Иванова Н.К. (отв. ред.) Актуальные проблемы лингвистики и межкультурной коммуникации

Подождите немного. Документ загружается.

189

Основной предмет обсуждения в различных теориях интерпрета-

ции текста (или речи) - это взаимоотношение между кодом и контек-

стом. Это взаимоотношение можно определить (в терминах Халли-

дея) как различие между контекстом и со-текстом (9, 17). В этих тео-

риях ученые объясняют, каким образом можно вывести значения при

помощи контекста.

Лингвисты, использующие восходящую стратегию переработки

информации, под контекстом прежде всего имеют в виду языковой

контекст (или со-текст, в терминологии Халлидея). Так, например,

согласно Н.Н. Амосовой, непосредственное окружение любой языко-

вой единицы – микроконтекст - всегда ответственно за реализацию ее

значения. Она определяет микроконтекст как контекстуальный ми-

нимум, состоящий из ядра (например, реализуемого существительно-

го) и индикатора для условий реализации (например, прилагательно-

го) (1). Именно языковой контекст – речевое окружение слова – ак-

туализирует одно из свойственных слову значений, сужая, конкрети-

зируя значение полисемантичного слова или модифицируя коннота-

тивные компоненты его значения.

В соответствии с поэтапными процессами интерпретации текста

– от декодирования семантического содержания минимальных отрез-

ков текста (или микроконтекстов) к постижению идеи произведения -

И.Р. Гальперин выделяет виды информации, различающиеся по сво-

ему прагматическому назначению, в частности: а/ содержательно-

фактуальную (СФИ), б/ содержательно-концептуальную (СКИ), в/

содержательно-подтекстовую (СПИ) (2, 27). Различие между СФИ и

СКИ можно представить себе как информацию бытового характера и

информацию эстетико-художественного характера (2, 28). В инфор-

мации последнего вида выявляется индивидуально-авторское пони-

мание отношений между явлениями, описываемыми средствами

СФИ, а также замысел автора. Декодирование СКИ осуществляется

посредством рефлексивных процессов осознания концепта - идеи

произведения. Согласно И.Р. Гальперину, СКИ – явление нелингвис-

тическое и может лишь опосредованно выявляться в содержательно-

фактуальной информации. В отличие от СКИ, подтекст (или содер-

жательно-подтекстовая информация) – это «явление чисто лингвис-

тическое, но выводимое из способности предложений порождать до-

полнительные смыслы благодаря разным структурным особенностям,

своеобразию сочетания предложений, символике языковых фактов»

(2, 44). Содержательно-подтекстовая информация может выводиться

читателем в виде экспрессивных или стилистических коннотаций.

190

Поскольку замысел художника воплощен в произведении и

только из него может быть реконструирован, процесс интерпретации

текста, по мнению В.А. Кухаренко, «… по сути дела, сводится к

скрупулезным поискам средств выражения концепта, концентри-

рующего в себе результаты авторского освоения действительности и

пропагандирование их читателю» (3, 75-76). Поэтому для проникно-

вения в глубинную сущность произведения необходимо его неодно-

кратное прочтение, «…чтобы ничего не пропустить, чтобы не огра-

ничиться снятием линейно (от строки к строке) развертывающейся

сюжетной информации …» (3, 13).

Анализируя художественные тексты с позиций стилистики,

В.А. Кухаренко обращает особое внимание на экспрессивные воз-

можности синтаксиса, такие, например, как повтор актуализируемой

единицы и нарушение предсказуемости развертывания непосредст-

венного окружения. Экспрессивные возможности единиц всех уров-

ней языковой структуры реализуются в контексте, на фоне которого

происходит выдвижение языковой единицы на передний план (fore-

grounding), обозначенное как актуализация. «Именно они наиболее

часто сообщают языковой единице дополнительные значения, увели-

чивают содержательную и функциональную нагруженность» (3, 12).

Здесь можно провести параллели между отдельными случаями актуа-

лизации языковых средств (и актуализирующим контекстом в целом)

и способами усиления эмотивной силы высказывания, рассматривае-

мыми в сфере коммуникативной грамматики (11, 153-156).

Итак, интерпретация текста «восходящего» типа - это по суще-

ству со-текстуальный анализ - анализ моделей сочетаемости языко-

вых форм, фонологических, лексических или грамматических. Одна-

ко этот анализ не может предоставить нам интерпретацию значимо-

сти этих моделей (сочетаемости) для дискурсной интерпретации. По

мнению Г. Виддоусона, идея со-текста состоит в том, что она предпо-

лагает ограничения, которые могут быть наложены на значение в

языковом плане, и поэтому значение в языковом плане содержится в

самом тексте. Со-текстуальные связи являются семантическими по

своему характеру и лишь релевантны для прагматического процесса в

той мере, в которой их можно реализовать в контекстуальном плане

(9). Эквивалентом со-текстуальных лексических отношений в лекси-

ческих терминах можно считать коллокации. Существуют перемен-

ные правила, согласно которым частотность появления разных форм

191

ограничена языковым окружением в разной степени вероятности.

Иногда ограничения настолько сильны, что сочетания являются фик-

сированными и становятся устойчивыми словосочетаниями, напри-

мер, как пословицы и поговорки.

Однако понимание конвенционального значения лексических и

грамматических структур – это только первый шаг на пути к успеш-

ной интерпретации языковых сообщений. Эти аспекты значения,

можно считать, «вписаны» в текст в семантическом отношении, кон-

текстуальные же аспекты значения могут быть выведены в прагмати-

ческом отношении только посредством соотнесения с тем, что обо-

значено текстом. Контекстуальное значение слова (и высказывания)

позволяет понять то, что хотел передать говорящий/ пишущий.

«Предполагаемое значение говорящего» получило наименование в

прагматике «прагматического значения» (7, 97).

Согласно Спербер и Уилсон, выведение прагматического значе-

ния – это не просто семантический вопрос признания внутренних от-

ношений в пределах предложения или между предложениями в со-

тексте (т.е. процесс декодирования), а скорее инференциальный про-

цесс. Именно инференциальный процесс создает прагматическое зна-

чение высказываний. Вполне очевидно, что то, что люди имеют в ви-

ду под своими высказываниями в прагматическом отношении, не

может быть эквивалентным тому, что соответствующие предложения

означают в семантическом отношении как образцы языкового кода.

Но это не означает, что семантическое значение не подразумевается в

этом процессе.

При «нисходящем» подходе ученые уделяют много внимания то-

му, что выводится в контекстуальном плане, и слишком мало внима-

ния - тому, что выражено в языковом плане. В то время как Браун и

Юл (судя по их комментариям о со-тексте, во всяком случае) думают,

по-видимому, о значении как закодированном в предложения на

странице, Спербер и Уилсон думают о нем как о функции высказыва-

ний, выводимой в голове, без достаточного учета конкретики исполь-

зуемого языка. Основной первый принцип в этих позициях состоит в

том, что значение – это по существу вопрос функциональных отно-

шений: определенные языковые элементы находятся под воздействи-

ем друг друга, и их значения соответственно сужаются. Но это очень

общий семантический принцип, который действует внутри как в рам-

ках предложений, рассматриваемых вне со-текста, так и между пред-

192

ложениями в тексте, или между высказываниями и контекстами. В

отличие от Брауна и Юла (и до них Халлидея), считающих, что зна-

чение можно вывести из текста, Г. Виддоусон согласен со Спербер и

Уилсон, что оно всегда привносится в текст.

Д. Спербер и Д. Уилсон обращают внимание на когнитивные

аспекты интерпретации речи. Они подчеркивают, что вычисление

эффекта пропозиции прежде всего предполагает дедукцию. То есть,

роль контекстуальных предположений состоит в том, чтобы соче-

таться с содержанием высказывания в качестве предположений в до-

казательстве. Однако следует отметить, что в этом описании пропо-

зиции рассматриваются не просто как логические объекты, а как пси-

хологические репрезентации. Соответственно, дедуктивные инфе-

ренции – это психологические вычисления, совершаемые над этими

репрезентациями.

В теории релевантности контекст характеризуется не как текст,

сопутствующий дискурсу (или со-текст), а как психологический кон-

текст, т.е. набор предположений, хранимых в памяти. В теории реле-

вантности Д. Спербер и Д. Уилсон дают психологическое определе-

ние контекста: «Набор предпосылок, используемых в процессе ин-

терпретации высказывания (не говоря уже о предпосылке, что выска-

зывание, о котором идет речь, было создано) составляет то, что

обычно известно как контекст. Контекст – это психологический кон-

структ, подмножество предположений слушающего о мире» (4, 15-

16). Цель слушающего в процессе интерпретации речи – интегриро-

вать новую информацию со старой или, другими словами, вывести

информацию, которая является релевантной. При этом слушающие не

просто интересуются тем, чтобы получить больше информации о ми-

ре. Они стремятся получить больше данных в поддержку своих суще-

ствующих убеждений и предположений. Возможно также, что разви-

тие и уточнение представлений слушающего о мире может быть

следствием удаления старых предположений. В каждом случае воз-

действие, которое может быть достигнуто, является результатом пе-

реработки новой информации в контексте существующих предполо-

жений. (5, 238).

Когда мы «строим» интерпретации текста, используя «нисходя-

щие» способы, нам требуется намного больше информации, чем та,

что содержится в словах на странице. Эти способы могут служить

практическим целям создания и понимания устных и письменных

дискурсов. Цель искусного писателя, например, состоит в том, чтобы

193

помочь читателю следить за ходом событий, изложенных в письмен-

ном дискурсе. Поэтому если писатель пытается описать событие, ко-

торое можно было бы понять, то читатель пытается наложить схему

на письменный дискурс. Он выводит инференции, используя фоно-

вые знания, для того, чтобы создать связную интерпретацию того,

что, по его мнению, намеревался передать писатель. Иными словами,

мы действительно создаем то, о чем текст, исходя из наших ожида-

ний того, что обычно происходит. «Наше понимание того, что мы чи-

таем, не является непосредственно результатом того, какие слова и

предложения находятся на странице, а из той интерпретации, кото-

рую мы создаем в наших умах о том, что мы читаем» (7, 112).

Контекст – это динамичное, а не статическое понятие. К контек-

стуальным предположениям можно отнести способы, которыми ре-

альность третьего лица создается посредством обычая или общего

опыта. К ним можно отнести такие конструкты социального знания,

как членство в общности, социальной группе, нормы взаимодейст-

вия, конвенции повседневного общения. Конвенциями являются ус-

ловия речевого акта, определяющие разные иллокутивные акты, а

также обычные рутинные процедуры контроля над интерактивно-

стью, сменой ролей первого и второго лица. Иными словами, это

фреймы референции, которые предоставляют нам координаты пропо-

зиционального значения.

Контекстуальные предположения являются необходимыми ус-

ловиями контекстуального значения, поскольку эти конструкты пре-

доставляют возможность интерпретации. «… эти схематические

предположения являются в сущности руководящими указаниями, ко-

торые предоставляют возможность для маневра, и, конечно, они кор-

ректируются в коммуникативном процессе» (9, 11). Их можно назвать

переменными, которые приобретают разные ценности в зависимости

от события и ситуации общения.

Сторонники «нисходящего» подхода считают, что инференци-

альный и декодирующий процессы совершенно отличаются друг от

друга: «Инференциальный процесс начинается с набора предпосылок

и имеет результатом набор умозаключений, которые логически сле-

дуют из предпосылок, или, по крайней мере, подтверждаются пред-

посылками. Процесс декодирования начинается с сигнала и кончается

извлечением сообщения, которое связывается с сигналом посредст-

вом кода, лежащего в его основе» (4, 12-13). Однако в последующей

своей работе Уилсон допускает возможность того, что декодирование

194

является частью инференциального процесса. Она пишет: «Предпо-

лагаемая интерпретация высказывания не декодируется, а выводится

путем умозаключений, посредством неявного инференциального

процесса – процесса формирования гипотезы и оценки – в котором

языковое декодирование и контекстуальные предположения обуслов-

ливают определенный диапазон возможных гипотез, и они (гипотезы)

оцениваются в свете определенных общих принципов коммуникации,

которым, как надо полагать, следуют говорящие» (13, 43-44).

Д. Спербер и Д. Уилсон интересуются процессом выведения

инференций, посредством которого реализуется значение, т.е. проце-

дурной работой, которую необходимо проделать, чтобы определить

коммуникативные намерения на основе контекстуальных предполо-

жений. Однако их не интересует, на что оказывают влияние эти про-

цедуры, откуда происходят эти контекстуальные предположения. Ко-

роче, их интересуют процедурные, а не схематические условия кон-

текстуального значения. Как в таком случае протекают эти инферен-

циальные процедуры? Г. Виддоусон анализирует пример из работы

Д. Уилсон (13):

Представьте следующий сценарий. Я – страстный игрок в тен-

нис и недавно начал играть с новым партнером в паре в клубе. Когда

мы встречаемся, Вы спрашиваете меня о том, что за человек мой но-

вый партнер в паре, и я отвечаю:

“He has much in common with John McEnroe”.

Если учитывать подходящий фрейм референции, то это выска-

зывание можно интерпретировать как подразумевающее, что новый

партнер в теннисе является раздражительным человеком или что у

него наблюдаются вспышки раздражения на корте. Это решающее

условие имеет отношение к тому, на что ссылается язык, т.е. на про-

позициональное содержание высказывания. По крайней мере, для чи-

тателей английской бульварной газеты предполагаемая интерпрета-

ция этого высказывания будет сразу же очевидна. Почему так проис-

ходит? Согласно теории релевантности, мы обращаем больше внима-

ния на ту интерпретацию, которая релевантна для данного события,

когда мы соединяем то, что действительно было сказано в тексте, с

существующими предположениями в контексте и выводим значение

из этого сочетания, тот контекстуальный эффект, который невозмож-

но было бы вывести только из текста или контекста самостоятельно.

Несмотря на свою обоснованность, это положение Д. Спербер и

Д. Уилсон является довольно общеизвестным фактом. Следует отме-

195

тить, что это вопрос сочетания, а не просто добавления: информация

из текста не со-существует, а взаимодействует с информацией кон-

текста. Поэтому реципиент связывает выраженную пропозицию с

тем, что он/она знает об этом конкретном игроке в теннис, и таким

образом делает вывод о требуемом и релевантном контекстуальном

значении. Отсюда следует, что значение – это функция взаимодейст-

вия языка и контекста, т.е. значение того, что говорят люди, превы-

шает точное значение тех слов, которые они используют, чтобы ска-

зать это.

Г. Виддоусон, напротив, считает, что нет смысла выводить кон-

текстуальные эффекты лишь из выраженной пропозиции, не прини-

мая во внимание способ выражения. Ибо построение самой фразы

может сигнализировать об отношении говорящего, например, опре-

деленная формальность в выражении может сигнализировать об иро-

ническом отношении говорящего, т.е. предупреждать слушающего о

предполагаемой импликации. Трудность, по-видимому, заключается

в том, что Уилсон выхватывает это высказывание из контекста взаи-

модействия и трактует его изолированно, как предложение. Поэтому

переработка высказывания это вопрос декодирования его семантиче-

ского содержания, вне контекста (9, 14). Отсюда следует, что сущест-

вует прямое соответствие между усилием по переработке и лингвис-

тическим кодированием. Г. Виддоусон не согласен с этим положени-

ем: «Дело в том, что принцип наименьшего усилия не просто приме-

няется к переработке информации вообще, а подразумевается в инте-

ракции и является частью принципа кооперации. Вот почему он явля-

ется важным в прагматическом отношении. Если он нарушается, то

он обязательно создает импликатуры» (9, 14-15).

Более того, следует отметить, что если пропозиция отрицается

(He does not have much in common with John McEnroe), велика вероят-

ность, что скорее имеются в виду способности нового партнера в

теннисе, а не его темперамент. «Что все это означает для меня, это то,

что язык не только предоставляет пропозиции как предпосылки для

того, чтобы процесс выведения умозаключений продолжал работать

во взаимодействии с пред-существующими контекстуальными пред-

положениями, но и сам может, формой слова, передавать свои собст-

венные контекстуальные импликации. Понять иронический эффект

этого высказывания – это не вопрос знания о Джоне Макенрое, а во-

прос знания языка» (9, 17).

196

Помимо знания потенциальных импликатур (особенно конвен-

циональных импликатур), которые могут возникать при использова-

нии разных поверхностных структур (12), говорящий может наме-

ренно создавать контекстуальные импликации, используя определен-

ные грамматические структуры и лексические единицы. Например, в

ситуации, когда один из американских заложников, находясь в очень

опасной ситуации - в плену в Иране, - в ответ на вопрос журналиста

на пресс-конференции ‘Are you being treated badly?’ отвечает: ‘Con-

sidering I am a hostage, I am being treated fairly’. Используя придаточ-

ное предложение причины ‘Considering I am a hostage…’, он ограни-

чивает свое описание более узким контекстом. В рамках этого более

узкого диапазона возможных способов обращения с людьми, являю-

щимися заложниками, он выбирает ответ в категориях: «справедли-

вое» vs. «несправедливое» обращение. В терминах коннотаций, ‘fair

treatment’ имеет позитивные коннотации (8, 127-128). Отвечая таким

образом, одним коротким высказыванием, говорящий достигает сво-

ей цели – необходимости удовлетворить интересы разных слушаю-

щих.

Сторонники теории релевантности полагают, что общение мо-

жет быть только познавательным. Поэтому пренебрежение другими

факторами, особенно факторами взаимодействия, ведет к курьезным

выводам. В отличие от максим Г.П. Грайса - правил игры для инте-

рактивного управления интенциями, - теория релевантности по суще-

ству занимается тем, как думать, чтобы прийти к релевантной интер-

претации. При этом она зависит не только от контекстуальных эф-

фектов, но и от усилий по переработке. Фактор эффекта и фактор

усилия действуют друг на друга и представлены как бы в комплемен-

тарной оппозиции. Поэтому релевантность объясняется следующей

формулой: «Чем больше контекстуальные эффекты, тем выше реле-

вантность; но чем больше усилий требуется по переработке, чтобы

достигнуть этих эффектов, тем меньше релевантность» (13, 46).

Основные положения теории релевантности как описания усло-

вий контекстуального значения вызывают сомнение. Во-первых, она

отделяет сам процесс выведения инференций от интеракции, а следо-

вательно от интерактивного контекста, который создается во взаимо-

действии в реальной деятельности интерпретации. Во-вторых, эта

теория проводит слишком отчетливое различие между инференци-

альным процессом и процессом декодирования. В результате, про-

цесс выведения инференций отделен как от контекста, так и от кода.

197

Виддоусон возражает против положения о том, что инференци-

альный процесс отличается от декодирования. Более того, он полага-

ет, что инференциальный процесс может проявляться и обычно на-

глядно проявляется как интеракция. Так, например, может оказаться,

что допущения со стороны первого лица об общем контекстуальном

предположении являются неоправданными. В этом случае, например,

второе лицо, возможно, скорее обратит больше внимания на мастер-

ство Макенроя в теннисе, а не на его темперамент. Поэтому можно

представить следующий обмен:

A: How is your new tennis partner?

B: He has much in common with John McEnroe.

A: Good server?

B: Bad temper. (9, 12).

Из этого примера видно, что процедуры, направленные на рас-

смотрение предполагаемых контекстуальных предположений и уста-

навливающие таким образом релевантность, не ограничены скрытой

инференцией, опирающейся на пред-существующие знания, как, по-

видимому, полагают Д. Спербер и Д. Уилсон. По мнению Г. Виддо-

усона, эти процедуры «также проявляются как взаимодействие, в ко-

тором релевантные контекстуальные предположения открыто обсуж-

даются и не просто устанавливаются, а создаются в самом интерак-

тивном процессе» (9, 13). Это свойство процедур интерпретации

(подвергаться процессу обсуждения) подтверждает положение о гиб-

кости и податливости схематических знаний, о том, что контекст – не

статичное, а динамичное понятие. Эти схемы или общие контексту-

альные предположения, по своей природе, непостоянны и подверже-

ны непрерывной модификации. Их также можно обсуждать в процес-

се непосредственного взаимодействия. Мы не всегда выводим реле-

вантность в глубине нашего ума. Возможно, мы находим путь к реле-

вантности через взаимодействие, открыто. «То есть, общие знания –

это скорее результат, а не предпосылка для успешной коммуника-

ции» (5, 21).

В процессе взаимодействия мы также создаем контекст. Суще-

ствуют бесчисленные примеры текстуальной неточности и двусмыс-

ленности в реальном общении, которые просто проходят незамечен-

ными, поскольку мы, конечно, вполне естественно дополняем то, что

мы читаем тем, что мы знаем. Это верно в отношении всех текстов,

неполноту которых мы восполняем нашими мыслями. «Когда слу-

шающие/читатели обладают лишь частичным знанием контекста, они

198

могут использовать текстуальную информацию, те элементы контек-

ста, которые они знают, а также релевантные фоновые знания, чтобы

вывести путем умозаключений недостающие контекстуальные эле-

менты» (12, 45).В этой связи переводчики в ООН часто высказывают

мнение, что они скорее переводят человека, а не язык. Очень трудно

делать синхронный перевод с одного языка на другой, поскольку зна-

чение слова выявляется в контексте. Оно зависит от других слов или

общей «схемы» предмета обсуждения. Поэтому многие переводчики

ООН предпочитают конструировать контекст - категоризовать тему

обсуждения и тех людей, которых они переводят, - для того, чтобы

понять человека и содержание разговора. Другими словами, перево-

дчики совершенствуют свои умения, когда они конструируют когни-

тивные схемы, помогающие им соотносить знание предмета и моде-

лей поведения лица с тем текстом, который им предстоит переводить.

По мнению Г. Виддоусона, проблема взаимоотношений между

языком и контекстом заключается в неоднозначном толковании тер-

мина «декодирование». Если мы решим, что он означает то, что мы

начинаем с лингвистического сигнала и относим его только к коду, в

таком случае, конечно, мы ограничены рамками предложения и на

самом деле отделены таким образом от контекста. Как следствие, не-

возможно вывести никакого прагматического значения. Суть инте-

рактивного подхода состоит в том, что «… мы можем начать с сигна-

ла, и мы допускаем, что он активизирует (приводит в действие) праг-

матические возможности – возможные гипотезы на языке Уилсон, –

которые мы подтверждаем на фоне контекстуальных предположений.

Другими словами, мы превращаем семантическое значение в прагма-

тическое значение. В этом смысле декодирование вообще не отлича-

ется от выведения инференций, лишь своим предварительным усло-

вием в процессе. Вы начинаете с того, что есть в языке, а затем види-

те, что Вы сделали с ним» (9, 16). Процесс понимания текста, таким

образом, является интерактивным процессом – фоновые знания чита-

теля взаимодействуют со словами и структурами текста. Более того,

именно эти схемы или ментальные модели позволяют читателям уст-

ранять неясности или выбирать ту или иную интерпретацию текста из

альтернативных интерпретаций (8, 109).

Иными словами, процесс определения границ значения должен

развертываться от кода к тексту и далее к контексту. «Мы можем ду-

мать о языке как о формальном кодировании наиболее общих черт

контекста, наиболее часто приводимых аспектов реальности в рамках