Исаев Г.Г. (ред.) Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя

Подождите немного. Документ загружается.

121

спускающийся с гор, является и «чадом Хлебникова»

401

, и «священником цветов», и

«яростным буйволом» в «ярости криках» толпы. Аналогично определяется и значение

образа поэта в поэме «Поэт»: «ветер» мчащейся толпы преобразуется в «ожерелье вет-

ра шагов» поэта (3, 203).

Таким образом, существенное для преодаления мотива страха перед роковыми

обстоятельствами изменение соотношения планов изображения заключается в акценте

не только на предметное движение, подобное движению статуи в финале «Медного

всадника», а на обусловленную этим источником подвижность сознания субъекта. При

этом характерно, что Хлебников не отрицает подвижности пушкинского творческого

сознания, но пытается преодалеть отношение Пушкина к пророческому осознанию гу-

бительных обстоятельств, «плюнуть в лицо смерти». Неслучаен обратный смысл изме-

нения значения образа вещего Олега – Олега Трупова Хлебниковым, движению созна-

ния которого подчиняется «водопад речи нового гада» (3, 163). «Змея плененного пля-

ска и корчи» (2, 22) – «корчи падучей» (3, 374) – еще один образ, указывающий на не-

прочитанность исследователями Хлебникова описанного нами принципа изменения

значения классического мотива: в последнем шеститомном издании напечатано «корни

падучей». Полагаем, что указанные в нашей работе варианты текстов обосновываются

единым контекстом творчества Хлебникова. Кроме того, полагаем, что отмеченный в

примечаниях к «Творениям» философский смысл бытовой ситуации, описанной в сти-

хотворении

402

, обосновывается уже сложившимся к этому времени контекстом. И в

этом смысле не стихотворение Хлебникова, как отмечается в примечаниях к шеститом-

нику

403

, является ответом на строки из «Нашего марша» присутствующего при созда-

нии стихотворения Маяковского: «Дней бык пег...», а наоборот, Маяковский и Якобсон

своим творчеством и исследованиями вступают в диалог с Хлебниковым.

ГЕРОЙ И ТОЛПА В ВОСТОЧНОМ ЦИКЛЕ

СТИХОТВОРЕНИЙ В. ХЛЕБНИКОВА

404

Л.Х. Исаева

В восточный цикл об Иране В. Хлебникова полноправным героем входит толпа.

Она обозначена в стихотворениях «Видите, персы…», «Пасха в Энзели», «Новруз тру-

да», «Кузнец Кова», «С утробой медною верблюд…», «Ночь в Персии», «Дуб Пер-

сии»

405

Известно, что в структуру концепта «толпа» входят все признаки концепта «неоп-

ределенное множество»

406

. В тексте стихотворения, открывающего цикл, выделяется

слово, обозначающее неопределенное множество людей, – «персы». Именно к ним, на-

401

Хлебников В. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т. 3. М., 2006. С. 299. Далее произведения В. Хлеб-

никова цитируются по шеститомному собранию сочинений с указанием тома и страницы.

402

Хлебников В. Творения. М., 1986. С. 668.

403

Хлебников В. Собрание сочинений : в 6 т. М., 2001. Т. 2. С. 510.

404

Работа выполнена при финансовой поддержке ведомственной целевой программы «Развитие

научного потенциала высшей школы в 2009–2010 гг.» (тема гранта – «Картина мира в художест-

венном произведении: герменевтический аспект»).

405

Хлебников, В. Творения. М., 1987.

406

Алексеева Е. Н. Репрезентация концепта «толпа» именами существительными в современном англий-

ском языке // Система ценностей современного общества : сб. мат-лов VI Всерос. науч.-практ. конф. Но-

восибирск, 2009. С. 63.

122

селению древней страны Персии, обращается поэт в первой строке стихотворения «Ви-

дите, персы…»:

Видите, персы, вот я иду

По Синвату к вам.

От имени некоего неопределенного множества, никак пока не названного, «Я»

стихотворения обещает адресату своего воззвания:

Клянемся волосами Гурриет-Элл Айн,

Клянемся золотыми устами Заратустры –

Персия будет советской страной!

В стихотворении «Пасха в Энзели» акцентируется слово, характеризующее участ-

ников похода Красной Армии в северный Иран: «братва». Толпу (братву) обслуживают:

Бочонок джи-джи

Пронес армянин, кем-то нанят (выделено мной – Л.И.).

Фон, на котором изображена «братва», представляет собой архетипический пейзаж:

Тихо. Темно. Синее небо.

Цыганское солнышко всходит,

Сияя на небе молочном.

Субъект речи определяет толпу словом, имеющим в сознании сегодняшнего чита-

теля отрицательные оценочные коннотации. Братва – не только простые солдаты, ря-

довой состав, войско, народ, народная масса, но и стадо; толпа, чернь; простонаро-

дье. В номинации «братва» ярко прослеживается признак агрессивной активности.

Братва – непредсказуемое и шумное множество людей, способное воевать и грабить.

Объективируется неопределенное число людей, имеющих целью грабеж или захват

чужих территорий. Не случайно яркая характеристика «братвы» дана через строки по-

пулярной русской народной песни о Стеньке Разине, запечатлевшей известный истори-

ческий факт гибели от рук атамана персидской княжны:

Братва, обнимаясь, горланит:

«Свадьбу новую справляет

Он, веселый и хмельной».

Читатель вводится в болезненный эпизод исторического контекста взаимоотно-

шений России и Ирана. Ядерными признаками концепта «толпа» («братва») остаются

«многочисленность» и «неопределенность». Наряду с неопределенностью числа, объе-

ма и формы, характера движения и упорядоченности, концепт «толпа» в цикле

В. Хлебникова имеет и другой аспект неопределенности. Он ярко представлен в стихо-

творении «Новруз труда», где напрямую обозначено слово «толпа»:

Снова мы первые дни человечества!

Адам за Адамом

Проходят толпой

На праздник Байрама

Словесной игрой (выделено мной – Л.И.).

Изображена масса населения, празднующего революционный праздник Первое

мая, совпавший с празднованием древнеязыческого Нового года, Новруза. Здесь «тол-

па» – веселое и шумное множество людей, славящих приход нового календарного года:

В лесах золотых

Заратустры,

Где зелень листов златоуста.

Лирический герой внутри этой толпы, его восторженное состояние освящено па-

мятью об «общей таинственной были» двух народов, потому что

Уснувшую речь не забыли мы

В стране, где название месяца – Ай

123

И полночью Ай тихо светит с небес.

Два слова, два Ая,

Два голубя бились

В окошко общей таинственной были…

Слово «толпа» в следующих строках приобретает контекстуальный синоним

«мощный труд», «труд»:

Мощный труд проходит, балуя

Шагом взмах своей стопы.

Трубачи идут в поход,

Трубят трубам в рыжий рот.

Городские очи радуя

Золотым письмом полотен,

То подымаясь, то падая,

Труд проходит, беззаботен.

Известно, что человеческий труд делится на управленческий и исполнительный.

Власть – это право на управление. Толпа – низшие слои общества. В вышеприведенном

отрывке показана такая толпа.

Далее акцент переносится на дополнительные признаки, характеризующие состав

толпы как участников революционного процесса в Иране 1920-х гг.: «мощный труд», «все

усталые», «товарищи удач», «джигитовка», «кардаш» – друг, товарищ. Боец и конь состав-

ляют неразделимое единство: упорный скакун, ловкий наездник, изваянья чугун…

Так смуглые воины горних кочевий

По-братски несутся, держась за нагайку

Под низкими сводами темных деревьев,

Под рокот ружейный и гром балалайки (выделено мной – Л.И.).

Номинация «смуглые воины» объективирует, по определению Г. Тарда, так назы-

ваемую «любящую» толпу

407

. Люди, ее составляющие, находятся в некоторой зависи-

мости от тех, кого они окружают. Рождаются строки, подтверждающие эту мысль.

«Братская» связь иранских революционных бойцов подчеркнута «громовым» звучани-

ем русского музыкального инструмента.

Кардаш, ружье на изготовку

Руками взяв, несется вскачь,

За ним летят на джигитовку

Его товарищи удач.

Их смуглые лица окутаны в шали,

А груди в высокой броне из зарядов,

Упрямые кони устало дышали

Разбойничьей прелестью горных отрядов (выделено мной – Л.И.).

Характеристики толпы звучат настораживающе («товарищи удач», «разбойни-

чья прелесть» горных отрядов), напоминают грозное и непредсказуемое время сти-

хийных бунтов крестьян под предводительством Степана Разина. Настораживает и на-

звание военного «инструментария»: «нагайка», «рокот ружейный».

В словах «братва», «товарищи удач», помимо признаков, общих для всех имен неоп-

ределенного множества, заключены дополнительные, связанные с его оценкой. Изобра-

женное неопределенное множество обретает признак «эмоциональная изменчивость».

По сущностным признакам «братва» и «разбойники» сближаются. Это дает осно-

вание характеризовать бойцов Красной Армии («братва») и участников революционно

го движения в Иране («горные отряды») согласно мнению Г. Тарда о толпах: «…они

407

Тард Г. Мнение и толпа // Г. Тард. Психология толп. М. : Ин-т психологии РАН, 1999. С. 257.

124

изменчивы и переходят с необыкновенной легкостью от ненависти к обожанию, от

взрыва ярости к взрыву веселости»

408

. Однако лирическим героем опасность, исходя-

щая от революционной толпы пока не осознается, он видит лишь «разбойничью пре-

лесть» воинов горных кочевий.

Концепт «толпа» появится далее в стихотворении «Иранская песня». Интересно

заметить, что его употреблению предшествует слово «братва»:

Ходит в небе самолет

Братвой облаку удалой.

Где же скатерть-самобранка

Самолетова жена?

Иль случайно запоздала,

Иль в острог погружена?

Верю сказкам наперед:

Прежде сказки – станут былью,

Но когда дойдет черед,

Мое мясо станет пылью.

И когда знамена оптом

Пронесет толпа, ликуя,

Я проснуся, в землю втоптан,

Пыльным черепом тоскуя.

Или все свои права

Брошу будущему в печку?

Эй, черней, лугов трава!

Каменей, навеки речка! (выделено мной – Л.И.)

К моменту написания стихотворения поэт уже осознает празднующих (кто – Пас-

ху в иранском городе Энзели, кто – Первое мая) толпой, то есть агрессивным монст-

ром, который уничтожит личное существование героя:

И когда знамена оптом

Пронесет толпа, ликуя,

Я проснуся, в землю втоптан,

Пыльным черепом тоскуя.

стихотворении «С утробой медною верблюд…» поэт вводит слово «толпа» в

сложный контекст «толпы мыслей». Поэт «обозревает» жизнь писателя со времен

«древней Галилеи»:

Проносишь равенство как вьюк

Несешься вскачь, остановивши время

Над самой пропастью письменного стола, –

Где страшно заглянуть, –

Чтоб звон чернильных струй, чей водопровод –

Дыхание песчаных вьюг,

Дал равенство костру

И умному огню в глазах

Холодного отца чернильных рек,

Откуда те бежали спешным стадом,

И пламени зеркальному чтеца,

Чей разум напевал,

Как медную пластину – губ Шаляпина

Толпою управлявший голос. (выделено мной – Л.И.)

408

Тард, Г. Мнение и толпа // Г. Тард. Психология толп. М. : Институт психологии РАН, 1999. С. 257.

125

«Стада» (толпы) мыслей писателя управляют разумом «чтецов», (читателей). Пи-

сатель – отец чернильных рек. Умный огонь в глазах холодного отца чернильных рек

должен обеспечить равенство между писателем и читателем.

Поэт «трезвеет» на глазах читателя стихотворений о пророке Гушедар-махе. Те-

перь «умный огонь» его глаз должен зажечь умную мысль в читателе. Голос писателя

должен управлять толпой, как голос певца, записанный на пластинку, толпою управлял.

Голос (слово) писателя должен быть острым, как нож.

Толпа-братва лирическим героем теперь дифференцируется. С одной стороны,

это – «люди отплытий» – братва. Это и Красная Армия, в составе которой пребывает

поэт, и «люди открытий» – некое неопределенное множество избранных людей, в

числе которых и сам поэт, открывший законы времен. В обоих случаях он не выводит

себя из толпы.

Мысль, овладевшая героем в ущельях Зоргама, в форме приказа самому себе

Отрубить…

Темные волосы Харькова,

Дона и Баку.

Темные вольные волосы,

Полные свобода и воли…

«Пасха в Энзели» (выделено мной – И.Л.)

получает логическое завершение: герой отдает приказ себе («люди открытий») и дру-

гим, людям «отплытий». Так теперь называется армия, пришедшая в Решт, – центр Ги-

лянской провинции Северного Ирана.

Мысль героя становится острой, как лезвие ножа:

Люди отплытий,

Люди открытий,

Режьте в Реште

Нити событий.

«С утробой медною верблюд…» (выделено мной – Л.И.)

Приказ направлен и внутрь себя, и вовне: немедленно остановить толпу (Красную

Армию, пришедшую в Иран). Его действие сродни хирургическому: обрезать нить со-

бытий в Иране, спровоцированных революциями в России и Иране. Герой более требо-

вателен к себе, о чем говорит сопоставление глаголов «отрубить» (приказ себе, дейст-

вие

с помощью топора) и «режьте» (приказ другим, действие с помощью ножа). В глу-

бинах собственного сознания он остается верным своей маске: обрезать течение собст-

венных мыслей о своем назначении он пока не состоянии. В своем представлении он –

«Гушедар-мах!.. пророк века сего…» Но сомнения в собственной пророческой миссии

вскоре посетят героя.

В «Ночи в Персии» читаем:

Темнеет. Темно.

«Товарищ, иди, помогай!» –

Иранец зовет, черный, чугунный,

Подымая хворост с земли.

Я ремень затянул

И помог взвалить.

Саул! («Спасибо» по-русски.)

Исчез в темноте.

Здесь «персы» как неопределенное множество людей персонифицируются в обра-

зе «иранца», но черного (цвет раскаяния, символ бессознательной мудрости)

409

и чу-

409

Алексеенко В. В. и др. Полная энциклопедия символов, эмблем и знаков. Ростов н/Д. – М., 2008. С. 274, 276.

126

гунного. Он обращается к ослабевшему телом лирическому герою словом «товарищ»,

ждет и получает конкретную помощь.

Если в «Видите, персы…» герой громогласно объявлял: «Я – Гушедар-мах», то

теперь он, раскаявшийся, имя грядущего пророка произносит шепотом:

Я же шептал в темноте

Имя Мехди.

Мехди?

Шепот – «бесцветный голос» – свидетельство неуверенности, ослабления внут-

ренней силы, робости

410

. Герой оказывается в неконтролируемой ситуации, связанной с

потерей могущества, находится в угнетенном состоянии души

411

. Тихая речь призывает

героя прислушаться к себе и попытаться обрести себя

412

. Ослабление звука голоса сви-

детельствует о сомнении в самоидентификации. Он вопрошает себя: «Мехди?» (выде-

лено мной – Л.И.), и это означает сомнение: пророк ли я?

В «Дубе Персии» проявится слово «стая», условно сопоставимое со словом «стадо»:

Как волки, ободряя друг друга,

Бегут шакалы.

Стая не толпа, но организованное, руководимое вожаком неопределенное множество

животных – волков или шакалов, символизирующих собой Зло. Зло организованно и

управляемо. В тексте наблюдается метафорическое сближение имен харизматических

личностей (Маздак – Маркс), вождей восставшего некогда в Иране простонародья и наро-

дов современного Ирана и России с животной парой (волки – шакалы). Возможно, в смы-

словом поле стихотворения «Дуб Персии» присутствует и развивается мысль о сущности

народных движений за справедливость и счастье, трагичности судьбы их вождей.

В стихотворении «Ночи запах – эти звезды…» также есть образ, символически

конкретизирующий неопределенное множество, обозначенное ранее как «люди отплы-

тий», – «звезды».

Звезда, как известно, – символ надежды, объект стремления, говорящий о судьбе

человека. В предшествующих стихотворениях звездами в пространстве личного и кол-

лективного подсознательного для лирического героя обозначились известные деятели,

руководители народных восстаний – герой иранской мифологии Кузнец Кова, Маздак

(Иран, VI в. до н. э.), Мирза Баб (Иран середины ХIХ в.). В их ряд встраивается имя

вождя мирового пролетариата К. Маркса. В цепочке Маздак – Баб – Маркс дело

рево-

люционных последователей немецкого философа обретает трагическую перспективу.

Лирический герой принимает решение проститься с тенью, идеями иранского ре-

форматора ислама Мирзы Баба. Это пронзительно лирическое прощание:

Ты пройдешь в чалме зеленой

Из засохнувшего сена –

Мой учитель опаленный,

Черный, как костра полено.

В стихотворении «Ручей с холодною водой…» появлению концепта «толпа» так

же предшествует слово с выражением неопределенного множества, ранее уже присут-

ствовавшего в паре со словом «толпа»:

И стадо в тысячи овец порою, как потоп,

Руководимо пастухом, бежало нам навстречу

Черными волнами моря живого (выделено мной – Л.И.)

Вскоре в тексте появится еще одно слово, обладающее качеством неопределенно-

го множества – Чека.

Человеческим стадом – толпой – нужно управлять. Руководят ею

410

Дальке Р. Болезнь как язык души. СПб., 2005. С. 253.

411

Там же. С. 254.

412

Там же. С. 225.

127

властьимущие. Чека (некое неопределенное множество) представляет собой инстру-

мент, с помощью которого власть имеет возможность манипулировать толпой.

Революционные толпы (братва) сыграли ключевую роль при свержении царской

власти в России, при захвате власти новой политической элитой – большевиками. Соз-

нание, подсознание и эмоции толпы сформированы, закодированы лозунгом советской

власти, спровоцировавшей Гражданскую войну и поход Красной Армии в Северный

Иран. На хребте «братвы», с ее помощью ЧК управляет толпой, участвующей в Граж-

данской войне, борется с тем, что противоречит замыслам и интересам новой правящей

в России элиты.

Ирония заключается в том, что, провозглашая «Персия будет советской страной»,

лирический герой дословно повторял широко известный лозунг советской власти и тем

самым невольно становился человеком толпы-братвы, для которой этот лозунг транс-

лировался. Впоследствии отделивший себя от нее, расставшийся с иллюзией, герой ос-

тается человеком толпы для ЧК и фактически становится его жертвой:

Через день Чека допрос окончила ненужный,

И я, гонимый ей, в Баку на поезде уехал.

Уезжая, герой оглядывается и видит чины (тех, кто бросил толпу в Иран) и саму

толпу. Но упоминанию о ней предшествует строка:

Я узнавал растений храмы… ,

в которой запечатлеваются сразу два неопределенных множества, ранее в тексте не вы-

деляемых: растения (святилища растений) и храмы (растений храмы).

Герой узнает места отправления «персами» их культов – святилища, которые свя-

зывались с ландшафтом, сочетавшим холм, дерево, воду и камень. Именно в таком

ландшафте пребывал герой до встречи с ЧК:

Вдруг смерклось темное ущелье. Река темнела рядом,

По тысяче камней катило голубое кружево.

И стало вдруг темно, и сетью редких капель,

Чехлом холодных капель

Покрылись мы. То грозное ущелье

Вдруг встало каменною книгой читателя другого,

Открытое для глаз другого мира.

Аул рассыпан был, казались сакли

Буквами нам непонятной речи.

Там камень красный поднимался в небо

На полверсты прямою высотой, кем-то читаемой доныне.

Но я чтеца на небе не заметил,

Хотя, казалось, был он где-то около.

Быть может, он чалмой дождя завернут был.

Служебным долгом внизу река шумела,

И оттеняли высоту деревья-одиночки.

А каменные ведомости последней тьмы тем лет

Красны, не скомканы стояли.

То торга крик? Иль описание любви, и нежной и туманной?

Как пальцы рук, над каменной газетой белели облака.

К какому множеству столетий

Окаменелых

новостей висели правильно строки

Через день Чека допрос окончила ненужный,

И я, гонимый ей, в Баку на поезде уехал (выделено мной – Л.И.)

Упоминание о храмах, святилищах обозначало разрыв в цепи событий и свиде-

тельствовало о внезапном вторжении в сознание героя священного. Герой оказался в

128

центре храма – святилища растений, который есть символ Вселенной

413

. Смысловая на-

грузка святилищ заключалась в том, что создавалось пространство, упорядоченное во-

круг некоего центра. Место, где располагался храм, считалось центром мира, храм же

представлялся видимым образом космического истока

414

, в верхней части которого

должно было быть отверстие, которое обеспечивало сообщение с богами.

Герой, достигнув мистического центра, ощутил мощную волну чувств, ибо внеш-

ний облик храма, в который он попал, воссоздавал, во-первых, атмосферу, соответст-

вующую предвкушению контакта с божественным, во-вторых, миропорядок, который

в античности именовался космосом.

Перед внутренним взором лирического героя возник образ иного миропорядка,

который, поражает согласием и совершенством:

То торга крик? Иль описание любви, и нежной и туманной?

Мысль о необходимости согласия на Земле, отказа от агрессии стала открытием для

лирического героя. Он пережил духовное перерождение посредством контакта с Богом.

С горних высот герой попал на «допрос ненужный», устроенный ЧК, в чьих руках

пребывала власть и над ним, и над «толпой», и которому не было дела до его духовных

прозрений. О том, каковы были эти прозрения, можно догадаться, читая следующие

строки:

И груша старая в саду, на ней цветок богов – омела раскинула свой город,

Могучее дерево мучая деревней крови другой, цветами краснея.

Перед читателем архетипический пейзаж. Сад манифестирует пространство ис-

кусственного в сфере естественного, выступает антитезой лесу как вместилищу хаоти-

ческих сил. Это образ гармонии космоса, что в особенности подчеркивается в традиции

Востока

415

. Это – символ порядка, великолепия, гармонии, а сад плодовых деревьев мог

бы символизировать стремление к совершенствованию

416

. Но у разных народов сад

имеет разное значение, зависящее от вида растущих в саду деревьев.

Грушевый сад – знак лицедейства. Если принять во внимание, что груша – дерево,

соотносимое с дубом, то можно считать, что речь идет о судьбе Ирана, поскольку он

представлен в цикле стихотворений В. Хлебникова в образе дуба («Дуб Персии»).

Если лицедействовать – принимать на себя чужой вид, образ, представлять какое-

либо лицо на игрищах или быть самозванцем; ханжить, вообще притворяться

417

, то со-

бытия в общественной жизни Ирана в начале 1920-х гг. (революция, свержение шаха,

попытки установления светского государства) лирический герой воспринимает как ли-

цедейство, чуждый для персов, исторически не раз опробованный ими путь.

В строках содержится парадокс: омела названа «цветком богов», но ни способом

жизнедеятельности (жить, мучая других), ни цветом цветков (красный вместо желтого)

она не соответствует своему назначению. В чем смысл присутствия омелы – символа

солнца – в вышеприведенной строке? Омела – «цветок богов» – вечнозеленое растение,

паразитирующее на ветвях различных деревьев, во многих традициях символизировала

жизнь и возрождение

418

, что соответствовало желтому цвету ее цветов. Слово «мучить»

ассоциируется с идеей лирического героя принести персам новую государственную

структуру по образу советской, которая, как он предполагает, будет соответствовать

зороастрийским представлениям о «праведном» обществе, где жизнь основана на боже-

ственной триаде «благая мысль – благое слово – благое дело». Благородные желания

413

Адамчик В. В. Полная энциклопедия символов и знаков. Минск, 2007. С. 552.

414

Там же. С. 551–552.

415

Адамчик В. В. Полная энциклопедия символов и знаков. Минск, 2007. С. 449.

416

Алексеенко В. В. и др. Полная энциклопедия символов, эмблем и знаков. Ростов н/Д. – М., 2008. С. 126.

417

Даль В. И. Толковый словарь русского языка. Современная версия. М., 2000. С. 371.

418

Адамчик В. В. Полная энциклопедия символов и знаков. Минск, 2007. С. 343.

129

героя, совпавшие с подсознательными устремлениями и действиями толпы-братвы и

ЧК, принесли «персам» мучения, войну, кровь.

В заключающем цикл стихотворении «Я видел юношу-пророка» читаем:

Внизу река шумела.

Деревья заполняли свечами своих веток

Пустой объем ущелья, и азбукой столетий толпилися утесы.

(выделено мной – Л.И.)

Неопределенным множеством в сознании лирического героя в финале предстают

уже не людские «толпы» не «растений храмы», а «утесы» как азбука столетий, места

духовного откровения, посвящения.

«Я», назвавшееся некогда Гушедар-махом, окончательно отделяется от идеологии

толпы. В финале он идентифицирует себя как анти-Разина, что свидетельствует о ко-

ренном переломе в мировоззрении автора, являющегося alter ego лирического героя

иранского цикла В. Хлебникова.

Таким образом, концепт «толпа» присутствует, фиксируя сиюсекундное состоя-

ние сознания героя и автора цикла в 1, 2, 3, 5, 6, 8, 10, 11 стихотворениях, то есть в по-

давляющем большинстве. «Толпа» «живет» в мифологическом пространстве текстов

как метафорическое обозначение человеческого сообщества, населяющего Иран, обо-

значенная словом «персы». Она же является активно действующим началом в иранских

стихотворениях В. Хлебникова, в реальном пространстве Северного Ирана как неопре-

деленное сообщество, зафиксированное в образах бойцов Красной Армии («братва») и

горных отрядов Ирана («смуглые воины горних кочевий»).

«Толпа» конфронтирует с доминирующей идеей разума лирического «Я»: «Пер-

сия будет советской страной!», управляющей его мыслями, эмоциями, чувствами,

стремлениями.

Толпа дискретна. Через текстуальные синонимы можно видеть в ней низшие и

высшие ее слои, как людей, живущих по предрассудку, так и власть имущих, управ-

ляющих толпой с помощью ЧК и устраняющих тех, кто ей (власти) противостоит.

Во взаимодействии с толпой лирический герой переживает коренное изменение

мировоззрения.

МИФОЛОГЕМА-ТОПОНИМ «ИНДИЯ» В ТВОРЧЕСТВЕ

Н.С. ГУМИЛЕВА

Т.В. Тадевосян

На рубеж XIX–XX вв. в русской литературе приходится «ориенталистский бум» –

пристальный интерес к Востоку, прежде всего к духовному наследию Индии – универ-

сальной «прародины духа».

Мифологизированный индийский топос становится символом духовных странст-

вий, эзотерических учений, теософских откровений. Для великого русского поэта

Н. Гумилева вдумчивое отношение к мифологическому материалу всегда было прин-

ципиально, что подтверждается многочисленными примерами глубокого и всесторон-

него осмысления в его творчестве различных мифологических пластов.

Мифологема Индии – ключевой образ, вобравший в себя схему авторской карти-

ны мира. Значение топонима «Индия» в произведениях Н. Гумилева значительно шире

географического понятия. Формирование многозначности этого топонима осуществля-

ется за счет актуализации в текстах семантических компонентов, входящих в структуру

130

мифологемы «Индия». Индия становится символом сакрального пространства, а изна-

чальная связь с реальным географическим объектом отходит на периферию.

«Поэту удалось создать поликультурное художественное пространство, стать вы-

разителем "сакральной географии", где каждый культуроним обладает своей образно-

стью и символикой»

419

. Геософия как культурно-историческое, мифопоэтическое, рели-

гиозное осмысление географии, как индивидуальная география Н. Гумилева способст-

вовала тому, что еще в 1910 г. поэт основал в Петербурге «Геософическое общество»

для художественного исследования «культуры в географии».

«Геософия соотносит исторические и географические начала и устанавливает

взаимодействие между ними. Соответственно, месторазвитие влияет на этническое и

культурное своеобразие того или иного этноса. Таким образом, геософию можно пони-

мать как науку о взаимодействии ландшафта и этноса, земли и народа, как интерпрета-

цию "географии сакральной", "мифов о месте" – культуронимов»

420

. Мифологема-

топоним «Индия», входящая в карту мира Н. Гумилева, содержит ряд смыслообразую-

щих конструктов. Это, прежде всего, образ «Индейского царства» – христианского цен-

тра на Востоке, государства пресвитера Иоанна, ведущего свой род от царей-волхвов,

пришедших поклониться Христу. Пресвитер Иоанн считался наследником апостола

Фомы, который совершил миссионерское путешествие в Индию. Монарх-

священник

владел «тремя Индиями», которые имели множество интерпретаций, но в основном ло-

кализовались вокруг Аравийского полуострова, Абиссинии и собственно Индии.

В новелле Н. Гумилева «Вверх по Нилу» герой-повествователь говорит: «Один

нищий дервиш рассказал мне, что в тропических лесах еще могуче племя мудрых

эфиопов под властью потомка короля-волхва Балтазара»

421

Отсюда – органичная связь культуронима «Индия» с концептом рая. Вообще мифо-

логему «Индия» можно назвать константной мифологемой в русском духовном и художе-

ственном сознании: «…образ Индии в древнерусской литературе представлялся почти си-

нонимом рая <…>. Такое народно-утопическое восприятие полумифической страны и на-

звания "Индия" сохранило свою устойчивость и в русской литературе ХХ века»

422

Именно Индией завершается паломнический путь, ведущий к раю земному, именно

Индия трансформируется у Н. Гумилева в сакральный центр Земли, в «Индию Духа»:

Где я? Так томно и так тревожно

Сердце мое стучит в ответ:

Видишь вокзал, на котором можно

В Индию Духа купить билет.

423

(«Заблудившийся трамвай»)

Аналогично и в пьесе «Дерево превращений», действие которой разворачивается

в Индии, мифологические персонажи, некоторые из которых прямо соотносятся с ми-

фотопонимами рая и ада (Факир, демон Астарот, демон Вельзевул), еще раз свидетель-

ствуют о том, что Индия – прообраз Рая и «Что много чудных стран на свете, // Но Ин-

дия чудесней всех»

424

Поиску земного рая, спроецированного на Индию, посвящена и поэма Н. Гумиле-

ва «Открытие Америки», ведь Колумб отправился в плаванье с целью найти морской

путь в обетованную «страну Великого Могола».

419

Раскина Е. Ю. Геософские аспекты творчества Н.С. Гумилева. Режим доступа: www.gumilev.ru, сво-

бодный. Заглавие с экрана. Яз. рус.

420

Раскина Е. Ю. Поэтическая география Н.С. Гумилева. М., 2006. С. 11.

421

Гумилев Н. С. Собрание сочинений : в 3 т. М., 1991. Т. 2. С. 254.

422

Рождественская М. В. Библейские апокрифы в литературе и книжности Древней Руси: историко-

литературное исследование : дис. … д-ра филол. наук. СПб., 2004. С. 58.

423

Гумилев Н. С. Указ. соч. Т. 1. С. 298.

424

Там же. Т. 2. С. 157.