего промысла. Так, у южг

ных квакиютлей лодочник обеспечивал вождя лодкой, охот-

ник отдавал ему каждого третьего убитого им бобра и мед-

ведя, а также каждую вторую горную козу и всех тюленей,

исключая одного. Своеобразную дань вождю вносили и жен-

щины. Например, выкопанные длинные корни шли ему, а ко-

роткие — себе.

Еще безотраднее была участь бедняков, которых знать

презрительно называла «людьми без происхождения» (цим-

шиане), «рабами вяленой рыбы» (тлинкиты), «людьми, варя-

щими простую пищу» (хайда). Бедняки ютились в ветхих жи-

лищах на окраинах поселков, а порой проживали в домохо-

зяйствах богатых родственников на положении слуг. Росту

имущественного и социального неравенства среди свободных

способствовал возникший институт ростовщичества, не успев-

ший, однако, еще пустить глубокие корни, как об этом мож-

но заключить по отсутствию твердо установленного процента,

размеры которого определялись положением должника в об-

ществе. Именитый должник, чтобы поднять свой престиж, до-

роже оплачивал займ.

На низшей ступени общественной лестницы находились

рабы — бесправная, презираемая и наиболее угнетаемая ка-

тегория населения. Они ходили полунагими, жили в самой хо-

лодной части дома, не раскрашивали лица и носили корот-

кие волосы (у свободных людей были длинные волосы), им

давали клички, а не имена. Рабы являлись собственностью не

общины, а вождей и богатых глав домохозяйств, что свиде-

тельствует, учитывая еще наследственный характер рабства,

о древности этого института, хотя наука не располагает точ-

ными данными о времени его возникновения у индейцев по-

бережья.

При постройке дома, со смертью вождя и некоторых дру-

гих обстоятельствах рабов, преимущественно больных и ста-

рых, приносили в жертву, закалывая специальными ножами,

309

причем трупы их, как и дохлых собак, не хоронили, а выбра-

сывали в море. Изредка при этом давалась свобода отдель-

ным рабам. Впрочем, у центральных и южных племен, у ко-

торых рабский труд имел несколько большее значение в хо-

зяйстве, чем у тлинкитов, хайда и цимшиан, рабов, за редким

исключением, в подобных случаях уже не убивали и не от-

пускали на волю.

Если невольника никто не выкупал из рабства, то его род

вычеркивал из описка своих членов. Дети рабыни, независи-

мо от того, кто является их отцом — свободный или неволь-

ник,— являлись рабами и принадлежали ее хозяину. У мно-

гих племен слово «раб» было бранным.

Среди племен побережья наиболее глубоко рабство изу-

чено у цимшиан. Американский ученый В. Гарфильд, иссле-

довавший этот вопрос, писал, что рабы «выполняли тяжелую,

монотонную, неприятную работу. Мужчины ловил№-рыбу, гру-

зили, разгружали, гребли, присматривали за лодками. Они

помогали строить дома и делать лодки. Они изготавливали

орудия и помогали во всех работах, не требующих специаль-

ной квалификации. Рабыни приготавливали рыбу и другие

продукты для сушения, вываривали рыбий жир, собирали

ягоды, заготавливали материал для плетения корзин и цино-

вок, помогали в домашнем хозяйстве». В круг обязанностей

рабов входило также разведение огня, заготовка дров, нян-

ченье детей господ и другие малопочетпые в индейском обще-

стве работы. В целом труд их занимал второстепенное место

в экономике туземцев, что являлось характерным для патри-

архального рабства.

Численность рабов, составлявших у различных племен от

двадцатой до седьмой части всего населения, была сравни-

тельно невелика, однако у отдельных вождей, как свидетель-

ствует Ф. П. Литке, имея в виду тлинкитов, их было 30—40,

хотя владельцы и 10 невольников слыли большими богачами.

Обращение в рабство несостоятельных должников было ред-

ким явлением, значительно чаще рабов покупали, но основ-

ную массу их добывали в грабительских экспедициях, совер-

шаемых в области расселения враждебных племен, а порой

и против соплеменников, живших в далеких поселках\В пер-

вую очередь старались захватить в плен женщин и детей,

членов знатных и богатых семейств, в надежде получить за

последних солидный выкуп.

Становление патриархальных институтов протекало в

борьбе с пережитками материнского рода, отягощавшими

310

индейское общество тем сильнее, чем дальше к северу жили

племена. Эти пережитки были многочисленны и к ним отно-

сились, например, устойчивое сохранение родства и насле-

дования по женской линии, обычаи сорората, левирата и весь-

ма распространенный, особенно среди родоплеменной знати,

кросс-кузенный брак, при котором дочери брата матери вы-

ходили замуж за сыновей сестры отца (в том случае, если

имущественное положение жениха и невесты было неодина-

ковым, этого обычая, как правило, не придерживались). Пе-

режитки матриархата сказывались и в существовании мат-

рилокального, наряду с патрилокальным, поселения супру-

гов, причем в первом случае брачная пара порой переходила

жить в дом мужа лишь после рождения первого ребенка;

этот дом по традиции сооружался сородичами жены, полу-

чавшими за свой труд подарки от мужа.

Вместе с неуклонно развивавшимися патриархальными

порядками женщина постепенно отстранялась от участия в

общественном производстве и превращалась в бесправную

служанку в хозяйстве мужа, собственника богатств. Она не

допускалась на советы, редко приглашалась на пиры, обяза-

на была хранить супружескую верность, в противном случае

муж мог выгнать ее из дому или даже обратить в рабство.

Замуж девушек выдавал отец.

О падении влияния женщины в обществе и семье свиде-

тельствует сложившийся обычай авункулата, повсеместно

встречавшийся на побережье. Дядя с материнской стороны

и племянники были связаны между собой взаимными права-

ми и обязанностями. Обычно по достижении совершеноле-

тия (у хайда, например, после десятилетнего возраста) сы-

новья переселялись к брату матери, который становился их

наставником и опекуном, а племянники — его наследниками.

Старший или, что встречалось редко, младший из племянни-

ков являлся законным наследником и после смерти дяди по-

лучал львиную долю богатств, а также брал к себе его стар-

шую жену. Как подметил Ф. П. Литке, говоря о тлинкитах,

«никакое неравенство лет не избавляет» племянника «от ис-

полнения этого неизбежного долга».

Появившееся имущественное и социальное неравенство

оказывало определяющее воздействие на общественную и ча-

стную жизнь, а также на духовную культуру индейцев. Влия-

ние это проникло в обычай авункулата. Племянники, имев-

шие богатых, и знатных отцов, занимали почетное место в

домохозяйстве дяди. Вместе с тем у многих индейских пле-

311

мен побережья наблюдалась тенденция перехода к патрили-

нейному счету происхождения и передачи наследства не пле-

мянникам, а детям, выразившаяся, в частности, в признании,

наряду с матрилинейностыо, отцовской линии родства.

О живучести первобытнодемократических порядков сви-

детельствует распределение у нутка китовины, считавшейся

собственностью всех жителей поселка. «Когда кит убит и под-

веден к берегу, — сообщает Г. Спрот, живший долгое время

среди этих племен, — его делят следующим образом — около

центнера лучшей части получает вождь. Затем получают свои

части гарпунщик, первый ранивший кита, и шаман, предска-

завший успех в охоте. После них получают свои доли мень-

шие люди соответственно рангу и наконец простой народ.

Таким образом, распределяется весь кит...»

В условиях разлагавшегося материнского рода и станов-

ления патриархальных начал, когда вызревавшие элементы

частной собственности еще носят на себе печать родовой соб-

ственности, закономерно возникают многочисленные инсти-

туты, отражавшие противоречивый характер переходного пе-

риода. Эти исторические явления, наряду с нарождавшимися

порядками классового общества, сохраняли черты отживаю-

щего материнского рода.

К их числу относится потлач, своеобразный институт да-

рения, засвидетельствованный у многих первобытных наро-

дов, хотя большинство буржуазных ученых утверждает, буд-

то он является особенностью исключительно культуры индей-

цев оседлых рыболовов северо-западного побережья.

С ростом производительных сил у некоторой части индей-

ского общества систематически стали появляться излишки

продуктов, которые, однако, в силу относительной неразвито-

сти торговли и сохранения первобытнодемократических тра-

диций обращались в сокровища.

Так как отсутствовали или почти отсутствовали условия

для использования накопленных богатств в целях эксплуата-

ции сородичей, то общественное мнение заставляло их соб-

ственников раздавать эти излишки соплеменникам. Богатства

признавались личной собственностью лишь в процессе их на-

копления, тянувшемся порой несколько лет, но с завершени-

ем его они приобретали как бы форму коллективной.соб-

ственности, родовой или фратриальной. Следовательно, уст-

ройство потлача было не добровольным, а обязательным уч-

реждением.

312

Устроитель его приглашал на празднество сородичей сво-

гО жены, т. е. членов другого рода и, стало быть, другой

фратрии, и публично раздавал им подарки, хвастаясь свое!?

ми"фостъю. Приглашение на празднество и принятие его об-

клялось сложной церемонией, знатных индейцев приходи-

•

ин1, увещевать не один день. Раздаче имущества, заранее

Mi.u

явленного для обозрения, чтобы удовлетворить тщесла-

нио его собственника, предшествовало обильное пиршество,

которое, перемеживаясь с танцами и пением, продолжалось

II после одаривания гостей подарками. На празднестве у нут-

ка.. сообщает Д. Джуитт, английский матрос, попавший к ним

н рабство, «гость согласно этикету должен был с суровым

и угрюмым выражением лица грубо хватать предлагаемый

ему подарок», что, по-видимому, должно было демонстриро-

вать его отношение к частным богатствам как к коллектив-

ной собственности.

Поводом для устройства потлача могло быть строитель-

ство нового дома, рождение, смерть, поминки, установление

надгробного памятника. Потлач устраивался и по поводу

других событий в жизни знатных и богатых индейцев побе-

режья: в связи с первой удачной охотой сына или его совер-

шеннолетием, изменением имени ребенка, а также чтобы зат-

мить соперника своим богатством или восстановить свое по-

ложение в обществе по возвращении из плена либо из раб-

ства, чтобы смыть с себя позорное клеймо, тяготевшее над

бывшим невольником ДУ нутка, например, самые пышные раз-

дачи подарков производились по достижении возмужалости

дочери, а у тлинкитов—при сооружении дома для нового

вождя, причем под столбы здания закапывали трупы рабов,

принесенных в жертву на этом празднестве.

Институт потлача не оставался неизменным в своем раз-

витии и прошел несколько этапов. На первом из них, в пе-

риод зарождения имущественного и социального неравенства,

как это можно было наблюдать, например, у. атапасков Аля-

ски и некоторых эскимосских, групп, излишки равномерно

делились среди приглашенных гостей.

Первоначально распределялись только съестные припасы.

Не случайно на одном из индейских языков имущество, под-

лежащее раздаче на потлаче, обозначалось термином, в пе-

реводе означающим: «раздача долго накапливавшегося (то-

го), что может сгнить». У нутка, например, о подарках, роз-

данных на празднествах, говорилось, что они были «съеде-

ны» приглашенными гостями.

31.3

Это проливает свет на происхождение потлача, возник-

шего, по-видимому, из обычая взаимного одаривания мате-

ринскими родами, вытекавшими из наличия у них тесных

взаимобрачных связей, мясом своих тотемов; об этом можно

судить по сопровождавшей празднество обрядности, имев-

шей сильные черты тотемистической идеологии.

Потлач у северной и центральной групп племен северо-

западного побережья соответствует второму этапу его эволю-

ции, когда все накопленные излишки подлежали раздаче на

празднестве, причем наиболее ценные продукты передава-

лись родовой знати, тогда как бедноте и женщинам, разме-

щавшимся к тому же в малопочетных местах помещения, до-

ставались лишь крохи с пиршественного стола. Впрочем (на-

пример, у квакиютлей), были распространены и «специализи-

рованные» потлачи, когда раздавались только лодки либо

рыбий жир.

Первоначально потлач устраивался вождем, впоследствии

вождь стал лишь номинальным его устроителем: разбогатев-

шие индейцы, не имевшие наследственных привилегий, что-

бы поднять свой престиж в обществе, проводили праздне-

ства с одариванием подарками.

У некоторых племен устроитель потлача незадолго до

празднества, в так называемый «день займа», раздавал иму-

щество состоятельным членам своего рода, которое они со-

гласно традиции вскоре обязаны были возвратить ему в

двойном размере. Этот обычай при своем возникновении

символизировал помощь сородичей вождю, выступавшему на

празднестве от имени рода, но затем он свелся фактически к

принудительному займу обогащавшегося устроителя потлача.

Последующие этапы в развитии потлача наблюдались у

береговых селишей, у которых только часть накопленных со-

кровищ подлежала раздаче, ряда племен, живших к югу

от них, и чинуков, где от него сохранился лишь обычай от-

крытой для всеобщего обозрения демонстрации богатств без

последующего их перераспределения.

Какова социальная сущность потлача как исторического

явления?

Одни буржуазные ученые, ссылаясь на тотемистические

представления в обрядности потлача, обычно считают, что в

основе его лежат первобытно-религиозные воззрения, другие

усматривают в нем своеобразный институт (ростовщичества. В

-последнем случае потлач понимается следующим образом:

устроитель его, раздавая богатство среди гостей, будто бы

314

рассчитывал на их потлаче получить подарки, с лихвой ком-

пенсирующие перераспределенное им имущество.

Подобное толкование социальной сущности потлача, встре-

чающееся и в советской этнографической литературе, долж-

но быть оставлено после блестящего анализа этого историче-

ского явления, данного Ю. П. Аверкиевой, показавшей, что,

во-первых, в основе его лежат не идеологические, а сугубо

материальные факторы, и, во-вторых, одаривание подарками

на празднестве не может рассматриваться как отдача на-

копленного богатства в рост.

В самом деле, хотя устроитель потлача и знает, что обыч-

но он, в свою очередь, будет отдарен на празднестве своих

гостей, однако, строго говоря, не существует принципа обяза-

тельности отдаривания; к тому же никто не гарантирует ему

получения от них таких богатств, которые компенсировали бы

перераспределенные им сокровища, не говоря уже о получе-

нии процентов.

В действительности, уровень социально-экономического

развития индейцев северо-западного побережья ко времени

европейской колонизации был таков, что хотя богатство и

определяло уже положение человека в обществе, однамо в свя-

зи с устойчивостью некоторых норм материнского рода оно

ценилось только в том случае, если будет выставлено для

публичного обозрения с последующим обязательным его пе-

рераспределением среди соплеменников. В тех исторических

условиях не было еще условий для иного применения накоп-

ленных богатств.

Живучесть идеологии первобытнообщинного строя пре-

пятствовала частному владению накопленных сокровищ, хо-

зяин которых получал общественное признание не в силу са-

мого факта обладания ими, а лишь в результате показа и от-

каза от них. Чтобы поднять свой авторитет в обществе, не-

обходимо было отказаться от богатства. В,месте с тем, чем

больше туземец роздал на празднестве имущества, тем значи-

тельнее его влияние в обществе и тем быстрее он может при-

обрести новые богатства. Гости, принимая подарки от устрои-

теля потлача, которые, впрочем, воспринимались ими как

должное, а не как милость, тем самым как бы признавали

закономерность притязаний его на определенное положение в

обществе.

«Диалектическая сущность потлача как института переход-

ного этапа заключалась в том, что, будучи своеобразной фор-

мой перераспределения частных сокровищ, он в то же время

315