Кислов Б.А., Туев В.А., Ткачева М.П. Философия

Подождите немного. Документ загружается.

– 541 –

это разные жизни. Сформировавшись, проживая разную жизнь, раз-

личные культуры не способны к пониманию друг друга, не способны

к взаимопроникновению.

Поясним сказанное примерами. Допустим, некто переживает

случившееся горе. Я могу ему сочувствовать, разделять это горе, но я

не живу этим горем, оно не составляет существо моей жизни, не опре-

деляет ее. Аналогичным образом обстоит дело и в культуре. Напри-

мер, христианин никогда не поймет мусульманина, точнее, поймет,

но не сердцем, а разумом. Христианин может понять смысл запове-

дей Корана: нет бога, кроме Аллаха, необходимо делиться последним

с ближним, нельзя пить вино и т. д. Но для мусульманина в этом суть

его существования, христианин же смотрит на то же самое со сторо-

ны, понимает, исходя из своей, другой жизни, со-чувствует мусульма-

нину. И не более того. Воспринять мусульманскую культуру как свою

можно лишь в одном случае: стать самому мусульманином, жить его

ценностями, идеалами, культурой.

Вот почему, повторяем, культуры, проявляясь в форме жизни, есть

индивидуальное, своеобразное, единичное существование во време-

ни, где все внешние контакты, связи, отношения будут эпифеноме-

нами, но не феноменами конкретной культуры. Вот почему культуры

изолированы, одиноки, локальны, замкнуты. Они таковы, что называ-

ется, по определению.

История, таким образом, есть совместное существование отдель-

ных локальных культур. «Мы видим, — поясняет О. Шпенглер, — ху-

дожественные формы (т. е. культуры), но не знаем, что они означали

в чужих душах. Об этом можно только предполагать, и мы предпола-

гаем, вкладывая свою собственную душу», т. е. по-своему интерпре-

тируя чужую культуру подобно пьесе, которой режиссер может дать

самое разное толкование.

Аргумент третий. Всякая культура выражается через свой язык (в

широком смысле слова), и это еще одно основание замкнутости и не-

понимания культур. Основываясь на идеях немецкого языковеда В.

Гумбольдта, О. Шпенглер говорит, что существует «язык выражения»

и «язык сообщения». Каждая конкретная культура существует через

посредство «языка выражения», реализуется в нем, живет в нем, об-

ретает в нем свое бытие. Общение же между культурами осуществля-

ется на «языке сообщения», когда содержание, сущность одной куль-

туры трансформируется, адаптируется, приспосабливается к системе

– 542 –

смыслов и значений другой культуры. Таким образом, первая культу-

ра дается в этом случае не в ее собственном, уникальном содержании,

а подменяется смыслами и значениями другой. Истинный же смысл

передаваемой культуры остается за порогом понимания, остается, так

сказать, за скобками. Может быть, действительно прав был Р. Киплинг,

когда писал, что Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не

сойтись? Может быть, поэтому специалисты рекомендуют читать ху-

дожественные произведения на языке оригинала. Хотя, впрочем, и это

не решает проблемы, поставленной О. Шпенглером.

Из восьми выделенных культур О. Шпенглер подробно рассма-

тривает три: античную (аполлоническую), египетскую (магическую),

европейскую (фаустовскую). Так, прасимволом античной культуры яв-

ляется статуарное (т. е. лежащее в основе всего) тело, проявляющееся

с особой наглядностью в античной скульптуре. Жизнь древнего грека

— это культ телесного, вещного, радующегося жизни. Древние боги

у греков живут мирскими радостями и горестями, ссорятся и мирятся

друг с другом, предаются чревоугодию и пирам. Человек античности

живет в ограниченном пространстве Евклида (здесь и теперь), у него

отсутствует интерес к истории и преобладает интерес к сиюминутно-

му. Олимпиады, спортивные соревнования, дионисийские праздники

— все это апогей телесности.

Другое дело европейская (фаустовская) культура. Здесь прасим-

вол, прафеномен — бестелесное и беспредельное пространство. Для

европейского самосознания характерны динамика событий, устрем-

ленность в будущее, движение, активная деятельность. Об этом го-

ворят готические постройки храмов (устремленность вверх, в про-

странство), мореплавание (путешествие в пространстве), походы

крестоносцев в чужие земли, изобретение пороха (дальнодействую-

щее оружие), книгопечатание (дальнодействующее слово, сообще-

ние) и т. д.

Такая характеристика О. Шпенглером сущности и существования

культур необходима ему для того, чтобы перейти к завершающей ча-

сти своей историософии. Кроме того, здесь преследуются две цели —

негативная и позитивная. Негативная цель заключается в том, чтобы

подвергнуть критике традиционную прогрессистскую модель истории,

основывающуюся на принципе детерминизма, наличии в обществе

исторических законов и закономерностей, причинно-следственных

связей, обусловливающих развитие человеческого общества в целом

– 543 –

и отдельных культур. При анализе истории, утверждает немецкий

философ, нужно раз и навсегда избавиться от таких понятий, как «за-

кон», «причина», «ступени развития», — категорий предшествующих

философско-исторических концепций. Причинность — это способ су-

ществования природы, но не общества. В самом понятии причинности

«есть нечто рассудочное, законосообразное, — разъясняет свою мысль

О. Шпенглер, — выраженное словами. Можно пояснить сущность при-

чинности физической системой или системой теории познания, числа-

ми, анализом понятий… Настоящая история имеет судьбу, но никаких

законов. Идею судьбы может сообщить только художник (т. е. история)

портретом, трагедией, музыкой». Судьба, следовательно, — это не при-

чина, не закон, судьба — это проживаемая, переживаемая жизнь куль-

туры, ее становление и проявление в формах жизни. Нет закона судьбы,

есть сама судьба как реальность культуры и ее будущего. Судьба не есть

закон уже хотя бы потому, что она — тайна культуры.

Но если в истории нет причинной обусловленности, закона, де-

терминаций, источников развития, то как же она складывается, стано-

вится, развертывается? И здесь О. Шпенглер раскрывает свою поло-

жительную цель, давая на поставленный вопрос ответ неожиданный,

эффектный и даже сенсационный.

Работа, на которую мы постоянно ссылаемся, имеет весьма ха-

рактерный подзаголовок: «Очерки морфологии мировой истории».

Тем самым О. Шпенглер, во-первых, утверждает, что «Закат Евро-

пы» — это работа, посвященная не столько европейской культуре и ее

судьбе, сколько анализу мировой истории. Во-вторых, здесь обознача-

ется основной смысл историософской позиции немецкого философа

— морфология.

Морфология — учение о формах, о процессе формообразования.

И это учение в системе философской концепции О. Шпенглера яв-

ляется ключевым. Прасимвол, прафеномен нельзя интерпретировать

в качестве причины культуры, цивилизации, науки, государственного

устройства. Прасимвол и культура, например, — это одно и то же,

но существующее в разных формах: культура есть развернутый, на-

ходящийся в становлении, обретший развитую форму прасимвол,

культура есть прасимвол в форме культуры, в форме его уже реализо-

ванных возможностей.

Поэтому и само понятие исторического времени у О. Шпенглера

необычно: время не есть для него последовательность событий, но со-

– 544 –

впадение или несовпадение исторических форм, гомологическое (т.

е. одинаковое по происхождению, структуре и функциям) сходство

явлений. Поясним это на таком примере. Мы говорим: компьютеры

одного поколения (хотя они могут быть изготовлены в разные годы)

— это одинаково устроенные, функционирующие на основе одного

и того же технического принципа, выполняющие определенный набор

функций машины. Их строение и функционирование — свидетель-

ство их одновременности. Другое поколение компьютеров — поко-

ление другого времени, которое будет отличаться по всем названным

признакам. Определенное совпадение и несовпадение форм этих по-

колений и есть показатель времени, его движения.

Вот почему у О. Шпенглера гомологически сходными, а значит,

по-своему одновременными являются египетская бюрократия, буд-

дизм, стоицизм, социализм. Все это — выражение идеологии все-

пронизывающей государственности. Более того, у О. Шпенглера

современниками являются, например, Александр Македонский и На-

полеон, поздний Рим и современная Европа («империалистический

Рим»). Они одновременны, повторяем, потому, что гомологически

сходны.

Из такого понимания времени делается вывод: всякая культура

переживает и проживает одни и те же этапы формотворчества — воз-

никновение культуры, ее расцвет, увядание и смерть. Все существую-

щие культуры могут заявить о себе, явить себя миру, лишь последо-

вательно проживая эти этапы, образующие цикл (по-гречески цикл

— это круг). Вот почему историческая концепция О. Шпенглера на-

зывается циклической концепцией изолированных культур.

Каждая культура, осуществляя свой жизненный цикл, живет

примерно 1000—1200 лет. У О. Шпенглера названные выше этапы,

стадии цикла имеют и иное название: этнографическая, культурная,

цивилизационная стадии существования общества. Этнографиче-

ская стадия — это неограниченная полнота сил, чувств, желаний на-

рода, жажда жизни господствует над рефлексией, чувственность над

разумом; человек слит с природой. Стадия культуры — расцвет по-

тенций и возможностей народа, духовность, внутренняя целостность

и гармоничность общества. Наконец, стадия цивилизации — одрях-

ление культуры, исчерпывание ее возможностей, сход с исторической

арены, закат культуры. И именно этот период, считает О. Шпенглер,

– 545 –

переживает современная Европа. Становится совершенно ясным, по-

чему его основная работа имеет название «Закат Европы».

Цивилизация характеризуется О. Шпенглером только негативно,

цивилизация есть умирание культуры. Цивилизация и культура — ан-

тагонисты: культура сопровождается расцветом искусства, филосо-

фии, нравственности. В цивилизации господствуют грубый материа-

лизм, наука, ориентированная на развитие техники, политика. В эпоху

цивилизации умирает искусство в его классической форме (на смену

приходит массовое искусство, декаданс, модернизм), умирает фило-

софия. Политика превращается в искусство ведения захватнических

войн. В культуре возникает странное явление, которое отечественный

философ В. Кутырев называет «технурой».

Завершая разговор о циклической парадигме истории, хотелось

бы отметить следующее. Не много было в истории философии мыс-

лителей, которые своей жизнью, своей судьбой подтвердили прин-

ципы своего учения. Таким был Сократ, который пошел на смерть,

но не нарушил своих этических и философских принципов. В ином

плане реализовал эту идею О. Шпенглер: он «покончил» с собой как

философ, доказав, что в эпоху заката и смерти культуры, в эпоху экс-

пансивного империализма философия существовать не может. Вот

почему Шпенглер фактически философ одной книги — «Заката Ев-

ропы». Все, что он пишет позднее, — уже не философия, а сочинения

политические, геополитические, оправдывающие захват чужих тер-

риторий, воспевающие прусский военный дух и т. д.

Разумеется, не со всеми положениями историософии О. Шпен-

глера можно согласиться, тем более что она содержит внутренне

противоречащие друг другу идеи. Например, он допускает прогресс

внутри одной культуры (этапы ее развития), но отрицает прогресс

применительно к обществу в целом. Шпенглер доказывает непрелож-

ность смены ступеней, этапов развития культуры, но отказывается на-

зывать это законом. Есть и другие «нестыковки» в его концепции.

И все-таки, как следует относиться к рассмотренной модели исто-

рического процесса? Наличие в ней интересных и перспективных

идей доказывает уже то, что многие западные философы истории (А.

Тойнби, П. А. Сорокин) основывают свою философию на шпенгле-

ровских идеях. Именно О. Шпенглер, как нам представляется, иници-

ировал создание одиозных современных концепций «конца истории»

(Ф. Фукуяма), «столкновения цивилизаций» (С. Хантингтон) и др.

– 546 –

Поэтому действительное место и значение историософии О.

Шпенглера — быть одной из конкурирующих теорий в современной

философии истории, одной из попыток объяснения логики и перспек-

тив современного общества.

Литература

Губман Б. Л. Смысл истории. М., 1991.1.

Мареев С. Н. Философия XX века. М., 2001.2.

Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М., 2005.3.

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2005.4.

Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993.5.

– 547 –

ГЛАВА XXII. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ РОС-

СИЙСКОГО ОБЩЕСТВА

Цивилизационный подход в философско-историческом исследо-

вании, представленный в предыдущей главе, может быть с успехом

применен в качестве общеметодологического принципа при анали-

зе истории и современных проблем развития российского общества.

Чтобы найти теоретические основания для проведения социальных

преобразований, нам предстоит самоопределиться в цивилизацион-

ном отношении. Только в этом случае мы можем наметить верные

ориентиры нашего движения по пути общественного прогресса.

Споры об исторической судьбе и цивилизационной идентичности

России начались давно и время от времени разгораются вновь. Высказы-

ваемые при этом многообразные суждения можно свести к следующим

основным позициям: Россия — часть западной (европейской) цивилиза-

ции; Россия — одна из восточных цивилизаций; Россия — не самостоя-

тельная цивилизация, а конгломерат этнокультурных анклавов, неодно-

родное, сегментарное общество (недоцивилизация); Россия — своего

рода мост между Западом и Востоком, результат суммирования влия-

ний обоих цивилизационных типов; Россия — уникальная самобытная

цивилизация, отличная от Европы и Азии, от Запада и Востока.

Из двух крайних позиций (первой и последней) сегодня экономиче-

ски и политически господствующей является первая; ее придерживается

не только либеральная часть российской интеллигенции, но и правящая

«элита». «…Мы часть западноевропейской культуры», — заявил В. В.

Путин в бытность свою российским президентом. Насколько обосно-

ванна подобная точка зрения?

1. История России в контексте теории цивилизаций

Россию ХХI века можно понять, только поставив нашу историю

в связь со всей мировой историей на основе цивилизационного подхо-

да. Так, уже три века, начиная с Петра I, в стране предпринимаются по-

пытки реформ. Всего, по подсчетам историков, их было 14, и все они

носили характер так называемой «догоняющей модернизации». В ее

основе лежала мысль о том, что наша страна развивается по общеми-

ровым законам, вслед за Европой, повторяя ее путь с некоторым опо-

– 548 –

зданием, поэтому российское общество «обречено» на перманентную

европеизацию.

Характерно, однако, что все предпринятые модернизации вызы-

вались не внутренними тенденциями развития, а внешними факто-

рами. Какие это факторы? Историк В. В. Кожинов утверждает, что

Запад начал войну против российской цивилизации в самом начале

второго тысячелетия, и с тех пор она продолжается, прерываясь время

от времени для накопления сил. По словам А. Тойнби, угроза России

со стороны Запада стала с XIII века «хронической» и со временем все

больше возрастала. Все попытки модернизации страны как раз и были

вызваны необходимостью преодоления ее военно-технического от-

ставания от Запада. Как заметил Г. В. Плеханов, если бы не эта не-

обходимость, реформы, нацеленные на европеизацию, вообще были

бы не нужны.

Таким образом, источником всех российских реформ и модерни-

заций было не что иное, как «вызов» западной цивилизации. Поэтому

способ их осуществления обладал ярко выраженным «мобилизацион-

ным» характером и включал в себя чрезвычайные меры для достиже-

ния форсированного развития экономического и военного потенциала

страны в целях сохранения ее культурного генотипа и государствен-

ной самостоятельности. Однако многозначительным фактом нашей

истории является то, что все эти реформы заканчивались контррефор-

мами. Чем это объяснить?

В допетровскую эпоху, несмотря на социально-сословные разли-

чия, культура (система верований, ценностей, обрядов и обычаев) была

единой в цивилизационном смысле. Это придавало духовную энергию

народу, делало его способным на солидарный порыв. За тридцать лет

реформ Петра I российское общество оказалось расколотым на евро-

пеизированный образованный слой и сохранившую традиционный

жизненный уклад народную массу. При этом дворянство, ставшее со-

циальной опорой государства, составляло меньше одного процента на-

селения. Около двух процентов ― государственный аппарат и армия,

да еще столько же ― священники. Остальные слои населения эти пре-

образования не затронули. Для них все изменения были только к худ-

шему: введение рекрутских наборов в армию на 25 лет, закрепощение

большинства крестьян, принудительные работы на строительстве но-

вой столицы, все новые и новые сборы и налоги. Уничтожением па-

триаршества были подорваны духовные основания традиционной на-

– 549 –

родной культуры. Церковь лишилась самостоятельности, ― создание

Священного Синода уподобило ее государственному ведомству. Гоне-

ния на старообрядцев вызвали самосожжения, однажды ― сразу трех

тысяч человек.

В результате всех этих нововведений города были запружены ни-

щими и ворами, на дорогах властвовал бандитизм, население империи

за годы правления Петра сократилось почти на треть. Но государство

богатело, росла его военная мощь, открывались новые учебные заве-

дения, строились заводы и дворцы, устраивались праздники, ― вино

лилось рекой. Дворянство набиралось европейской спеси и возносило

Петра до небес, народ же раздражал новоявленную элиту непонима-

нием происходящего. Елизавета, Петр III и Екатерина II продолжали

и углубляли эти процессы. Петербург стал поистине западным горо-

дом, изменилась и Москва: сносились древние здания на территории

Кремля, планировалось возвести здесь гигантский дворец и все пере-

строить в классическом стиле, да что-то помешало. Театр, балет, опе-

ра, ― все западное, говорить стали по-иностранному, воспитывать де-

тей ― по-иностранному, даже слуг учили говорить по-французски.

Так в России возникли два мира: мир дворянский, живший чу-

жой жизнью, по-европейски, и мир народный, продолжавший жить

по-своему. Раскол произошел и в среде интеллигенции. Выразители

традиций национальной культуры отстаивали самобытность России

в противовес тенденциям западничества, внедряемым в обществен-

ную жизнь усилиями реформаторов. Каждая попытка реформиро-

вания общества неизбежно обостряла конфронтацию сторонников

и противников реформ. Половина населения всегда была не согласна

с вестернизацией страны. Временами западничество становилось едва

ли не основной жизненной парадигмой, но глубинные корни русской

жизни прорастали сквозь него и в конце концов одерживали победу.

Западничество как идеология оформилось в XIX веке. Она

создавалась такими мыслителями, как П. Я. Чаадаев, позднее ―

революционеры-демократы, а в конце XIX и начале XX века ―

революционеры-марксисты. П. Я. Чаадаев не видел в историческом

прошлом России ничего такого, от чего нельзя было бы отрешить-

ся, чтобы двинуться вслед за Европой. Он полагал, что правосла-

вие является для этого препятствием и призывал отказаться от него

в пользу католицизма, способствующего прогрессу. По его мысли

в Европе до известной степени осуществлено «царство Божие»,

– 550 –

мы же существуем как бы «для того, чтобы дать миру какой-нибудь

важный урок».

В противовес западничеству развивалась идеология самобытно-

сти России или славянофильства. Поворот интеллигенции к народной

культуре начинается с А. С. Пушкина. В 20-х годах на этих позициях

стояли также Н. М. Карамзин, В. К. Кюхельбекер, Д. В. Веневитинов.

Они считали, что Россия должна выразить сама себя, а не становить-

ся в кильватер европейской цивилизации. В то же время они видели

историческую необходимость реформ в технико-экономической сфе-

ре и в просвещении народа, связывая эту необходимость прежде все-

го с «вызовом» западной цивилизации. Реформы позволяли России

реализовать свое историческое призвание. Отсюда высокая оценка

этими мыслителями деятельности Петра I, который, хотя и «прору-

бил окно» в Европу, однако, «не презирал страны родной, ― он знал

ее предназначенье». При этом славянофилы были противниками раз-

рыва с духовно-культурным наследием Древней Руси, с традициями

русской народной жизни, которые позволяли воспроизводить высшие

нравственные ценности.

С 30-х годов XIX века идеи особого, самобытного пути развития

России развивали К. С. Аксаков, И. В. Киреевский, А. С. Хомяков, Ф.

И. Тютчев. Они ставили православие выше католичества и считали,

что Европа скоро исчерпает свой потенциал развития, тогда Россия

и выполнит историческую миссию, заданную ей Богом. В России,

полагали они, более совершенная ― общинная ― форма жизни, ко-

торой соответствует православная идеология соборности. Они богот-

ворили народ и видели в народной культуре самостоятельное начало

российской жизни, призывали учиться у народа пониманию жизни,

а не учить его жить по-западному. Они стояли на том, что русская

культура выросла из православия и народных традиций. Они верили

в неисчерпаемые силы народа. «Глас народа ― глас Божий!», ― вос-

клицал К. С. Аксаков.

В противоположность славянофилам революционные демократы-

западники хотели поднять народ до уровня западной культуры, но ―

не сблизиться с ним, не «опуститься» к нему. В собственные силы

народа они не очень-то верили и народное творчество отрицали: даже

Пушкина порицали за присутствие народных мотивов в его сказках.

Прогресс же видели в западной культуре и западном образе жизни.

Впрочем, сталкиваясь непосредственно с европейской социальной