Клейн Л.С. История археологической мысли. Курс лекций. Часть 1
Подождите немного. Документ загружается.
Взгляды его можно было бы определить как катастрофизм. В отличие от Турналя,
предполагавшего преемственность между допотопными людьми и нами, Буше считал, что
это совершенно иной акт творения, что тут разрыв (Stoczkowski 1993). О допотопных людях
он писал:
"Те, чьи следы мы находим, не имеют наследников на земле, а мы не являемся их
сыновьями. Так же, как и млекопитающие, их современники, они были уничтожены. Они жили
во времена, не имеющие никакого отношения ко всем традициям и воспоминаниям".
В собственном Обществе Соревнования его теории не принимали всерьез, а в
центре вообще считали его эксцентричным маньяком. В одном из своих выступлений Буше
говорил: "При одном лишь упоминании слов "топор" и "дилювий" я вижу улыбки на лицах
геологов". Помогают мне рабочие, - говорил он, - но не геологи (Bucher 1860, цит. по: Daniel
1967: 66). Даже Чарлз Дарвин, впоследствии возведший генеалогию человека к третичным
обезьянам, о труде Буше де Перта выразился кратко: "Всё это был вздор" (Darwin 1887, 3: 15
– 16).
Постепенно атмосфера менялась. В Амьене местный врач решил доказать Буше де
Перту, что спорить с наукой незачем. Доктор Марсель-Жером Р И Г О Л Л О (Marcel-Jerôme
Rigollot, 1786 - 1854) начал в 1853 г. раскапывать пещеру Сент-Ашёль с намерением
наглядно опровергнуть Буше де Перта. Каково же было его изумление, когда его
собственная стратиграфия показала, что человеческие изделия сосуществуют с
ископаемыми видами животных! Каменные орудия были найдены в том же слое гравия, в
котором находились и кости мамонта и шерстистого носорога. Риголло превратился в
ревностного сторонника Буше де Перта и опубликовал в 1854 г. брошюру "Доклад об
инструментах из кремня в Сент-Ашели". Но в 1855 г. он умер. Молодой французский
палеонтолог Альбер Кодри продолжил раскопки и тоже убедился в правоте Буше.
Насколько изменилось время, можно судить по тому, что Бакленд, сам Бакленд,
вынужден был перед смертью признать, что был не прав, что человек существовал вместе с
ископаемыми животными!
В это самое время интересные события происходили в Торкуэй в южном Девоне,
юго-западная Англия. Тамошний учитель Уильям П Е Н Д Ж Е Л И (William Pengelly, 1812 - 1894),
геолог-самоучка и воспитатель детей у ряда королевских семей Европы, продолжил с 1846 г.
раскопки в той самой пещере Кента, где копал МакИнери, так легко поддавшийся
убеждениям Бакленда, что остатки человеческой деятельности попали в слой сверху.
Оказавшись в пещере, Пенджели сразу же убедился, что она не нарушена! Он перенес
раскопки в другую пещеру – Уиндмилл Хилл, напротив Бриксхэмской гавани через
небольшой залив, и обнаружил там ту же ситуацию. В пещере слой с каменными орудиями
вместе с костями ископаемых животных был перекрыт сверху слоем сталагмитов. Пенджели
(рис. 13) заявил: "Научный мир говорил нам, что наши утверждения невозможны. Мы
ответили просто: мы и не говорим, что они возможны, а всего лишь, что они верны". Тут уж
раскопки наблюдал специальный комитет Британского Геологического Общества,
состоявший из таких авторитетов, как Лайелл, Рамсей, Престуич, Остин, Фокнер. Раскопки
проводились в 1858 г. чрезвычайно тщательно. Каждая находка получала свой номер.
Пенджели разработал сеть фиксации, которая позволяла ему отмечать точно позицию
каждой находки по глубине и на плане. В итоге комитет признал одновременность орудий с
костями ископаемых животных.
Член этого комитета палеонтолог Хью Фокнер (Hue Falconer) посетил в том же году
раскопки Буше де Перта в Аббевиле и убедился в том, что и там одновременность
зафиксирована верно. В следующем, 1859 г., когда Буше был уже стариком, в Аббевиль
прибыли известные британские ученые: сначала археолог Джон Э В А Н С (John Evans, отец
будущего выдающегося археолога Артура Эванса) и геолог Джозеф П Р Е С Т У И Ч (Joseph
Prestwich), потом Рамсей, а затем и сам президент Геологического общества Лондона Чарлз
Лайелл. Джон Эванс (рис. 14), фабрикант (изготовлял бумагу), а по своим увлечениям
нумизмат и антикварий, был членом Королевского общества. Из его работ особенно
известна та, где он одним из первых построил типологический ряд – в 1849 г. вывел
кельтские монеты с бессмысленными изображениями из вполне осмысленных македонских
прототипов, как всё более отклоняющиеся подражания (рис. 15). Эванс прибыл
колеблющимся и был очень расстроен заявлениями о большой древности человека. Его
письма и дневники опубликованы потом его дочерью Джоан Эванс (Evans 1943). Оттуда
взяты следующие отрывки о грядущей поездке к Буше де Перту (цит. по: Daniel 1967: 67):
231
"Подумайте об их находках кремневых топоров и наконечников стрел в Аббевиле и
Амьене в связи с костями слонов и носорогов в 40 футах (12 метрах) от поверхности, в русле
реки… И потом в этой пещере в Девоншире, они говорят, что нашли наконечники стрел среди
костей, тех самых, что и там. Как я могу поверить в это! Это сделало бы моих древних
британцев почти современными, если человек отодвинут во времена, когда в Англии
обитателями страны были слоны, носороги, гиппопотамы и тигры".
Но на следующий день в Аббевиле он увидел факты, и это было зафиксировано
фотоснимком (рис. 16 – 17). В этот день он записал в дневнике: "Кремневые топоры и орудия
найдены в гравии явно залегающими с того же самого времени вместе с ними. На деле они
суть остатки расы людей, существовавшей во время когда Потоп – или что там было –
породил это дно из гравия" (цит. по: Daniel 1967: 68).
Престуич также прибыл во Францию, полный сомнений, но был полностью убежден.
В мае 1859 г. он выступил в Королевском Обществе с докладом: "О наличии кремневых
орудий связанных с остатками вымерших видов в руслах позднего геологического периода в
Аббевиле и Амьене и возле Хоксне в Англии". Это Эванс вспомнил и указал Престуичу
находку Фрера 1797 г. – через почти 60 лет пришло ее время. Рамсей также не сомневался:
"Вот уже свыше двадцати лет я и другие люди моей профессии ежедневно держим в руках
естественные и искусственно обработанные камни. Боевые топоры из Амьена (так он
называл рубила) для меня, однако, столь же очевидные доказательства человеческой
деятельности, как ножи шеффилдского производства".
Лайелл, приехав, перефразировал Цезаря: "Veni, vidi, victus fui" ("Пришел, увидел,
побежден"). Вот когда Буше де Перту потребовалась биография, которая бы показывала
всем, что это открытие сделал он, только он, и пришел к этой идее давно, когда еще Пикар и
другие не занимались камнями. Буше написал 8-томное описание своей длинной жизни "При
десяти королях" (1863 – 68), там и были помещены пассажи о его юношеских
археологических идеях и наблюдениях. К автобиографии были приложены 1355 писем, о
достоверности которых Джоан Эванс пишет: "Часто можно подозревать, что перо романиста
и драматурга исправило-таки первоначальный текст, особенно в пассажах, в которых
утверждается до-пикаровский интерес к преистории" (Evans 1949: 124). Теперь, когда
отношение к нему ученых изменилось, это начали воспринимать всерьёз.
Изменилось и отношение властей. Много лет власти отклоняли предложение Буше
де Перта, который хотел, чтобы правительство приняло в дар его коллекции. Теперь правоту
и заслуги Буше де Перта признал Наполеон III, который в 1862 г. предложил ему поместить
его коллекции в новооткрытый национальный археологический музей Сен-Жермен под
Парижем, а в 1863 г. пожаловал Буше де Перту орден Почетного Легиона.
Лайелл же в 1863 г. опубликовал книгу "Геологические обоснования древности
человека". Он собрал все доказательства и со всей очевидностью показал, что
местонахождения, о которых шел спор, четвертичные, но человек действительно в них
сосуществовал с ископаемыми, ныне вымершими видами животных.
И снова ни Буше де Перт, ни французские академики не признали очевидности.
Французские геологи не решились перечить своему постоянному секретарю Эли Бомону (Elie
de Beaumont). Один современник говорил: "Они бежали за ним, как стадо овец за бараном-
вожаком".
Подводил Буше де Перта и его чрезмерный энтузиазм. Он хотел непременно найти в
своих гравиях и кости самого человека, не только орудия, и в 1863 г. объявил премию в
двести франков находчику. Скоро ему представили челюсть человека вместе с орудиями.
"Достоверность находки абсолютна", - заявил Буше. Джон Эванс засомневался. Отобранные
эксперты Престуич, Эванс и Кипинг провели раскопки на месте и установили, что
прельщенные наградой землекопы научились изготовлять рубила и стали
фальсифицировать находки. Вся эта история опубликована в том же году. Но эксперты четко
ограничили этот эпизод от остальной массы находок, указав, что сам Буше в фальсификации
не повинен и остальные находки подлинны.
Научные аргументы противников иссякли. Осталось последнее средство – сила. Весь
тираж новой книги Буше де Перта "Предшественники Адама" был изъят из продажи и
уничтожен, а после его смерти та же судьба постигла и другие его книги по решению
запуганной клерикалами семьи. Буше де Перт умер восьмидесяти лет от роду в глубоком
убеждении, что открыл третичного человека.
232
Американец Джеймс Сэкет нашел такие слова для резюмирования всей этой эпопеи:
"Французская археология, по-видимому, никогда более не поставит драму, ставшую
интеллектуальной сенсацией, как этот героический век, кульминацией которого было
официальное подтверждение в 1859 г. фактов Буше де Перта о древности человека" (Sackett
1981: 85).
6. Эдуард Ларте. Вторым борцом за древность человеческого рода был
провинциальный адвокат Эдуар Л А Р Т Е (Éduard Armand Isidore Hippolyte Lartet, 1801 - 1871).
Его называют основателем палеонтологии человека (Lartet 1872; Dupui 1873; Bregail 1948;
Meroc 1963; Kühn 1966; Laurant 1993), но правильнее было бы назвать его основателем
палеонтологии четвертичного периода. Есть у него и другие заслуги.
Младше Буше де Перта на 13 лет, он пережил его всего на три года, а так как Буше
начал свои археологические исследования в пожилом возрасте, то научная активность того и
другого почти совпала по времени. Ларте (рис. 18) родился в Пиренеях, изучал
юриспруденцию в Тулузе, в 1821 г. прибыл в Париж молодым юристом. Там заинтересовался
палеонтологией. Работая на юго-западе Франции в городке Ле Жер в долине Гароны, он
начал раскопки со своего собственного огорода. Нередко брал плату за юридические услуги
окаменевшими костями и древними кремнями. Оставил юриспруденцию ради палеонтологии
в 1824 г., двадцати пяти лет, когда один крестьянин принес ему зуб мастодонта. Три года
спустя, в том самом 1837 году, когда Буше де Перт начал раскопки в Амьене, в Сансане
(Южная Франция) Ларте нашел в третичных отложениях челюсть ископаемой обезьяны
(плиопитека, предка гиббона). Это была очень важная находка, потому что Кювье отрицал
существование ископаемых обезьян так же, как и человека (он считал обезьян
деградировавшими людьми), так что эта находка подымала вопрос и об ископаемом
человеке. Так уже от ископаемых животных Ларте перешел к древнейшим остаткам
человеческой деятельности.
В 1840 году, год спустя после неудачной попытки Буше де Перта убедить парижских
академиков, Ларте привез и свои находки в Париж – с тем же результатом. В 1853 г. они
встретились в Париже, и Буше убедил младшего, но теперь уже не очень молодого, коллегу
в геологической древности человечества.
В 1856 г. Ларте нашел еще одну обезьяну – дриопитека. Но более важным было
письмо, которое он получил от гражданского служащего Альфреда Фонтана. В письме был
рассказ о находке человеческих костей вместе с кремнями и вымершей фауной в пещере
Масса (Massat) во французских Пиренеях. Подобно Турналю, Ларте заинтересовался
надрезами на некоторых ископаемых костях, явно произведенными человеком. Он стал
экспериментировать на современных костях, резать их металлическими орудиями и
кремнем, чтобы сравнить следы. Надрезы на ископаемых костях были сделаны не
металлом. А вот надрезы кремнем оказались того же типа.
Как мы знаем, Буше де Перт не поверил Лайеллу относительно геологического
возраста остатков человеческой деятельности в пещерах, считая, что Лайелл не полностью
осознал древность человека, которая должна охватывать и третичный период. А вот Ларте,
которого его находка плиопитека нацеливала как раз на третичный период, послушался
совета Лайелла и стал вести поиски не в третичных, а в четвертичных отложениях, и о его
результатах говорят сами названия исследованных им местонахождений – Ориньяк, Ле
Мустье, Ла Мадлен… Его статья "О геологической древности человеческого вида в
Западной Европе", отосланная в парижскую Академию наук, не была напечатана.
В 1860 осенью он копал в Масса, чтобы проверить сообщения Фонтана о совместных
находках обработанных кремней и человеческих костей с вымершей фауной. Оказалось
всё верно. Более того, Ларте нашел там кость с выгравированной на ней головой медведя.
Это было первое произведение палеолитического искусства, найденное в археологическом
контексте. Затем он перенес раскопки в скальный навес Ориньяк, где за несколько лет до
того были найдены человеческий скелеты. В публикациях этих местонахождений ("Новые
исследования о сосуществовании человека и великих ископаемых млекопитающих")
шестидесятилетний Ларте предложил в 1861 г. свою пер и о дизацию преисторических
времен, основанную на палеонтологии: век пещерного медведя, век мамонта и носорога,
век северного оленя и век бизона и зубра.
233
В 1862 г. один парижский антикварий показал Ларте места с заполненной костями
брекчией (это сцементированные пещерные отложения) и обработанные кремни в Лез
Эйзи в Дордони. В 1863 г. Ларте случайно познакомился там с путешествующим
английским банкиром и этнологом Генри Кристи, на 10 лет младше его, и начал там, в
долине Везера, притока Дордони, пятимесячные раскопки, финансируемые Кристи. Тот
финансировал с тем условием, что половина находок останется во Франции, а половина
отправится в Британский музей.
В Лез Эйзи с Ларте был и агроном маркиз Поль де Вибрай, собственник имения Шато де
Шевернь, которого Буше де Перт еще в 1858 г. обратил на свою сторону. Он стал тоже искать
доказательства одновременности человека с вымершими видами животных и стал вести раскопки в
скальном навесе Ложери-Басс еще прежде Ларте, а потом, в 1863, они вместе продолжили работу в
пещерах. Де Вибрай нашел в Ложери-Басс костяную статуэтку обнаженной женщины – "бесстыдную
Венеру". Именно в 1863 глава французских геологов Эли Бомон завил: "Я не верю в то, что человек
был современником мамонта. Мнение Кювье – гениальное утверждение. Оно еще не опровергнуто".
А в мае 1864 Ларте и Кристи нашли в Ла Мадлен изображение мамонта,
выгравированное на кости мамонта же (рис. 19). Это означало, что либо первобытный
человек реконструировал вымершего к тому времени мамонта по его кости – и тогда Кювье
не первооткрыватель закона корреляции (это, конечно, шутка), либо мамонт существовал в
одно время с человеком, и Кювье не прав. Словом, первобытный человек сам решил спор о
своем сосуществовании с мамонтом.
Через три года после начала работ в долине Везера Кристи умер, простудившись в
экспедиции. А результат этих раскопок опубликован под двойным авторством (хотя это,
собственно, работа Ларте) в двухтомнике "Аквитанские остатки" (1865 – 1875) и ввел в
науку такие скальные навесы как Ле Мустье и Ла Мадлен – памятники, ставшие потом
эталонными для эпох палеолита, так же, как Ориньяк.
В 1868 г. при проложении железной дороги в скальном навесе Кро-Маньон в районе
Лез Эйзи было сделано случайное открытие человеческих скелетов. Туда бросился сын
Эуарда Ларте, Луи, и под его наблюдением были выкопаны скелеты троих мужчин,
женщины и ребенка. Это были те скелеты и то местонахождение, которые дали имя
ископаемой расе людей, с которой начинается современное человечество.
В 1869 г. Ларте был уже президентом Антропологического Общества Франции и
профессором палеонтологии, но был на обоих постах недолго. Болезнь вынудила его уйти
в отставку, и скоро он умер – в год поражения Франции в войне с Германией. Этот пионер
преисторических исследований, как и Буше де Перт, принадлежал к героическому веку
французской археологии. Продуктивно он занимался археологическими раскопками всего
около 10 лет, но сделал очень много.
7. Палеонтологическая периодизация палеолита. Кроме подтверждения глубокой
древности человека и его сосуществования с ископаемыми животными, подтверждения
самого наглядного – изобразительного, Ларте занял прочное место в числе основателей
первобытной археологии тем, что дал первую серьезную периодизацию палеолита.
Палеолит был выделен Жуанно и Буше де Пертом, а термин для него, ставший
популярным, придумал в 1865 г. Лаббок. Но в отличие от выделения каменного века в
целом и палеолита в частности, основанного на чисто археологических данных, членение
палеолита Эдуардом Ларте было основано на палеонтологии. Кристи предложил было
разделить его на топографических основаниях – у него за древнейшей формой орудий,
происходящих из потопа, следуют пещерные находки, а завершает всё пора
местонахождений под открытым небом. Но деление Ларте оказалось более практичным (в
распределении способов обитания по эпохам нет уверенности, а кости определяются
точнее и есть почти всегда). Правда, постепенно Ларте убедился, что его первая и вторая
стадии разделены неверно: пещерный медведь и мамонт с носорогом одновременны и
существовали в холодную эпоху. А другой палеонтолог, Феликс Гарригу, убедил его, что им
предшествует теплолюбивая фауна: гиппопотам и слон. Кристи согласился с исправленной
схемой. Таким образом, периодизация Ларте и Кристи приобрела такую форму:
1) век гиппопотама – к нему относятся "дилювиальные топоры" из
местонахождений Сент-Ашеля и Аббевиля,
234
2) век пещерного медведя, мамонта и шерстистого носорога – типичным для
этого времени Ларте считал Ле Мустье,
3) век северного оленя – большей частью именно в это время люди жили в
пещерах, в частности сюда относятся Ла Мадлен и Ложери-Басс,
4) век зубра или бизона – этот период уже выходит за рамки палеолита и близок по
времени к кьёккемеддингам Дании и свайным поселениям Швейцарии.
Получается, что в палеолите три этапа. Ларте назвал их Нижним, Средним и
Верхним Палеолитом. Сам критерий деления не по археологическим данным вызвал
принципиальные споры в археологии – и сейчас его выдвигают как более о бъекти в н ы й
и боле е пра к т ичны й . Дело в том, что деление по культурному материалу несет в себе
опасность исказить сравнительную хронологию, ведь уровень прогресса в разных местах и
у разных групп населения разный. Какое же различие он покажет – культурное или
хронологическое? Фауна в большом охвате более равномерна. Однако Ларте вряд ли
думал об этом, просто материал палеонтологический превышал археологические остатки
по объему, разнообразию и изученности. Правда, приверженность палеонтологическому
критерию создавала и неудо б с т в а : приходилось всё время заботиться о наличии
палеонтологического сопровождения, пока его нет – надо было ждать с хронологическим
определением.
В какой-то мере палеонтологическая периодизация палеолита напоминает по своей
структуре деление на Три Века Томсена: как там, основанием послужили комплексы вещей,
так тут – комплексы ископаемых животных. Но там комплексы вещей располагались в
хронологическую последовательность по линии прогресса, что, хотя и не использовалось
Томсеном как аргумент, но давало некую общую ориентацию. Стратиграфия там была
добавлена позже Йенсом-Якобом Ворсо. А тут, хотя общая линия смены животных на
протяжении всей естественной истории показывает несомненное усложнение и
совершенствование (от моллюсков через ящеров к млекопитающим), то есть налицо
прогресс или нечто подобное, но это только общая линия. Конкретно же на том
сравнительно небольшом (в масштабах геологической истории) отрезке, в который
вписывалась первобытная археология и который охватывал четвертичный период,
никакого прогресса, усложнения, совершенствования видов животных (за исключением
одного – приматов) не наблюдается. Смена фауны происходила, повинуясь колебаниям
климата – соответственно им неоднократно наступали и отступали ледники, изменялись
очертания зон растительности и ареалы расселения видов животных. Не направленные
изменения, а колебания. Поэтому тут последовательность диктовалась только
стратиграфией.
Более того, эволюционистом или даже хотя бы прогрессистом Ларте по своим общим
взглядам не был. Тогда существовало три основных концепции возникновения жизни на
земле: по катастрофизму Кювье, после каждой катастрофы Бог создавал мир животных
новым актом творения; по учению Ламарка и Жоффруа Сент-Илера, виды животных,
созданные изначально, после катаклизмов видоизменялись, приспосабливаясь к новой
обстановке; а по учению Анри Блэнвиля, ученика Кювье (оно ближе всего к Библии),
изначально были созданы все виды, существующие до сих пор, только некоторые вымерли.
Новые виды не возникают, просто они где-то сохраняются, выжидая своего часа. Надо
лишь поискать. Ларте придерживался именно этой концепции (Laurent 1993). Это
позволяло ему твердо верить в одновременность человека с ископаемыми животными, а
особое значение в формировании той или иной местной фауны придавать миграциям.
Не был Ларте эволюционистом в своих исследованиях. Другое дело значение его
работ для утверждения идеи эволюции.
8. Эволюция рядом. Между тем, общая направленность изменений мира растений и
животных в сторону прогресса обретала всё большую прочность и убедительность (Bowden
1989) по мере того, как прогресс находил выражение в эволюционном развитии. Изменение
социальной атмосферы вокруг археологии, сделавшее возможным признание фактов,
казавшихся ранее еретическими, фактов о глубокой древности человечества, стало
возможным не только благодаря энтузиазму и подвижничеству Буше де Перта и его
соратников. Оно стало возможным еще и потому, что рядом с археологией, в
общественном сознании и в естественных науках уже утверждалась идея эволюции,
235
которая требовала огромного объема времени для очень постепенного развития
современных форм жизни и отвергала библейские догмы. Сама она еще не проникла в
археологию, но рядом с ней уже пробивалась и побеждала. Именно в этот технический век
- от революций Американской и Французской до франко-прусской войны и Парижской
коммуны.
Вначале, еще во второй половине Века Просвещения, идеи эволюции мира (и вместе
с тем длительности его возникновения) появились в а с тр о номии . Это космогоническая
теория Иммануила К А Н Т А (“Всеобщая естественная история и теория неба”, 1755) и Жоржа
ЛА П Л А С А (1796). Они рисуют, как солнечная система и другие звездные миры развились из
туманностей, на что ушли “миллионы веков”. Это, конечно, совершенно не согласуется с
Библией.
Немногим позже идеи изменения и развития проявились в г е оло г и и . В 1778 г.
Жорж Б Ю Ф Ф О Н в “Эпохах природы” предположил, что, возникнув как огненный шар, Земля
остывала постепенно, и на достижение современного уровня потребовалось “минимум 75
000 лет”. В результате охлаждения земля ужималась (в доказательство он проводил
эксперименты с охлаждением железных шаров), и остывающая кора коробилась и
трескалась, что и было тектонической и вулканической активностью, в ходе которой
образовывались и изменялись горные породы. Здесь еще нет идеи эволюции, есть идея
катаклизмов, катастроф. В книге Йохана Х А Т Т О Н А (Hutton) “Теория Земли” (1788) излагался
принцип актуализма, согласно которому процессы осаждения, выветривания и другие шли с
той же скоростью прежде, что и сейчас, так что можно вычислять возраст Земли – он
оказывается огромным. Вот эти достижения геологов обобщил Чарлз Л А Й Е Л Л в книге
“Начала геологии” (Lyell, Principles of geology, 1830 – 33). Лайелла обычно причисляют к
эволюционистам. Трудами Хаттона и Лайелла обозначен переход от идеи катастроф к чему-
то иному, но к эволюционизму ли? Всё это не совсем совпадает с идеей эволюции в других
науках, потому что в геологии нет усложнения и совершенствования форм, нет прогресса,
есть только определенная направленность – в сторону остывания земного шара. С
эволюцией геологические процессы роднит развитие последующих форм из
предшествующих.
В б и о логи и еще в середине XVIII в. Карл ЛИ Н Н Е Й (Linné) построил классификацию
животных форм, в которой все они расположились на шкале постепенного увеличения
сложности, как бы на лестнице. Это проблеск прогрессизма, но эволюцией тут и не пахнет.
Линней оговаривался, что “созданные Богом виды неизменны”; правда, из последнего
прижизненного издания “Системы природы”, т. е. в 70-е годы, он эту оговорку убрал. В
начале XIX в. Жорж К Ю В Ь Е (Cuvier, 1811) и Уильям Б А К Л Е Н Д (Buckland, 1823) развили
теорию катастроф (катаклизмов), по которой потопы или другие стихийные бедствия раз за
разом уничтожали животный мир и Богу приходилось творить его заново, создавая другие
виды, всё более сложные и совершенные. Бог переделывал мир, как прилежный
ремесленник, после каждой неудачи. Это, конечно, тоже прогрессизм. Развитие и прогресс
реализовались не на земле, а в творческих актах Бога, в его мышлении.
Ученик Бакленда Чарлз Лайелл (Charles Lyell) в "Принципах геологии" (1830) вывел из
принципа униформизма другой принцип – актуализма: мы должны предположить для
прошлого те же самые процессы и законы, которые доминируют в настоящем. Если же мы
предположим, что процессы седиментации (отложения) проходили с той же скоростью, что и
сейчас, то те мощные слои, которые есть в реальности, оказались бы невозможными. На их
отложение явно потребовались миллионы лет! Это, собственно, уже не катастрофизм, в
геологии картина, близкая к эволюции уже была достигнута. Тут содержалось уже и зерно
сопротивления катастрофизму также в биологии, ибо долгое развитие делало возможным
постепенную трансформацию и превращение видов организмов друг в друга, но это было
только зерно биологической эволюции. Она еще должна была прорасти.
Но еще раньше французский биолог Жан-Батист Л А М А Р К (Jean-Bapstist Lamarck), а до
него дед Чарлза Дарвина, Эразм Дарвин, заметили, что схема Линнея имеет нечто общее с
картиной, в которой более сложные организмы расположены в более высоких слоях, так что
виден прогресс. Ламарк опубликовал первое древо развития в "Философии зоологии" в 1809
г., хотя и без объяснений. Таким образом, он обогатил концепцию катастрофизма идеей
прогресса и трансформировал ее в концепцию прогрессизма. Но этим он не ограничился.
Ламарк уже строил происхождение млекопитающих (вплоть до людей) от рыб
(“Гидрогеология” 1802), и далее (1809) механизм изменения он рисовал так: в процессе
236
адаптации к изменяющейся среде животные упражняли некоторые органы (например, жираф
вытягивал шею), всё скачком изменялось, и приобретенные признаки наследовались
потомством. Это уже была идея эволюции (поздние формы развиваются из ранних), хотя
еще и без постоянной постепенности. В 1818 – 22 вышла "Философия природы" Э.
ЖО Ф Ф Р У А СЕ Н Т -ИЛ Е Р А (É. Geoffrois Saint-Hilaire), в которой он формулировал закон
развития живой природы, а в 1830 применил его к беспозвоночным. Он постулировал
мутации как источник образования новых форм, вступив в спор с Кювье, отрицавшим любую
эволюцию. Тогда Кювье выиграл спор, задержав развитие эволюционизма лет на 30. Это
было как раз в год очередной политической революции.
В эти дни Гёте спросил одного придворного ученого в Веймаре: "Что Вы думаете об
этих великих событиях? Вулкан начал извергаться…". Тот ответил: "Это ужасная история, но
что можно ожидать от правительства в такой ситуации, если не бегство королевской семьи?".
Между тем, оказывается, Гёте вовсе не имел в виду отречение Карла Х. "Мы не поняли друг
друга, дорогой друг, - пояснил он. – Я не говорю об этих людях; мой предмет совершенно
иной. Я говорю о схватке, которая так важна для науки и которая поставила друг против
друга Кювье и Жоффруа Сент-Илера в Академии" (Schnapp 1996: 289 – 290). Он оценил
революционную важность появления идеи эволюции. Популяризировал нечто подобное и
Роберт Чэмберс в 1844 г. в книге "Следы творения", которая имела бешеный успех. Дарвину
и Уоллесу осталось только разработать более убедительный механизм постепенного
изменения врожденными мутациями и естественным отбором. В 1859 г. вышла книга Чарлза
ДА Р В И Н А “Происхождение видов”, в 1871 – вторая его книга – “Происхождение человека”.
Но основу своей книги 1859 г. Дарвин написал еще в 1838 г. и не решался опубликовать. Так
что в 30-е годы идея эволюции живой природы уже витала в воздухе, подталкивая к
изменению масштаба времени.
Понятно, почему в этих условиях появилось так много людей, толкущихся в двери с
указаниями на древность человека – троица друзей из Монпелье (де Серр, Турналь и
Кристоль), Шмерлинг, Буше де Перт. Но понятно и то, насколько им было трудно убедить
людей в своей правоте: ведь идея эволюции еще не касалась человека.
Распространение этой идеи на человека и его культуру произошло только два-три
десятилетия спустя. В начале пятидесятых, в 1851 – 52 гг., ее сформулировал в
соци о ло г и и и де м огра ф и и философ Герберт Спенсер. С середины 50-х идея эволюции
появилась в ли н г в и с т ик е , где ее высказали в своих теориях о структуре языка, постоянно
усложняющейся, Макс Мюллер в 1854 и Август Шлейхер в 1864. В конце пятидесятых годов
идея эволюции утвердилась в ис т о р и и – тут ее представили историки-позитивисты Томас
Бакл (Бокль) в 1857 – 61 гг. и Фюстель де Куланж в 1861. В 60-е – 70-е годы были
опубликованы основные работы эволюционистов в к у л ьтур н о й антро п о логии : в начале
шестидесятых (1860 – 61) – Бастиан, Бахофен и Мэйн; в середине (1865 год) – МакЛеннан,
Лаббок и Тайлор; в конце шестидесятых – начале 70-х (1869 – 71) – вторые книги
МакЛеннана, Лаббока и Тайлора и первая крупная работа Моргана. В шестидесятые-
семидесятые годы был подключен а н т р опоген е з (фи з и ческа я антро п о ло гия ). Это
сделали Томас Хаксли (Гексли) в 1863 и Чарлз Дарвин в 1871 – 1872 гг.
Триггер обращает внимание на социальную трансформацию, на основе которой все
это изменение идейной атмосферы происходило.
"К середине девятнадцатого века? – пишет он, - Британия стала "мастерской мира", и рост
индустрии очень укрепил политическую силу и уверенность в себе средних классов, которые
стали рассматривать себя как крупную силу в мировой истории. Этот новый подход был
отражен в сочинениях Герберта Спенсера…, и в 1850-х он стал отстаивать общий
эволюционный подход к научным и философским проблемам. … Подчеркивая индивидуализм
и свободное предпринимательство за культурной эволюцией, он спас последнюю от ее
прежних революционных ассоциаций и помог сделать ее идеологией значительной части
британского среднего класса…" (Trigger 1989: 93).
Понятно, почему именно в конце 50-х годов – 60-е годы факты и утверждения Буше
де Перта были признаны. Для Буше де Перта это было завершением дела всей жизни. Для
идеи эволюции применительно к человеку – начало.
9. Некоторые уроки. Если бы меня спросили, какие уроки я счел бы возможным
извлечь для себя и своих учеников из этого отрезка, я бы, вероятно, остановился на
нескольких.
237
Во-первых, я бы задумался над тем, как много труда и времени затрачено учеными,
даже великими умами, на абсолютно бесполезные, тупиковые исследования, на громоздкие
расчеты, основанные на ложных исходных данных или ведомые неверными методами.
Опасаюсь. Что такие исследования ведутся и сейчас, даже если не учитывать
схоластическую марксистскую ученость (все эти бесчисленные диссертации по научному
коммунизму, марксизму-ленинизму, социалистической экономике и т. п.).
Во-вторых, я бы обратил внимание на то, каким огромным препятствием для
продвижения науки являлись религиозные догмы. Конечно, и другие догмы вредны, а
политические особо опасны. Но религиозные более глубоки и вездесущи по укорененности,
да еще имеют обыкновение сочетаться с политическими (к сожалению, это можно отнести и
к современности в нашей стране). Поэтому даже небольшие шажки на пути освобождения от
них я бы оценивал как очень важные победы науки.
В-третьих, нужно осознать, как часто факты опережают время – и гибнут: Фрер, Буэ,
МакИнери, Турналь… Общество недостаточно подготовлено, идейно не созрело для
восприятия этих фактов. Не проходим ли и мы мимо фактов исключительного научного
значения только потому, что ограничиваем свой кругозор догмами, слишком скептически
относимся к фактам, слишком доверчиво - к существующим концепциям? Нужно всегда
помнить "хронику упущенных возможностей" на пути сбора фактов об ископаемом человеке
и его орудиях.
Эта история может повториться не раз на других путях. Память об этом должна
заставить нас с особым вниманием проверять факты, кажущиеся заведомо абсурдными и
фальшивыми, прежде чем отринуть их, с особой подозрительностью проверять ближайшие
окрестности сегодняшних догм, которые всегда для современности выступают не как догмы,
а как научные истины. Нужно с терпимостью и уважением относиться к еретикам и
фанатикам: среди них могут оказаться Буше де Перты. Шансы крайне невелики, но ради них
стоит выслушать шарлатанов и безумцев. Всё-таки кто-то из них – Буше де Перт…
Вопросы для продумывания:
1. Какие современные исследования Вы могли бы сравнить по их бесполезности с
исследованиями Асшера, Лайтфуда и великого Ньютона по библейской
хронологии?
2. Катастрофизм возник ради сохранения участия Бога в создании мира, возник перед
лицом очевидной смены творений. Однако мы находим соответствия ему в
областях не имеющих отношения к проблеме акта или актов творения – скажем, в
археологии, в развитии культуры (позиция Томсена). Значит, у него есть и другие,
более широкие основания. В чем они заключаются?
3. В 1834 г. Жуанне разделил кремневые орудия древнейших людей на два типа:
ранние – с грубой оббивкой, и поздние – полированные. По сути это было
выделение палеолита и неолита. Чего ему не хватало для того, чтобы это
разделение было впечатляющим? Почему открывателями палеолита считаются
другие люди?
4. Можно ли из хроники упущенных возможностей относительно фактов
сосуществования человека с ископаемыми животными извлечь уроки относительно
современности?
5. Какие качества подготовили Буше де Перта к его открытию и какие факторы,
приведшие к открытию, должны быть отнесены к случайному стечению
обстоятельств?
6. Открытие Буше де Перта находится на стыке геологии, палеонтологии, антропологии
и археологии. Что в нем связано с каждой из этих наук и что побуждает считать его
важным именно для археологии?
7. Открытия Томсена и Буше де Перта почти одновременны. В 1837 г., когда Томсен
опубликовал свой "Путеводитель", Буше де Перт начал раскопки в Амьене, а через
три года нашел орудие вместе с челюстью мамонта. Есть ли, однако, логическая
связь между этими открытиями и в чем она состоит?
238
8. Периодизация Ларте оперирует фактами палеонтологии и археологии, более того,
аргументация ее строится именно на палеонтологических фактах. Почему же она
всегда рассматривается в археологическом контексте, в истории археологии?
9. Кого следует считать основоположником археологии палеолита – Жуанне, Пикара,
Буше де Перта или Ларте?
10. Если бы Гёте спросили, почему он оценил спор между Кювье и Жоффруа Сент-
Илером выше, чем отречение короля Карла Х в революции, что бы он мог ответить?
Что бы Вы ответили вместо него?
Литература:
Энгельс Ф. 1953. Диалектика природы. Москва, Госполитиздат.
Abramowicz A. 1992. Jacques Boucher de Perthes i język pradziejów. – Archeologia Polski,
XXXVII, 1 – 2: 21 – 28.
Aufrere L. 1936. Essai sur les premières découvertes de Boucher de Perthes et les origines de
l'archéologie primitive (1838 – 1844). - Épreuves et Synthèses (Paris), 1: 1 - 48.
Aufrère L. 1940. Figures de préhistoriens. 1. Boucher de Perthes. – Préhistoire VII: 7 – 137.
Blancaert C. 1990. Actualité de Boucher de Pertes. – Gradhiva, 8: 83 – 94.
Boucher de Perthes J. 1863 – 1868. Sous dix rois. Souvenirs de 1791 à 1860. 8 vols.
d'autobiographie. Paris, Jung – Treutel.
Bowden P. J. 1989. The invention of progress. The Victorians and the past. Oxford, Basil Blackwell.
Bregail G. 1948. Un éminent paléontologue gersois, Édouard Lartet. Auch, ?????????.
Cartailhac E. 1884. George Cuvier et l'ancienneté de l'homme. Histoire de l'anthropologie
préhistorique. – Materiaux … 3
e
serie, I: 27 – 35.
Cohen C. et Hublin J.-J. 1989. Boucher de Pertes (1788 – 1868). Les origines romantiques de la
préhistoire. Paris, Belin.
Daniel G. E. 1966. Man discovers his past. London, Duckworth.
Daniel G. E. 1967. The origins and growth of archaeology. Baltimore – Maryland, Pengwin Books.
Daniel G. E. 1975. Hundred and fifty years of archaeology. London, Duckworth (1
st
ed. 1950 as
Hundred years of archaeology).
Darwin F. (ed.). 1887. The life and letters of Charles Darwin, including autobiographical chapter.
London, John Murray.
De Laet S. 1981. Philippe-Charles Schmerling (1791 – 1836). - Daniel G. (ed.). Towards a history
of archaeology. London, Thames and Hudson: 112 – 119.
Dupuis D. 1873. Notice biographique sur Édouard Lartet. Paris, ???????.
Evans J. 1943. Time and chance: The story of Arthur Evans and his forebears. London et al.,
Longmans, Green & Co.
Evans J. 1949. Ninety years ago. – Antiquity, 23 (91): 115 – 125.
Gould R. A. 1990. Recovering the past. Albuquerque, University of New Mexico Press.
Grayson D. K. 1983. The establishent of human antiquity. London, Academic Press.
Hubert E. 1970. Boucher de Perthes un précurseur genial. – Archaeologia, 36: 6 – 9.
Klindt-Jensen O. 1981. Archaeology and ethnography in Denmark: early studies. – Daniel G.
(ed.). Towards a history of archaeology. London, Thames and Hudson: 14 – 19.
Kühn H. 1966. Vor hundert Jagren. – Jahrbuch der prähistorischen und ethnographischen Kunst,
Bd. 21, 1964 – 65: 108 - 110.
Lartet. 1872. = Lartet. Vie et traveaux de Éduard Lartet; Notices et discurs publiés à l'occasion de
sa mort. Paris, Picard.
239
Laurent G. 1993. Édouard Lartet (1801 – 1871) et la paléontologie humaine. – Bulletin de la
Socété Préhistorique Française, 90 (1-2): 22 – 30.
Ledieu A. 1885. Boucher de Perthes. Sa vie, ses œuvres, sa correspondance. Abbeville.
Méroc L. 1963. Édouard Lartet et son rôle dans l'élaboration de la Préhistoire. – Aurignac et
l'Aurignacien. Bulletin de la Société Méridionale de Spéléologie et de Préhistoire, t. VI a IX,
anées 1956 – 1959: 7 – 18.
Sackett J. R. 1981. From de Mortillet to Bordes: a century of French Palaeolithic research. -
Daniel G. (ed.). Towards a history of archaeology. London, Thames and Hudson: 85 – 99.
Stiebing W. H. 1993. Uncoverng the past: A history of archaeology. Bufalo, N. Y., Prometheus
Books; 1994 – New York and Oxford, Oxford Univresity Press.
Stoczkowski W. 1993. La préhistoire: les origines du concept. - Bulletin de la Société
Préhistorique Française, 10 (1-2): 13 – 21.
Tieullen A. 1904. Hommage à Boucher de Perthes. Paris.
Toulmin S. E. and Goodfield J. 1966. The discovery of time. New York, Harper and Row.
Trigger B. G. 1989. A history of archaeological thought. Cambridge, Cambridge University Press.
Van Riper A. B. 1993. Men among the mammots: Victorian science and the discovery of human
prehistory. Chicago, University of Chicago Press.
Welker K. 1961. Als die Jahren keine Zahlen trugen. Leipzig, ????????????.
Иллюстрации:
1. Граф Бюффон (Malina 1980, 1: 235, правый верхний угол).
2. Жорж Кювье, работа Мари-Никола Понс-Камю (Schnapp 1986: 290) или портрет из
Центральной Библиотеки Нац. Музея Ест. Истор. (Bahn 1996: 65) или (Malina 1980,
1: 237, правый нижний угол).
3. Уильям Бакленд (Daniel 1966: 24, fig. 9).
4. Чарлз Лайелл (Daniel 1966: 24, fig. 10).
5. Джон Фрер (Ganiel 1966: 22, fig. 7).
6. Ашельское рубило - одно из кремневых орудий, найденных Фрером близ Хоксне
(Daniel 1966: 22, fig. 8 и/или Trigger 1989: 88, fig. 13 и/или Schnapp 1996: 285).
7. Профиль и план пещеры в Пэвиленде с "Красной Леди" из книги Бакленда 1823 г.
(Schnapp 1996: 288, above).
8. Жак Буше де Перт, Музей Буше де Перта в Аббевиле (Daniel 1966: 25, fig. 11).
9. Стратиграфия Меншенкура близ Аббевиля по Буше де Перту, из книги 1847 г.
(Schnapp 1996: 312).
10. Профиль с обозначениями кремневых изделий in situ по Буше де Перту, из книги
1847 г. (Trigger 1989: 91, fig. 14).
11. "Антедилювиальные камни" из Аббевиля по Буше де Перту, из книги 1847 г.
(Schnapp 1996: 313).
12. То же (Schnapp 1996: 373).
13. Уильям Пенджели (Daniel 1966: 26, fig. 14).
14. Джон Эванс, Королевское Общество (Daniel 1966: 26, fig. 13).
15. Происхождение кельтских монет с бессмысленными изображениями как
подражаний из македонских прототипов (сверху: золотой статер Филиппа
Македонского) по Джону Эвансу, 1849 (Renfrew and Bahn 1991: 23, справа, левая
часть).
240