Исаченко А.Г. Теория и методология географической науки

Подождите немного. Документ загружается.

ный метод, с помощью которого привел в систему множество

разрозненных фактов, установил географические взаимосвязи и

закономерности, важнейшая из которых — фито-климатическая

зональность. Энгельс считал, что сравнительный географический

метод Гумбольдта сыграл важную роль в расшатывании метафи-

зического мировоззрения. Таким образом, не примыкая к какому-

либо направлению философской мысли своего времени, Гумбольдт

сам был не только крупнейшим естествоиспытателем, но и мыс-

лителем-материалистом. В географии он положил начало разра-

ботке собственной научной методологии, основанной на сочета-

нии опытного изучения явлений и дедуктивного подхода к их

объяснению.

Современником Гумбольдта был выдающийся немецкий фи-

лософ Г. В. Ф. Гегель, разработавший, хотя и на идеалистической

основе, диалектику как всеобщий метод познания. Гегелевская

диалектика послужила одним из источников марксистско-мате-

риалистической философии. Однако диалектический метод Геге-

ля не оказал столь существенного влияния на методологию гео-

графии XIX — начала XX в., как некоторые элементы философии

его предшественника И. Канта. Философские воззрения Канта, в

том числе его взгляды на географию, отличались противоречиво-

стью. В его сочинениях есть важная мысль о том, что география

должна обращаться к прошлому для объяснения настоящего. Но

это высказывание противоречит его классификации наук, ока-

завшей наибольшее влияние на географию. География, говорит

Кант, дает идею целого в отношении к пространству (см. разд. 1.1).

Представление Канта о географии как науке «пространствен-

ной», или хорологической, оказалось весьма живучим. В первой

половине XIX в. его придерживался К. Риттер, а в начале XX в. оно

легло в основу хорологической концепции, которая неизменно ас-

социируется с именем А. Геттнера. О взглядах этого ученого мы

уже говорили (см. разд. 1.2). Добавим, что он опирался, по-види-

мому, на идеи не только Канта, но и некоторых близких к нему

позднейших философов XIX в. — неокантианцев, отрицавших ре-

альность общего и признававших действительным только индиви-

дуальное, а также позитивистов, считавших, что наука должна не

объяснять явления, а лишь описывать их, т. е. отвечать на вопрос

не почему, а как. Из хорологической концепции А. Геттнера сле-

довало, что самостоятельность географии определяется не нали-

чием у нее своего предмета исследования, а особым, хорологи-

ческим, подходом к изучению различных объектов, т. е. методом,

и что предметное поле географии ничем не ограничено. Посколь-

ку же местоположения отдельных объектов или их пространствен-

ных сочетаний всегда уникальны (неповторимы), география не

может претендовать на научные обобщения и на установление

законов и, следовательно, является наукой идиографической (по-

следнее выражение в переводе с древнегреческого означает бук-

вально «описывающий своеобразие»). Хорологическая концепция

А. Геттнера наложила заметный отпечаток на всю географию XX в.

Влияние философии и географии Канта можно усмотреть так-

же в развитии антропоцентрического подхода к географии. Его мысль

о том, что физическая география служит основой политической

географии и истории, перешла через представления К. Риттера о

Земле как жилище и «воспитательном доме» человечества в ант-

ропогеографию Ф.Ратцеля с ее последующими модификациями

вплоть до инвайронментализма начала XX в. (см. разд. 1.2).

В странах Запада многие географы испытывали в большей или

меньшей степени влияние модных философских течений — праг-

матизма, неопозитивизма и др. Во второй половине XX в. неудов-

летворенность состоянием географической науки нередко приво-

дила к лихорадочным поискам новых парадигм и их частой смене.

В США разгорелась борьба между ортодоксами хорологической

концепции, главным апологетом которой был Р. Хартшорн, и гео-

графами нового поколения (первых иногда называли сторонника-

ми эмпирико-индуктивного направления, а вторых — теоретико-

дедуктивного). В 1953 г. Ф. Шефер выступил с резкой критикой

ортодоксального направления, которое он характеризовал как

кантианско-геттнерианско-хартшорновский иксепшенализм. По-

следнее выражение (от англ, exceptional — исключительный) под-

разумевает исключительность или неповторимость географических

объектов и идиографический характер географии. В этом, как мы

видели, состоит важная, но далеко не единственная особенность

хорологической концепции, однако американские авангардисты

направили свои усилия в основном именно против иксепшена-

лизма. Они вполне обоснованно считали, что география должна

превратиться из идиографической науки в номотетическую, т.е.

устанавливающую законы, но основной путь к этому видели в ее

квантификации, т.е. в математизации и разработке изоморфных

моделей пространственных структур. Такой односторонний под-

ход не оправдал надежд и быстро исчерпал себя. Новые идеи не

затрагивали основ хорологического подхода и притом в опреде-

ленной степени усилили антропоцентрическую ориентацию аме-

риканской географии.

Надо заметить, что кризис инвайронментализма в первой по-

ловине XX в. не привел американских географов к отказу от ант-

ропоцентризма, но послужил поводом для перевода его на прин-

ципиально иные методологические рельсы. Отбросив географи-

ческий детерминизм, ортодоксы географии в США вместе с тем

отказались от всякого детерминизма и от признания каких-либо

законов общественного развития, т.е. пришли к философскому и

научному индетерминизму и абсолютизации свободной воли. Р. Харт-

шорн принял риттеровскую формулировку «Земля как жилище

человека», но парадоксальным образом фактически отвергал не-

обходимость изучения самого «жилища». По его мнению, куль-

турным элементам в географии должен принадлежать приоритет

перед естественными, и он утверждал, что география антропо-

центрична. В работах авангардистов эти тезисы не оспаривались, а

их конкретные исследования практически касались лишь соци-

ально-географических проблем.

В европейских странах методологическая борьба в географии

второй половины XX в., как правило, не достигала такого нака-

ла, как в США; устойчивость ее типичных методологических

черт — хорологизма, антропоцентризма, эмпиризма — просле-

живается достаточно явственно.

В зарубежной географической литературе заметным явлением

была изданная в 1969 г. в Лондоне монография британского гео-

графа Д. Харвея «Научное объяснение в географии» (у нас в стра-

не она издана в 1974 г.), где предпринята попытка разобраться в

методологии географического знания и доказать необходимость

разработки его общей теории. Автор справедливо подчеркивает,

что применение всех эмпирических методов научного исследова-

ния неэффективно при отсутствии общей теории. Д. Харвей в зна-

чительной мере опирается на представления неопозитивистов, но

использует их разработки, касающиеся языка науки, формализа-

ции, математизации знаний и др., отвергая общефилософские

принципы позитивистов, стоящих на основе эмпиризма. К сожа-

лению, автор не знаком с методологическим опытом русской и

советской географии, что ограничивает уровень его методологи-

ческих обобщений и придает им односторонний характер.

2.2. Русская классическая география, естественно-

исторический метод и научная школа В.В.Докучаева

Начало научной географии в России следует отнести к Пет-

ровской эпохе, т.е. к первой четверти XVIII в. С того времени в

течение почти двух столетий она выполняла преимущественно ин-

формационные функции — описание и картографирование тер-

ритории огромного государства. В этот период русская география

не обладала сколько-нибудь оформленной и целостной методоло-

гической основой и в ней не обнаруживается явного влияния ка-

ких-либо философских концепций. Тем не менее в трудах геогра-

фов наряду с сильным прикладным акцентом и твердой привер-

женностью к надежным эмпирическим фактам можно проследить

постоянный интерес к теоретическим вопросам и некоторые тра-

диционные элементы методологии, прежде всего — внимание к

взаимным связям явлений (комплексный подход), а нередко так-

же историзм.

Примечательно, что внимание Петра I привлекла «География

генеральная» Б.Варениуса, и по его распоряжению уже в 1718 г.

она была издана в переводе с латинского на русский язык. Влия-

ние Варениуса определенно сказалось на представлениях первого

русского географа В.Н.Татищева. М.В.Ломоносову принадлежит

идея целостности географии, хотя и высказанная лишь в самой

общей форме. Хорошо известен его исторический подход к изуче-

нию природы, в конкретных географических исследованиях он

дал примеры применения сравнительного метода. Особо следует

отметить, что в XVIII в. появляется весьма характерный для рос-

сийской географии интерес к районированию, которое стало рас-

сматриваться как одновременно научная и прикладная проблема

и как важный специфический метод анализа и синтеза эмпири-

ческого материала. Именно в России в XIX в. районирование

приобрело значение универсального метода комплексных геогра-

фических исследований как природных, так и общественных яв-

лений.

Уже в региональных обобщениях второй половины XVIII в. по

Европейской России обнаруживаются первые наметки общих гео-

графических закономерностей в виде нескольких широтных по-

лос — прообраза будущих докучаевских зон. Одновременно с рай-

онированием как процедурой чисто камеральной в процессе по-

левых исследований постепенно вырабатывался метод территори-

ального физико-географического синтеза. Около середины XIX в.

передовые русские естествоиспытатели — предшественники

В.В.Докучаева — вплотную подошли к представлению о природ-

ном территориальном комплексе («род местности», по Н.А. Се-

верцеву). Таким образом, можно говорить о зарождении комплекс-

ного географического метода как наивысшего методологического

достижения преддокучаевского периода. К этому необходимо до-

бавить, что русские географы начиная по крайней мере от А. Н. Ра-

дищева (1791) рассматривали природные и экономические райо-

ны, «роды местности» не в качестве субъективных мысленных

конструкций, а как реально существующие, объективные образо-

вания.

Впервые основы целостной методологии географического по-

знания мы находим у В.В.Докучаева, хотя он не оформил ее в

виде законченной публикации и даже не предназначал как руко-

водство для географов. Однако именно географы оценили и вос-

приняли эту методологию. Сам Докучаев называл ее естественно-

историческим методом. К этому методу он пришел самостоятель-

но, не опираясь на какие-либо философские учения, а идя «сни-

зу», начиная с опытного изучения форм рельефа и поверхност-

ных отложений, переходя далее к более сложным природным си-

стемам — почвам и, наконец, к высшим уровням географическо-

го синтеза.

Для характеристики научного мировоззрения В.В.Докучаева

показательна его оценка состояния естествознания XIX в.: корен-

ной недостаток последнего он видел в том, что, достигнув боль-

ших успехов в познании отдельных явлений, ученые упустили из

виду их взаимосвязь (см. разд. 1.2). Эти суждения полностью совпа-

дают с оценкой Ф.Энгельса, хотя Докучаев и не выражает их в

краткой формуле — метафизическое воззрение на природу. Ос-

новной методологический принцип Докучаева (как и Гумбольд-

та) — единство и целостность материального мира. Еще в ранних

работах 1875—1877 гг. он выступал против утилитарного отноше-

ния к природе, подчеркивая, что «и явления и тела существуют в

природе совершенно независимо от нас». Докучаев доказывал не-

обходимость строго объективного подхода к изучаемым явлениям

независимо от практических целей исследования. Принцип цело-

стности и связанная с ним категория взаимодействия проходят

красной нитью через все его исследования. Он не уставал повто-

рять, что мы научимся управлять силами и телами природы, лишь

если будем «чтить и штудировать всю единую, цельную и нераз-

дельную природу, а не отрывочные ее части».

Еще одна важная черта естественно-исторического метода До-

кучаева — историзм или точнее — эволюционно-генетический

подход к изучаемым явлениям. Еще в 1877 г. он показал на приме-

ре озера сущность процесса саморазвития природного комплекса.

В наиболее полной мере эволюционно-генетический подход при-

менен им в учении о почве.

Внедрение естественно-исторического метода в практику по-

левых исследований привело Докучаева к организации экспеди-

ций нового типа — подлинно комплексных. Ученый впервые в

мировой науке организовал многолетние стационарные наблюде-

ния, что явилось настоящей революцией в методике полевых гео-

графических исследований. Непосредственной целью дркучаевских

экспедиций было выполнение социального заказа — оценка почв.

Но главные требования Докучаева состояли в том, чтобы почва

оценивалась как естественное тело независимо от отношения к

ней человека и в тесной связи с другими компонентами ланд-

шафта, которые служат факторами почвообразования. Таким об-

разом, можно утверждать, что косвенно объектом изучения ока-

зывался ландшафт — он должен был постоянно, но незримо при-

сутствовать в сознании исследователя.

С естественно-историческим методом неразрывно связано кар-

тографирование. Докучаев не только создал научные основы кар-

тографии почв, но и использовал картографический метод вмес-

те со сравнительным географическим для широких теоретических

обобщений, которые привели его к формулировке мирового за-

кона зональности, явившегося началом современной географии

(см. разд. 1.2).

Естественно-историческому методу Докучаева присущ творче-

ский, или конструктивный, характер. Его применение позволило

этому великому ученому и его ближайшим последователям разра-

ботать научные основы прикладной географии. В дальнейшем до-

кучаевский метод, но уже под названием ландшафтного, нашел

широкое применение в сельском и лесном хозяйстве, мелиора-

ции и в целом в природопользовании.

Судьба идей великого ученого в большой степени зависит от

его способности сплотить вокруг себя единомышленников-уче-

ников и последователей и передать им свой опыт, свой метод

научного познания. Известно, например, что у А. Гумбольдта не

было достойных учеников и непосредственных последователей, и

это надолго задержало освоение его идей географической наукой.

Докучаев был ученым иного типа, не только теоретиком, но и

практиком и организатором.

Идеи Докучаева оказали определяющее влияние на последую-

щее развитие отечественной географии. Его величайшая заслуга —

создание географической школы общенационального масштаба,

равной которой по целеустремленности, прогрессивному харак-

теру методологических позиций и общему вкладу в науку не знала

мировая география.

Ядро научной школы В. В.Докучаева составили его ученики по

Петербургскому университету, прошедшие практику в его экспе-

дициях. Среди них ставшие еще при жизни Докучаева известными

географами А.Н.Краснов, занявший в 1889 г. кафедру географии

в Харьковском университете, и Г. И. Танфильев, возглавивший в

1905 г. такую же кафедру в Новороссийском университете (г. Одес-

са); виднейшие почвоведы-географы Н. М. Сибирцев и К. Д. Глин-

ка, разносторонний ученый и мыслитель В. И. Вернадский. Выда-

ющиеся географы-натуралисты Г. Ф. Морозов и Г. Н. Высоцкий не

были студентами Докучаева, но начинали свою научную деятель-

ность под его руководством в составе Особой экспедиции Лесного

департамента в 90-х гг. XIX в. Среди докучаевцев первого поколе-

ния, которые, можно сказать, стали его учениками заочно, должны

быть названы его главный преемник в сфере географии Л. С. Берг,

почвоведы-географы Л.И.Прасолов, Б.Б.Полынов, С.С.Неуст-

руев. К докучаевской школе близко примыкали известные биоге-

ографы Р.И.Аболин, В.Н.Сукачев, Б.А.Федченко, В.А.Ду-

оянский, И.М.Крашенинников, В.Л.Комаров, Н.И.Кузнецов и

ряд других ученых, внесших существенный вклад в географиче-

скую науку еще в досоветский период.

В 1916 г. Г. Ф. Морозов имел полное основание утверждать, что

докучаевская школа стала господствующей, заняла высокое по-

ложение, сильно разрослась вширь.

Дальнейшее развитие докучаевской методологии географиче-

ского синтеза в трудах его учеников и последователей наиболее

Исаченко

полно выразилось уже в досоветский период в представлении о

ландшафте. История ландшафтоведения достаточно подробно ос-

вещена в литературе. Здесь стоит отметить лишь одну, с методоло-

гической точки зрения весьма существенную особенность взгля-

дов первых отечественных ландшафтоведов — Л. С. Берга, Г. Ф. Мо-

розова и др.: убежденность в объективном существовании ланд-

шафтов как генетически целостных естественных образований.

Указанное обстоятельство важно подчеркнуть, поскольку в нача-

ле XX в. широко распространилось мнение А. Геттнера о субъек-

тивности и условности всяких территориальных единиц, изучае-

мых географами, а также представление З.Пассарге о ландшафте

как о механической сумме (наложении) различных компонентов.

Л. С. Берг неустанно боролся с обеими точками зрения.

Нельзя однако не признать, что методологические взгляды Берга

отличались непоследовательностью, в чем сказалось влияние хо-

рологической концепции Геттнера. Так, полемизируя с Геттне-

ром и противопоставляя искусственному территориальному деле-

нию ландшафты как природные комплексы, очерченные естествен-

ными границами, Берг соглашался с его взглядом на географию

как науку хорологическую, что приводило и к другим противоре-

чиям. Определенная ограниченность представлений сторонников

ландшафтной концепции состояла в том, что они не распростра-

няли принципы взаимодействия, географического и генетическо-

го единства на глобальный уровень исследований, практически

замыкая географический синтез на ступени ландшафтных зон.

Для дальнейшего развития географии в нашей стране особое

значение имели усилия ученых-докучаевцев по организации выс-

шего географического образования в России. Именно их много-

летняя настойчивая борьба привела к созданию в 1918 г. в Петро-

граде Географического института — первого и единственного в

мировой практике географического учреждения, осуществлявше-

го подготовку географов-исследователей в сочетании с научной

деятельностью. В этом институте сосредоточились основные науч-

ные силы отечественной географии, он стал центром формирова-

ния национальной географической школы, откуда ее идеи и ме-

тоды распространились по всей стране. Географический институт

в Петрограде, преобразованный в 1925 г. в географический фа-

культет Ленинградского университета, подготовил научные и пе-

дагогические кадры для других географических факультетов, ко-

торые стали создаваться в 30-е гг., и для различных научных уч-

реждений. Из него вышли руководящие сотрудники Института

географии АН СССР, Почвенного института и Института озеро-

ведения АН СССР, Арктического и Антарктического научно-ис-

следовательского института, Государственного гидрологического

института, Главной геофизической обсерватории. Таким образом,

петроградская—ленинградская географическая школа послужила

стволом, от которого отпочковывались многочисленные ветви,

давшие начало новым, вторичным или дочерним научным шко-

лам. После Второй мировой войны роль главного генератора кад-

ров для географической науки стала переходить к Московскому

университету; в то же время начали формироваться региональные

географические центры и местные научные школы. Крупными

центрами науки и формирования новых научных школ явились

академические институты географии в Москве и Иркутске.

2.3. Материалистическая диалектика и методология

советской географии

Три поколения советских географов воспитывались в духе мар-

ксистской философии, фактически имевшей статус официально-

го мировоззрения и служившей идеологическим оружием в борь-

бе с капитализмом. Со стороны географов-натуралистов старшего

поколения, знакомых с естественно-историческим методом В. В.До-

кучаева, близким к диалектике природы Ф. Энгельса, диалекти-

ческий материализм не должен был вызывать серьезных возраже-

ний или неприятия и служить поводом для методологических дис-

куссий. Иное дело — представители гуманитарных наук, имею-

щие более близкое соприкосновение с различными формами об-

щественной идеологии: рано или поздно противоположные

методологические принципы вступают в конфликт между собой.

В советской экономической географии такой конфликт назрел к

концу 20-х гг. прошлого века.

В 1929 г. разгорелась борьба между сторонниками так называе-

мых отраслево-статистического и районного направлений в эко-

номической географии. Победили вторые во главе с Н. Н. Баран-

ским. Однако попытка Баранского представить эту победу как тор-

жество марксистской идеологии представляется несколько наду-

манной. Корни различий между обоими направлениями вряд ли

нужно искать в философии или идеологии — они имеют внутри-

научный характер. Сейчас нам представляется парадоксальным,

что глава «прогрессивного» направления Н.Н.Баранский высту-

пал с позиций геттнерианского хорологизма и обвинял своего

противника В.Э.Дена в отсутствии «хорологического момента».

Однако уже в 1931 г. группа молодых ленинградских экономи-

ко-географов, присвоивших себе право решать, что есть маркси-

стское, а что буржуазное в географии, спровоцировала новую

дискуссию под флагом борьбы с геттнерианством, которое объяв-

лялось концентрацией буржуазных идей в географии. Л.С.Берг,

Н. Н. Баранский, С. В. Бернштейн-Коган, А. А. Григорьев, В. П. Се-

менов-Тян-Шанский обвинялись в протаскивании буржуазной

методологии. Им приписывали преувеличение роли физико-гео-

графических факторов в хозяйстве и в экономическом райониро-

вании, попытки объединения физической и экономической гео-

графии в одну науку, что якобы противоречит марксизму. Район-

ная школа Н. Н. Баранского также объявлялась антимарксистской.

Наиболее убедительную отповедь «левакам» дал Л. С. Берг, кото-

рого обвиняли в идеализме, агностицизме и фидеизме. К сожале-

нию, его яркое выступление не опубликовано. Это была по суще-

ству единственная идеологическая дискуссия в советской геогра-

фии. Левацкие наскоки продолжались недолго, но оставили глу-

бокий след в экономической географии: «природобоязнь», отрыв

от физической географии ощущаются в ней до сих пор.

Последующие методологические дискуссии в географии затра-

гивали многие острые вопросы, но имели в основном професси-

ональный характер, не содержащий под собой явного идеологи-

ческого подтекста, хотя привычка «наклеивать ярлыки» («идеа-

лизм», «буржуазная идеология» и т.п.) прослеживается у отдель-

ных участников дискуссии 40 — 50-х гг. XX в.

Принципы марксистской диалектики не противоречили мате-

риалистической традиции русской географии. Объективность ма-

териального мира, всеобщая связь и взаимодействие, историко-

генетический подход — все это не было пустыми фразами для

географов старшего поколения. Географы нового поколения нахо-

дили в реальной действительности, в собственном исследователь-

ском опыте многочисленные подтверждения справедливости диа-

лектических законов; в то же время эти законы помогали отыс-

кать относительно простые и непротиворечивые ответы на слож-

ные вопросы. Географам-природоведам особенно близкими ока-

зались идеи «Диалектики природы» Ф. Энгельса. Они помогли свя-

зать воедино разрозненные факты и отрывочные теоретические

разработки, приблизиться к пониманию синтеза в географии,

определить место географии среди наук, осмыслить ее мировоз-

зренческое значение, выходящее далеко за рамки одной, отдель-

но взятой науки.

Диалектический материализм не есть некая выдумка Маркса и

Энгельса, он явился результатом обобщения предшествовавших

достижений философской мысли, причем диалектика как уни-

версальный метод познания заимствована классиками марксизма

у идеалиста Гегеля. Основные законы материалистической диа-

лектики отнюдь не потеряли своего всеобщего значения. Для гео-

графа сохраняют актуальность важнейшие требования диалекти-

ческого метода: чтобы действительно понять объект изучения,

необходимо охватить все его связи и опосредования, рассматри-

вать в движении и развитии, в пространстве и во времени. Вряд ли

нужно доказывать значение для методологии географии диалек-

тической теории развития, включая законы единства и борьбы

противоположностей, скачкообразного перехода количественных

изменений в качественные, развитие по спирали. На основе пред-

ставлений о диалектическом единстве противоположностей, час-

ти и целого, формы и содержания решались и еще предстоит ре-

шить многие фундаментальные теоретические и методологические

проблемы географии, например о соотношениях ланшафтовед-

ческого и землеведческого подходов в физической географии,

отраслевого и районного направлений в экономической, о цело-

стности всего географического знания.

Но ученый не вправе рассчитывать на готовый ответ со сторо-

ны философа по любому методологическому вопросу и не должен

относиться к философским истинам догматически. История со-

ветской географии знает немало примеров опасности догматизма

в трактовке положений диалектического материализма. Советские

философы, а вслед за ними и некоторые географы сами нагнали

на себя страх перед преувеличением роли природной среды в раз-

витии общества и географическим детерминизмом. Стало приня-

тым именно с этих позиций оценивать «идеологическую проч-

ность» географов-классиков и современников. Если первых легко

журили за уступки географическому детерминизму (как это было

по поводу мыслей В.В.Докучаева о зональности человека), то с

современниками обходились суровее. Среди последних оказался и

Л. С. Берг, но он на публичной дискуссии в 1931 г. смело и убеди-

тельно (с многочисленными ссылками на труды Маркса, Энгель-

са, Плеханова, Ленина) доказал, что его взгляды по этому воп-

росу не противоречат марксизму.

К сожалению, в последующие годы сложилась традиция в ме-

тодологических дискуссиях подменять профессиональную аргумен-

тацию цитатничеством. Сторонники противоположных точек зре-

ния использовали для большей убедительности по-разному подо-

бранные цитаты из трудов классиков марксизма, нередко выдер-

нутые из контекста. В огромном научном и философском наследии

Маркса и Энгельса каждый из спорящих имел шансы найти удоб-

ные для себя изолированные, взятые вне контекста высказыва-

ния. Не удивительно, что бесконечные дискуссии часто приобре-

тали схоластический характер и заканчивались ничейными резуль-

татами.

Маркс и Энгельс не могут нести ответственности за действия

их многочисленных интерпретаторов. Они неизменно подчерки-

вали, что диалектико-материалистическая философия не должна

стоять на месте и не терпит догматического отношения к себе.

Между тем многие советские философы, по-видимому, считали

своей обязанностью не столько развитие марксизма, сколько его

апологетику в заданном идеологическом ракурсе.

Очевидно, пока еще преждевременно считать, что диалекти-

ческий материализм устарел. Для такого мнения необходимо иметь

по меньшей мере два основания: 1) доказательные опровержения