Китаев - Смык Л.А. Психология стресса
Подождите немного. Документ загружается.
(окончание)
------ Смертность от ишемической
болезни сердца
Смертность от сосудистых поражений
головного мозга
год всего мужчины год всего мужчины
35-44 45—54 35—44 45—54
Швейцари
я
1955
1965
1973
233,9
238,5
134,7
27,5
39,5 25,2
117,1
124,1
107,5
1965
1970
1973
107,6
93,2
91,6
4,7 8,6 6,8 28,6 20,6
22,0
Англия и
Уэллс
1955
1965
1973
339,8
358,8
364,4
41,3 67,7
64,2
181,2
252,6
286,5
1965
1970
1973
136,1
129,4
130,0
12,1 10,8
12,0
46,0 43,0
42,4
Австралия 1955
1965
1973
296,0
339,0
300,4
48,4 75,5
68,5
247,0
326,8
296,3
1965
1970
1973
101,7
102,9
99,8
15,9 14,5
15,3
55,3 50,7
55,2
В ходе фило- и онтогенетического развития биологическая система на основании прецедентов
общения (столкновения) со средой (внешней и внутренней) накапливает в своей памяти (памяти в
широком смысле слова) фонд «комплексов» адаптивпого реагирования. Каждый из них, условно
говоря, имеет в своем составе предназначенную для сличения с реальным событием
концептуальную модель значимого для данпой системы изменения среды (события, ситуации),
программу реагирования, адекватного отраженному в концептуальной модели изменению
внешпей среды, и аппарат функционально-структурного обеспечения этого комплекса
реагирования. Говоря о памяти в широком смысле слова, мы имеем в виду запечатленный в
структурно-функциональных особенностях биологической системы и в ее специфическом
аппарате
амяти результат отражения по ходу ее развития, динамики ее
«общения» со средой. Значимое изменение среды, значимое собы-
тие - это событие, могущее изменить гомеостатическое состояние
биологйлеской системы. Минимальной значимостью изменения среды определяется
возникновение порога абсолютной чувстви-тельности биологической системы к данному
изменению среды, Значимое событие, вызывающее изменение гомеостаза биологиче-ской
системы, угрожающее нарушением или нарушающее ее це-лостность, жизнеспособность, - это
опасное (экстремальное) со-бытие (изменение среды). Чувствительность биологической сис-темы
к минимально опасному изменению внешней среды является порогом чувствительности к
опасности (опасному событию).
6 Л.А.Китаев-Смык
Изменения адаптивной системы в ответ на изменения внешней среды (экзогенное побуждение) в
соответствии с внутренними программами адаптации (эндогенным побуждением), т. е.
реагирование системы,— это проявление ее активности в широком смысле.
Активным в узком смысле реагированием биологической системы будем называть ее
реагирование, направленное на ликвидацию опасности среды путем ликвидации носителя
опасности или увеличением расстояния между ним и реагирующей системой (отбрасывание,
изгнание носителя опасности или уход от него). Ниже мы будем использовать термин «активное
реагирование» в узком смысле. Реагирование адаптивной системы в ответ на опасное изменение
среды (на носителя опасности) путем ожидания либо исчезновения опасности, либо завершения
адаптивной перестройка (в соответствии с эндогенными программами адаптации), в результате
которой опасный фактор, даже не изменившись, перестанет быть опасным для данной
биосистемы, данный тип реагирования мы называем пассивным реагированием.
То или иное изменение среды, значимое или опасное для биологической системы, может быть в
разной мере вероятным. Субъек-тивная вероятность события обусловлена числом его прецедентов
в ходе развития этой системы. Субъективная вероятность значимого (опасного) события прямо
пропорциональна активности ответного реагирования системы. Чем более многократно
встречалась биологическая система в ходе своего развития с аналогичными событиями, тем
больше ее адаптивные возможности (активность разного рода) для сохранения ее
гомеостатического равповесия (целостности, жизнестойкости) вопреки влиянию среды. Б ходе
развития биологической системы возникали те или иные значимые и опасные для нее изменения
среды, в то же время каких-то (какого-то вида) изменений среды не возникало. И это не могло не
отразиться в памяти (в широком смысле) данной биологической системы. В структурно-
функциональной организации достаточно сложной целостной системы в ходе ее развития
сформировались программы реагирования, предназначенные для предотвращения
гомеостатических нарушений при хоть сколько-нибудь вероятных значимых событиях. Иными
словами, функционально-структурный состав адаптивной системы, его логика, его
закономерности определены кругом значимых событий той или иной вероятности.
Беспрецедентные события, даже если они гипотетически значимы или опасны для адаптивной
системы, не могут учитываться (со всей их спецификой) закономерностями, логикой построения
этой свс-теми. Подобные беспрецедентные для данной системы изменения среды (события,
ситуации) «невозможны» (назовем их так) для дапной системы. В теории вероятностей существует
определение
162
«невероятного» события как пустого подмножества во множестве всех подмножеств пространства
элементарных событий данного опыта. «Невероятное» событие «не происходит ни при каком
исходе опыта» 1245, с. ISO]. В данной интерпретации «невероятные» события равны нулю и
недифференцированы.
Представляется целесообразным иное понимание термина «невозможное» событие. Следует
предположить, что в ходе развития рассматриваемой биологической системы имели место
«невозможные» события разного вида. Поело каждого такого события последующие события
этого же вида воспринимались этой системой как события «возможные», т. е. в той или ипой
степени вероятные. События этого вида находили свое отражение в соответствующих
адаптационных перестройках биологической системы. Надо предположить, что биологическая
система должна была отразить в своем строении саму возможность возникновения класса
«невозможных» событий, т. е. сформировать какие-то формы реагирования для защиты от
гипотетической опасности «невозможных» событий. При невозможности реагировать на значимое
возпикновение «невозможного» события из-за отсутствия программ адекватного, в достаточной
мере специфического реагирования биологическая система должна иметь программы
неспецифических форм реагирования, адекватных всему классу «невозможных» изменений среды.
При этом допустимо предположить возпикновение в ходе развития адаптивной биологической
системы способности оценивать «степень невозможности» беспрецедентного события. Эта, так
сказать, выраженность невозможности, классифицируемая биологической системой, должна
зависеть от способности этой системы определять степень несоответствия вновь возникшей
(новой) «невозможной» ситуации той логике, закономерностям строения данной биологической
системы, которые сформированы в процессе ее развития, т. е. при ее столкновении с
«невозможными» событиями иного вида, чем происшедшее в текущий момент.
Изменения среды могут быть более или менее информативны для биологической системы в плане
определения ею возможности или невозможности этого изменения среды. Изменепие более
информативное в этом смысле можно назвать более определенным. Можно говорить об
определенности событии достаточной или недостаточной для установления (идентификации)
биосистемой «возможпости» или «невозможности» данного события и о степени (о
выраженности) «возможности» (вероятности) или «невозможности» этого события.
Субъективная оценка изменений среды биологической системой (организмом) обусловливает те
или иные особенности реагирования последней. Незначимые (подпороговые) изменения сре-
6'
163
ды не «включают» какого-либо значимого реагирования системы но могут воздействовать на нее
на подпороговом уровне (т. е. критерии значимости условны!). Значимая, но неопределенная
информация об изменения среды обусловливает ориентировочное реагирование (поведение)
организма, направленное на увеличение определенности события. При достаточной
определенности изменений среды «включаются» программы специфического целенаправленного
реагирования биологической системы. Информация об опасных изменениях внешней среды
«включает» программу защитней! активного или пассивного реагирования. Наконец, есть
основания выделить некоторого рода комплексные изменения внешней и внутренней среды
организма, которые могут породить сигнала (управляющую информацию) этому организму о
целесообразности его реагирования, например о целесообразности его «самоликвидации», в целях
сохранения или повышения жизнеспособности не данного организма, а популяции, в которую он
входит. Естественно, в реальных условиях существования в рамках высокоорганизованного
организма (особи, биологической системы) вместе с «включением» механизмов его
самоликвидации начинают действовать защитные для данной особи механизмы, направленные,
во-первых, против (на нейтрализацию) процессов «самоликвидации», во-вторых, на исчерпание
ситуации, при которой целостность особи противопоставляется «жизнеспособности» популяции.
Мы остановимся на этом ниже.
Следует отметить еще, что разные но иерархии уровни биологической системы в рамках
организма особи специализированы на разных видах, родах активности, в частности защитной
активности. Высоковероятные опасные изменения среды «включают» активное эмоционально-
двигательное защитное реагирование, вегетативная сфера имеет при этом «обслуживающее»
вторичпо-за-щитное значение. При «невозможных» событиях «включается» пассивное
эмоционально-двигательное реагирование; значительная активация при этом вегетативной сферы
приобретает первично-защитное значение.
3.2
ВЕГЕТАТИВНЫЕ РЕАКЦИИ
ПРИ КРАТКОВРЕМЕННОМ ГРАВЙИНЕРЦИОННОМ СТРЕССЕ
Вегетативные реакции при стрессе, в частности при гравиинер-ционных экстремальных
воздействиях в полете с «горками» невесомости, являются компонентом «защитной» активности
организма. Без учета вегетативной активности анализ особенностей и закономерностей развития в
таких условиях психических процессов был
Щ
бы неполным, более того, сведепия об этих процессах являлись бы артефактами, не
способствующими ни адекватному прогнозированию развития стресса, ни созданию эффективных
методов овладения и управлением стрессом. Анализ закономерностей развития вегетативных
реакций при стрессе должен способствовать разрешению вопросов не только о механизмах этих
реакций, на что в основном нацелены физиологические подходы к этой проблеме. Более важно
установление биологической целесообразности реакций организма, их соподчинения,
оцениваемых с различных позиций. При этом немаловажным является определение разных форм
соотношения и связи между биологическими и психологическими процессами при стрессе, когда
эти соотношения могут проявляться более ярко и более доступно для их исследования. Без знания
па-значения и механизмов как психологических, так и вегетативных процессов адаптивного
самоуправления в биологической системе организма, их не только общих, но и индивидуальных
особенностей невозможно овладение стрессом, активное управление его развитием.
В первых же экспериментах при кратковременной невесомости внимание исследователей было
привлечено возникновением у многих испытуемых тошноты, рвоты и других экскреторных
реакций, проявлений кипетоза («болезни движения») [113, 114, 291, 390 и др.1. Выраженность и
частота (вероятность) возникновений этих реакций зависели, в частности, от продолжительности
непрерывного действия (режима) невесомости, от числа этих режимов на протяжении одного
полета, от «строгости» отбора испытуемых (по медицинским, профессиональным и другим
признакам), от величины группы обследованных в невесомости. Методические приемы паших
исследований положительно отличались от методических особенностей аналогичных работ
других авторов в том смысле, что в нашей работе они в большей мере, чем в других аналогичных
работах, способствовали выявлению полноты симптоматики кинетоза (и других реакций) у людей
в невесомости, обнаружению случаев максимальной их выраженности, получению данных
0
«нопуляционном» распределении этой симптоматики. Выше сообщалось об основных
особенностях кипетоза при невесомости
в
Полетах по параболе. Указывалось, что в этих
кратковременно действующих экстремальных условиях кинетоз возникал исключительно у лиц,
отличающихся пассивным эмоционально-двигательным реагированием.
ѓ осмотрим подробнее вегетативные реакции при кратковремен-
? певесомости у лиц, страдающих при действии этого фактора
* олезныо движения» (2-я и 4-я группы),и у людей, у которых кине-
•
в
иев
есомоста не возникал (1-я и 3-я группы). Как указывалось,
165
у отдельннх испытуемых в полетах по параболе была крайне интенсивные проявления «болезни
движения». Из протокола наблюдений за испытуемым X. (техник-лаборант, 28 лет, снортсмен-раз-
рядник, практически здоров): «Очень хотел побывать в невесомости; упросил взять в полет в
качестве помощника экспериментатора,. Перед полетом — общее состояние и самочувствие
хорошие, частота пульса — 76 ударов, частота дыхания — 19 в 1 минуту, артериальное давление
— 120/75 мм. рт. ст.».
Перед началом первого режима невесомости, во время предшествующей ей перегрузки,
испытуемый X. следил за показаниями прибора. Интенсивная рвота началась с первой секунды
первого режима невесомости, в тот момент, когда испытуемый «всплыл» пад креслом, в котором
он сидел. Рвота продолжалась до конца первого режима, повторяясь во всех последующих
режимах. При действии невесомости возникали следующие одна за другой рвотные потуги, рвота
часто продолжалась и при перегрузке, следующей за невесомостью. Несколько лучше X.
чувствовал себя во время горизонтального полета между «горками» полетов по параболе. Тем не
менее его самочувствие с каждым режимом невесомости ухудшалось. С третьего режима в
рвотных массах — примесь желчи; во время пятого и шестого режимов в рвотных массах —
пузырная желчь. Непрерывное слюноотделение. Обильное потоотделение; после пятого режима
невесомости вся одежда X. (рубаха, пиджак, брюки) была промокшей от пота. В десятом режиме
во время очередного приступа рвоты произошло непроизвольное мочеиспускание. На протяжении
полета от режима к режиму невесомости нарастала брадикардия, снижение артериального
давления при учащенном поверхностном дыхании. В пятом режиме величины этих показателей
были соответственно: 60 уд. в 1 мин., 100/70 мм рт. ст., 25 дыханий в 1 мин.; в 10-м режиме — 52
уд. в 1 мин., 82/50 мм рт. CT.
t
28 дыханий в мин. В ходе полета у испытуемого X. нарастала
мышечная слабость. Во время горизонтального полета в перерывах между режимами он
неподвижно лежал на спине с закрытыми глазами. С исчезновением действия силы тяжести
«взлетал» над диваном, на который был уложен, оставаясь безучастным к окружающему. После 8-
го режима и до конца полета от слабости не мог самостоятельно приподняться и сесть. На
протяжении всего полета оставался коптактеп, адекватно и логично отвечал на все задаваемые ему
вопросы. После пятого режима невесомости сообщил, что ждет «только того, чтобы полет скорее
закончился»; после десятого, что «нет сил говорить громко», перешел на шепот. На протяжении
всего полета у испытуемого X. сохранялось осозпавание значения работы по испытанию
космической техники, проводившейся в этом полете. Поэтому, хотя X. тяжело страдал от
кинетоза, все же»
166
движимый чувством ответственности, он не настаивал па преждевременном прекращении полета.
После окончания полета (было выполнено 12 «горок» певесомости) испытуемый X. оставался в
самолете в течение 4 часов, так как самостоятельно не мог идти. Сутки после полета провел в
постели с жалобами на сильную слабость, тошноту, потерю аппетита. Последующие трое суток —
по-нижевпая работоспособность, жалобы на чувство общей слабости, поташнивание, нарушение
аппетита. В дальнейшем — полная нормализация всех показателей здоровья». Из отчета
испытуемого X: «В момент возникновения невесомости почувствовал, что какая-то сила
стремительно потянула меня вверх, потащила вверх вес мои внутренности. Желудок как будто
поднялся в горло и выплеспулся варуж-у. Это бына рвота. Она началась совершенно неожиданно
для меня. Все это повторялось при каждом последующем режиме невесомости менее выраженпо,
но все более неприятпо. Силы оставляли меня, я даже не мог сжать пальцы, чтобы держаться яа
что-нибудь и не летать в певесомости. Тягостные ощущения и рвота, возникали сначала только в
певесомости, затем и во время перегрузки, а потом сильпая тошнота не проходила и в
горизонтальном режиме полета, и каждое движепие головой или глазами вызывало рвоту горечью.
В последних режимах невесомости все стало безразличным для меня, и была только одна мысль:
«За что такие мучения?». После полета отлежался. Товарищи помогли добраться до дома. Сутки
после полета чувствовал себя совершенно больным, лежал в постели, пропал аппетит, тошнило.
Еще три дня сохранялась слабость, был плохой аппетит, поташнивало. На пятый день после
полета работоспособность стала нормальной».
Из протокола наблюдений за испытуемым С. (авиационный инженер, кандидат технических наук,
мастер спорта СССР и пеодно-кратпый рекордсмен страны по горным лыжам, практически
здоров): «Перед полетом: частота пульса 68 уд. в мин., артериальное давление —120/60 мм рт. ст.,
частота дыханий —18 в мип. В первом и во втором режимах невесомости испытуемый С.
находился в салоне Для парения. После исчезновения действия силы тяжести усиления
двигательной активности у него пе отмечено, выражение лица спокойное. В конце первого режима
певесомости появились потоотделение, слюнотечение и жалобы на нарастающую тошноту. При
переходе к перегрузке, следующей за невесомостью, началась обильная рвота. Во второй «горке»
невесомости рвота пачалась с первых ее секунд. В последующих режимах рвота, нарастающая
мышечная слабость, обильное потоотделение и слюноотделение, жалобы" на мучительное
яелокализируемое чувство дискомфорта, чувство слабости, тошноту, болезненные ощущения в
поджелудочной области и головную боль. В 5-м режиме невесомости самочувствие и об-
164
щее состояние испытуемого С. еще более резко ухудшилось, частота пульса — 58 уд. в мин.,
слабого наполнения, артериальное давление — 85/50 мм рт. ст., частота дыханий — 24 в минуту.
После окончания режима невесомости С. лежал неподвижно, но с закрытыми глазами, на
вопросы врача испытуемый отвечал адекватно, логично, но замедленно и односложно. Попросил
прекратить полег. Полет после выполнения пяти «горок» невесомости был преждевременно
прекращен. Спустя два часа после полета самочувствие испытуемого С. улучшилось, одпако до
конца дня сохранялись чувство тошноты и мышечная слабость. Испытуемый С. согласился
повторно участвовать в полете с созданием невесомости после того, как ему сообщили, что во
втором полете у него, возможно, не возникнут неблагоприятные проявления кинетоза благодаря
адаптации к условиям полета. Во втором полете (спустя 8 дней после первого) резкое ухудшение
самочувствия и показателей общего состояния началось с наступлением невесомости. На первых
ее секундах в первом режиме — сильная тошнота и рвота. В последующих режимах невесомости
— прогрессивное нарастание брадикардын, снижение артериального давления. Вследствие
ухудшения состояния здоровья испытуемого С. 2-й полет, так же как и первый, был
преждевременно прекращен после пятого режима невесомости. Спустя полчаса после полета
самочувствие испытуемого С. существенно улучшилось. Однако до конца дня сохранялись
чувство дискомфорта, мышечной слабости и тошнота». Из отчетов испытуемого С: «В начале
первой «горки», в тот момент, когда перегрузка сменялась невесомостью, у меня возникла легкая
дезориентация, как будто меня слегка встряхнули. Это ощущение длилось меньше секунды. После
этого я оказался висящим в воздухе в положении вниз головой. Осмотревшись, увидел, что плыву
но воздуху, ничего не касаясь, причем надо мной — потолок кабины самолета, подо мной —
мягкие маты, настеленные на полу. Понял, что ощущение положения «вниз головой» —
иллюзорное. Оттолкнувшись от потолка, перевернулся и принял положение головой в сторону
пола, ногами — к потолку. Чувство положения «вниз головой» сохранялось прежним. При
отталкивании от потолка и повороте возникла тошнота. Это ощущение усиливалось до конца
режима невесомости. В тот момент, когда перегрузка, сменившая невесомость, прижала меня к
полу, началась рвота... В последующих полетах по параболе самочувствие продолжало
ухудшаться... В пятом режиме невесомости неприятное ощущение, сопровождавшее чувство
тошноты, стало очень сильным. Попросил закончить эксперимев» в невесомости... Во втором
полете на невесомость рвота началась гга первой «горке», вопреки уверениям врачей. Я понял, что
ничего хорошего в невесомости для мепя не будет».
168
Выше мы описали вегетативные реакции, возникавшие в невесомости у двух человек, отнесенных
ко второй rpyuue, т. е. с отсутствием активных эмоционально-двигательных реакций, и к
подгруппе с «непереносимостью» невесомости вследствие крайне тяжелых проявлений кинетоза-
Форма иллюзии «перевернутого положения» у них была различной: у X. она проявлялась в виде
ощущения стремительного «подъема вверх», у С.— в виде чувства зависания «вниз головой».
Возможно, в числе причин разного проявления этой иллюзии было то, что С, авиационный
инженер, имел большой опыт полетов и знал, что находится в летательном аппарате, летящем
вперед, а не ьверх, тогда как X. не имел такого опыта.
Следует отметить, что возникавшее у последнего чувство подъема вверх внутренних органов
актуализировалось у него в сознании как самостоятельное ощущение, отличное от чувства
подъема вверх его тела. Несомненно, чувство подъема внутренностей было связано с
перераспределением в невесомости давления содержимого желудки и кишечника на их
внутристеночные рецепторы, а также с изменением натяжения внутренними органами
брызжеечного аппарата.
У испытуемого X. рвота началась в невесомости внезапно, без предшествовавшей тошноты.
Однако это не «срыгивание», о котором неоднократно писали американские авторы как о
вегетативной реакции в невесомости 1390 и др.|, так как в последующем у этого испытуемого
возникли и многочисленные неблагоприятные симптомы кинетоза, отсутствующие при обычном
«срыгивании». Вероятно, интерпретация этого симптома американскими авторами была вызвана
попытками испытуемых, которых они наблюдали, скрыть ухудшение своего самочувствия.
Испытуемый X., несмотря на более тяжелое течение кинетоза, оказался более «терпеливым», чем
испытуемый С, к тягостным переживаниям дискомфорта, вызванным этим состоянием. Надо
полагать, это связано, в частности, с имевшимся у него чувством ответственности, так как в том
же полете при невесомости проводились очередные испытания технических устройств,
предназначенных для космического полета, что требовало выполнения программы полета в
полном объеме.
Можно с уверенностью предполагать, что неблагоприятные симптомы кинетоза у испытуемых X.
и С. усилились бы, если повторение «горок» продолжалось бы дольше, чем это было в полетах.
Вероятно, действие длительной невесомости в космическом полете также оказалось бы
непереносимым для этих испытуемых.
Обратим внимание на то, что кинетоз в столь выраженной форме возник в невесомости у
опытного горнолыжника С, обладаю-
№
щего отличной пространственной ориентацией в экстремальных условиях горнолыжного спуска и,
кроме того, проходившего многолетнюю тренировку «стато-кинетической» и «вестибулярной»
систем во время занятий указанным спортом. Это свидетельствует в пользу мнения о том, что
возникновение кинетоза в невесомости (да и не только в невесомости) не зависит от способности
человека к ориентации в пространстве и от его «вестибулярной» и «стато-кинетической»
тренированности.
Выше, рассматривая различные формы актуализации в сознании возникающего при невесомости
иллюзорного чувства «тяги вверх» (либо «подъем вверх», либо «положение вверх ногами»), мы
указывали как на одну из возможных причин этого различая на разную (летную и нелетную)
профессиональную подготовленность испытуемых. Данные отчетов испытуемых X. и С.
подтверждают предположение о значимости профессионального опыта в формировании той или
иной концептуальной модели пространства.
Рассмотрим теперь, имелись ли какие-либо манифестированные особенности вегетативных
реакций в невесомости у людей, не страдающих в этих условиях кинетозом (1-я и 3-я группы). У
некоторых из числа лиц, отнесенных к 1-й группе, испытывавших в невесомости чувство падения
и страх, в самом начале невесомости (с 1-й по 3—5-ю секунду), чаще в первых ее режимах, резко
снижались частота сердечных сокращений и величина артериального давления, в средпем на 20%
ниже исходного уровня. При этой иногда возникали одиночные судорожные вздохи или выдохи, в
редких случаях с непроизвольным выкриком. Далее показатели сердечно-сосудистой системы и
дыхания нормализовались, а часто, особенно при активизации движений, превышали уровень,
имевшийся во время горизонтального полета.
Таким образом, в режимах невесомости имело место резкое изменение показателей сердечно-
сосудистой системы, В первые секунды — их кратковременное снижение, более выраженное у
лиц с симптомами страха.
Ю. Е. Москаленко с соавторами обнаружил, что в первые несколько секунд действия невесомости
уменьшение на короткий срок волн реоэнцефаллограммы (на 15—25%) от исходного уровня было
более выраженным, чем изменения пульсовых волн в этих условиях [201].
Эти «вервичные» изменения, по-видимому, зависят, во-перв! от непосредственного действия
условий невесомости, вызывающей перераспределение крови в организме с резким изменением ее
давления на различные рефлексогенные зоны сердца и сосуде! во-вторых, эти сердечно-
сосудистые реакции связаны с изменением вестибулярпой афферентации при переходе к
невесомости. Г. И. П"~
170