Клейн Л.С. История археологической мысли. Курс лекций. Часть 1
Подождите немного. Документ загружается.
12. Две жизни Освальда Менгина. Среди последователей Шмидта в Вене были и
археологи, ученики Морица ГЁ Р Н Е С А (Moritz Hoernes, 1852 – 1917). Вот они-то с особенным
упором разрабатывали не эволюционную сторону концепции Шмидта и не ее
религиоведческую составляющую ("прамонотеизм"), а территориальную и биологическую
(расовую) сторону. Сам Гёрнес был больше собирателем и объединителем первобытной
археологии. Но среди его работ есть "Природная и первобытная история человека", где он
старается установить связь между биологическими и культурными данными о первобытном
человеке. Ученики его, освоив выводы Буля и Брёйля о палеолите и находясь под сильным
влиянием Шмидта, пошли дальше.
Это сменивший Гёрнеса на посту руководителя Венского Антропологического
Общества Освальд Франц Амброзиус МЕ Н Г И Н (Oswald Franz Ambrosius Menghin, 1988 -
1973), с 30 лет профессор Венского университета, а также его соперник и в чем-то антипод
Йозеф БА Й Е Р (Joseph Bayer, 1982 - 1931), сменивший Гёрнеса на посту директора Музея
Естественной истории в Вене. Они выделили три провинции в каменном веке мира: а)
ручного рубила, б) широкого отщепа и костяных изделий, в) ножевидной пластины (рис. 12).
Каждую провинцию они связали по происхождению с отдельной расой: раса ручного рубила
– белая, раса широкого отщепа и костяных изделий – желтая, и раса ножевидной пластины –
черная. Технологические предпочтения и выражающие их типологические особенности
остаются, по этой концепции, неизменными, так как объясняются различием природных
способностей и склонностей рас. Происходят все расы и культуры от пигмеев – как у
Шмидта. Мышлению Менгина был присущ изрядный схематизм: не только расы должны
были совпадать с культурами, но и этапы их развития (рис. 13).
Культура, по Менгину, зависит от расовых особенностей. Так он объяснял
"постоянную культуросозидательную одаренность европеоидов, упорство и жестокость
монголоидов, музыкальные склонности негров" (Menghin 1936: 67).
Но Менгин (Ibler 1987; Urban 1996; Kohl and Perez Gollán 2002) не ставил одну расу
выше другой: как верующий католик он придерживался богозданности и моногенеза
человечества. Просто у каждой расы своя среда обитания, свои свойства, и в норме расы
должны жить обособленно, хотя и передавая друг другу изобретения. В 1922 г. он резко
отрицательно отозвался на книгу Косинны о "чрезвычайно национальной" немецкой
преистории: возникает "неприятное впечатление, .. что Косинна приписал индогерманцам и
германцам как можно больше всего хорошего, прекрасного и нового" (Menghin 1922: 120).
Все культуры мира связаны между собой, даже Америка не развивалась в изоляции – она
всё время получала импульсы из Старого Света. Эволюцию и прогресс Менгин признавал,
но это касалось только биологии и техники, в сфере же духовной жизни ни эволюции, ни
прогресса нет, а есть деградация первоначального монотеизма, которая лишь в
христианстве постепенно восстанавливается.
Освальд Менгин (рис. 14), изложивший в 1931 г. эту концепцию в своем обобщающем
труде "Всемирная история каменного века", родился в семье директора школы в Тироле,
поступил в Венский университет, учился у Гёрнеса и получил диплом в 1910 г., в очень
раннем для немцев возрасте – в 22 года. В том же году он познакомился с патером Шмидтом
и вдохновился его учением. Диссертацию защитил тремя годами позже, тоже у Гёрнеса, и
сразу же был принят на кафедру доцентом, с 1918 г. (после смерти Гёрнеса) стал
внештатным профессором (в 30 лет), с 1922 г. – штатным и заведующим кафедрой. От
патера Шмидта он заимствовал учение Венской культурно-исторической школы о
прамонотеизме и культурных кругах.
Менгин ввел отличную от традиционной терминологию: вместо нижнего и среднего
палеолита – протолит, вместо верхнего палеолита и мезолита – лептолит (по "узким камням"
- ножевидным пластинкам), вместо неолита - керамикум. Таким образом, из терминологии
исчезла эволюционная направленность (древний камень, новый камень…). Менгин отверг
периодизацию изофеноменологическую, как у эволюционистов, при которой объединяются в
период синстадиальные явления – схожие по культурному уровню, а ввел взамен этого
изохронологическую периодизацию, удобную для диффузионизма: в период у него
объединялись повсеместно только сугубо одновременные явления, какого бы они
культурного уровня ни были. Период наступал, как только где-то побеждало кардинальное
новшество – культуртрегеры диктовали эпоху, остальные подстраивались в ходе контактов.
Не формы важны, а сознание.
401
Унаследовав роль Гёрнеса, Менгин был важной фигурой археологического
образования в Вене. Вместе с ним учился Курт Биттель, а сам он читал лекции многим
поколениям студентов, среди которых были не только венцы, но и приезжие из соседних
стран - Вольфганг Ден, Йоахим Вернер, Думитру Берчу, Амалия Можолич. Утратив функции
столицы огромной империи, Вена сохраняла притягательность культурного центра, а Менгин
был разносторонней личностью – сочинял и публиковал стихи, напечатал роман.
Как и Шмидт, Менгин не любил евреев. В 1934 г. он выпустил книгу "Дух и кровь", в
которой, хотя и не было провозглашения арийцев высшей расой (он скептически относился и
к Косинне), но совместное проживание с евреями объявлялось вредным для немцев (в
частности в Австрии) и предлагалось решить еврейский вопрос изгнанием евреев в
Палестину.
Менгин не был членом нацистской партии, но после выхода этой книги он сразу
получил министерский пост в нацистском правительстве Австрии (министра культа и
образования), правда, удержался на нем всего два месяца, потому что его глубокая
католическая религиозность не вязалась с антикатолической политикой нацистов. Тем не
менее, после войны, в 1945 г., он был интернирован американцами и пробыл в лагере
больше двух лет. Ему пришлось эмигрировать из Австрии в католическую Аргентину, где
ввиду преобладания в армии прогерманского офицерства, а в государственной
администрации консерваторов, сложилась среда, благоприятная для устройства уцелевших
деятелей гитлеровской коалиции и где его встретили с энтузиазмом. Началась его вторая
жизнь и карьера. Он еще долгое время преподавал археологию в качестве профессора
университета в Буэнос-Айресе. Сын его Осмунд остался в Австрии, работал профессором
археологии в Инсбруке. И вообще в Австрии и Германии осталось немало симпатизеров
Менгину (в Германии – К.-Й. Нарр).
Менгину не пришлось перестраиваться в Аргентине. Свою миссию там он видел в
решении двух задач. Во-первых, в распространении учения культурно-исторической школы
Шмидта об исконном монотеизме и последующей деградации морального уровня
первобытных людей, - это была борьба с безбожным и материалистическим
эволюционизмом. Во-вторых, в поисках доказательств своей теории о раннем, еще
протолитическом, проникновении человека из Старого Света в Америку и последующем
постоянном прибытии культурных волн из Азии в Америку. Сторонников такого взгляда в
Америке всегда хватало, так что у Менгина нашлось много последователей, а позиция
маститого профессора, обладающего действительно обширными знаниями, давала
возможность обзавестись большим количеством учеников.
Менгин умер 83 лет на чужбине, но в почете и в полном убеждении, что свою миссию
выполнил - утвердил, нашел, доказал. Увы, факты о "протолите" в Америке не
подтвердились, прибытие земледелия из Старого Света опровергается простым фактом
окультуривания в Америке других растений и животных. А прамонотеизм остается делом
веры, а не науки.
13. Христианский эволюционизм Пьера Тейара де Шарден. У Брёйля был еще
один французский товарищ в рясе, почти сверстник - моложе его всего на 4 года, – иезуит
Мари-Жозеф Пьер ТЕ Й А Р Д Е Ш А Р Д Е Н (Marie Joseph Pierre Teilhard de Chardin, 1881 –
1955), теолог, философ, геолог и палеонтолог, занимавшийся и палеоантропологией.
Археологические материалы составляли для него только часть общего преисторического
знания о первобытном человеке.
Пьер Тейар де Шарден родился в дворянской семье в замке Сарсена в Оверни. Мать его была
праправнучкой племянницы Вольтера, но как раз воспитывала сына в набожности, а к естественным
наукам его приобщал отец. Семь лет Пьер обучался в иезуитском коллеже, но с особым тщанием
изучал геологию, затем вступил в орден иезуитов, а так как в 1902 г. орден был во Франции запрещен,
пришлось продолжать теологическое образование в Англии, геологическую практику проходить в
Египте. В 1912 г. Тейар де Шарден вернулся во Францию как геолог с интересами в палеонтологии и
преистории. Он стал работать в Музее Естественной Истории под руководством Марселена Буля,
общался с Брёйлем и Обермайером, обследовал с ними пещеры и гроты Испании. В Англии Тейар
принял участие в работах над черепом в Пилтдауне и верил в его подлинность и древность.
В Первой мировой войне участвовал как санитар, не прерывая научной работы.
Страдания массы безвинных людей во время грандиозной войны и естественнонаучные
работы подвигли его к мыслям о необходимости переосмысления традиционного подхода
402
христианской церкви к объяснению происходящего, потому что она теряет доверие людей.
В частности он считал, что нужно принять эволюционизм, принять диалектику Гегеля. Он
выступает с этим в либеральной католической прессе. После войны он руководит кафедрой
геологии в Католическом институте в Париже. Но его либеральное теологическое и
философское творчество вызвало неудовольствие церковных властей, и ему пришлось
отправиться подальше от Европы. В 1923 г. 42-летний возмутитель спокойствия уехал в
геологическую экспедицию в Китай, где застрял на 12 лет. Оттуда переехал на Яву, с Явы в
Бирму, в 1938 г. снова в Китай, где Тейар и находился всё время Второй мировой войны. В
1945 г. во Францию возвращается 64-летний исследователь, автор многих работ по
геологии, палеонтологии, палеоантропологии, специалист по ранним формам человека в
Азии (рис. 15).
Коллеж де Франс предлагает Тейару кафедру геологии и палеонтологии, но это не
одобряют церковные власти. Папа Пий XII в энциклике Humani generis в 1950 г. критикует
доктрину Тейара де Шарден, а в 1962 г. св. Оффициум издает специальное
предостережение о его ошибках. Церковные власти велели ему покинуть Францию, и он
уехал в США. Оттуда на два года он отправился в Африку исследовать африканские
формы раннего человека, а умер от инфаркта в Нью-Йорке в возрасте 74 лет. Посмертный
выход его книг "Феномен человека" (1955) и "Среда Божья" (1957), в которых он
проповедовал примирение науки с религией, не смягчил позицию церкви.
Основы христианского эволюционизма Тейяра де Шарден (Левада 1962; Пасика
1967, 1969; Бабасов 1970; Minta-Tworzowska 1986) тому, кто не искушен в философской и
теологической фразеологии, постичь нелегко. Причиной эволюционных изменений Тейар
де Шарден объявил энергию, но не материальную, а психическую. Признав эволюцию, он
ввел в нее принципы диалектики и, прежде всего, отринул принцип постепенности
классических эволюционистов. "Для минимальной модификации в своем строе, материя,
достигнув экстремальных трансформиаций на разных плоскостях, способна внезапно
модифицировать свои особенности или сама изменять состояние. Это понятие
критического порога повсеместно принято сегодня в физике, химии, генетике" (Teilard de
Chardin 1963/1951, 7: 297).
Он отказался также от важнейшего принципа эволюционистов – их уверенности в
том, что эволюция не имеет изначальной направленности, а знает лишь общий прогресс. У
Тейяра де Шарден эволюция телеологична и конечна; всё более насыщая мир разумом,
она направлена на то и стремится к тому, что Шарден называет "точкой Ω (Омега)", которая
скрыта от нас, запредельна, трансцендентна. Это и есть основной "критический порог"
эволюции. Там будет достигнуто единение людей между собой и человека с божеством.
Исторический прогресс, осуществляемый прежде всего технологически, Тейар заменил
достижением точки Омега прежде всего человеческим сознанием.
Начало же человека соответственно образует противоположность точке Омега.
Антропогенез Тейар де Шарден решает в плане полигенизма, от "первичной
множественности". Волна мутаций создавала разные формы человека, это были разные
пробы сотворения человека – удачные и неудачные. Выделение homo sapiens sapiens по
Тейару произошло в конце четвертичного периода в африканско-западноазиатском центре
как необычное явление зоологии, как мутационный скачок, "взрыв гоминизации". Homo
sapiens sapiens не является продолжением ветви австралопитека, homo erectus или
неандертальца. Он выделился из более раннего корня как "автономная линия эволюции,
долгое время скрытая". Он от начала начал. А все те якобы промежуточные формы – это
боковые ответвления, тупиковые (рис. 16).
В палеолите главным являлся психогенез – формирование человеческого
мышления с религией и наукой, а в неолите – социогенез, формирование человеческого
общества и его соотношений с личностью.
В конкретных выводах Тейяра де Шарден нетрудно увидеть отражение взглядов
Марселена Буля и Анри Брёйля, но Тейар придал этим выводам глобальный и даже
космический размах и философско-теологическое обоснование. В то же время он
парадоксально оформил антиэволюционизм как разновидность эволюционизма. В
тейяровском синтезе того и другого от эволюционизма взяты программные девизы, а от
антиэволюционизма конкретные воплощения. И всё это подведено под кровлю
христианства. Католическое руководство напрасно шарахалось от своего иезуита-
либерала. Немало потрудившись над конкретными вопросами истории ранних гоминид и
403
над общими проблемами антропогенеза и социогенеза, вряд ли именно он определил
генеральный путь палеоантропологии и археологической науки, но религию будущего он,
на мой взгляд, предугадал.
Это не значит, что в научных выводах Тейяра де Шарден всё ненаучно, всё годится
лишь на потребу религии. В его прозрениях есть очень интересные идеи. Например, его
идея о раннем выделении человека из приматов всё больше подтверждается: сейчас это
событие помещают не на расстоянии миллиона лет он нашего времени, а на расстоянии
4,5 – 7 млн. лет. Его мысль о неизбежной направленности эволюции к созданию разума
сейчас воспринята многими сугубо серьезными и несвязанными с религией
исследователями. Коль скоро уж эволюция в сторону наиболее успешно выживающего
началась, разум в той или иной форме был предопределен. Как сам Тейар расценивал эту
идею и как она действует в науке – разные вещи.
14. Сопоставление эволюционизма с энтиэволюционизмом. Если мы
перечислим все страны, связанные с деятельностью виднейших антиэволюционистов –
Франция (Буль, Брёйль, Тейар де Шарден, Обермайер), Бавария (Обермайер), Австрия
(Обермайер, Шмидт, Менгин), Испания (Обермайер), - то увидим, что это всё католические
страны. Прямая критика эволюционизма в этих странах опиралась на воспитанное веками
сознание значительной части общества, в том числе образованных слоев, на религиозные
настроения среды.
Теперь можно вернуться к итогам периода эволюционизма и к причинам его
поражения. Активность церковных католических кругов, способность клерикалов
мобилизоваться, перестроить свою идеологию, оказалась важным фактором. Успехи
антиэволюционизма не были результатом догматизма Мортилье. Брёйль не менее
догматичен. Католический антиэволюционизм был вызван веяниями нового времени и
оказался реакцией на многие прогрессивные черты концепции Мортилье, слабости которой
стали благодарной мишенью.
1. Прогресс эволюционисты понимали как непрерывный постоянный подъем, а
скачок – как механическое вмешательство посторонних сил. Стоило доказать перерывы
постепенности – и понимаемая так эволюция рушилась. А на деле скачки, радикальные
рывки, перерывы постепенности – неизбежная часть реальности. В каких-то сторонах мира
есть преемственность, в каких-то мир дискретен.
2. Эволюцию они понимали как однолинейный процесс, упрощенно, без
взаимосвязей. Всякое постороннее вмешательство рассматривалось как ненормальное.
Ориньяк разрывает преемственность, он пришлый – значит, нет прогресса. Стоило
доказать передвижения культур – и схема рушилась. А на деле вмешательство бывает
разным: одни вторжения тормозят процесс, другие ускоряют, участвуют в развитии. Надо
же искать закономерности в самом очаге, откуда происходят пришлые культуры.
3. Единство человечества понималось как отсутствие различий. Отклонения
считались сомнительными. Стоило доказать локальные различия – и нет единства. А на
деле единство в разнообразии.
Антиэволюционисты-клерикалы были правы в детализации сложной картины и в
самом утверждении этой сложности, а эволюционисты не правы в своих упрощениях. Но
чтобы понять сложную картину, ее поначалу необходимо упростить, а за эволюционистами
сохраняется глубокое и первое усмотрение неких основополагающих закономерностей, без
которых нет понимания реального мира.
15. Некоторые уроки. Рассмотрений отрезок истории науки богат коллизиями,
заставляющими задуматься и оглядеться окрест себя.
Прежде всего осознание "ошибки Буля", объясняемой его предвзятыми идеями,
породило целую литературу с анализом глубинных причин ошибки – воздействовали
социальные запросы или ситуация в ученых кругах или личные предрасположения
исследователя и т. п. Но в сущности эта ошибка того же характера, что и та ошибка
Картальяка, в которой ему пришлось каяться, и многие ошибки Брейля, в которых он
никогда не каялся, да и неучет ориньяка у Мортилье. Предвзятых идей у каждого из нас
404
достаточно и причины их появления разнообразны. Просто такое название (англ. bias) они
получают, когда ясна становится их ошибочность. А пока этого не произошло, как их
распознать или, лучше сказать, как устранить возможные ошибки, если наши важные
убеждения окажутся предвзятыми идеями? Вероятно, даже будучи абсолютно уверенным в
неких принципиальных вещах, нужно сохранять осторожность относительно выводов из них
и всё-таки проверять их, не снижая строгости критериев. Другого пути нет.
Второй урок – это разнообразие факторов научного успеха. Мы бываем очень
придирчивы к теоретическим источникам научных положений, заботясь об их соответствии
нашим взглядам подчас больше, чем о проверке вытекающих из них выводов. Если мы
верим в Бога, то всё вытекающее из дарвинизма для нас заведомо неприемлемо и ложно;
если мы атеисты, то полагаем, что из религиозного мышления не может вытечь ничего
здравого. А это не так.
Ну, и, конечно, урок Альтамиры должен быть всегда у всех в памяти. Открытия,
которые невозможны, потому что их не может быть никогда, всё же случаются, оказываясь
звездным часом для того, кто внутренне к ним готов, и часом провала для того, кто
слишком привязан к азбучным истинам науки. Всегда нужно быть готовым прощупать на
прочность любую истину науки, иначе можно загубить Альтамиру. Своя Альтамира может
встретиться каждому. Нужно только быть дерзким, чтобы ее увидеть, и мужественным,
чтобы ее отстоять.
Вопросы для продумывания:
1. Возражения клерикалов против эволюции здесь приведены без опровержения.
Можно ли всё же отвести эти возражения, основываясь на чтении Библии?
2. Возражения ученых союзников клерикалов здесь также приведены без
опровержения. Можно ли отвести их убедительными опровержениями, причем на
основе фактов, известных к тому времени?
3. Почему культурно-историческая археология оказалась антиэволюционистской?
4. Почему, собственно, однолинейная эволюция считалась направленной против
Библии, а древовидная не носила этой идейной нагрузки?
5. Почему Мортилье отдавал предпочтение типологии (морфологическому
изменению) перед стратиграфией, а Брёйль – наоборот?
6. Существенно ли меняет ошибка Буля, связанная с его предвзятостью, результат
анализа шапельского неандертальца – его помещение на шкале эволюции?
7. Брёйль и Обермайер, несомненно, миграционисты: все существеные изменения
объясняли вторжениями нового населения. Однако историографы их обычно не
называют миграционистами, не говорят об их миграционизме, а определяют как
антиэволюционистов. Как по-вашему, почему и насколько это резонно?
8. Так ли груба и наивна ошибка эволюционистов в отношении палеолитических
изображений? Ведь до сих пор нет удовлетворительных объяснений этого
несоответствия - столь совершенных реалистических изображений в столь
дремучей древности! Логика эволюционистов ясна. Чего же они не учли?
9. С другой стороны, не так уж и высоконаучны объяснения антиэволюционистов – по
крайней мере, для неверующих разъяснения о боговдохновенности, душе,
изначальности человеческого отличия от животных не годятся, несостоятельны. Но
тогда подтверждение подлинности и древности палеолитических изображений не
связано с более надежной, чем у эволюционистов, теорией, а является делом
случайного совпадения (так сказать, плодотворной ошибки) и фактографического
подхода: учет стратиграфии и т. п. В чем же заслуга антиэволюционистов как
ученых?
10. Советские археологи насматривали положение Обермайера о том, что на востоке
Европы нет ашёльских рубил, как унизительное для нынешнего
восточноевропейского населения и всячески старались опровергнуть его как
злостную клевету реакционных сил. А чем на деле может быть вызвано такое
405
состояние культуры, и какое оно может иметь значение для достоинства
восточноевропейских народов?
11. Не напоминает ли Вам поведение католического руководства по отношению к
инакомыслящим католическим интеллектуалам поведение заправил
коммунистической идеологии по отношению к исправителям социализма и чем
именно? Чье поведение было более целесообразным по отношению к их
собственным интересам?
12. Что в учении Тейяра де Шарден было на пользу католической церкви, если даже ее
руководство этого не понимало, и что в интересах передовой науки?
Литература:
Абрамова З. А. 1971. Анри Брейль (1877 – 1961 гг.) и относительная хронология палеолитического
искусства. – Первобытное искусство. П. ред. Васильевского Р. С. Новосибирск, Наука: 22 –
39.
Бабасов Э. 1970. Тейярдизм: попытка синтеза науки и христианизма. Минск, (рец. В. Пасика. –
Вопросы философии, 1971, 4: 147 – 150).
Левада Ю. А. 1962. Феномен Тейярда и спор вокруг него. – Вопросы философии, 1: 153 – 156.
Пасика В. М. 1967. Христианский эволюционизм Тейара де Шардена. – Из истории зарубежной
философии XIX – XX веков. Москва, изд. Московского университета: 164 – 183.
Пасика В. М. 1969. Тейярдизм как течение современной религиозно-философской мысли. –
Вопросы научного атеизма, в. 7: 245 – 276.
Albarello B. 1987. L'affaire de l'homme de la Chapelle-aux-Saints. Treignac, Les Monédières.
Bandi H. G. und Maringer J. 1953. Das Werk Professor Dr. Hugo Obermaier 1877 – 1946. – Eiszeitalter
und Gegenwart, 3: 136 – 143.
Bibby G. The testimony of the spade. New York and Scarborough, Ontario, New American Library.
Boyle M. et al. 1963. Recollections of the Abbé Breuil. – Antiquity, 12 (145): 12 – 18.
Brandewie E. 1990. When giants walked the earth. The life and times of Wilhelm Schmidt, SVD.
Freiburg, University Press Friburg.
Breuil H. 1954. La "Bataille Aurignacienne". – Bulletin de la Société Préhistorique Française, 51 (1 – 2):
??????????.
Brodrick A. H. 1963. The Abbé Breuil, prehistorian. London, Hutchison (Amer. ed.: Father of prehistory.
The Abbé Breuil: his life and times. New York, William Morrow, 1963).
Clark J. G. D. 1999. Doroti Garrod. - Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology: The great
archaeologists. Santa Barbara et al., ABC – Clio: 401 - 412.
Cohen C. 1999. Abbé Henri Breuil. - Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology: The great
archaeologists. Santa Barbara et al., ABC – Clio: 301 - 312.
Hammond M. 1982. The expulsion of the Neanderthals from human ancestry: Marcellin Boule and the
social context of scientific research. – Social studies of science, 12: 256 – 275.
Hauser O. 1920. Ins Paradies des Urmenschen. Fünfundzwanzig Jahre Vorwelt. Hamburg - Berlin,
Hoffmann und Campe.
Ibler U. 1987. Oswald Menghin. – Hachmann R. (Hrsg.). Studien zum Kulturbegriff in der Ur- und
Frühgeschichte (Saarbrückener Beihefte zur Altertumskunde, Bd. 48). Bonn, Rudolf Habelt:
111 - 123.
Kohl Ph. L. and Pérez Gollán J. A. 2002. Religion, politics, and prehistory: Reassessing the
lingering legacy of Oswald Menghin. – Current Anthropology, 43 (4): 561 – 586.
Menghin O. 1922. Besprechung zu: Kosinna G. Die deutsche Vorgeschichte, eine hervorragend
nationale Wissenschaft. – Wiener Prähistorische Zeitschrift, 7 - 8, 1920 – 1921: 88 - 90.
Menghin O. 1936. Grundlinien einer Methodik der urgeschichtlichen Stammeskunde. – Hirt-
Festschrift, 1. Heidelberg, ?????????: ????????.
Minta-Tworzowska D. 1986. Elementy metodologii prahistorii w historiozofii P. Teilharda de
Chardin. Poznań, Uniwersytet im. Adama Mickiewicza.
406
Richard N. 1999. Marcellin Boule. – Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology: The great
archaeologists. Santa Barbara et al., ABC – Clio: 263 - 273.
Ripoll Perelló E. 1996. El abate Henri Breuil (1877 – 1961). Madrid, Universidad Nacional de educación a
distancia.
Skotzky N. 1964. L'Abbé Breuil et la préhistoire. Paris, Seghes.
Smith E. L. 1962. The Abbé Henri Breuil and Prehistoric archaeology. – Anthropologica, N. S., 4 (2): 199
– 208.
Spencer F. 1990. Piltdown: A scientific forgery. London, Oxford University Press.
Teilard de Chardin P. 1963. Oevres, v. 7 (L'activation de l'énergie). Paris, Seuil.
Urban O. H. 1996. "Er war der Mann zwischen den Fronten": Oswald Menghin und das Ureschichtliche
Institut der Universität Wien während der Nazizeit. ß Archaeologia Austriaca, 80: 1 - 24.
Van Reibrouck D. 2002. Boule's error: on the social context of scientific knowledge. – Antiquity, 76 (291):
156 – 1164.
Иллюстрации:
1. Портрет Марселина Буля, фото Фрэнка Спенсера (Richard 1999: 264).
2. Шапельский неандерталец в изображении художника Франтишека Купки,
восстанавливавшего облик по скелету, журнал "Ль'Иллюстрасьон" (Bahn 1996: 126).
3. Сравнение скелета из Ла Шапель со скелетом современного человека. Рисунок из
книги Буля, 1913 г. (Reybrouck 2002: 158, Fig. 1).
4. Група экспертов, изучающих "Пилтдаунского человека". В центре в белом халате
сэр Артур Кит, слева над ним профессор Графтон Эллиот Смит, открыватель Досн
– на фоне портрета Дарвина. Картина Джона Кука (Bahn 1996: 127).
5. Модель Пилтдаунского черепа (Murray 2001: 1032).
6. Реконструкция пилтдаунского человека (Renfrew and Bahn 1991: 104).
7. Фотопортрет Анри Брёйля (Bahn 1996: 123).
8. Стратиграфия палеолита по Мортилье - раннему Брёйлю (Eggers 1959: 68, Abb. 2).
9. Два ряда культур по Брейлю, одна из ранних версий. Схема из книги Дж. Бибби
(Bibby 1956: 2)
10. Фото Брёйля в 1939 г. (Malina 1980, 1: 187).
11. Портрет Дороти Гаррод (Clark 1999: 402, а лучше Bahn 1996: 233).
12. Схема развития культур, по Менгину, 1931 (Hachmann 1987: 115).
13. Схема развития рас, по Менгину, 1931 (Hachmann 1987: 116).
14. Освальд Менгин, фотопортрет (Malina 1980: 195, слева вверху).
15. Портрет Пьера Тейяра де Шарден (Minta-Tworzowska 1986: frontispis).
16. Схема развития человеческого рода по Тейару де Шарден ("Феномен человека",
рис. 4).
407
Лекция 20. Германский миграционизм
1. По следам Косинны. Мне было трудно делать эту лекцию, потому в свое время
я написал большую работу о Косинне, и вот теперь никак не удавалось втиснуть этот
богатый материал в рамки двухчасовой лекции.
Тема эта была тогда для меня чрезвычайно злободневной. Мы тогда только-только
взломали обязательный автохтонизм и стали реконструировать миграции, а Косинна с его
завоевательными походами из Германии всё еще был жупелом – нужно было с ним
разобраться, признать его достижения. С другой стороны наши исследователи (такие
авторитетные, как Брюсов) методами Косинны построили противоположно направленный
миграционизм, с расселением по всей Европе из наших степей. Критикуя Косинну, я
целился в господствовавшую московскую школу политически ориентированной археологии.
Опубликовать такую статью в советской печати было для меня практически невозможно. А
немецкие археологи сторонились вообще разговора о Косинне, боялись, и в Германии о
Косинне тоже ничего не выходило. Зато большую статью от советского археолога, пусть и
молодого, но "старшего брата", критикующего Косинну, но признающего его не только
исчадием ада, в ГДР приняли с удовольствием. Статья под названием "Косинна с
расстояния в 40 лет" потянула за собой статьи уже западнонемецких археологов (в том
числе "Косинна 50 лет спустя"), а на русском языке моя статья в расширенном виде
появилась только недавно с подзаголовком "Косинна с расстояния в 70 лет", тоже не в
Москве.
Густав Косинна – крупный ученый, немецкий националист (рис. 1). По иронии
судьбы, фамилия у него литовская. Видимо, дальние предки его – онемеченные литовцы. В
немецком она пишется со сдвоенными с и н: Kossinna. В современной русской
транслитерации пишут по-разному, но наиболее точной фонетической передачей мне
кажется "Косинна" (с одним с и двумя н).
Странное место занимает этот человек в истории науки. Выдающийся археолог, он
за всю свою жизнь был на раскопках всего несколько дней. Он возглавлял целое
направление и несомненно обогатил науку. В то же время его повсеместно осуждают, и он
безусловно достоин осуждения. При жизни он возбуждал ненависть и презрение, но
пользовался огромной славой и популярностью, получил множество почестей.
Тогда же, однако, самый верный и последовательный его ученик (поляк Юзеф
Костшевский) стал его злейшим врагом и одним из главных противников. Другой ученик,
самый крупный теоретик из всех учеников (Эрнст Вале), стал его главным критиком. Его
главным союзником и наследником стал его самый ненавистный соперник и враг (Карл
Шухардт). Через полтора десятка лет после смерти Косинны все его ученики и ученики
учеников от него отреклись и отвернулись, Но именно в это время его старые заклятые
враги – принципиальные противники и ученики его противников (прежде всего советские
археологи), ни на минуту не оставляя своей враждебности, переняли и освоили его
методы. Так всё ли из его наследия должно оставаться втуне, вне науки?
Конфликтный, склочный, недоброжелательный, завистливый, воинственный... В то
же время он очень любил играть на рояле (Stampfuß 1935: 9 – 10, 15). Что же Вагнер тоже
любил и был схож с ним в шовинизме. Но, вероятно, не это важно.
2. Наш ярлычок косиннизма. Полвека вся европейская археология ожесточенно
спорила, прав он или не прав. Но в объемистой историографической книге Даниела,
озаглавленной "Сто лет археологии", имя Косинны упоминается лишь однажды, в
случайном контексте, и не вынесено в указатель (где есть, однако некие генерал Рой и
мисс Эдвардс), а его учению не уделено ни строчки (Daniel 1950: 241). Молчание – не
всегда знак согласия, чаще – разновидность критики. Но не лучшая разновидность,
особенно для историографа. Неужто Косинна был настолько непримечательной фигурой в
истории науки? Можем ли мы, положа руку на сердце, сказать, что от его вклада не
осталось ничего в современной археологии? Или все дело в том, что Косинна был
малоприятной личностью, что с его именем связаны мрачные страницы истории немецкой
408
науки и хочется поскорее о них забыть? Но историк не вправе забывать и вычеркивать. На
то и история науки, чтобы извлекать из нее уроки. А для этого необходимо штудировать все
страницы – трагические, и веселые, скучные и увлекательные, удручающие и патетические.
В декабре 1931 г. умер Косинна, не дожив всего полутора лет до воцарения нацизма
в Германии. Косинна стал предтечей и основоположником гитлеровской археологии, и его
учение вошло в идеологический арсенал национал-социализма. Естественно, что крах
нацистского государства и падение его идеологии означали дискредитацию учения Косинны,
– пожалуй, особенно в Германии.
У Косинны никогда не было недостатка в противниках и критиках. Вале, Шухардт,
Гёрнес, Шрадер, Эд. Мейер, Рейнеке, Костшевский, Равдоникас. В Советском Союзе долго
было принято отождествлять с учением Косинны миграционизм вообще (напр., Брайчевский
1968: 11; Монгайт 1952: 17). А так как к миграционизму на практике относили любое
признание значительной роли миграций (особенно в расселении индоевропейцев), а то и
любую констатацию конкретного переселения, то рамки школы Косинны в представлении
советских археологов непомерно раздвигались и в его сторонники попадали не только такие
люди, как Шухардт (это бы еще было не столь парадоксально), но и такие как Чайлд
(Богаевский 1931). Брюсов и Хойслера из ГДР отнес к наследию Косинны за то, что тот
признавал продвижение шнуровой керамики на восток (хотя Хойслер вообще-то отвергает
почти любую миграцию), а сам себя миграционистом Брюсов не считал: он же
реконструировал расселение культур боевых топоров с востока на запад (Брюсов 1965: 47 –
49).
В Германии же самого Косинну было принято именовать не миграционистом, а
наоборот – автохтонистом, поскольку он отстаивал автохтонность германцев на Севере
Европы, откуда и расходились все его миграции.
По иному пониманию, идущему от Вале, краеугольным камнем здания Косинны и
истоком всех бед было отождествление археологической культуры с этносом. Польский
этнограф Мошинский именно это отождествление принял за основу "косиннизма" и,
пользуясь этим критерием, отнес всех советских археологов к последователям Косинны,
сделав единственное исключение для меня (Moszyński 1957: 10 – 12). Рольф Гахман не раз
отмечал, что сами критики работают методами Косинны.
Есть смысл проследить по этапам, как и в каких условиях это учение создавалось.
Небезынтересна в этом плане и личность основоположника.
3. У истоков "доисторической этнологии". О Косинне есть ряд апологетических и
критических биографий и аналитических статей (Hahne 1922, Stampfuß 1935; ряд разделов
в Eggers 1959; Klejn 1974; Клейн 2000; Smolla 1980, 1984; Schwerin von Krosigk 1982; Adler
1987; Gebuehr 1987).
Густаф (или Густав) К О С И Н Н А (Gustav Kossinna) родился в 1858 г. в Тильзите
(позже Советск, б. Восточная Пруссия) в семье учителя гимназии. По обычаям того
времени юноша переменил ряд университетов – учился в Гёттингене, Лейпциге, Берлине и
Штрассбурге, слушал лекции по классической и германской филологии, истории и
географии (рис. 2). В обстановке военной победы над Францией и объединения Германии,
по мнению националистов неоконченного, особенно увлекли его в Штрассбурге лекции Р.
Геннинга, зятя Вирхова, по германскому и индоевропейскому языкознанию – проблема
индоевропейской или, как немцы предпочитали говорить, "индогерманской" прародины
захватила его воображение. Впоследствии Косинна объявлял себя учеником известного
берлинского лингвиста К. Мюлленгофа, но когда Мюлленгоф читал в Берлине и
Штрассбурге, Косинны там не было. Диссертацию Косинна защитил в Штрассбурге в 1881 г.
на чисто лингвистическую тему: "Древнейшие верхнефранкские письменные памятники".
Затем молодому филологу пришлось зарабатывать на жизнь сначала в Граце, потом в
Бонне, а с 1892 г. – в Берлине службой в библиотеках, которая стала его основной
профессией.
Увлекаясь письменными древностями германцев, памятниками их языка и духовной
культуры, Косинна, конечно, должен был ознакомиться и с памятниками их материальной
культуры. С середины 80-х годов он штудирует археологическую литературу, начав с работ
Отто Тишлера по археологии Восточной Пруссии – вероятно, потому, что оттуда сам
409
Косинна родом. Проведенное Тишлером в 1886 – 90 гг. разделение древней Восточной
Пруссии на несколько культурных областей и, главное, попытки Тишлера объяснить это
разделение племенными различиями, произвели на Косинну огромное впечатление. Он
сразу безоглядно поверил в правильность такого объяснения. И стал соображать: значит, в
археологическом материале могут отразиться и границы расселения древнегерманских
племен – предмет длительных споров историков: ведь указания древних писателей очень
скупы и часто противоречивы, а здесь всё так точно! Конечно, своеобразие тех или иных
групп памятников и даже возможности их соотнесения с теми или иными древними
народами отмечались и другими археологами, но ни у кого Косинна не встречал такого
упора на районирование, такого четкого проведения границ!
Интерес к первобытному прошлому, к археологии привел Косинну в Берлинское
антропологическое общество, основанное еще в 1869 г. Вирховом и Бастианом. Геннинг,
учитель Косинны был зятем Вирхова.
Около трех десятков лет Вирхов стоял во главе германской первобытной
археологии. Этот медик, политик и этнолог сделал и сам ряд важных археологических
открытий и этнических определений. В частности, он определил "городищенскую" керамику
как славянскую, оставляя предшествующие этой культуре поля погребений раннего
железного века за германцами, а в бронзовом веке он обнаружил культуру "урн с
выпуклинами" (Buckelurnen), названную впоследствии лужицкой, и воздержался от ее
этнического определения, хотя большинство считало ее германской. Косинна прилежно
посещал заседания Антропологического общества Вирхова, где Альфред Гётце,
побывавший на раскопках Шлимана и опознавший там в верхнем, VII, слое и в памятниках
Подунавья черепки лужицкой керамики, определил ее как фракийскую.
Но если лужицкая культура Центральной Европы – не германская, то где же в
бронзовом веке жили предки германцев железного века? Косинну интересовали, прежде
всего, именно германцы. Ответ он должен был увидеть в первых же новаторских
исследованиях шведского археолога Монтелиуса, которые, конечно, не могли пройти мимо
внимания членов Берлинского антропологического общества. В работе 1884 г. (немецкий
перевод – 1888) Монтелиус высказался в том смысле, что по смене археологических
культур можно устанавливать вторжения древних племен. Он добавил, что, проследив с
помощью типологического метода непрерывное развитие в культуре Дании, Швеции и
Норвегии вглубь веков – от древних германцев через бронзовый век вплоть до неолита, -
мы вправе заключить, что германцы жили здесь уже в неолите. "Культурная
преемственность свидетельствует о постоянстве населения" (Montelius 1888: 151 - 160).
Но Монтелиус бросил эту идею мимоходом. Типологический метод был для него в
основном средством установления относительной хронологии (по крайней мере,
декларативно), а как способ выявления генетических связей культур разных эпох – не
интересовал. Что германцы жили здесь уже в неолите, было любопытно, и только. Какие
точно земли они занимали, где проходили границы расселения – опять же ему было
безразлично.
Иное дело Косинна – именно территорию, именно границы он жаждал узнать. Уже в
исследованиях его немецких коллег и предшественников – Вирхова, Гётце, Тишлера –
всплывал вопрос о территориях культур как этнических областях народов, о которых
сообщают древние авторы. Косинна же поставил этот вопрос во главу угла. В 1890 г.
упоминая в обзоре "Германская первобытность" работу Вирхова, Косинна отмечает, что
Вирхов определяет "национальность" славян по их керамике - без ручек и с волнистым
орнаментом. И эти приемы пригодилась.
Так были подготовлены основы метода Косинны – "археологии обитания". Ее
разрозненные элементы уже существовали у его предшественников: обнаружение
отдельных культур, занимающих определенные территории; этническое определение их;
объяснение сходств дальними переселениями, а различий – вторжениями; прослеживание
генетических связей по археологическим остаткам; автохтонность германцев в Северной
Европе; филиппики против античной археологии...
Впоследствии он не называл Вирхова в числе своих учителей. Возможно, и
Геннинга сменил на Мюлленгофа из-за родства первого с Вирховом. Слишком долго
Вирхов занимал облюбованное им место. Ратцеля и его культурные круги он вообще не
410